Мы с нашим «капитаном» будем рисовать, скажем, один и тот же планетарный пейзаж, приобретая друг у друга технические навыки, которые нам и не снились! Разве не это ему от нас нужно? Наша наука и техника просто смешны для него. Наша биология и все такое прочее небось изучено ими тысячу лет назад. А вот приобщиться к нашему искусству…
— Как Китай влиял на Европу в восемнадцатом веке, — поддержал его Ван. — А потом Африка…
— Или, скажем, как буддизм в древности влиял на Китай, — продолжил Скип. — А те, в свою очередь, были вдохновлены древними греками. Или взять восемнадцатую династию Египта. Эпоха расцвета, обязанная своим существованием стремительному усвоению культур Крита и Сирии. В общем, ясно. А в третьих… — Скип смолк.
— Что же в-третьих?
— Да так, ничего особенного.
Ван уставился на Скипа. В его глазах отражался красный марсианский свет. Было видно, как китаец напрягся.
— Или вы опять сговорились за моей спиной? — зло спросил он.
— Заткнись! — разозлился Скип. — И поостынь чуток! — Он ударил кулаком по поручням. — Сколько можно ходить и причитать? Ладно, парень, я скажу тебе, что в-третьих. Сигманец решил убраться подальше от Земли, чтобы уберечь нашу компанию от еще более мерзких типов, чем ты.
— Скип! — Ивонна схватила его за руку. — Успокойся, пожалуйста!
— Лучше я уйду. Примите мои извинения, доктор Кантер, — сухо произнес Ван и сошел с наблюдательного мостика. Вскоре он затерялся где-то среди звездных скоплений.
На звездолете имелись специальные челноки, которые позволяли высаживаться на поверхность планеты. В одном из челноков все четверо отправились на Марс. Несколько тысяч километров они пролетели над самой поверхностью, выбирая место для посадки. Челнок имел сигарообразную форму. Если не считать некоторых покрытых кожухом деталей, где, видимо, располагались двигатель и приборы управления, корпус челнока был совершенно прозрачен.
— Полагаю, он невидим для радаров, — заметил Ван и сразу осекся.
Все трое людей подумали об одном и том же: супербомбардировщик-невидимка!
Чтобы не дать рухнуть их и без того шаткому перемирию, Ивонна поспешно перевела разговор на другую тему.
— Наверное, челноку нужна защита от вредных излучений. Сигма Дракона холоднее Солнца и не дает столько ультрафиолета. Значит, живые организмы на Сигме куда больше нашего подвержены влиянию ультрафиолетовых лучей и прочего излучения.
— А мне вот интересно, что эту штуку движет? — сказал Скип.
В самом деле, у челнока не было ни реактивного двигателя, ни пропеллера, ничего даже близко похожего. Было тихо. Лишь когда они летели над марсианской пустыней, слышался глухой свист рассекаемого воздуха.
— Гидромагнетика? — продолжал Скип. — Но это хорошо в открытом космосе. А тут ведь рядом огромная масса, которая должна мешать…
Скип прошел в носовую часть челнока, к сигманцу, который своими клешнеобразными руками вполне справлялся с обязанностями пилота. Сигманец уставился на Скипа задними глазами на черенках. Скип открыл блокнот.
— Что вы там опять задумали? — с подозрением спросил Ван.
— Да не бойся ты! Просто хочу выяснить, не исследовал ли наш приятель и Землю точно таким же образом. Такой челнок черта с два заметишь, разве что на мгновение. А потом подумаешь, что все это тебе просто померещилось. Во всяком случае, это вполне возможно, особенно если он избегал густонаселенных районов или изучал их с большой высоты. Вам бы, Ван, тоже не пришло в голову парковаться на Таймс-сквер?
Вскоре Скип убедился, что был прав в своих догадках. А он догадывался, что во время таких полетов над поверхностью Земли сигманец не вступал в контакт из-за боязни задержаться в условиях тройной для него гравитации, которую он, видимо, плохо переносил. Скип также догадывался, что архитектурные ансамбли сигманец видел лишь издали — но одно это вдохновило его пойти на контакт с людьми.
Вскоре они сделали первую, но не последнюю посадку на Марсе. Облачившись в скафандры, они вышли из челнока. Скафандр сигманца напоминал прозрачный пластиковый мешок, плотно облегающий тело и конечности. На концах этот мешок имел расширения, чтобы не повредить сенсоры.
«Почему повышенное давление не раздувает его, как воздушный шар?» — размышлял Ван, но так и не нашел ответа.
Ландшафт был выбран, видимо, заранее, так как у людей не возникло того унылого впечатления, которое астронавты привезли отсюда на Землю. Перед ними лежали дюны, окрашенные в приглушенные красные и черные тона; утес блестел какими-то рудными выходами; скала, словно клык, маячила на фоне темно-пурпурного неба. Очевидно, сигманец был сильно разочарован, увидев, с каким трудом рукой, облаченной в перчатку, управляется Скип с карандашом и кистью. Поэтому он сократил до минимума эту экспедицию, чтобы продолжить сеанс рисования в более подходящих условиях.
Марс остался позади. Звездолет все больше удалялся от Солнца.
Само собой вышло так, что люди стали называть сигманца Агасфером. Впрочем, они долго сомневались, принято ли вообще у сигманцев как-либо называть друг друга.
— Думаю, что нет, — сказала Ивонна. — По крайней мере, в нашем смысле. Вряд ли они сопоставляют с индивидуумом какое-либо звукосочетание. Тут, наверное, целая комбинация ассоциаций, деталей внешности, запаха, целый идентификационный комплекс, запоминаемый и воспроизводимый в тех случаях, когда подобная идентификация необходима. — Она весело добавила: — Если, конечно, она им вообще необходима. Ведь индивидуальность сигманцев может кардинально отличаться от индивидуальности человека. Тут наши мерки не очень-то подходят…
Тем не менее Агасфер-Странник довольно быстро научился издавать звуки, обозначавшие каждого из гостей. И даже преуспел в некоторых императивах. Во время перелета от Марса к Юпитеру он часто повторял: «Ивонна Кантер и Ли, уходите. Скип, оставайся» или «Скип, иди со мной. Ивонна Кантер и Ван Ли, не беспокойте нас, если тоже идете».
Он произносил эти команды, когда намеревался продолжить изучение материалов об искусстве Земли, или собирался показать Скипу свои творения (которые трудно было бы описать с помощью языка людей! ), или, скажем, хотел сравнить методику изображения каких-либо конкретных объектов, типа цветка или участка звездного неба. Ван Ли быстро надоел сигманцу со своей китайской каллиграфией, поэтому оба лингвиста его, как правило, не интересовали.
В таких ситуациях Ивонна с Ваном проводили время, разрабатывая планы по расширению словаря и уточнению грамматики нового языка, рассчитывая использовать свои наработки при очередном сеансе, когда Агасфер согласится работать со звукосинтезатором. Постепенно их взаимная враждебность поутихла.
— Я понимаю, вас нельзя обвинять в том, что политики заставили вас плясать под свою дудку, — сказал как-то Ван, когда они с Ивонной остались вдвоем. — На самом деле вас надо было бы пожалеть. На вашу жизнь дважды покушались…
— Дважды? — спросила Ивонна и пристально посмотрела на китайца. — Откуда вы знаете?
— Я сказал необдуманно. — Ван замялся. — Вы правы, о втором покушении не сообщалось. — Но тут же перешел в наступление: — А почему не сообщали?
— Чтобы не усугублять и без того опасную ситуацию, — ответила Ивонна и отступила на шаг. — Значит, у вас есть свои шпионы в наших рядах.
— Как и у вас в наших, — парировал Ван. Затем произнес уже мягче: — Ну да, меня проинформировали о втором покушении. Я сожалею о случившемся и хотел бы, чтобы ничего подобного больше с вами не произошло. И во имя всего святого, прошу вас, не будьте такой наивной.
— Что вы имеете в виду, профессор Ван?
— Вы слишком доверчивы. Вы ведь верите, что информация о вас скрывается из чисто альтруистических соображений. А вы не задумывались о том, что, если эти сведения передать в эфир, они могут вскрыть многое из того, что американское правительство хотело бы сохранить в тайне. — В голосе Вана зазвучали металлические нотки. — Думаете, этот молокосос, ваш компаньон, и в самом деле такой простачок, каким прикидывается? К чему он склоняет сигманца, пока мы сидим тут? Что он там открыл, что выведал такого, о чем мы с вами никогда не узнаем?
Ивонну бросало то в жар, то в холод. Она постукивала туфлей по полу.
— Хватит! — крикнула она. Затем взяла себя в руки. — Скип честнейший, храбрейший… Разумеется, он не придерживается прокитайских позиций, но известно ли вам, что именно его нам с вами следует благодарить за то, что мы сейчас находимся здесь и… И между прочим, когда меня похитили, именно он отправился на лос-анджелесское «дно» и отыскал там человека, который знал, где меня могут прятать, и заставил его сказать… — Она разрыдалась. — Мне противны люди, которые обвиняют других! — выговорила она, повернулась и ушла прочь.
При следующей встрече Ивонна с Ваном обменялись вежливыми извинениями. Брешь в их отношениях была вновь заделана.
«Но с каждым разом, — подумала Ивонна (и тут же подумала, что Скип тоже вынужден идти на такие перемирия), — мир становится все более непрочным».
Юпитер! Величественный мир, огромный янтарный щит, густо затканный облаками, бронзовыми и охряными; мутная зелень и голубизна, сумеречный фиолет; огненный рубин «красного пятна», на котором могли бы уместиться четыре Земли; роящиеся луны, наиболее крупные из которых могли бы быть небольшими планетами. Твое великолепие лишь немногим менее ужасно, чем великолепие Солнца!
Скип плавал внутри обсервационной сферы. Он был привязан шнуром к мостику и пожирал глазами открывшееся ему зрелище. Отраженный юпитерианский свет заливал его и Ивонну. Даже на таком расстоянии сила света раз в пятьдесят превышала силу лунного света на Земле в пору полнолуния, затмевая звезды и окрашивая наблюдавших в золото. Скип с Ивонной были одни.
— Не понимаю, — сказал Скип, — почему Агасфер не с нами? Почему не смотрит?
Его мысли медленно возвращались к Ивонне. Их направлял свет, который блестел в ее глазах и, отброшенный мановением ее век, отражался дальше. Скипу пришла мысль о Данае, и он предпочел бы услышать иной ответ, нежели: «Наверное, пошел спать, как и Ван. Когда-то надо и отдохнуть. Ван уже немолод, а у Агасфера был трудный день. Два с половиной g, когда ты привык к одной трети, сам понимаешь…»
— А как ты? — Ивонна протянула к нему руку.
— Подустал малость… Астрономы вот все толкуют, мол, в атмосфере Юпитера сплошные ураганы, причем куда круче наших, земных. А мне плевать на них! Я собираюсь слетать туда в челноке. — Скип посерьезнел и вновь устремил взор на юпитерианский лик. — Ой, стоит! — прошептал он. — Тысячу раз стоит! Представляешь! Горы замерзшего газа, выше наших гор. Горы и горы, сколько видит глаз, вздымаются, громоздятся, сверкают… И краски, краски…
— Скип! Лезть туда — чистое безумие! Пожалуйста, не надо!
— Нет, надо! Если Агасфер пойдет, я с ним. — Скип повернулся к Ивонне и взял ее за руку. — Сама посуди, Ивонна, ведь это он затеял нашу прогулку, а я думаю, ему виднее, что можно, а чего нельзя. И теперь, когда он показал мне, как управляют челноком, позволь уж мне порезвиться в юпитерианских небесах! Господи, это будет высший пилотаж! — Скип помолчал. — Не беспокойся. Пилотировать этот драндулет не так уж и сложно, даже новичку. Во всяком случае, я ни разу не потерял управления. Но он плохо переносит повышенную гравитацию. Чего мы пока не можем осуществить, так это совместного творчества человека и сигманца.
Ивонна вздохнула. Скип почесал в затылке.
— Ты что-то выглядишь несчастной, — сказал он. — Какие-нибудь проблемы?
— Да так, ничего… — Ивонна отвела взгляд. — Устала, наверное. Слишком много впечатлений… Нет, Ван Ли тут ни при чем. Просто так уж я устроена. — Ивонна провела ладонью по лицу. — Сказать по правде, плохо на меня действует этот тропический климат. Как думаешь, нельзя ли тут устроить помещение, где было бы прохладно и сухо?
— Наверное, можно. Только вот как об этом спросить у сигманца? Однако ты и без этого можешь сделать так, чтобы чувствовать себя комфортнее. Сними ты с себя эти тряпки. — Скип жестом указал на ее платье и на свои шорты. — Пусть Ван Ли остается самоотверженным коммунистом и сохраняет достоинство партии, парясь в своей коричневой униформе. А нам с тобой не нужно ничего, кроме карманов. В интервале гравитации от нуля до одной трети g ты вполне можешь обойтись без бюстгальтера. Ничего не отвиснет. Впрочем, у тебя и при нормальной гравитации грудь смотрится ничего себе.
Скипу вполне хватило юпитерианского света, чтобы заметить, как Ивонна покраснела. Левой рукой Скип взял ее за подбородок, а правую руку положил ей на бедро и сказал:
— Ивонна, даже твои любимые ортодоксы еще до моего рождения отменили табу на обнаженную натуру, если речь идет не о публичных местах. Разве мы с тобой не видели обнаженного тела? Да квадратные километры! И место тут вовсе не публичное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Как Китай влиял на Европу в восемнадцатом веке, — поддержал его Ван. — А потом Африка…
— Или, скажем, как буддизм в древности влиял на Китай, — продолжил Скип. — А те, в свою очередь, были вдохновлены древними греками. Или взять восемнадцатую династию Египта. Эпоха расцвета, обязанная своим существованием стремительному усвоению культур Крита и Сирии. В общем, ясно. А в третьих… — Скип смолк.
— Что же в-третьих?
— Да так, ничего особенного.
Ван уставился на Скипа. В его глазах отражался красный марсианский свет. Было видно, как китаец напрягся.
— Или вы опять сговорились за моей спиной? — зло спросил он.
— Заткнись! — разозлился Скип. — И поостынь чуток! — Он ударил кулаком по поручням. — Сколько можно ходить и причитать? Ладно, парень, я скажу тебе, что в-третьих. Сигманец решил убраться подальше от Земли, чтобы уберечь нашу компанию от еще более мерзких типов, чем ты.
— Скип! — Ивонна схватила его за руку. — Успокойся, пожалуйста!
— Лучше я уйду. Примите мои извинения, доктор Кантер, — сухо произнес Ван и сошел с наблюдательного мостика. Вскоре он затерялся где-то среди звездных скоплений.
На звездолете имелись специальные челноки, которые позволяли высаживаться на поверхность планеты. В одном из челноков все четверо отправились на Марс. Несколько тысяч километров они пролетели над самой поверхностью, выбирая место для посадки. Челнок имел сигарообразную форму. Если не считать некоторых покрытых кожухом деталей, где, видимо, располагались двигатель и приборы управления, корпус челнока был совершенно прозрачен.
— Полагаю, он невидим для радаров, — заметил Ван и сразу осекся.
Все трое людей подумали об одном и том же: супербомбардировщик-невидимка!
Чтобы не дать рухнуть их и без того шаткому перемирию, Ивонна поспешно перевела разговор на другую тему.
— Наверное, челноку нужна защита от вредных излучений. Сигма Дракона холоднее Солнца и не дает столько ультрафиолета. Значит, живые организмы на Сигме куда больше нашего подвержены влиянию ультрафиолетовых лучей и прочего излучения.
— А мне вот интересно, что эту штуку движет? — сказал Скип.
В самом деле, у челнока не было ни реактивного двигателя, ни пропеллера, ничего даже близко похожего. Было тихо. Лишь когда они летели над марсианской пустыней, слышался глухой свист рассекаемого воздуха.
— Гидромагнетика? — продолжал Скип. — Но это хорошо в открытом космосе. А тут ведь рядом огромная масса, которая должна мешать…
Скип прошел в носовую часть челнока, к сигманцу, который своими клешнеобразными руками вполне справлялся с обязанностями пилота. Сигманец уставился на Скипа задними глазами на черенках. Скип открыл блокнот.
— Что вы там опять задумали? — с подозрением спросил Ван.
— Да не бойся ты! Просто хочу выяснить, не исследовал ли наш приятель и Землю точно таким же образом. Такой челнок черта с два заметишь, разве что на мгновение. А потом подумаешь, что все это тебе просто померещилось. Во всяком случае, это вполне возможно, особенно если он избегал густонаселенных районов или изучал их с большой высоты. Вам бы, Ван, тоже не пришло в голову парковаться на Таймс-сквер?
Вскоре Скип убедился, что был прав в своих догадках. А он догадывался, что во время таких полетов над поверхностью Земли сигманец не вступал в контакт из-за боязни задержаться в условиях тройной для него гравитации, которую он, видимо, плохо переносил. Скип также догадывался, что архитектурные ансамбли сигманец видел лишь издали — но одно это вдохновило его пойти на контакт с людьми.
Вскоре они сделали первую, но не последнюю посадку на Марсе. Облачившись в скафандры, они вышли из челнока. Скафандр сигманца напоминал прозрачный пластиковый мешок, плотно облегающий тело и конечности. На концах этот мешок имел расширения, чтобы не повредить сенсоры.
«Почему повышенное давление не раздувает его, как воздушный шар?» — размышлял Ван, но так и не нашел ответа.
Ландшафт был выбран, видимо, заранее, так как у людей не возникло того унылого впечатления, которое астронавты привезли отсюда на Землю. Перед ними лежали дюны, окрашенные в приглушенные красные и черные тона; утес блестел какими-то рудными выходами; скала, словно клык, маячила на фоне темно-пурпурного неба. Очевидно, сигманец был сильно разочарован, увидев, с каким трудом рукой, облаченной в перчатку, управляется Скип с карандашом и кистью. Поэтому он сократил до минимума эту экспедицию, чтобы продолжить сеанс рисования в более подходящих условиях.
Марс остался позади. Звездолет все больше удалялся от Солнца.
Само собой вышло так, что люди стали называть сигманца Агасфером. Впрочем, они долго сомневались, принято ли вообще у сигманцев как-либо называть друг друга.
— Думаю, что нет, — сказала Ивонна. — По крайней мере, в нашем смысле. Вряд ли они сопоставляют с индивидуумом какое-либо звукосочетание. Тут, наверное, целая комбинация ассоциаций, деталей внешности, запаха, целый идентификационный комплекс, запоминаемый и воспроизводимый в тех случаях, когда подобная идентификация необходима. — Она весело добавила: — Если, конечно, она им вообще необходима. Ведь индивидуальность сигманцев может кардинально отличаться от индивидуальности человека. Тут наши мерки не очень-то подходят…
Тем не менее Агасфер-Странник довольно быстро научился издавать звуки, обозначавшие каждого из гостей. И даже преуспел в некоторых императивах. Во время перелета от Марса к Юпитеру он часто повторял: «Ивонна Кантер и Ли, уходите. Скип, оставайся» или «Скип, иди со мной. Ивонна Кантер и Ван Ли, не беспокойте нас, если тоже идете».
Он произносил эти команды, когда намеревался продолжить изучение материалов об искусстве Земли, или собирался показать Скипу свои творения (которые трудно было бы описать с помощью языка людей! ), или, скажем, хотел сравнить методику изображения каких-либо конкретных объектов, типа цветка или участка звездного неба. Ван Ли быстро надоел сигманцу со своей китайской каллиграфией, поэтому оба лингвиста его, как правило, не интересовали.
В таких ситуациях Ивонна с Ваном проводили время, разрабатывая планы по расширению словаря и уточнению грамматики нового языка, рассчитывая использовать свои наработки при очередном сеансе, когда Агасфер согласится работать со звукосинтезатором. Постепенно их взаимная враждебность поутихла.
— Я понимаю, вас нельзя обвинять в том, что политики заставили вас плясать под свою дудку, — сказал как-то Ван, когда они с Ивонной остались вдвоем. — На самом деле вас надо было бы пожалеть. На вашу жизнь дважды покушались…
— Дважды? — спросила Ивонна и пристально посмотрела на китайца. — Откуда вы знаете?
— Я сказал необдуманно. — Ван замялся. — Вы правы, о втором покушении не сообщалось. — Но тут же перешел в наступление: — А почему не сообщали?
— Чтобы не усугублять и без того опасную ситуацию, — ответила Ивонна и отступила на шаг. — Значит, у вас есть свои шпионы в наших рядах.
— Как и у вас в наших, — парировал Ван. Затем произнес уже мягче: — Ну да, меня проинформировали о втором покушении. Я сожалею о случившемся и хотел бы, чтобы ничего подобного больше с вами не произошло. И во имя всего святого, прошу вас, не будьте такой наивной.
— Что вы имеете в виду, профессор Ван?
— Вы слишком доверчивы. Вы ведь верите, что информация о вас скрывается из чисто альтруистических соображений. А вы не задумывались о том, что, если эти сведения передать в эфир, они могут вскрыть многое из того, что американское правительство хотело бы сохранить в тайне. — В голосе Вана зазвучали металлические нотки. — Думаете, этот молокосос, ваш компаньон, и в самом деле такой простачок, каким прикидывается? К чему он склоняет сигманца, пока мы сидим тут? Что он там открыл, что выведал такого, о чем мы с вами никогда не узнаем?
Ивонну бросало то в жар, то в холод. Она постукивала туфлей по полу.
— Хватит! — крикнула она. Затем взяла себя в руки. — Скип честнейший, храбрейший… Разумеется, он не придерживается прокитайских позиций, но известно ли вам, что именно его нам с вами следует благодарить за то, что мы сейчас находимся здесь и… И между прочим, когда меня похитили, именно он отправился на лос-анджелесское «дно» и отыскал там человека, который знал, где меня могут прятать, и заставил его сказать… — Она разрыдалась. — Мне противны люди, которые обвиняют других! — выговорила она, повернулась и ушла прочь.
При следующей встрече Ивонна с Ваном обменялись вежливыми извинениями. Брешь в их отношениях была вновь заделана.
«Но с каждым разом, — подумала Ивонна (и тут же подумала, что Скип тоже вынужден идти на такие перемирия), — мир становится все более непрочным».
Юпитер! Величественный мир, огромный янтарный щит, густо затканный облаками, бронзовыми и охряными; мутная зелень и голубизна, сумеречный фиолет; огненный рубин «красного пятна», на котором могли бы уместиться четыре Земли; роящиеся луны, наиболее крупные из которых могли бы быть небольшими планетами. Твое великолепие лишь немногим менее ужасно, чем великолепие Солнца!
Скип плавал внутри обсервационной сферы. Он был привязан шнуром к мостику и пожирал глазами открывшееся ему зрелище. Отраженный юпитерианский свет заливал его и Ивонну. Даже на таком расстоянии сила света раз в пятьдесят превышала силу лунного света на Земле в пору полнолуния, затмевая звезды и окрашивая наблюдавших в золото. Скип с Ивонной были одни.
— Не понимаю, — сказал Скип, — почему Агасфер не с нами? Почему не смотрит?
Его мысли медленно возвращались к Ивонне. Их направлял свет, который блестел в ее глазах и, отброшенный мановением ее век, отражался дальше. Скипу пришла мысль о Данае, и он предпочел бы услышать иной ответ, нежели: «Наверное, пошел спать, как и Ван. Когда-то надо и отдохнуть. Ван уже немолод, а у Агасфера был трудный день. Два с половиной g, когда ты привык к одной трети, сам понимаешь…»
— А как ты? — Ивонна протянула к нему руку.
— Подустал малость… Астрономы вот все толкуют, мол, в атмосфере Юпитера сплошные ураганы, причем куда круче наших, земных. А мне плевать на них! Я собираюсь слетать туда в челноке. — Скип посерьезнел и вновь устремил взор на юпитерианский лик. — Ой, стоит! — прошептал он. — Тысячу раз стоит! Представляешь! Горы замерзшего газа, выше наших гор. Горы и горы, сколько видит глаз, вздымаются, громоздятся, сверкают… И краски, краски…
— Скип! Лезть туда — чистое безумие! Пожалуйста, не надо!
— Нет, надо! Если Агасфер пойдет, я с ним. — Скип повернулся к Ивонне и взял ее за руку. — Сама посуди, Ивонна, ведь это он затеял нашу прогулку, а я думаю, ему виднее, что можно, а чего нельзя. И теперь, когда он показал мне, как управляют челноком, позволь уж мне порезвиться в юпитерианских небесах! Господи, это будет высший пилотаж! — Скип помолчал. — Не беспокойся. Пилотировать этот драндулет не так уж и сложно, даже новичку. Во всяком случае, я ни разу не потерял управления. Но он плохо переносит повышенную гравитацию. Чего мы пока не можем осуществить, так это совместного творчества человека и сигманца.
Ивонна вздохнула. Скип почесал в затылке.
— Ты что-то выглядишь несчастной, — сказал он. — Какие-нибудь проблемы?
— Да так, ничего… — Ивонна отвела взгляд. — Устала, наверное. Слишком много впечатлений… Нет, Ван Ли тут ни при чем. Просто так уж я устроена. — Ивонна провела ладонью по лицу. — Сказать по правде, плохо на меня действует этот тропический климат. Как думаешь, нельзя ли тут устроить помещение, где было бы прохладно и сухо?
— Наверное, можно. Только вот как об этом спросить у сигманца? Однако ты и без этого можешь сделать так, чтобы чувствовать себя комфортнее. Сними ты с себя эти тряпки. — Скип жестом указал на ее платье и на свои шорты. — Пусть Ван Ли остается самоотверженным коммунистом и сохраняет достоинство партии, парясь в своей коричневой униформе. А нам с тобой не нужно ничего, кроме карманов. В интервале гравитации от нуля до одной трети g ты вполне можешь обойтись без бюстгальтера. Ничего не отвиснет. Впрочем, у тебя и при нормальной гравитации грудь смотрится ничего себе.
Скипу вполне хватило юпитерианского света, чтобы заметить, как Ивонна покраснела. Левой рукой Скип взял ее за подбородок, а правую руку положил ей на бедро и сказал:
— Ивонна, даже твои любимые ортодоксы еще до моего рождения отменили табу на обнаженную натуру, если речь идет не о публичных местах. Разве мы с тобой не видели обнаженного тела? Да квадратные километры! И место тут вовсе не публичное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28