«Ты можешь быть самым богатым на свете, но все равно останешься жлобом».
…Через некоторое время Рамон опять обратился к Ракель:
– Я понимаю, что поступаю не слишком деликатно, – сказал он, – но, думаю, ради доброго имени семьи Ломбардо, мой долг сказать вам это.
Рамон в некотором смущении посмотрел на Ракель:
– О чем вы?
– Вы помните, как сеньорита Марта получила в подарок браслет?
– Да, но она его вернула, Рамон.
– Только сегодня мне удалось выяснить, кто этот человек.
– Кто же?
– Луис Трехо. Тот молодой человек, что раньше работал здесь. Это он был с сеньоритой, когда она наехала на человека. Чучо случайно видел, как он поджидал сеньориту у ворот дома. И потом – он ей все время звонит, но никогда не называет своего имени…
Ракель схватилась за голову. Как может ее сестра водить такие знакомства? Ведь не зря же Антонио выгнал его! И вообще: она, жена Антонио, хозяйка этого дома, а ее сестра встречается с такими сомнительными типами, как этот Трехо… Нельзя же так компрометировать ее! И не только ее – их всех, весь дом Ломбарде!
Ракель бросилась в комнату сестры, чтобы немедленно все выяснить. Марты не было. Она попросила Рамона разыскать ее, а сама открыла платяной шкаф: теперь она не была уверена, что прошлый раз Марта поступила так, как сказала ей, – вернула браслет. Ракель быстро передвигала вешалки, на которых висели многочисленные наряды сестры, и вдруг увидела подвешанный к одному из платьев свернутый узелком шелковый платок. Она схватила его, положила на кровать и в нетерпении развернула… Боже! Столько драгоценностей! Откуда у Луиса Трехо деньги, чтобы покупать такие вещи? Наверное, он их украл…
Едва Марта вошла в комнату, Ракель в сердцах напустилась на нее:
– У меня не хватает слов, чтобы сказать тебе, кто ты такая.
Марта сделала вид, что не понимает, в чем дело.
– Кто подарил тебе все эти драгоценности? Луис Трехо, да? И не смей отрицать это! Ты уже целый месяц с ним встречаешься… Ты дура, сумасшедшая или что?
– Я не понимаю, в чем проблема? Луис – мой приятель, Ракель, – спокойно сказала Марта. Но это спокойствие было только видимостью – она понимала, что ее игра с Луисом Трехо затянулась. Хочешь не хочешь, но скоро ей придется делать выбор. Но это ее проблемы, и Ракель нечего вмешиваться в них.
– Приятель, который делает такие подарки? В обмен на что, Марта? – негодовала Ракель. – Мне надоело, что ты такая дура! Дошла до того, что принимаешь такие подарки от… от кого угодно, Марта. Так поступают только уличные женщины.
– А ты сама кто? Зовешьсй сеньорой Ломбарде и живешь на деньги этого мертвеца, а сама никогда не выходила за него замуж!
– Идиотка! Ты немедленно дашь мне телефон этого кретина, и я сама верну ему все эти штуки.
– Нет.
– Хорошо. Тогда Макс отыщет его, и я попрошу, чтобы он поставил этого типа на место.
И Ракель, хлопнув дверью, направилась в свою комнату и в изнеможении прилегла на кровать. В ушах стояли слова Марты: «…живешь на деньги этого мертвеца…» Антонио – мертвец? Нет.
Глава 53
Да, прошло уже почти полгода, как исчез Антонио, но каждый вечер она засыпала с ощущением, что муж жив, что грядущий день принесет ей добрую весть. Она часто и подолгу разговаривала с Викторией и как-то сказала ей об этом своем непроходящем ожидании.
«Мы часто не хотим смириться с реальностью и живем в мире желаемого», – заметила тогда Виктория. Она никогда больше не спрашивала Ракель, от кого она ждет ребенка, но Ракель чувствовала – Виктория считает, что это ребенок Макса. Однажды Ракель даже спросила ее об этом, но Виктория уклонилась от ответа. «Я его в любом случае буду любить», – сказала она.
В общем, с того времени как исчез Антонио, перемен произошло мало. Изредка звонил Андрее и спрашивал, нет ли каких известий об Антонио. Уехала Алеханра, так и не решившись на тайный брак с Рафаэлем Гарсиа. Дни тянулись однообразной унылой чередой. Иногда Ракель даже была готова поверить Максимилиано, который клялся, что не имеет никакого отношения к тому, что случитесь с Антонио. Он стал теперь спокойнее, увереннее в себе, и недавно она слышала, как доктор Пласенсия сказал: «Может быть, все это время Максу не хватало самостоятельности». Он по-прежнему не упускал случая юговорить с ней о своей любви, хотя не был теперь так назойлив, как раньше. «Просто я научился быть спокойным в твоем присутствии, Ракель», – как-то признался он ей.
Разговор с Мартой взбудоражил ее и она долго не могла уснуть. А когда забылась тяжелым беспокойным сном, вышедшая из-под контроля память услужливо подсунула то, о чем она старалась забыть: первая встреча с Максом, замужество, известие об авиакатастрофе, в которой погиб настоящий Антонио Ломбардо, и злые угрозы Макса: «Тогда ты и твоя сестра окажетесь в тюрьме, вместе с вашим отцом!» Она проснулась от собственного крика. Над ней заботливо склонился Макс – он проходил мимо ее комнаты и неожиданно услышал крик.
– Ракель, Ракель, ты плохо себя чувствуешь? Позвонить Оскару?
– Нет…
…В это утро Ракель была особенно тихой и сосредоточенной. Она взяла маленькую голубую шапочку и думала о вчерашнем разговоре с Мартой, о нелепых снах, мучивших ее всю ночь. Но думала об этом уже спокойно, как о неприятном, но уже свершившимся и пережитом. Должно быть, на нее подействовали умиротворяюще и тишина большой уютной гостиной, и пестрые квадраты солнечного света, лежащие на полу, и то занятие, которому она полностью сейчас отдавалась.
В гостиную вошел Макс и, как всегда, когда заставал ее одну, задержался, чтобы поговорить с ней.
– Ты знаешь, что на будущей неделе приезжают Клаудио и Камила? – спросил он.
– Надеюсь, Камила не станет злиться, как раньше, – сказала Ракель, не отрываясь от вязания.
– Я поговорю с ней, не беспокойся. Не хочу, чтобы кто-либо досаждал тебе.
Ракель подняла на него глаза.
– Мне кажется невероятным, что ты мог так измениться. Теперь ты опять такой, каким я узнала тебя в Гвадалахаре, – внимательный, добрый.
Максимилиано, услышав ее слова, встрепенулся и, не отрывая взгляда от Ракель, спросил:
– Ты меня уже простила?
– Я не хочу об этом больше говорить, – устало вздохнула Ракель.
– Но я хочу, – настойчиво сказал он. – С каждым днем мне все тяжелее думать, что ты меня не простила, что все еще злишься на меня. Ракель, что мне сделать, чтобы добиться у тебя прощения?
– Я любила тебя, Макс, очень любила. Не знаю, зачем тебе нужно было сделать все это. Для тебя так важны деньги?
– Нет, дорогая, речь не о деньгах, – Макс недобро улыбнулся. – Когда моя мать вышла замуж за Альберто Ломбардо, отца Антонио, ее отношение ко мне переменилось. Я уже не был для нее главным в жизни.
– Но это же нормально…
– Да, нормально, но сложно и больно для мальчишки тринадцати-четырнадцати лет. Из-за них – старика, Антонио и Камилы – она отдалилась от меня. Я чувствовал себя одиноким и униженным. Мой отец был простым инженером в фирме Ломбардо. И, когда мы приехали в этот дом, все смотрели на меня сверху вниз, начиная со слуг и кончая друзьями дома. А больше всех издевался надо мной Антонио. Он был самый лучший, и всем давал это понять. Он издевался надо мной, ставил меня в глупое положение. Ты не представляешь, как мы ненавидели друг друга. Да, он ненавидел меня, но другим этого никогда не показывал. Все время с улыбочкой… Лицемер!
Ракель внимательно слушала его и не могла понять, правда это или очередная его ложь. Во всяком случае, до сих пор он еще никогда не говорил о своем прошлом, о детстве в доме Ломбардо, о корнях и причинах его жгучей ненависти к Антонио. А Максимилиано продолжал с такой же яростной убедительностью, с такой же страстной напористостью:
– Он пользовался любой возможностью, чтобы досадить мне. Поэтому мне и пришел в голову весь этот план. Конечно, это было безумием. Но я был слеп. И только хотел отплатить за все унижения и побои, которые терпел от него мальчишкой.
– Я понимаю твою злость, Максимилиано, но неужели твоя ненависть дошла до того, что ты задумал убить его? – спросила Ракель, потрясенная этим бурным приступом ненависти.
– Я думаю, все мы в какой-то момент желаем кого-нибудь убить, – сказал он. – Но мне не хватило духу это сделать. Клянусь тебе, я не причастен ни к аварии самолета, ни тем более к исчезновению Антонио. Ты не представляешь, как я раскаиваюсь в том, что сделал, потому что потерял самое дорогое, что у меня было, потерял тебя. Дай мне еще один шанс. Мне необходимо утешить, обласкать тебя, – Макс почти что плакал.
Боясь, что Максимилиано выполнит свое обещание расправиться с Мерседес, Габриэль никому ничего не сказал, даже Чучо, который и обнаружил его лежащим на полу в проходной комнате. Он сказал, что оступился и упал. Ему, конечно, не поверили, но так как он твердо стоял на своем, Допытываться до истины не стали: и Мерседес, и Чучо понимали, что это не сулит ничего, кроме новых осложнений. Габриэль пролежал в больнице больше месяца. Он вернулся на костылях, но дух его был не сломлен. Ему по-прежнему было мучительно думать, что они отплатили Ракель за ее доброту черной неблагодарностью – скрыв от нее правду о Роберто Агирре. Он ненавидел Максимилиано, хотя тот не обращал на них никакого внимания, как будто забыл, кто они и как здесь оказались. Тщетно Мерседес уговаривала и его забыть обо всем – сказать правду Ракель мог и дон Даниэль, но он тоже не хочет ворошить прошлое. Самые лучший выход – все забыть. Но Габриэль не собирался жить с постоянным ощущением вины и стыда за свою трусость. Он ждал случая, чтобы снять с себя камень. И этот случай представился на следующий день после бурного объяснения сестер. Марта вихрем налетела на Габриэля.
– Это ведь ты, да?
– Что? – удивился ничего не понимающий Габриэль.
– Предатель, лицемер! Ты рассказал Ракель о Луисе Трехо?
Марта, распалившись и не слушая юношу, выкрикивала угрозы рассказать все полиции об их обмане. Габриэль побледнел.
– Да, сеньорита, вы совершенно правы. Пойдите и скажите все в полиции. Я тогда тоже смогу все рассказать. Я действительно трус и обманщик, это правда. Но я не говорил сеньоре о Луисе Трехо.
Разыскивая по всему дому свою сестру, Ракель зашла на половину слуг. Еще издали она услышала в одной из комнат громкие голоса, а когда подошла ближе, до нее донеслись последние слова Габриэля. Торопливо войдя в комнату, она вмешалась в разговор:
– Это не он мне сказал. И прежде чем обвинять человека без всякого основания, можно было спросить у меня.
– Нет, сеньора, не ругайте ее. Она совершенно права. Потому что я виноват, но виноват перед вами.
– Передо мной? О чем ты, Габриэль? – удивилась Ракель.
– И я, и моя сестра – мы вас обманывали все это время, сеньора. Человек, который приходил к моей сестре под именем Роберто Агирре, – это сеньор Максимилиано.
– Максимилиано? – недоверчиво переспросила она, еще не осознавая смысла услышанного.
– Да. Просто он запугал нас. Чучо тоже об этом знает, и дон Даниэль…
– Мой папа? – в изумлении воскликнула Ракель. – Мой папа знал и ничего не сказал мне?
Она заметалась по комнате, потом бросилась в гостиную: расспросить отца, узнать, правда ли это. В гостиной она увидела Максимилиано, только что вошедшего в дом. От неожиданности она остановилась, ее огромные глаза, казалось, стали ее больше, потом в бешенстве бросилась к нему:
– Подонок! Убийца! Ненавижу тебя…
– Что с тобой, Ракель? – недоуменно спросил Максимилиано.
– Это ты убил Антонио! Ты – Роберто Агирре!
– Я не убивал…
– Ты Робер…
Ее крик оборвался на полуслове. Согнувшись, она схватилась за живот, громко застонала… Превозмогая острую, режущую боль внутри, она еще успела выплеснуть в яростном крике всю огромную, никогда не отпускавшую ее боль своей души.
– Убийца! На этот раз я все расскажу полиции! Остаток своих дней ты проведешь за решеткой!
Максимилиано склонился над Ракель, пытаясь ее поднять.
– Что с тобой, Ракель? Что происходит? Мама! Мама! – закричал он.
Из своей комнаты быстро выбежала Виктория.
– Что случилось?
– Ей плохо! Надо отвезти ее к врачу. Позвони врачу! Ракель, Ракель!
Трудно сказать, сколько времени они плыли. Час, второй, третий… – время для них остановилось. Солнце палило нещадно. Вода, которую они налили в выдолбленные кокосовые орехи, кончилась. Все чаще и чаще обессилевший Кот, скорчившись, ложился прямо в воду, заливавшую плот, и, проклиная все на свете, призывал спасительную смерть. «Держись», – подбадривал его Антонио. Так, поддерживая нужное направление слабыми взмахами весел, они плыли и плыли в слабой надежде, что, может, и на этот раз судьба смилостивится над ними и их прибьет к берегу. Им действительно повезло. Солнце только перевалило за полдень, когда Антонио увидел вдруг темную стену зелени. «Мы спасены! Мы спасены!» – закричал он. Они быстрее заработали веслами, и вскоре Антонио прыгнул в воду и, подталкивая утлый плотик, вышел на берег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
…Через некоторое время Рамон опять обратился к Ракель:
– Я понимаю, что поступаю не слишком деликатно, – сказал он, – но, думаю, ради доброго имени семьи Ломбардо, мой долг сказать вам это.
Рамон в некотором смущении посмотрел на Ракель:
– О чем вы?
– Вы помните, как сеньорита Марта получила в подарок браслет?
– Да, но она его вернула, Рамон.
– Только сегодня мне удалось выяснить, кто этот человек.
– Кто же?
– Луис Трехо. Тот молодой человек, что раньше работал здесь. Это он был с сеньоритой, когда она наехала на человека. Чучо случайно видел, как он поджидал сеньориту у ворот дома. И потом – он ей все время звонит, но никогда не называет своего имени…
Ракель схватилась за голову. Как может ее сестра водить такие знакомства? Ведь не зря же Антонио выгнал его! И вообще: она, жена Антонио, хозяйка этого дома, а ее сестра встречается с такими сомнительными типами, как этот Трехо… Нельзя же так компрометировать ее! И не только ее – их всех, весь дом Ломбарде!
Ракель бросилась в комнату сестры, чтобы немедленно все выяснить. Марты не было. Она попросила Рамона разыскать ее, а сама открыла платяной шкаф: теперь она не была уверена, что прошлый раз Марта поступила так, как сказала ей, – вернула браслет. Ракель быстро передвигала вешалки, на которых висели многочисленные наряды сестры, и вдруг увидела подвешанный к одному из платьев свернутый узелком шелковый платок. Она схватила его, положила на кровать и в нетерпении развернула… Боже! Столько драгоценностей! Откуда у Луиса Трехо деньги, чтобы покупать такие вещи? Наверное, он их украл…
Едва Марта вошла в комнату, Ракель в сердцах напустилась на нее:
– У меня не хватает слов, чтобы сказать тебе, кто ты такая.
Марта сделала вид, что не понимает, в чем дело.
– Кто подарил тебе все эти драгоценности? Луис Трехо, да? И не смей отрицать это! Ты уже целый месяц с ним встречаешься… Ты дура, сумасшедшая или что?
– Я не понимаю, в чем проблема? Луис – мой приятель, Ракель, – спокойно сказала Марта. Но это спокойствие было только видимостью – она понимала, что ее игра с Луисом Трехо затянулась. Хочешь не хочешь, но скоро ей придется делать выбор. Но это ее проблемы, и Ракель нечего вмешиваться в них.
– Приятель, который делает такие подарки? В обмен на что, Марта? – негодовала Ракель. – Мне надоело, что ты такая дура! Дошла до того, что принимаешь такие подарки от… от кого угодно, Марта. Так поступают только уличные женщины.
– А ты сама кто? Зовешьсй сеньорой Ломбарде и живешь на деньги этого мертвеца, а сама никогда не выходила за него замуж!
– Идиотка! Ты немедленно дашь мне телефон этого кретина, и я сама верну ему все эти штуки.
– Нет.
– Хорошо. Тогда Макс отыщет его, и я попрошу, чтобы он поставил этого типа на место.
И Ракель, хлопнув дверью, направилась в свою комнату и в изнеможении прилегла на кровать. В ушах стояли слова Марты: «…живешь на деньги этого мертвеца…» Антонио – мертвец? Нет.
Глава 53
Да, прошло уже почти полгода, как исчез Антонио, но каждый вечер она засыпала с ощущением, что муж жив, что грядущий день принесет ей добрую весть. Она часто и подолгу разговаривала с Викторией и как-то сказала ей об этом своем непроходящем ожидании.
«Мы часто не хотим смириться с реальностью и живем в мире желаемого», – заметила тогда Виктория. Она никогда больше не спрашивала Ракель, от кого она ждет ребенка, но Ракель чувствовала – Виктория считает, что это ребенок Макса. Однажды Ракель даже спросила ее об этом, но Виктория уклонилась от ответа. «Я его в любом случае буду любить», – сказала она.
В общем, с того времени как исчез Антонио, перемен произошло мало. Изредка звонил Андрее и спрашивал, нет ли каких известий об Антонио. Уехала Алеханра, так и не решившись на тайный брак с Рафаэлем Гарсиа. Дни тянулись однообразной унылой чередой. Иногда Ракель даже была готова поверить Максимилиано, который клялся, что не имеет никакого отношения к тому, что случитесь с Антонио. Он стал теперь спокойнее, увереннее в себе, и недавно она слышала, как доктор Пласенсия сказал: «Может быть, все это время Максу не хватало самостоятельности». Он по-прежнему не упускал случая юговорить с ней о своей любви, хотя не был теперь так назойлив, как раньше. «Просто я научился быть спокойным в твоем присутствии, Ракель», – как-то признался он ей.
Разговор с Мартой взбудоражил ее и она долго не могла уснуть. А когда забылась тяжелым беспокойным сном, вышедшая из-под контроля память услужливо подсунула то, о чем она старалась забыть: первая встреча с Максом, замужество, известие об авиакатастрофе, в которой погиб настоящий Антонио Ломбардо, и злые угрозы Макса: «Тогда ты и твоя сестра окажетесь в тюрьме, вместе с вашим отцом!» Она проснулась от собственного крика. Над ней заботливо склонился Макс – он проходил мимо ее комнаты и неожиданно услышал крик.
– Ракель, Ракель, ты плохо себя чувствуешь? Позвонить Оскару?
– Нет…
…В это утро Ракель была особенно тихой и сосредоточенной. Она взяла маленькую голубую шапочку и думала о вчерашнем разговоре с Мартой, о нелепых снах, мучивших ее всю ночь. Но думала об этом уже спокойно, как о неприятном, но уже свершившимся и пережитом. Должно быть, на нее подействовали умиротворяюще и тишина большой уютной гостиной, и пестрые квадраты солнечного света, лежащие на полу, и то занятие, которому она полностью сейчас отдавалась.
В гостиную вошел Макс и, как всегда, когда заставал ее одну, задержался, чтобы поговорить с ней.
– Ты знаешь, что на будущей неделе приезжают Клаудио и Камила? – спросил он.
– Надеюсь, Камила не станет злиться, как раньше, – сказала Ракель, не отрываясь от вязания.
– Я поговорю с ней, не беспокойся. Не хочу, чтобы кто-либо досаждал тебе.
Ракель подняла на него глаза.
– Мне кажется невероятным, что ты мог так измениться. Теперь ты опять такой, каким я узнала тебя в Гвадалахаре, – внимательный, добрый.
Максимилиано, услышав ее слова, встрепенулся и, не отрывая взгляда от Ракель, спросил:
– Ты меня уже простила?
– Я не хочу об этом больше говорить, – устало вздохнула Ракель.
– Но я хочу, – настойчиво сказал он. – С каждым днем мне все тяжелее думать, что ты меня не простила, что все еще злишься на меня. Ракель, что мне сделать, чтобы добиться у тебя прощения?
– Я любила тебя, Макс, очень любила. Не знаю, зачем тебе нужно было сделать все это. Для тебя так важны деньги?
– Нет, дорогая, речь не о деньгах, – Макс недобро улыбнулся. – Когда моя мать вышла замуж за Альберто Ломбардо, отца Антонио, ее отношение ко мне переменилось. Я уже не был для нее главным в жизни.
– Но это же нормально…
– Да, нормально, но сложно и больно для мальчишки тринадцати-четырнадцати лет. Из-за них – старика, Антонио и Камилы – она отдалилась от меня. Я чувствовал себя одиноким и униженным. Мой отец был простым инженером в фирме Ломбардо. И, когда мы приехали в этот дом, все смотрели на меня сверху вниз, начиная со слуг и кончая друзьями дома. А больше всех издевался надо мной Антонио. Он был самый лучший, и всем давал это понять. Он издевался надо мной, ставил меня в глупое положение. Ты не представляешь, как мы ненавидели друг друга. Да, он ненавидел меня, но другим этого никогда не показывал. Все время с улыбочкой… Лицемер!
Ракель внимательно слушала его и не могла понять, правда это или очередная его ложь. Во всяком случае, до сих пор он еще никогда не говорил о своем прошлом, о детстве в доме Ломбардо, о корнях и причинах его жгучей ненависти к Антонио. А Максимилиано продолжал с такой же яростной убедительностью, с такой же страстной напористостью:
– Он пользовался любой возможностью, чтобы досадить мне. Поэтому мне и пришел в голову весь этот план. Конечно, это было безумием. Но я был слеп. И только хотел отплатить за все унижения и побои, которые терпел от него мальчишкой.
– Я понимаю твою злость, Максимилиано, но неужели твоя ненависть дошла до того, что ты задумал убить его? – спросила Ракель, потрясенная этим бурным приступом ненависти.
– Я думаю, все мы в какой-то момент желаем кого-нибудь убить, – сказал он. – Но мне не хватило духу это сделать. Клянусь тебе, я не причастен ни к аварии самолета, ни тем более к исчезновению Антонио. Ты не представляешь, как я раскаиваюсь в том, что сделал, потому что потерял самое дорогое, что у меня было, потерял тебя. Дай мне еще один шанс. Мне необходимо утешить, обласкать тебя, – Макс почти что плакал.
Боясь, что Максимилиано выполнит свое обещание расправиться с Мерседес, Габриэль никому ничего не сказал, даже Чучо, который и обнаружил его лежащим на полу в проходной комнате. Он сказал, что оступился и упал. Ему, конечно, не поверили, но так как он твердо стоял на своем, Допытываться до истины не стали: и Мерседес, и Чучо понимали, что это не сулит ничего, кроме новых осложнений. Габриэль пролежал в больнице больше месяца. Он вернулся на костылях, но дух его был не сломлен. Ему по-прежнему было мучительно думать, что они отплатили Ракель за ее доброту черной неблагодарностью – скрыв от нее правду о Роберто Агирре. Он ненавидел Максимилиано, хотя тот не обращал на них никакого внимания, как будто забыл, кто они и как здесь оказались. Тщетно Мерседес уговаривала и его забыть обо всем – сказать правду Ракель мог и дон Даниэль, но он тоже не хочет ворошить прошлое. Самые лучший выход – все забыть. Но Габриэль не собирался жить с постоянным ощущением вины и стыда за свою трусость. Он ждал случая, чтобы снять с себя камень. И этот случай представился на следующий день после бурного объяснения сестер. Марта вихрем налетела на Габриэля.
– Это ведь ты, да?
– Что? – удивился ничего не понимающий Габриэль.
– Предатель, лицемер! Ты рассказал Ракель о Луисе Трехо?
Марта, распалившись и не слушая юношу, выкрикивала угрозы рассказать все полиции об их обмане. Габриэль побледнел.
– Да, сеньорита, вы совершенно правы. Пойдите и скажите все в полиции. Я тогда тоже смогу все рассказать. Я действительно трус и обманщик, это правда. Но я не говорил сеньоре о Луисе Трехо.
Разыскивая по всему дому свою сестру, Ракель зашла на половину слуг. Еще издали она услышала в одной из комнат громкие голоса, а когда подошла ближе, до нее донеслись последние слова Габриэля. Торопливо войдя в комнату, она вмешалась в разговор:
– Это не он мне сказал. И прежде чем обвинять человека без всякого основания, можно было спросить у меня.
– Нет, сеньора, не ругайте ее. Она совершенно права. Потому что я виноват, но виноват перед вами.
– Передо мной? О чем ты, Габриэль? – удивилась Ракель.
– И я, и моя сестра – мы вас обманывали все это время, сеньора. Человек, который приходил к моей сестре под именем Роберто Агирре, – это сеньор Максимилиано.
– Максимилиано? – недоверчиво переспросила она, еще не осознавая смысла услышанного.
– Да. Просто он запугал нас. Чучо тоже об этом знает, и дон Даниэль…
– Мой папа? – в изумлении воскликнула Ракель. – Мой папа знал и ничего не сказал мне?
Она заметалась по комнате, потом бросилась в гостиную: расспросить отца, узнать, правда ли это. В гостиной она увидела Максимилиано, только что вошедшего в дом. От неожиданности она остановилась, ее огромные глаза, казалось, стали ее больше, потом в бешенстве бросилась к нему:
– Подонок! Убийца! Ненавижу тебя…
– Что с тобой, Ракель? – недоуменно спросил Максимилиано.
– Это ты убил Антонио! Ты – Роберто Агирре!
– Я не убивал…
– Ты Робер…
Ее крик оборвался на полуслове. Согнувшись, она схватилась за живот, громко застонала… Превозмогая острую, режущую боль внутри, она еще успела выплеснуть в яростном крике всю огромную, никогда не отпускавшую ее боль своей души.
– Убийца! На этот раз я все расскажу полиции! Остаток своих дней ты проведешь за решеткой!
Максимилиано склонился над Ракель, пытаясь ее поднять.
– Что с тобой, Ракель? Что происходит? Мама! Мама! – закричал он.
Из своей комнаты быстро выбежала Виктория.
– Что случилось?
– Ей плохо! Надо отвезти ее к врачу. Позвони врачу! Ракель, Ракель!
Трудно сказать, сколько времени они плыли. Час, второй, третий… – время для них остановилось. Солнце палило нещадно. Вода, которую они налили в выдолбленные кокосовые орехи, кончилась. Все чаще и чаще обессилевший Кот, скорчившись, ложился прямо в воду, заливавшую плот, и, проклиная все на свете, призывал спасительную смерть. «Держись», – подбадривал его Антонио. Так, поддерживая нужное направление слабыми взмахами весел, они плыли и плыли в слабой надежде, что, может, и на этот раз судьба смилостивится над ними и их прибьет к берегу. Им действительно повезло. Солнце только перевалило за полдень, когда Антонио увидел вдруг темную стену зелени. «Мы спасены! Мы спасены!» – закричал он. Они быстрее заработали веслами, и вскоре Антонио прыгнул в воду и, подталкивая утлый плотик, вышел на берег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65