Она снова оказалась на сеновале в сарае, задыхалась, почти раздавленная, навалившимся на нее всем своим весом Этьеном Дантоном.
– Нет, нет, Этьен, – билась она, ерзая и уворачиваясь от его жадного рта, прижимавшегося к ее шее. Она дрожала от отвращения, когда его язык скользил по ее коже. – П-п-пожалуйста, прекратите. Я… я не хочу…
– Хочешь, хочешь. – Дантон задыхался, и его дыхание обжигало ее лицо. – Ты хочешь этого, еще как хочешь, ты, страстная маленькая ведьма. Иначе зачем было тебе соблазнять меня?
– Нет, я не хотела… не хотела… – Габриэль задыхалась от слез, протестуя, когда Этьен шарил по ней руками и его пальцы давили и мяли ее грудь и ползли все ниже. – Остановитесь! Вы делаете мне больно.
Но Дантона не волновали ее крики, его пальцы вцепились в лиф ее платья, и звук рвущейся ткани буквально оглушил Габриэль.
– Я же сказала, прекратите! – пронзительно кричала Габриэль.
Сжав кулаки, она неистово колотила его по лицу, ее сердце клокотало от гнева и навалившегося страха. Но Дантон схватил ее за руки и скрестил их у нее за головой. Этот мужчина, которому она верила, которого любила, ее рыцарь, ее защитник, использовал всю свою звериную силу против нее.
Этьен пожирал ее глазами, его тонкие красивые черты превратились в уродливую маску вожделения, на ее глазах он становился дьяволом, монстром. Габриэль чувствовала, как он задрал ее платье и с силой раздвинул ей ноги.
– Нет! – закричала она и взбрыкнула, пытаясь увернуться, изо всех сил попыталась высвободиться.
Но ее усилия оказались тщетными. Дантон всей своей тяжестью навалился на нее. Она тяжело дышала. Ей не хватало воздуха. Она почувствовала, как что-то резко и безжалостно пронзило самую сокровенную глубину ее женского естества, и ощутила острую, прожигающую боль.
– Нет!
На этот раз ее крик прозвучал много слабее, и слезы покатились из уголков ее глаз. Тело Дантона билось об нее, беспощадно вжимая Габриэль в грубую солому, жесткий дощатый пол чердака. Пытка все продолжалась и продолжалась и, казалось, никогда не прекратится. Габриэль, распластанная, лежала под Дантоном и только молилась, чтобы все это поскорее кончилось.
– Святой Иисус, помоги мне, – шептала она. – Кто-нибудь, помогите мне.
И тут за плечом Дантона что-то ослепительно блеснуло. Это солнечный свет отражался в чьих-то рыцарских доспехах. Габриэль заморгала, но различила лишь расплывающийся мужской силуэт. Потом проявился гордый рыцарь с волосами темного золота, аккуратно подстриженной бородой и бархатными карими глазами.
– Реми! – Габриэль выдохнула, и на нее нахлынула полна отчаянной надежды. – Ах, Реми. Помогите мне, пожалуйста.
К ее ужасу, Реми молча и бесстрастно смотрел на нее сверху вниз, потом его губы скривились в презрительной усмешке, и от его безжалостного сурового взгляда повеяло холодом. Он с отвращением отвернулся от нее и растаял в лучах солнечного света.
– Нет, Реми. Вернитесь. Пожалуйста, вернитесь…
От своих судорожных рыданий Габриэль наконец проснулась. Она открыла глаза и стала дико озираться. Потом постаралась восстановить свои ощущения и убедиться, что она в безопасности здесь, в своей спальне в Париже, а не пригвождена к полу в западне того сарая. Сердце ее колотилось с глухими ударами, она коротко и судорожно дышала. Девушке безумно хотелось изгнать кошмар из головы, вернуть в глубины ее памяти, туда, откуда он явился. Но сон не отпускал ее, затягивал, словно зыбучие пески.
Она села. Ее длинная ночная рубашка и простыни были мокрыми от пота. Собственная липкая кожа вызвала к ней отвращение, и она поспешно откинула одеяло, чтобы выбраться из кровати.
Габриэль рывками стала стаскивать с себя ночную рубашку из тонкого батиста, чуть не разорвав влажную, прилипающую к телу ткань. Пошатываясь, она прошла к умывальнику и плеснула в чашу для умывания воду из синего расписного эмалированного кувшина. Схватив кусок мыла и губку, она начала энергично тереть себя, как в тот день, после того как Дантон отпустил ее.
Пальцы дрожали так ужасно, что мыло выскользнуло из рук и шлепнулось в таз. Губку она выпустила сама, не в силах унять нервную дрожь. Упершись обеими руками в умывальник, стала глубоко дышать, чтобы прийти в себя.
Этот кошмар довольно давно не мучил ее, и Габриэль уже стала надеяться, что окончательно избавилась от него. Слишком живо всплывали в этом ночном кошмаре подробные картины того дня в сарае, вынуждая ее вновь и вновь переживать все, что Дантон творил с ней. Но на этот раз Габриэль ждало новое потрясение: в ее кошмарном сне появился Реми, который отказывался ей помочь, с отвращением поворачивался к ней спиной.
– О боже! – простонала Габриэль, прикусив губу, чтобы остановить дрожь, и горячие слезы, наполнявшие ее глаза, выплеснулись на щеки. Она с силой втянула воздух и стала судорожно дышать.
«Держи себя в руках, – увещевала она себя. – Это был только сон, только страшный мерзкий сон».
«Нет, это не сон», – прошептал в ответ внутренний голос. Реми действительно смотрел на нее с отвращением. Теперь он презирал ее и, скорее всего, отныне и пальцем не пошевелит, если ей потребуется его помощь. Габриэль с трудом сглотнула, чтобы не разрыдаться. Она не показала Реми, какие страдания он причинил ей, но теперь загнанная внутрь дикая боль сокрушала ее тело с такой силой, что ей пришлось согнуться и опуститься на колени.
Озноб пробирал ее до костей, тело сотрясалось в конвульсиях, даже зубы стучали. Габриэль поднялась с пола и, спотыкаясь, побрела по комнате, пока не наткнулась на свой халат. Она с трудом натянула его на голое тело, туго завернувшись в шелковые складки, но дрожь не унималась.
Ее взгляд упал на предмет, оставленный на скамье у окна. Лунный свет, проникавший через оконное стекло, мерцал по всей длине стального клинка, того самого, который Габриэль уронила во внутреннем дворе. Шпага Реми!
Видно, шпагу принесла Бетт, но, вернувшись наверх, сразу же бросилась убирать осколки пузырьков и забыла предупредить Габриэль. Девушка шаткой походкой пересекла комнату и схватила шпагу. Ее пальцы так судорожно впились в рукоятку, словно это было бесценное сокровище и ничего дороже у нее в жизни не осталось.
Она отчаянно сжимала шпагу в надежде снова почувствовать уверенность, которую раньше давал ей этот стальной клинок Реми. Но теперь Реми ненавидел и презирал ее. «Настало время, и он наконец разглядел во мне марочную женщину», – подумала Габриэль, не желая унимать слезы, которые заливали лицо. Разглядел все позорные пятна, оставленные на ее душе Дантоном. Она сама во всем виновата.
Габриэль вспомнила, как сидела на грубом дощатом полу, прижимая порванный лиф платья к покрытой синяками груди. Она с болью и с недоумением смотрела на Дантона.
– Как… как вы могли сотворить такое со мной, Этьен? Я думала, вы человек чести.
– Я и остаюсь человеком чести, – буркнул он в ответ и, избегая ее взгляда, стал подтягивать свои короткие штаны. – Вы сами, сударыня, вынудили меня. Опутали своими чарами, и я не устоял, не сумел вам сопротивляться.
Именно тогда Габриэль осознала страшную правду о себе. Да, ее сноровистые пальцы умели обращаться с кисточками и красками, но она обладала колдовским даром совсем иного свойства. Воспользовавшись этим даром, она легко ввергала мужчину в пучину страсти, похоти, доводила до самых отвратительных действий.
И в тот же миг Габриэль почувствовала, как та ее часть, которая видела красоту в каждом листочке, каждой былинке, которая вдыхала жизнь в единорогов или зажигала волшебные огни в глазах маленькой девочки на холсте… та ее часть поникла и умерла.
Горячие слезы затуманили зрение. Девушка отчаянно заморгала и подняла голову. В оконном стекле отражалась женщина, сжимающая рукоятку шпаги. Безумный взгляд, влажные от пота волосы, беспорядочно рассыпанные по плечам, губы, сжатые в горькой старушечьей гримасе. Какая она безобразная! Интересно, почему Реми не увидел этого раньше. Утирая слезы, она посмотрела на шпагу, которую прижала к боку. Как ей поступить с ней?
Можно выяснить, где остановился Реми, и вернуть клинок ему, но что-то внутри нее восставало против этой мысли. Нет, черт побери, почему она должна возвращать ему шпагу? Реми наверняка не тратил впустую время и уже добыл себе другое оружие, а Габриэль эта шпага еще может здорово пригодиться. Учитывая, как Реми угрожал ей…
Она подняла лезвие острием вверх и рассмеялась над собой. Габриэль Шене собирается скрестить шпаги с могучим Бичом! Но этот смех сквозь слезы не облегчил тяжелую боль ее сердца.
Молодая женщина давно осознала, что им с Реми больше не быть друзьями, но никогда даже в самых жутких кошмарах она не предполагала, что жизнь сделает их лютыми врагами. «Но разве могло быть иначе?» – упрекнула себя Габриэль. После того как она так по-глупому заявила о своем намерении соблазнить Наварру и задержать его в Париже? Короля, которого Реми считал своим долгом спасти? Бог свидетель, ничто и никогда не вставало между Николя Реми и его долгом.
Девушка опустила шпагу и поставила ее в угол. «Ничто и никогда не встанет между Габриэль Шене и ее притязаниями», – подумала она, выпрямив плечи. И, как бы отчаянно Реми ни стремился помешать ей, Габриэль покорит короля Наварры. Разве сам великий Нострадамус не предсказал ее судьбу?
Она забралась с ногами на скамью у окна, и крепко обхватив колени, стала смотреть в окно. Небо, еще недавно затянутое дымкой тумана, теперь прояснилось, и звезды казалось, указывали путь к будущему Габриэль.
Она слишком хорошо знала, что ее мать сказала бы по этому поводу. Евангелина Шене скептически относилась к предсказаниям Нострадамуса, даже когда провидец был жив. Матушка не питала особого доверия к астрологии.
– Твоя судьба вовсе не написана на каких-то далеких звездах, моя дорогая доченька, – однажды сказала ей матушка. – Твоя судьба целиком зависит от твоего выбора.
Габриэль сделала свой выбор в тот далекий день, когда оставила Реми одиноко стоять на берегу реки. Даже раньше, отметила она печально, когда позволила Этьену взять ее за руку и отвести в тот сарай.
Стоило Габриэль принять темное волшебство внутри себя, как она научилась пользоваться своей красотой и обаянием, превратила свое тело в оружие, способ поймать в ловушку любого мужчину, даже короля.
Никогда больше не позволит она себе слабость и беспомощность, как в тот день, когда потеряла невинность.
Габриэль станет сильной и могущественной, совсем как Темная Королева. По крайней мере в будущем. Но, глядя на это огромное холодное небо, простиравшееся перед ней в настоящем, Габриэль чувствовала себя беззащитной и одинокой.
Она ужасно тосковала по чьим-то сильным рукам, которые заключили бы ее в объятия, успокоили, прижали к себе.
Но те руки никогда не станут руками Реми. Он никогда не захочет больше прикоснуться к ней.
Габриэль вдруг почувствовала, как ей недостает Арианны. Порой старшая сестра доводила Габриэль до безумия своими попытками по-матерински опекать, учить и защищать сестер. Но сейчас девушка ничего не хотела гак сильно, как вернуться на остров Фэр, уткнуться в колени старшей сестры и выплакать ей свое горе, ощутить, как Арианн гладит ее по голове.
«Но Арианн презирает меня ничуть не меньше, чем Реми», – уныло подумала Габриэль. Хозяйка острова Фэр, обладавшая волшебным даром целительства, мудрая, нежная и добрая Арианн принадлежала к тем женщинам, которые вдохновляли мужчин на любовь, а не внушали им похотливые мысли. Мужчины уважали и поклонялись Арианн и на самом острове, и за его пределами, она вызывала восхищение у других Дочерей Земли, а ее муж: граф Ренар, просто обожал ее.
Габриэль тяжело вздохнула и уткнулась подбородком в колени. Никогда, ни при каких обстоятельствах Арианн не сумеет понять ее. Старшая сестра была само совершенство и безупречность и вела такую же безупречную жизнь.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Замок Тремазан расположился на гребне холма, словно полководец, с непроницаемым выражением лица обозревающий долину, лежащую у его ног. Зубчатые стены с башенками и амбразурами придавали ему вид мрачной и неприступной крепости. Но спальня, расположенная на самом верху главной башни, больше напоминала комнату в зажиточном сельском доме. Беленные известью стены были столь же непритязательны, как и натертый воском деревянный пол, местами прикрытый плетеными ковриками. Ласковый теплый ветерок нежно обдувал горячие тела двух возлюбленных в сбившихся простынях. Жюстис Довилль, граф де Ренар, нависал над своей обнаженной супругой. Каштановые волосы Арианн Довилль, графини де Ренар, рассыпались по подушке, она прикрывала свои серые глаза и слегка постанывала каждый раз, когда муж обнимал ее, очерчивая пылкими поцелуями изгиб ее шеи. Граф был внушительной персоной во всех отношениях. Высокого роста, крепкого телосложения, без капли жира – одни только крепкие кости и железные мускулы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
– Нет, нет, Этьен, – билась она, ерзая и уворачиваясь от его жадного рта, прижимавшегося к ее шее. Она дрожала от отвращения, когда его язык скользил по ее коже. – П-п-пожалуйста, прекратите. Я… я не хочу…
– Хочешь, хочешь. – Дантон задыхался, и его дыхание обжигало ее лицо. – Ты хочешь этого, еще как хочешь, ты, страстная маленькая ведьма. Иначе зачем было тебе соблазнять меня?
– Нет, я не хотела… не хотела… – Габриэль задыхалась от слез, протестуя, когда Этьен шарил по ней руками и его пальцы давили и мяли ее грудь и ползли все ниже. – Остановитесь! Вы делаете мне больно.
Но Дантона не волновали ее крики, его пальцы вцепились в лиф ее платья, и звук рвущейся ткани буквально оглушил Габриэль.
– Я же сказала, прекратите! – пронзительно кричала Габриэль.
Сжав кулаки, она неистово колотила его по лицу, ее сердце клокотало от гнева и навалившегося страха. Но Дантон схватил ее за руки и скрестил их у нее за головой. Этот мужчина, которому она верила, которого любила, ее рыцарь, ее защитник, использовал всю свою звериную силу против нее.
Этьен пожирал ее глазами, его тонкие красивые черты превратились в уродливую маску вожделения, на ее глазах он становился дьяволом, монстром. Габриэль чувствовала, как он задрал ее платье и с силой раздвинул ей ноги.
– Нет! – закричала она и взбрыкнула, пытаясь увернуться, изо всех сил попыталась высвободиться.
Но ее усилия оказались тщетными. Дантон всей своей тяжестью навалился на нее. Она тяжело дышала. Ей не хватало воздуха. Она почувствовала, как что-то резко и безжалостно пронзило самую сокровенную глубину ее женского естества, и ощутила острую, прожигающую боль.
– Нет!
На этот раз ее крик прозвучал много слабее, и слезы покатились из уголков ее глаз. Тело Дантона билось об нее, беспощадно вжимая Габриэль в грубую солому, жесткий дощатый пол чердака. Пытка все продолжалась и продолжалась и, казалось, никогда не прекратится. Габриэль, распластанная, лежала под Дантоном и только молилась, чтобы все это поскорее кончилось.
– Святой Иисус, помоги мне, – шептала она. – Кто-нибудь, помогите мне.
И тут за плечом Дантона что-то ослепительно блеснуло. Это солнечный свет отражался в чьих-то рыцарских доспехах. Габриэль заморгала, но различила лишь расплывающийся мужской силуэт. Потом проявился гордый рыцарь с волосами темного золота, аккуратно подстриженной бородой и бархатными карими глазами.
– Реми! – Габриэль выдохнула, и на нее нахлынула полна отчаянной надежды. – Ах, Реми. Помогите мне, пожалуйста.
К ее ужасу, Реми молча и бесстрастно смотрел на нее сверху вниз, потом его губы скривились в презрительной усмешке, и от его безжалостного сурового взгляда повеяло холодом. Он с отвращением отвернулся от нее и растаял в лучах солнечного света.
– Нет, Реми. Вернитесь. Пожалуйста, вернитесь…
От своих судорожных рыданий Габриэль наконец проснулась. Она открыла глаза и стала дико озираться. Потом постаралась восстановить свои ощущения и убедиться, что она в безопасности здесь, в своей спальне в Париже, а не пригвождена к полу в западне того сарая. Сердце ее колотилось с глухими ударами, она коротко и судорожно дышала. Девушке безумно хотелось изгнать кошмар из головы, вернуть в глубины ее памяти, туда, откуда он явился. Но сон не отпускал ее, затягивал, словно зыбучие пески.
Она села. Ее длинная ночная рубашка и простыни были мокрыми от пота. Собственная липкая кожа вызвала к ней отвращение, и она поспешно откинула одеяло, чтобы выбраться из кровати.
Габриэль рывками стала стаскивать с себя ночную рубашку из тонкого батиста, чуть не разорвав влажную, прилипающую к телу ткань. Пошатываясь, она прошла к умывальнику и плеснула в чашу для умывания воду из синего расписного эмалированного кувшина. Схватив кусок мыла и губку, она начала энергично тереть себя, как в тот день, после того как Дантон отпустил ее.
Пальцы дрожали так ужасно, что мыло выскользнуло из рук и шлепнулось в таз. Губку она выпустила сама, не в силах унять нервную дрожь. Упершись обеими руками в умывальник, стала глубоко дышать, чтобы прийти в себя.
Этот кошмар довольно давно не мучил ее, и Габриэль уже стала надеяться, что окончательно избавилась от него. Слишком живо всплывали в этом ночном кошмаре подробные картины того дня в сарае, вынуждая ее вновь и вновь переживать все, что Дантон творил с ней. Но на этот раз Габриэль ждало новое потрясение: в ее кошмарном сне появился Реми, который отказывался ей помочь, с отвращением поворачивался к ней спиной.
– О боже! – простонала Габриэль, прикусив губу, чтобы остановить дрожь, и горячие слезы, наполнявшие ее глаза, выплеснулись на щеки. Она с силой втянула воздух и стала судорожно дышать.
«Держи себя в руках, – увещевала она себя. – Это был только сон, только страшный мерзкий сон».
«Нет, это не сон», – прошептал в ответ внутренний голос. Реми действительно смотрел на нее с отвращением. Теперь он презирал ее и, скорее всего, отныне и пальцем не пошевелит, если ей потребуется его помощь. Габриэль с трудом сглотнула, чтобы не разрыдаться. Она не показала Реми, какие страдания он причинил ей, но теперь загнанная внутрь дикая боль сокрушала ее тело с такой силой, что ей пришлось согнуться и опуститься на колени.
Озноб пробирал ее до костей, тело сотрясалось в конвульсиях, даже зубы стучали. Габриэль поднялась с пола и, спотыкаясь, побрела по комнате, пока не наткнулась на свой халат. Она с трудом натянула его на голое тело, туго завернувшись в шелковые складки, но дрожь не унималась.
Ее взгляд упал на предмет, оставленный на скамье у окна. Лунный свет, проникавший через оконное стекло, мерцал по всей длине стального клинка, того самого, который Габриэль уронила во внутреннем дворе. Шпага Реми!
Видно, шпагу принесла Бетт, но, вернувшись наверх, сразу же бросилась убирать осколки пузырьков и забыла предупредить Габриэль. Девушка шаткой походкой пересекла комнату и схватила шпагу. Ее пальцы так судорожно впились в рукоятку, словно это было бесценное сокровище и ничего дороже у нее в жизни не осталось.
Она отчаянно сжимала шпагу в надежде снова почувствовать уверенность, которую раньше давал ей этот стальной клинок Реми. Но теперь Реми ненавидел и презирал ее. «Настало время, и он наконец разглядел во мне марочную женщину», – подумала Габриэль, не желая унимать слезы, которые заливали лицо. Разглядел все позорные пятна, оставленные на ее душе Дантоном. Она сама во всем виновата.
Габриэль вспомнила, как сидела на грубом дощатом полу, прижимая порванный лиф платья к покрытой синяками груди. Она с болью и с недоумением смотрела на Дантона.
– Как… как вы могли сотворить такое со мной, Этьен? Я думала, вы человек чести.
– Я и остаюсь человеком чести, – буркнул он в ответ и, избегая ее взгляда, стал подтягивать свои короткие штаны. – Вы сами, сударыня, вынудили меня. Опутали своими чарами, и я не устоял, не сумел вам сопротивляться.
Именно тогда Габриэль осознала страшную правду о себе. Да, ее сноровистые пальцы умели обращаться с кисточками и красками, но она обладала колдовским даром совсем иного свойства. Воспользовавшись этим даром, она легко ввергала мужчину в пучину страсти, похоти, доводила до самых отвратительных действий.
И в тот же миг Габриэль почувствовала, как та ее часть, которая видела красоту в каждом листочке, каждой былинке, которая вдыхала жизнь в единорогов или зажигала волшебные огни в глазах маленькой девочки на холсте… та ее часть поникла и умерла.
Горячие слезы затуманили зрение. Девушка отчаянно заморгала и подняла голову. В оконном стекле отражалась женщина, сжимающая рукоятку шпаги. Безумный взгляд, влажные от пота волосы, беспорядочно рассыпанные по плечам, губы, сжатые в горькой старушечьей гримасе. Какая она безобразная! Интересно, почему Реми не увидел этого раньше. Утирая слезы, она посмотрела на шпагу, которую прижала к боку. Как ей поступить с ней?
Можно выяснить, где остановился Реми, и вернуть клинок ему, но что-то внутри нее восставало против этой мысли. Нет, черт побери, почему она должна возвращать ему шпагу? Реми наверняка не тратил впустую время и уже добыл себе другое оружие, а Габриэль эта шпага еще может здорово пригодиться. Учитывая, как Реми угрожал ей…
Она подняла лезвие острием вверх и рассмеялась над собой. Габриэль Шене собирается скрестить шпаги с могучим Бичом! Но этот смех сквозь слезы не облегчил тяжелую боль ее сердца.
Молодая женщина давно осознала, что им с Реми больше не быть друзьями, но никогда даже в самых жутких кошмарах она не предполагала, что жизнь сделает их лютыми врагами. «Но разве могло быть иначе?» – упрекнула себя Габриэль. После того как она так по-глупому заявила о своем намерении соблазнить Наварру и задержать его в Париже? Короля, которого Реми считал своим долгом спасти? Бог свидетель, ничто и никогда не вставало между Николя Реми и его долгом.
Девушка опустила шпагу и поставила ее в угол. «Ничто и никогда не встанет между Габриэль Шене и ее притязаниями», – подумала она, выпрямив плечи. И, как бы отчаянно Реми ни стремился помешать ей, Габриэль покорит короля Наварры. Разве сам великий Нострадамус не предсказал ее судьбу?
Она забралась с ногами на скамью у окна, и крепко обхватив колени, стала смотреть в окно. Небо, еще недавно затянутое дымкой тумана, теперь прояснилось, и звезды казалось, указывали путь к будущему Габриэль.
Она слишком хорошо знала, что ее мать сказала бы по этому поводу. Евангелина Шене скептически относилась к предсказаниям Нострадамуса, даже когда провидец был жив. Матушка не питала особого доверия к астрологии.
– Твоя судьба вовсе не написана на каких-то далеких звездах, моя дорогая доченька, – однажды сказала ей матушка. – Твоя судьба целиком зависит от твоего выбора.
Габриэль сделала свой выбор в тот далекий день, когда оставила Реми одиноко стоять на берегу реки. Даже раньше, отметила она печально, когда позволила Этьену взять ее за руку и отвести в тот сарай.
Стоило Габриэль принять темное волшебство внутри себя, как она научилась пользоваться своей красотой и обаянием, превратила свое тело в оружие, способ поймать в ловушку любого мужчину, даже короля.
Никогда больше не позволит она себе слабость и беспомощность, как в тот день, когда потеряла невинность.
Габриэль станет сильной и могущественной, совсем как Темная Королева. По крайней мере в будущем. Но, глядя на это огромное холодное небо, простиравшееся перед ней в настоящем, Габриэль чувствовала себя беззащитной и одинокой.
Она ужасно тосковала по чьим-то сильным рукам, которые заключили бы ее в объятия, успокоили, прижали к себе.
Но те руки никогда не станут руками Реми. Он никогда не захочет больше прикоснуться к ней.
Габриэль вдруг почувствовала, как ей недостает Арианны. Порой старшая сестра доводила Габриэль до безумия своими попытками по-матерински опекать, учить и защищать сестер. Но сейчас девушка ничего не хотела гак сильно, как вернуться на остров Фэр, уткнуться в колени старшей сестры и выплакать ей свое горе, ощутить, как Арианн гладит ее по голове.
«Но Арианн презирает меня ничуть не меньше, чем Реми», – уныло подумала Габриэль. Хозяйка острова Фэр, обладавшая волшебным даром целительства, мудрая, нежная и добрая Арианн принадлежала к тем женщинам, которые вдохновляли мужчин на любовь, а не внушали им похотливые мысли. Мужчины уважали и поклонялись Арианн и на самом острове, и за его пределами, она вызывала восхищение у других Дочерей Земли, а ее муж: граф Ренар, просто обожал ее.
Габриэль тяжело вздохнула и уткнулась подбородком в колени. Никогда, ни при каких обстоятельствах Арианн не сумеет понять ее. Старшая сестра была само совершенство и безупречность и вела такую же безупречную жизнь.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Замок Тремазан расположился на гребне холма, словно полководец, с непроницаемым выражением лица обозревающий долину, лежащую у его ног. Зубчатые стены с башенками и амбразурами придавали ему вид мрачной и неприступной крепости. Но спальня, расположенная на самом верху главной башни, больше напоминала комнату в зажиточном сельском доме. Беленные известью стены были столь же непритязательны, как и натертый воском деревянный пол, местами прикрытый плетеными ковриками. Ласковый теплый ветерок нежно обдувал горячие тела двух возлюбленных в сбившихся простынях. Жюстис Довилль, граф де Ренар, нависал над своей обнаженной супругой. Каштановые волосы Арианн Довилль, графини де Ренар, рассыпались по подушке, она прикрывала свои серые глаза и слегка постанывала каждый раз, когда муж обнимал ее, очерчивая пылкими поцелуями изгиб ее шеи. Граф был внушительной персоной во всех отношениях. Высокого роста, крепкого телосложения, без капли жира – одни только крепкие кости и железные мускулы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68