Сестра. Любовница. Пленница. Возлюбленная. Все это – женщина, которая полюбила Кайлмора. И в конце всех мучительных бурь Верити сейчас наслаждалась покоем, которого никогда не знала.
Слова «я люблю тебя» готовы были сорваться с ее губ.
Но этого она никогда ему не скажет. Не ради себя – она никогда не перестанет любить его. Ради него.
Последние несколько дней показали, что он далеко не тот бесчувственный камень, каким так старался казаться. Он уже пережил столько страданий. Она не позволит добавить еще одно.
Кайлмор пошевелился. Дыхание стало ровнее, а сердце больше не колотилось в его груди.
Когда он поднял голову и посмотрел ей в глаза, Верити увидела, что он тоже изменился. Его взгляд был ясным и спокойным. Исчез цинизм, постоянно омрачавший его черты. Впервые он действительно выглядел мужчиной на год моложе нее.
Она коснулась его щеки. Пробивавшаяся щетина уколола пальцы.
– У меня в постели медведь. – Ей хотелось легкости в разговоре.
Она почувствовала, как сморщилась от улыбки его щека.
– Мне следовало бы побриться.
– М-м….
– Я слишком тяжел для тебя.
– Может быть, немного.
Она провела пальцами по его лбу и отвела темные волосы от виска. Никогда раньше она не позволяла себе так свободно изучать своего любовника. Она так хорошо знала его тело, но простые проявления любви были совершенно ей незнакомы.
Он слегка толкнул ее, радуясь прикосновению, напомнив Верити котенка, который был у нее в детстве. Воспоминание было невинным, возвращавшим ее в почти забытые времена.
Она тихо рассмеялась.
– Вы скоро замурлыкаете.
– Ах, mо cridhe. Я уже мурлыкаю. Разве ты не слышишь. – Даже его голос звучал по-другому, мягче, с призвуком шотландского акцента.
– Как вы меня называете? – без особого любопытства спросила она, проводя пальцами по его лицу, надменному носу, ушам и бровям.
Он снова по-кошачьи закрыл от удовольствия глаза.
– Это просто местное название женщины.
По блеску его глаз она заметила, что разговор забавляет герцога. В голосе Кайлмора она услышала больше нежности, чем он хотел бы ей показать.
Какое это имело значение в момент совершенного счастья?
Кто же знал, что мужское тело способно вызывать такой восторг? Конечно, не самая знаменитая куртизанка Лондона.
Он целовал ее короткими игривыми легкими поцелуями, покусывая и пощипывая, они шутливо боролись, радостно переплетая ноги и руки.
Она снова чувствовала себя ребенком. Ребенком, у которого был самый лучший на свете друг.
Вскоре, когда игра стала приобретать цель, ребенок почувствовал явно взрослое желание. Его губы касались всего ее тела, шеи, спины, груди, ног. Казалось, он поцелуями утверждал свое право на собственность. С каждым поцелуем жар в ее теле повышался.
На этот раз наслаждение было сокрушительным. Мир разлетелся на раскаленные добела частицы. Задыхаясь, она ухватилась за Кайлмора, как за единственный надежный объект в рассыпавшемся мире. Но еще ярче было сияние, сопровождавшее бурный взрыв наслаждения. И когда Верити пришла в себя, она помнила только это сияние.
Потом они ненадолго уснули.
Проснувшись, она увидела Кайлмора, который, опершись на локоть, смотрел на нее сонными ярко-синими глазами. Синие глаза, впервые с тех пор как она узнала его, были спокойными, как море на заходе солнца. Должно быть, он вставал, пока она спала, потому что целый лес свечей заливал комнату золотистым светом. На его лице была нежность.
– Вот этого я и хотел в Лондоне, – тихо сказал он, целуя Верити. Его губы обжигали ее нежную кожу. – Почему ты так долго заставила меня ждать, Верити?
Она не стала притворяться, что не поняла его.
– Вы казались… вы казались слишком сложным для меня. Я предпочитала мужчин попроще.
– Поэтому ты взяла в любовники Мэллори.
Имя ее последнего любовника разрушило гармонию, возникшую между ними, как брошенный в дверь нож. Приятное волнение сразу же исчезло.
– Я не могу изменить свое прошлое, – резко сказала она, пытаясь отодвинуться от него, но он взял ее за плечо и остановил.
– Я только хочу понять. Я понимаю, почему ты была верна Элдреду. Но Мэллори был смешон.
– Он был милым. Я думала, что сумею помочь ему. – Она улыбнулась, но, увидев помрачневшее лицо Кайлмора, пожалела об этом.
– Ты любила его, – проворчал он.
Она, пристальнее посмотрев на Кайлмора, сдержалась и не стала отрицать этого. Он казался смущенным, пристыженным, расстроенным.
Он ревновал.
Боже, это великолепно. Он ревновал. Ее! В их связи вовсе не было неравенства, в чем она всегда была уверена. Он искал подтверждения, что ей никто не нужен, кроме него.
Она успокоилась и легла рядом с ним.
– Нет, в то время я никого не могла полюбить.
Но его все еще волновал человек, такое короткое время занимавший место в ее постели.
– Он любил тебя. Должен был любить.
Казалось, его излишне беспокоило такое понятие, как любовь. А она-то думала, что любовь – чуждое для герцога Кайлмора слово. Очевидно, ошибалась.
– Весьма лестно, ваша светлость, – сухо сказала она. – Но честно говоря, он не знал, что со мной делать. Он был своего рода домашним человеком. Я учила его светским манерам, давала советы, как ухаживать за Сарой, и с удовольствием распрощалась с ним, когда все кончилось. Он добрый, милый человек, женившийся на своей любимой. Он не заслуживает вашей ненависти.
– За исключением того, что ты принадлежала ему, когда должна была принадлежать мне. – Его мощная рука еще крепче обняла ее. – Ты знаешь, что ты годами сводила меня с ума. Расскажи мне о других.
– О других?
Он с нежным упреком подергал длинную прядь ее волос.
– Не делай из меня дурака, Верити. Ты была самой известной дамой полусвета в Лондоне. У тебя было больше любовников, не только старый баронет и выскочка молокосос.
– Да, – сказала она, снова пытаясь освободиться из его объятий. – Был еще высокомерный шотландец, которому следовало бы надрать уши.
Кайлмор приподнялся над ней, его лицо побледнело от шока.
– Три любовника? – с явным недоверием спросил он.
– Незачем так демонстрировать свое самодовольство, – сказала она с искренней досадой.
– Тс-с, – прошептал он и принялся целовать ее. – Ты провела нас, mo cridhe. Самая скандальная женщина королевства чиста, как только выпавший снег.
– Не смейтесь надо мной, Кайлмор, – обиделась она.
– Я не смеюсь. Тебе надо перестать считать себя женщиной с клеймом алой буквы. Ты бы заставила покраснеть большинство светских дам.
– Ты забываешь о тех мужчинах, которых я своим коварством довела до самоубийства, когда впервые приехала в Лондон, – с горечью напомнила она.
Старая рана все еще не заживала.
– Ты не виновата в их смерти, Верити, – тихо сказал он.
Она смотрела ему в лицо, ожидая увидеть осуждение, гнев или отвращение, но синие глаза Кайлмора оставались серьезными, в них не было даже неодобрения.
Он говорил с такой уверенностью. Она вздохнула, подавляя рыдания.
– Клянусь, я не поощряла их. И все же они вышибли себе мозги из-за меня. Почему?
Он лучше других понимал чувство вины. Он знал, как оно разъедает душу. Разве он не страдал, не в силах помешать матери разорять имения и оплачивать политические амбиции?
Верити пережила годы ненависти и злобных сплетен о ее якобы фатальных чарах. Сплетники осуждали ее холодность и обвиняли в том, что она упивается своей властью над доверчивым и простодушным мужским полом.
– Они страдали от какого-то помешательства, ты была единственным объяснением их болезни, – медленно произнес Кайлмор, осторожно подбирая слова, чтобы смягчить ее боль. – В тот сезон в самом воздухе было что-то нездоровое. Я помню распущенность, огромные деньги, проигранные в азартных играх, бесстыдное распутство, дуэли со смертельным исходом. Сорайя с ее красотой и таинственностью была частью этого безумия. Но она не делала ничего такого, что бы заставило этих людей покончить с собой.
– Они умерли из-за меня, – прошептала она, пряча лицо. – Из-за того, кем я была и что я делала.
Жаждущая душа Кайлмора ликовала от того, что именно у него она искала утешения.
Горячие слезы обожгли его шею. И жадное желание навеки оставаться центром ее жизни угасло от неизмеримой жалости, охватившей Кайлмора. Он еще крепче обнял Верити.
– Пора простить себя, я уверен, что те беспокойные молодые люди уже давно простили тебя. Самоубийства были трагедией и жесткой напрасной потерей, но никогда не были твоей виной.
– Ты на самом деле так думаешь? – Ее робкий вопрос был едва слышен.
– Абсолютно в этом уверен.
Она лежала, успокоенная и усталая, такая хрупкая в его руках. Ему хотелось давать необычайные обещания, клясться в вечной верности, преподнести ей весь мир на золотом блюде.
Но он ограничился самым простым.
– А теперь спи, mo cridhe. Я буду оберегать тебя.
Глава 20
На следующий день, когда они с Кайлмором сидели в гостиной за поздним завтраком, Верити все еще была ошеломлена открывшимися перед ней блаженством и неведомой прежде любовью. Отдать себя, всю себя, было невероятным ощущением освобождения.
Преодолевая вялость, оставленную ночью страсти, в ней зрело новое чувство уверенности в себе. В эту минуту страсть, ум, смелость, красота Кайлмора принадлежали ей одной.
Что бы ни ожидало их в будущем, ничто не изменит того, что произошло между ними. Верити никогда не станет такой, какой была раньше. И Кайлмор тоже.
Когда-нибудь он все же уедет, чтобы занять по праву принадлежащее ему место в большом мире. Но никогда не освободится от нее.
Никогда.
День начался дождем, предоставляя идеальный предлог задержать герцога в постели. Верити обдумывала, какие невообразимые вещи она сможет проделать с его телом, когда они вернутся в ее комнату.
– Что это? – Он поднял руку и, перегнувшись через стол, начал перебирать ее пальцы.
Эти незначительные знаки их близости удивляли ее. Он всегда был страстным любовником, но она бы никогда не сказала, что он относится к людям, открыто проявлявшим свои чувства.
Он поднял глаза и взглянул на нее.
– Ты краснеешь, – с удовлетворением заметил он.
В этот день он особо проявлял свое самодовольство. Очевидно, она действительно плохо себя чувствовала, если находила это очаровательным, а не раздражающим ее.
Верити, улыбаясь, сделала глоток вина и внимательно оглядела комнату. Ее внимание привлек свирепо смотрящий на нее со стены олень.
– Знаете, – задумчиво сказала она, – эти украшения совсем здесь не к месту. Я никогда не представляла вас таким хвастливым охотником.
Кайлмор поставил бокал, вытер губы салфеткой и без всякого интереса посмотрел на траурные украшения.
– Это трофеи моего деда.
– Они не действуют на вас угнетающе, когда вы сюда приезжаете?
– Я не приезжаю. Я жил здесь с отцом, пока мне не исполнилось семь лет. С тех пор я сюда не возвращался. И если бы мне не потребовалось спрятать беспокойную любовницу, я бы сюда не вернулся. – На его лице появилось настороженное выражение, как обычно, когда она касалась его прошлого.
– Здесь неудобно, конечно, – равнодушно заметила она.
– Это чертова дыра, – коротко сказал он. – И я не хочу обсуждать это. Давай вернемся в постель.
Удивительно, как совпадали их мысли, она поставила свой бокал.
– Но мы встали всего лишь час назад.
Его черные брови недовольно сдвинулись.
– Это означает «нет»?
– Нет. – Затем, когда он еще больше нахмурился, добавила: – Это не «нет».
Он тихо рассмеялся, и этот низкий звук подействовал на нее как удар молнии.
– Не знаю, чем я заслужил тебя, – с чувством сказал он.
Она ответила ему таким же взглядом.
– И я не знаю. И не думайте, что вы всегда сможете пользоваться постелью, чтобы сбивать меня с толку.
– Почему же? У меня отлично получается.
Опять это самодовольство, черт бы его побрал. Он был так восхитительно доволен собой.
Но если он думал, что Верити забыла о своем любопытстве, то сильно ошибался. Прошлой ночью он заставил ее примириться с тем, что она сделала. В ответ на это ее любовь требовала избавить его от демонов. Если такое решение было вызвано чисто женской потребностью лучше узнать человека, которого она любила, пусть так и будет.
Что-то ужасное было похоронено в его прошлом. Он никогда не будет свободным, пока смело не оглянется назад.
Опираясь на его руку, она задумчиво вышла из гостиной.
Кайлмор, скрестив над головой руки, отдыхал и наблюдал за Верити. К его досаде она только что надела поверх изящно вышитой сорочки зеленое платье. Сорочка не скрывала прелести ее тела. А платье требовало от него, более богатого воображения.
Верити села за туалетный столик и начала расчесывать длинные блестящие волосы.
В ее теле ощущалась приятная боль, оставленная страстью, странное, незнакомое ей удовлетворение убаюкивало ее ум. День переходил в вечер. За окнами шел дождь, наполняя комнату холодным серым светом.
Хитрая улыбка появилась на пухлых губах Верити, когда в зеркале она поймала его взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42