Лишенная ветра, запахов и тех живых волн, которые сделали бы для нее Чартаруму хоть на чуточку своей, она все эти пять с половиной часов провела в чутком напряжении, поначалу до предела обострившем все ее чувства, а затем незаметно притупившем их непобедимой сонливостью. Она знала, что принадлежит к немногочисленной породе существ, неспособных жить при затворенных окнах, и сейчас только и спасалась тем, что твердила себе: еще столько-то минут… теперь меньше… еще меньше… А потом ее ждала воля — холодный ветер чужого мира с запахом астраханского арбуза.
…паж похищен капибарами…
Два громадных грызуна бесшумно проскользнули за спиной, унося в зубах кукольную фигурку — тряпочного Пьеро с волочащимися по земле белыми лентами… Ой!
— Ты что, обалдел? Я же велела, — потихоньку, чтобы синяков не осталось!
Скоч высокомерно промолчал. Ладно, впереди еще не одна вахта, будет возможность сбить спесь с этих жужелиц. Сколько еще осталось? Двадцать две минуты. Вот уж никогда не думала, что спасательная экспедиция на незнакомую планету может вылиться в такую тощищу!
А между прочим, тоскливо бывает только от незнания. Был бы на ее месте Сегура — не сидел бы сложа руки, не маялся бы. Для начала придется научиться из сотен разрозненных снимков складывать единую панораму. А то лужайка за иллюминатором видна, нежно-аквамариновая, отравная; дальше — склон ступенчатый, елки на нем белые, полупрозрачные — вот и все, доступное ее пониманию. А вот где они сели, на материке или на острове, на побережье моря-океана или в глубинке — непонятно. Пока шли на посадку, все силы приходилось тратить на то, чтобы со стороны не казаться беспомощным котенком, у которого глаза на лбу и усы дыбом. А сели — тут уже было не до объяснений. Разумеется, и летяги, и Сусанин с Гюргом прекрасно разбирались в ситуации, но не приставать же к ним с вопросами!
А главный вопрос так и крутился на кончике языка: о каких это лабиринтах шла речь в обрывке радиограммы, случайно принятой на Степухе?
Но пока слово «лабиринт» никем произнесено не было, и Варвара решила терпеливо ждать. Прояснится — сами скажут. Не для балласта же взяли ее с собой!
Вторая загадка касалась самих потерпевших. Если экипаж был похищен, то кто дал сигнал SOS? Положим, технически это мог проделать и обычный экспедиционный киб, но ведь не по собственной же инициативе! Значит, кто-то дал сигнал и сам отправился в погоню. И тоже канул в неизвестность. Чтобы попытаться во всем этом разобраться, нужно как минимум припомнить все начинания с момента посадки…
— Привет вахтерам! Как дежурство? — Сусанин в самом буквальном смысле влетел в рубку — раскачался на потолочной скобе, и перепрыгнув через присевшего от неожиданности Туфеля, приземлился точно у ног девушки. — Ох, и здорово же здесь кувыркаться — раздолье Петрушке! Ну, рассказывай.
Еще бы не раздолье, сила тяжести на шестнадцать процентов меньше земной. Вот она отоспит свои шесть часов и тоже запрыгает не хуже Ригведаса. А пока — она свое дело сделала, первую вахту на Чартаруме отстояла.
— Корабль в полном порядке, за время вахты никаких происшествий!
— Да черт с ним, с кораблем! Что с ним сделается. Что за бортом?
— Ничего за бортом…
— Мерзко. Туфель, снимки движущихся объектов имеются — кроме собственного вертолета, как тебе, надеюсь, ясно?
— Шестнадцать.
— Давай смотреть, Варвара. Это по твоей части. Номер раз… Далеко. Что-то на верхнем уступе, да и солнышко уже к закату клонится… Страус?
— Это на горном-то склоне? По-моему, окапи.
— Во всяком случае, отнюдь не вышеупомянутая капибара. Смотрим дальше… Птичка. Номер три… опять птичка. Номер четыре… послушай, птицы это или летучие собаки?
— Послушай, Сусанин, это непринципиально. Прокручивай побыстрее, я спать хочу. Да, кстати, остальных подымать пора.
— Остальных я тоже поднял… Да что с тобой, мать моя, тебе, что, не интересно?
— Напротив, и даже очень. Поэтому крути скорее, что там дальше.
Дальше тоже ничего вразумительного они не углядели — где-то на пределе видимости мелькало нечто четвероногое и достаточно земноподобное, но ближе осмеливались подлетать только птицы — если, конечно, это были не млекопитающие. С такой-то благодатной силой тяжести здесь должно было обитать множество рукокрылых.
— Далеко и несерьезно, — устало проговорила Варвара. — Вот вылезу из этой консервной банки, попробую на ощупь, поснимаю собственноручно, тогда и разговор будет другой. Да, а с вертолета делали прицельные снимки всего живого?
— Естественно, но сюда не передавали. Сейчас я его верну на подзарядку, тем более что проку с него… Короче, выспишься — и будет тебе снимков по самые ушки. Мохнатенькие твои.
Насчет пользы от вертолета — это он от досады. Собственно говоря, для того и послан был этот разведчик, чтобы по инфракрасному датчику фиксировать все живое, — это был простейший способ обнаружения пропавшего экипажа. Правда, в этом варианте как минимум требовалось, чтобы экипаж был еще жив… Но об этом никто, естественно, вслух не сказал. Гораздо больше надежды было на металл — никаких следов цивилизации с воздуха не обнаружили, так что любой сигнал весьма чувствительного металлодатчика, установленного на вертолете, уже приводил бы к решению задачи. Пряжки на поясах, застежки, возможно — оружие. Нет, не могла чувствительнейшая аппаратура проморгать все это.
И тем не менее никакого сигнала за шесть часов полетов не поступало.
Можно, конечно, было предположить, что всю группу похитили в голом виде, но тот, кто дал сигнал бедствия и совершенно очевидно бросился затем в погоню, — он же не мог это сделать без соответствующего снаряжения и хотя бы десинтора? Не рехнулся же он, в самом деле!
Разгадка напрашивалась, но она была столь нежелательной, что Сусанин вслух ее не высказывал — во всяком случае, перед Варварой, которой все равно несколько часов спать, так уж что понапрасну расстраивать. Но девушка и сама догадывалась: подземные пещеры. Тогда становилось ясно, почему с воздуха никаких лабиринтов не было замечено, — они находились где-то в глубине окрестных холмов.
— Ты там на камбузе не догадалась распорядиться? — проговорил Сусанин деланно безразличным тоном.
— Догадалась. Куда подавать?
За время перелета; длившегося почти сорок часов, никому в голову не приходило заглянуть на камбуз — манипуляции с подпространством ни к еде, ни ко сну не располагают. Варвара вдруг почувствовала приступ бешеного аппетита, но насыщаться перед сном она себе не позволяла с детства.
— Никуда не подавать, — буркнул Сусанин, уже колдовавший с корабельным вычислителем. — Мы там, без отрыва от конфорок… Ты-то спи. Через шесть часов разбужу.
— Чрез три!
— Разговорчики на борту! Сказано — шесть!
Варвара показала его спине язык и захлопнула за собой дверь. На площадку навстречу ей выпархивали отоспавшиеся бодренькие спасатели — «Что там? Как там? Варварушка, есть сигнал?» Как будто сами не догадываются, что сигналы — по нулям.
— Я бы вас разбудила.
Предпоследним из кубрика показался Гюрг. Ничего не спросил, поздоровался сдержанным кивком. Только глаза полыхнули — уж если что у него и осталось прежним, так это искры в глазах. Варвара каждый раз поражалась, насколько ей не приходится делать над собой усилие, чтобы казаться безразличной, — это получалось само собой и, кажется, уже в значительной мере соответствовало действительности.
Она вошла в кубрик и увидела Петерса, стоящего на голове.
— Варенька, еще одну минутку! — проговорил он умоляюще, отрывая от пола руку и показывая палец, — вероятно, для большей убедительности.
— А!.. — только и сказала Варвара, отмахиваясь от него и валясь на последнюю в левом ряду койку.
Была такая мечта — раздеться…
Петрушка тихонечко вышел на руках, ногой осторожненько вдавил клавишу выключателя, и в кубрике стало совсем темно. Но в глубине закрытых век бесшумно взмывали и рушились совершенно белые волны, опадала хлопьями седая пена, и в обесцвеченном небе угасали одно за другим пепельные ложные солнца…
— Просили разбудить. Просили разбудить. Просили…
— Фофель?
— Вафель.
— Спасибо, встаю. Включи свет.
Она подняла руку — свинство все-таки спать не раздеваясь — и посмотрела на часы. Так и есть, проспала без десяти минут пять часов. И никакая тренировка на внутренние биологические часы не помогла, трех часов организму, замордованному всеми этими перегрузками и гиперпереходами, было катастрофически мало. Так что самопробуждения не получилось.
И потом — неужели никто не мог проявить если не галантность, то элементарную вежливость? Посылать в таких случаях скоча это… это… Это порождало недобрые предчувствия.
Она вскочила, сунула ноги в легкие спортивные туфли и вприпрыжку помчалась в рубку. На бегу заметила, что дверь в шлюзовую открыта настежь, — не иначе, как что-то грузили. Рубка тоже изменилась: почти вся правая стена была закрыта крупномасштабной картой. Места продольных склеек морщились — еще бы, здесь все делалось в отчаянной спешке, — и сразу бросалось в глаза обилие каких-то овальных и кольцевых структур вроде лунных цирков. Три таких овала были обведены красным. В рубке припахивало краской, как бывало всегда, когда вычислитель что-нибудь вычерчивал.
Слева висел сильно увеличенный снимок какой-то долины, сплошь поросшей многоярусной зеленью. Под снимком располагалась схема каких-то причудливых развалин. Между ними, на том самом месте, где недавно возвышался скоч, стоял Сусанин в легком полускафандре и задумчиво поводил носом то вправо, то влево.
— Доброе утро, — встревоженно проговорила Варвара.
— Доброе, доброе… Так вот: следов никаких. Вертолет тоже пропал — их вертолет, не наш же. Мы идем в свободный поиск. Туфеля и Фофеля мы берем, остальное добро — тебе. Один из скочей должен постоянно дежурить в рубке, другой — тем более постоянно и неразлучно — с тобой. На подзарядку будешь ставить того, что в рубке, на это время сама не спустишь глаз с экрана. Фон все время будет включен, я его заблокировал. Правда, проходимость волн тут паршивая, может, потому мы и SOS приняли не полностью. Дальнейшие инструкции буду передавать с борта, благо мы нацелились тут недалеко… Вот плошка. Геологов с нами нет, поэтому не берусь судить, почему тут такие блюдца вроде кратеров. Этот — восемь километров в поперечнике. От нашей стоянки он сравнительно недалеко, если бы можно было пройти через горловину долины, потом метров двести вниз — то дело было бы в шляпе. Но горловину словно нарочно закидали глыбами, им и скатиться-то неоткуда, не с вертолетов же сбрасывали… Баррикада. Ее-то мы перескочим, но никакие капибары тут не прошли бы. Да эту свалку камней не одолели бы и макаки, а они лазать мастера. Тем более что она — с Нотр-Дам.
— Тогда зачем вы туда собрались? — Варварин вопрос был вполне естествен.
— А затем, что если убрать растительность — вон внизу, на схемке, корабельная считалка произвела это с блеском, — то останется не что иное, как форменный лабиринт!
— Но ведь с воздуха ни людей, ни металла…
— Это еще не самое худшее. Гораздо хуже то, что в радиусе пятидесяти километров предположительно расположены еще два аналогичных аттракциона. И страшно представить, сколько еще за этим радиусом…
Варвара многое могла ему сказать, но только глубоко вздохнула, а потом выпустила воздух сквозь стиснутые зубы — получился шип, как у рассерженной гаттерии.
— Пойми, Варька, тебе остаться — оптимальный вариант.
— Я тебе не Варька. И потом, надо же совесть иметь — вы и на том корабле побывали, а я даже на землю тутошнюю ногой не ступила…
— Это пожалуйста. И даже до того корабля. Только чтобы фон не выключался и скоч, как собака, был при ноге, да с генератором защитного поля. Я же знаю, тебя не удержишь…
— Евгений, время! — крикнули из шлюзовой.
— И ни во что не ввязывайся, вызывай нас. Если вдруг перебои с фоном — три красные ракеты. Можно и больше. Ну…
Он как-то очень неуклюже двинулся к девушке, но она пресекла это движение в самом начале:
— Насколько я понимаю, инструктаж окончен? Три ракеты, и все такое. Есть и спать с включенным микрофоном.
— Кобра, — сказал Сусанин и вышел.
Варвара посмотрела ему вслед, не удержалась и вылезла в тамбур. Из открытого люка несло вечерней прохладой, и было слышно, как скочи, лязгая членистыми манипуляторами, лезут вниз по трапу. «Ну, дети капитана Гранта, отваливаем! — послышался бодрый голос Сусанина. — Вечереет…»
Варвара поежилась — действительно, вечерело, и это обстоятельство отягчалось тем, что сутки на Чартаруме — или Земле Чары Тарумбаева, как она была внесена в космический реестр, — длились восемьдесят четыре с половиной часа. Девушка вернулась в рубку, взяла фон с жестким зажимом и защелкнула его на лацкане куртки. Из сетчатой кругляшки доносился вой разогреваемых двигателей, неразличимые голоса, металлический лязг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21