В этом было что-то новое. Сорайя всегда держала герцога на расстоянии.
Мерцающий свет золотил его сильное поджарое тело.
Он возвышался над нею, и она в отчаянии хваталась за остатки ненависти и гнева. Они растворялись быстрее, чем она считала возможным.
Он наклонился и поцеловал длинную царапину на шее, оставленную шипом кустарника, и от гнева и ненависти почти ничего не осталось.
– Тебе больно, – прошептал он.
Да, ей было больно, но не в том смысле, который он имел в виду.
– Пустяки, – сказала она, стараясь, чтобы ответ прозвучал враждебно.
В этой комнате, освещенной свечами, в этой теплой кровати иллюзорная близость лишила ее способности сопротивляться. Когда она перестанет сопротивляться, он уничтожит ее. Его запах окружал ее, невольно напоминая о других временах.
– Позволь мне поцелуем унять твою боль. – Он взял ее руку и решительно притронулся губами к каждой ссадине.
Минуту Верити оставалась спокойной. Невероятно, но его поцелуи снимали боль. Верити поняла, как близка к опасности, и вырвала у него руку.
Однако Кайлмор направил на то, чтобы уничтожить ее, всю свою нежность. Она должна скрывать, насколько она уязвима перед такими уловками, хотя он чертовски проницателен и, вероятно, уже догадался об этом, будь он проклят.
– Прекратите! – потребовала она. – Незачем прикрывать красивыми словами или жестами то, что вы намереваетесь со мною сделать.
Он снова поймал ее за руку и осторожно, но решительно разогнул ее пальцы.
– У Сорайи была безупречная кожа. У Верити есть мозоли.
Он провел пальцем по загрубелой коже на ее ладони. Этот жест пронзил Верити до самой глубины и заставил беспокойно пошевелиться на прохладных простынях.
– Сожалею, если это оскорбило вас, – сказала она со слабым сарказмом. – Я никогда не скрывала, что я простая крестьянка.
Он поцеловал ладонь, и это неожиданно взволновало Верити. Но не мог же он соблазнить ее, лишь поцеловав руку?
– Честно говоря, не помню, чтобы мы когда-либо обсуждали твое происхождение. Упущение, которое я очень скоро намерен исправить. Судя по ужасающему акценту твоего брата, ты родом с севера Англии.
Верити нахмурилась, последние слова так рассердили ее, что она даже не попыталась отодвинуться, когда он лег на нее всем телом.
– Я не хочу служить только для вашего развлечения, ваша светлость.
Он приподнялся и посмотрел на нее, в его взгляде восхитительно смешались веселое любопытство и вожделение.
– Развлечение – это слишком слабо сказано.
Он слегка отстранился и приподнял ее бедра. Но все еще не входил в нее. Верити с отвращением сознавала, что ожидание было для нее мучительным. Может, это просто потому, что ей хотелось, чтобы долгая пытка скорее закончилась. Почему он так медлит? Ведь и так ясно, что она в его власти.
– Любовница – всего лишь игрушка богатого мужчины.
– А вот именно эта любовница, кажется, значительно серьезнее игрушки, – мягко заметил он.
Его тело напряглось, и наконец, он вошел в нее. Ее вздох перешел в стон, выражавший наслаждение.
Он долго лежал не шевелясь. Затем проник глубже, настойчивее, с безжалостной силой, которую она не могла не узнать. Его кожа обжигала ее своим жаром, опровергая насмешливость его слов. Как и безжалостную ярость проявления его власти.
Ее тело лишь успело приспособиться к величине и жару, как он издал стон и растворился внутри нее.
Верити, тяжело дыша, лежала, придавленная его весом. Их тела все еще не разъединились. Ей было неудобно и неприятно.
Может, это разочарование, затаившееся в ее сердце? После долгого предвкушения она полагала, что он постарается доставить ей наслаждение. Разве он не говорил, что хочет довести ее до безумства похоти? Ее непреклонная душа жаждала момента отказать ему.
Но, возможно, это по-деловому бездушное соитие было непредвиденным спасением. Ведь за несколько минут до того, какой овладел ею, ее непреклонная душа была не тверже бланманже.
Верити оттолкнула его. Его кожа казалась нагретым камнем. Впервые за эту ночь она сама дотронулась до него.
– Сойдите с меня, Кайлмор!
Он приподнялся на локтях, по-прежнему оставляя тела соединенными.
– О, мы же еще не закончили, – тихо сказал он.
Он соблазняюще пошевелил бедрами.
– О нет, закончили, – возразила она, извиваясь в знак протеста.
– Это было приятно. Повторим. – На его лице появилась хищная улыбка, знакомая ей по Лондону.
Именно такая улыбка всегда предупреждала, что он готовится начать какую-то новую любовную игру.
И Верити всегда подыгрывала ему. Но не в эту ночь.
У нее почти кончались силы для сопротивления. Она это знала. Он это тоже знал. Выражение этих проницательных ярко-синих глаз говорило ей, что он считает себя победителем.
Верити заставляла себя вспоминать все, за что боролась. Свое самоуважение. Свое будущее. Будущее Бена и Марии.
Она настойчиво искала в себе твердый стержень. Тот самый твердый, как обсидиан, стержень, который помог ей выжить, когда она стала дамой полусвета. Стержень, который никто не мог сломать. Он существовал только в душе Верити, и его никогда не имела Сорайя.
Закрыв глаза, она ждала, успокоенная сознанием того, что истинная Верити неподвластна Кайлмору.
Должно быть, Кайлмор заметил и понял, как решительно она отдалилась от него. Он мог обладать ее телом, но истинная Верити была недоступна для него, как спутники Юпитера.
Она услышала его вздох. Затем он начал двигаться внутри нее медленно и мощно, как наступают и отступают бесконечные приливы и отливы морской волны. Через некоторое время он поднял и согнул ее колени, чтобы проникнуть еще глубже. Это не поможет. Она была недоступна в своем, нерушимом святилище.
Однако ее холодный черный стержень оказался не таким уж холодным и черным, как ей бы хотелось. Она слишком остро воспринимала его запах и знакомые звуки. Верити еще крепче зажмурилась и ухватилась за свою внутреннюю крепость.
Жар тела Кайлмора манил ее. Вся ее воля была направлена на то, чтобы помешать присоединить ее собственное тело к ритму движений его тела.
У нее вырвался стон. Она бы хотела, чтобы он прозвучал яростным протестом, но в нем слышалось наслаждение. Чтобы сдержаться и не обнять его, она сжала в кулаках мятую простыню, на которой лежала.
– Верити, открой глаза. – Тихий голос отозвался на ее натянутых нервах чувственным возбуждением. – Открой глаза.
– Нет, – упрямо сказала она, понимая, что любая уступка, какой бы незначительной она ни была, приведет к неизбежному поражению.
Она отвернулась, чтобы подавить почти непреодолимое искушение подчиниться ему.
– Открой глаза. – Когда это не подействовало, он продолжал почти мечтательным тоном: – Знаешь, а я могу провести так всю ночь.
Она резко повернулась и встретила его взгляд. Темный, пристальный, почти немигающий. Она не сомневалась, что он способен на это.
Ее губы раскрылись от беззвучного рыдания. Она больше не могла бороться с ним.
На этот раз глаза закрыл он и глубоко и удовлетворенно вздохнул. Опустившись на нее, он потерся шершавой щекой об ее щеку, и этот жест был даже в какой-то степени более интимным, чем сама близость.
Она невольно выгнулась под ним, задевая грудью волосы на его груди. Он просунул руку между ее ног, и она вскрикнула, уже не обманывая себя, этот звук выражал только удовольствие.
Со вздохом признавая поражение, она стала его партнершей в этом опьяняющим танце страсти. Принимая его в себя, она услышала торжество в его тихом голосе.
А почему бы и нет? Чего теперь стоили ее сопротивление и ненависть?
Но эта мысль лишь промелькнула, она не имела никакого отношения к нараставшему в ней возбуждению, возбуждению, вызываемому каждым погружением его мощного тела в нее. Дрожащими руками она обхватила его и откинула назад голову.
Нечеловеческая сила воли изменила Кайлмору. Но Верити почти не замечала, какими частыми и сильными становились его толчки, ее собственное возбуждение заставляло ее сжимать мышцы и прижиматься к нему даже тогда, когда все кончилось. В его объятиях она вознеслась на такую вершину высшего, чистейшего, потрясающего наслаждения, которого не знала прежде. Завершающий стон Кайлмора сопровождал эти невыразимые ощущения. Ее тело жадно впитывало каждую секунду, каждый нюанс этого восхитительного чувства.
Он отправил ее тело к звездам. А сердце осталось горевать на земле.
Она ухватилась за Кайлмора так, как будто была готова умереть, но не отпустить его. Его неровное дыхание согревало ей ухо.
Она не имела представления, что эта бурная страсть значила для него, возможно, лишь стала еще одним доказательством ее физической беззащитности перед ним.
Эта любовная сцена превратила все ее надежды в прах.
Вопреки ее храбрости и решительности ему потребовалась лишь пара дней, чтобы она задохнулась от страсти в его объятиях.
Пара дней.
Как он должен смеяться. Как он должен торжествовать, столь быстро одержав победу. Сорайя продержалась под его натиском целый год. А Верити, имея столько причин отказать ему, сломалась через несколько дней.
Хотя она и понимала, что уже поздно изображать отвращение или сопротивление, но все-таки убрала руки с его спины. Он приподнялся, чтобы видеть ее.
Она искала на его лице признаки торжества, но он выглядел таким же потрясенным, как и она сама. Ее тело все еще дрожало, а воспоминание об ошеломляющем блаженстве медленно затухало в ее крови.
– Я вас ненавижу, – четко произнесла она.
Что-то промелькнуло в его глазах, но она была слишком усталой и расстроенной, чтобы попытаться понять, что это было. Он поднялся, а затем, к ее удивлению, встал с кровати.
– Это не важно, – коротко ответил он, наклоняясь и собирая свою разбросанную одежду.
Он был прав. Это не важно.
Она смотрела на тяжелые балки, пересекавшие побеленный потолок, и умоляла себя не плакать. Хотя уже никакие слезы не могли увеличить ее унижение.
Дверь открылась, затем закрылась за ним.
Глава 12
Проснувшись, Верити сначала подумала, что этот приглушенный звук приснился ей в беспокойном сне, но когда она подняла тяжелые, опухшие от слез веки, до нее снова донесся этот крик.
Где-то в доме в невыносимой агонии кричал мужчина.
Должно быть, кто-то из слуг попал в беду или заболел, но это странно – никто, кроме Кайлмора и ее самой, не ночевал в этом доме.
Встав с постели, она вытащила из шкафа первую попавшуюся вещь – шелковый халат. Она не могла оставаться равнодушной к этим ужасным хриплым крикам.
Верити ощупью зажгла свечу и вышла из комнаты. В коридоре остановилась, не зная, куда идти.
Несчастный снова вскрикнул, затем вопли сменились рыданием. Они доносились из конца коридора. Натянув халат на голое тело, она направилась в комнату, в которой скрывалась от герцога прошлой ночью.
Она тихонько открыла дверь в скромную комнатку с узкой постелью и не обнаружила в ней никакого слуги, нарушавшего ночной покой.
Вместо слуги она увидела герцога Кайлмора.
Она стояла на пороге, и ненависть черным потоком душила ее. Человека с такой злой душой должны преследовать кошмары. Если в мире есть справедливость, он никогда не будет знать покоя.
Длинное худощавое тело словно в лихорадке металось по постели, как будто герцог сражался с каким-то невидимым врагом. Сбитые простыни опутывали его, молча свидетельствуя о борьбе. Грудь у него была обнажена, и пот струился по его белой коже, слегка прикрытой черными волосами.
Герцогу снятся плохие сны. Какое ей до этого дело? Он похитил ее и жестоко обращался с ней. Совесть не дает ему покоя.
Верити повернулась, собираясь уйти. Пусть он сгниет в своих мучениях. Пусть боль в этом мире предскажет ему, какая боль ожидает его в аду, куда он, бесспорно, попадет.
За ее спиной раздался тихий стон. Верити задержалась, ей не хотелось слышать глубокую скорбь, звучавшую в этом стоне, но она была не в силах преодолеть себя.
Верити выпрямилась. Нет, она должна быть жестокой, такой же жестокой, как и сам Кайлмор. Ее страх, ее мольбы и ее сопротивление никогда не останавливали его, он брал все, чего хотел. Так почему она должна беспокоиться, если грехи преследуют его во сне?
Страдание врага было ее единственной местью.
Кайлмор начал биться в судорогах, кровать громко заскрипела. Верити пыталась почувствовать радость от его страданий, но что-то, что было сильнее ее напрасной мечты о возмездии, помешало ей уйти.
Медленно и неохотно она повернулась. На этот раз не удержалась и подошла ближе. Он лежал на спине, раскинув руки и ноги, готовясь к воображаемому нападению. Она убеждала себя, что ей хочется насладиться его горестным положением, пока он находится во власти воображения и не может угрожать ей.
Но когда свет свечи упал на спящего герцога, Верити поняла, что ей совсем не хочется над ним смеяться.
Сейчас перед ней был не тот надменный аристократ, которого она знала в Лондоне, и даже не жестокий тиран, похитивший ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Мерцающий свет золотил его сильное поджарое тело.
Он возвышался над нею, и она в отчаянии хваталась за остатки ненависти и гнева. Они растворялись быстрее, чем она считала возможным.
Он наклонился и поцеловал длинную царапину на шее, оставленную шипом кустарника, и от гнева и ненависти почти ничего не осталось.
– Тебе больно, – прошептал он.
Да, ей было больно, но не в том смысле, который он имел в виду.
– Пустяки, – сказала она, стараясь, чтобы ответ прозвучал враждебно.
В этой комнате, освещенной свечами, в этой теплой кровати иллюзорная близость лишила ее способности сопротивляться. Когда она перестанет сопротивляться, он уничтожит ее. Его запах окружал ее, невольно напоминая о других временах.
– Позволь мне поцелуем унять твою боль. – Он взял ее руку и решительно притронулся губами к каждой ссадине.
Минуту Верити оставалась спокойной. Невероятно, но его поцелуи снимали боль. Верити поняла, как близка к опасности, и вырвала у него руку.
Однако Кайлмор направил на то, чтобы уничтожить ее, всю свою нежность. Она должна скрывать, насколько она уязвима перед такими уловками, хотя он чертовски проницателен и, вероятно, уже догадался об этом, будь он проклят.
– Прекратите! – потребовала она. – Незачем прикрывать красивыми словами или жестами то, что вы намереваетесь со мною сделать.
Он снова поймал ее за руку и осторожно, но решительно разогнул ее пальцы.
– У Сорайи была безупречная кожа. У Верити есть мозоли.
Он провел пальцем по загрубелой коже на ее ладони. Этот жест пронзил Верити до самой глубины и заставил беспокойно пошевелиться на прохладных простынях.
– Сожалею, если это оскорбило вас, – сказала она со слабым сарказмом. – Я никогда не скрывала, что я простая крестьянка.
Он поцеловал ладонь, и это неожиданно взволновало Верити. Но не мог же он соблазнить ее, лишь поцеловав руку?
– Честно говоря, не помню, чтобы мы когда-либо обсуждали твое происхождение. Упущение, которое я очень скоро намерен исправить. Судя по ужасающему акценту твоего брата, ты родом с севера Англии.
Верити нахмурилась, последние слова так рассердили ее, что она даже не попыталась отодвинуться, когда он лег на нее всем телом.
– Я не хочу служить только для вашего развлечения, ваша светлость.
Он приподнялся и посмотрел на нее, в его взгляде восхитительно смешались веселое любопытство и вожделение.
– Развлечение – это слишком слабо сказано.
Он слегка отстранился и приподнял ее бедра. Но все еще не входил в нее. Верити с отвращением сознавала, что ожидание было для нее мучительным. Может, это просто потому, что ей хотелось, чтобы долгая пытка скорее закончилась. Почему он так медлит? Ведь и так ясно, что она в его власти.
– Любовница – всего лишь игрушка богатого мужчины.
– А вот именно эта любовница, кажется, значительно серьезнее игрушки, – мягко заметил он.
Его тело напряглось, и наконец, он вошел в нее. Ее вздох перешел в стон, выражавший наслаждение.
Он долго лежал не шевелясь. Затем проник глубже, настойчивее, с безжалостной силой, которую она не могла не узнать. Его кожа обжигала ее своим жаром, опровергая насмешливость его слов. Как и безжалостную ярость проявления его власти.
Ее тело лишь успело приспособиться к величине и жару, как он издал стон и растворился внутри нее.
Верити, тяжело дыша, лежала, придавленная его весом. Их тела все еще не разъединились. Ей было неудобно и неприятно.
Может, это разочарование, затаившееся в ее сердце? После долгого предвкушения она полагала, что он постарается доставить ей наслаждение. Разве он не говорил, что хочет довести ее до безумства похоти? Ее непреклонная душа жаждала момента отказать ему.
Но, возможно, это по-деловому бездушное соитие было непредвиденным спасением. Ведь за несколько минут до того, какой овладел ею, ее непреклонная душа была не тверже бланманже.
Верити оттолкнула его. Его кожа казалась нагретым камнем. Впервые за эту ночь она сама дотронулась до него.
– Сойдите с меня, Кайлмор!
Он приподнялся на локтях, по-прежнему оставляя тела соединенными.
– О, мы же еще не закончили, – тихо сказал он.
Он соблазняюще пошевелил бедрами.
– О нет, закончили, – возразила она, извиваясь в знак протеста.
– Это было приятно. Повторим. – На его лице появилась хищная улыбка, знакомая ей по Лондону.
Именно такая улыбка всегда предупреждала, что он готовится начать какую-то новую любовную игру.
И Верити всегда подыгрывала ему. Но не в эту ночь.
У нее почти кончались силы для сопротивления. Она это знала. Он это тоже знал. Выражение этих проницательных ярко-синих глаз говорило ей, что он считает себя победителем.
Верити заставляла себя вспоминать все, за что боролась. Свое самоуважение. Свое будущее. Будущее Бена и Марии.
Она настойчиво искала в себе твердый стержень. Тот самый твердый, как обсидиан, стержень, который помог ей выжить, когда она стала дамой полусвета. Стержень, который никто не мог сломать. Он существовал только в душе Верити, и его никогда не имела Сорайя.
Закрыв глаза, она ждала, успокоенная сознанием того, что истинная Верити неподвластна Кайлмору.
Должно быть, Кайлмор заметил и понял, как решительно она отдалилась от него. Он мог обладать ее телом, но истинная Верити была недоступна для него, как спутники Юпитера.
Она услышала его вздох. Затем он начал двигаться внутри нее медленно и мощно, как наступают и отступают бесконечные приливы и отливы морской волны. Через некоторое время он поднял и согнул ее колени, чтобы проникнуть еще глубже. Это не поможет. Она была недоступна в своем, нерушимом святилище.
Однако ее холодный черный стержень оказался не таким уж холодным и черным, как ей бы хотелось. Она слишком остро воспринимала его запах и знакомые звуки. Верити еще крепче зажмурилась и ухватилась за свою внутреннюю крепость.
Жар тела Кайлмора манил ее. Вся ее воля была направлена на то, чтобы помешать присоединить ее собственное тело к ритму движений его тела.
У нее вырвался стон. Она бы хотела, чтобы он прозвучал яростным протестом, но в нем слышалось наслаждение. Чтобы сдержаться и не обнять его, она сжала в кулаках мятую простыню, на которой лежала.
– Верити, открой глаза. – Тихий голос отозвался на ее натянутых нервах чувственным возбуждением. – Открой глаза.
– Нет, – упрямо сказала она, понимая, что любая уступка, какой бы незначительной она ни была, приведет к неизбежному поражению.
Она отвернулась, чтобы подавить почти непреодолимое искушение подчиниться ему.
– Открой глаза. – Когда это не подействовало, он продолжал почти мечтательным тоном: – Знаешь, а я могу провести так всю ночь.
Она резко повернулась и встретила его взгляд. Темный, пристальный, почти немигающий. Она не сомневалась, что он способен на это.
Ее губы раскрылись от беззвучного рыдания. Она больше не могла бороться с ним.
На этот раз глаза закрыл он и глубоко и удовлетворенно вздохнул. Опустившись на нее, он потерся шершавой щекой об ее щеку, и этот жест был даже в какой-то степени более интимным, чем сама близость.
Она невольно выгнулась под ним, задевая грудью волосы на его груди. Он просунул руку между ее ног, и она вскрикнула, уже не обманывая себя, этот звук выражал только удовольствие.
Со вздохом признавая поражение, она стала его партнершей в этом опьяняющим танце страсти. Принимая его в себя, она услышала торжество в его тихом голосе.
А почему бы и нет? Чего теперь стоили ее сопротивление и ненависть?
Но эта мысль лишь промелькнула, она не имела никакого отношения к нараставшему в ней возбуждению, возбуждению, вызываемому каждым погружением его мощного тела в нее. Дрожащими руками она обхватила его и откинула назад голову.
Нечеловеческая сила воли изменила Кайлмору. Но Верити почти не замечала, какими частыми и сильными становились его толчки, ее собственное возбуждение заставляло ее сжимать мышцы и прижиматься к нему даже тогда, когда все кончилось. В его объятиях она вознеслась на такую вершину высшего, чистейшего, потрясающего наслаждения, которого не знала прежде. Завершающий стон Кайлмора сопровождал эти невыразимые ощущения. Ее тело жадно впитывало каждую секунду, каждый нюанс этого восхитительного чувства.
Он отправил ее тело к звездам. А сердце осталось горевать на земле.
Она ухватилась за Кайлмора так, как будто была готова умереть, но не отпустить его. Его неровное дыхание согревало ей ухо.
Она не имела представления, что эта бурная страсть значила для него, возможно, лишь стала еще одним доказательством ее физической беззащитности перед ним.
Эта любовная сцена превратила все ее надежды в прах.
Вопреки ее храбрости и решительности ему потребовалась лишь пара дней, чтобы она задохнулась от страсти в его объятиях.
Пара дней.
Как он должен смеяться. Как он должен торжествовать, столь быстро одержав победу. Сорайя продержалась под его натиском целый год. А Верити, имея столько причин отказать ему, сломалась через несколько дней.
Хотя она и понимала, что уже поздно изображать отвращение или сопротивление, но все-таки убрала руки с его спины. Он приподнялся, чтобы видеть ее.
Она искала на его лице признаки торжества, но он выглядел таким же потрясенным, как и она сама. Ее тело все еще дрожало, а воспоминание об ошеломляющем блаженстве медленно затухало в ее крови.
– Я вас ненавижу, – четко произнесла она.
Что-то промелькнуло в его глазах, но она была слишком усталой и расстроенной, чтобы попытаться понять, что это было. Он поднялся, а затем, к ее удивлению, встал с кровати.
– Это не важно, – коротко ответил он, наклоняясь и собирая свою разбросанную одежду.
Он был прав. Это не важно.
Она смотрела на тяжелые балки, пересекавшие побеленный потолок, и умоляла себя не плакать. Хотя уже никакие слезы не могли увеличить ее унижение.
Дверь открылась, затем закрылась за ним.
Глава 12
Проснувшись, Верити сначала подумала, что этот приглушенный звук приснился ей в беспокойном сне, но когда она подняла тяжелые, опухшие от слез веки, до нее снова донесся этот крик.
Где-то в доме в невыносимой агонии кричал мужчина.
Должно быть, кто-то из слуг попал в беду или заболел, но это странно – никто, кроме Кайлмора и ее самой, не ночевал в этом доме.
Встав с постели, она вытащила из шкафа первую попавшуюся вещь – шелковый халат. Она не могла оставаться равнодушной к этим ужасным хриплым крикам.
Верити ощупью зажгла свечу и вышла из комнаты. В коридоре остановилась, не зная, куда идти.
Несчастный снова вскрикнул, затем вопли сменились рыданием. Они доносились из конца коридора. Натянув халат на голое тело, она направилась в комнату, в которой скрывалась от герцога прошлой ночью.
Она тихонько открыла дверь в скромную комнатку с узкой постелью и не обнаружила в ней никакого слуги, нарушавшего ночной покой.
Вместо слуги она увидела герцога Кайлмора.
Она стояла на пороге, и ненависть черным потоком душила ее. Человека с такой злой душой должны преследовать кошмары. Если в мире есть справедливость, он никогда не будет знать покоя.
Длинное худощавое тело словно в лихорадке металось по постели, как будто герцог сражался с каким-то невидимым врагом. Сбитые простыни опутывали его, молча свидетельствуя о борьбе. Грудь у него была обнажена, и пот струился по его белой коже, слегка прикрытой черными волосами.
Герцогу снятся плохие сны. Какое ей до этого дело? Он похитил ее и жестоко обращался с ней. Совесть не дает ему покоя.
Верити повернулась, собираясь уйти. Пусть он сгниет в своих мучениях. Пусть боль в этом мире предскажет ему, какая боль ожидает его в аду, куда он, бесспорно, попадет.
За ее спиной раздался тихий стон. Верити задержалась, ей не хотелось слышать глубокую скорбь, звучавшую в этом стоне, но она была не в силах преодолеть себя.
Верити выпрямилась. Нет, она должна быть жестокой, такой же жестокой, как и сам Кайлмор. Ее страх, ее мольбы и ее сопротивление никогда не останавливали его, он брал все, чего хотел. Так почему она должна беспокоиться, если грехи преследуют его во сне?
Страдание врага было ее единственной местью.
Кайлмор начал биться в судорогах, кровать громко заскрипела. Верити пыталась почувствовать радость от его страданий, но что-то, что было сильнее ее напрасной мечты о возмездии, помешало ей уйти.
Медленно и неохотно она повернулась. На этот раз не удержалась и подошла ближе. Он лежал на спине, раскинув руки и ноги, готовясь к воображаемому нападению. Она убеждала себя, что ей хочется насладиться его горестным положением, пока он находится во власти воображения и не может угрожать ей.
Но когда свет свечи упал на спящего герцога, Верити поняла, что ей совсем не хочется над ним смеяться.
Сейчас перед ней был не тот надменный аристократ, которого она знала в Лондоне, и даже не жестокий тиран, похитивший ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42