Надеть? И «плавать» в надвигающихся сумерках, в траве, медленно обретающей тон и бархатистость колодезного мха, точно желтый лист осенний.
— Точно желтый лист осенний… — повторила она нараспев.
— Точно желтая кувшинка, — низким, завораживающим голосом подхватил скоч.
Варвара уставилась на него, как на чудо морское:
— Это ты сам придумал или Лонгфелло знаешь?
— Знаю, — уже своим обычным, и не мужским, и не женским, но удивительно противным голосом отчеканил скоч. — Запрограммированы.
— Ну тогда пошли. Посидим на нижней ступенечке. Для нижней ступеньки скафандра можно было и не надевать. Вот перчатки взять стоит, мало ли что захочется руками потрогать. Пока она вытаскивала тонкие синтериклоновые перчатки, Вафель, нагруженный микрогенератором силового поля, щелкнул клешней по клавише выходного заграждения и мордой вниз нырнул в люк. Варвара проследила, как он съезжает по металлическим рейкам, точно пингвин по ледяной горке, и усмехнулась. Сама же аккуратно развернулась и полезла вниз неторопливо, цепко хватаясь за перекладинки пружинящей лестницы. Если бы на нее смотрели, она, разумеется, вела бы себя не так осторожно, но сейчас чем черт не шутит, еще свалишься и ногу подвернешь, потом с тобой возиться будут и ничего вслух не скажут, но все-таки…
Вафель ждал у нижней ступеньки и галантно подал манипулятор. Варвара изумилась, но промолчала — на такое и Пегас был не способен. Она спрыгнула на траву и вдруг отчетливо поняла Петрушку, стоявшего на голове. Действительно, так и подмывало встать на голову, сделать сальто, а еще лучше — попрыгать бы на батуте! До чего ж легко… Хотя и зябко.
— А ну-ка, отыди, — неожиданно для себя велела она скочу и, почти не разбежавшись, сделала пару приличных курбетов.
Скоч рванулся за ней, но продолжал держать строгую дистанцию в один метр. Хорошо бы сейчас встать на руки и в таком естественном виде вернуться к подножию лесенки, но перчатки мешают — скользят. Девушка вскинула руки, поднялась как можно выше на цыпочки и вот так, вытянувшись тоненькой чуткой стрелочкой, втянула в себя вечерний воздух, пахнувший инеем, мятой и мокрой металлической посудой. Вот теперь она была на Чартаруме.
На Чартаруме, которая грозила бедой. Этот запах тоже присутствовал в воздухе.
— Давай-ка глядеть в оба, — сказала она Вафелю и медленно повернулась вокруг себя, озирая окрестности.
Но прежде чем рассмотреть повнимательнее этот неприветливый, лиловато-вечерний мир, она услышала наконец его звуки. Он был вполне обитаем, и ее слух, обостренный тихими, но четкими клевками метронома, уловил шуршание и цвирканье в остывающей траве, а потом трассирующий стрекот не то жука, не то саранчи, и гулкий глупый удар в броню корабля. Долина жила нормальным предзакатным копошением насекомых, для которых и звездолет, и человек были одинаково велики, чтобы их заметить. Распуганные же птицы, а быть может, и звери прятались где-то в укрытых зеленью террасах, превращавших долину в двусторонний амфитеатр. Впереди, как два крыла черного лебедя, взметнулись скалы Фермопил (вот так сами собой возникают и узакониваются названия), и скальная свалка между ними казалась сейчас нераздельным антрацитовым массивом.
А прямо напротив, еще не тронутые чернотой, но уже оттененные сиреневым и карминным, уходили ввысь ступенчатые горы, поначалу чем-то поросшие, потом удручающе голые, а дальше и до самого горизонта — а если не видеть этого сверху, то можно предположить, что и до самого края света — снежно-белые. Облака вихрились в вышине, нацеливаясь пасть на притягательную сахаристость ледников, как только скроется солнце; но пока между ними и незатупленными остриями горных вершин было видно смягченное пепельностью розоватое небо.
Дали небесные, и зачем же занесло сюда таких громоздких и неуклюжих, как мы! Таких совершенных, неуязвимых, бронированно-скафандровых — в этот мир, который и дик, и чуден.
— Связь, — предупредил Вафель, хотя никто его об этом не просил, и помешал мысли о том, что этот мир был бы почти идеален, если бы поблизости было море.
И тотчас же из клипса донесся голос Сусанина:
— Ау, Варвара!
— Здесь! — поспешно откликнулась она и тут же рассердилась на себя, что голос прозвучал как-то испуганно.
Ну да, она вылезла из корабля, но ведь этого ей не запрещалось, и скоч с генератором рядом, и она даже не вышла за пределы тени, отбрасываемой «Дунканом». А в конце концов, если что и не так, то каким образом ее можно будет наказать — отправить обратно на Степаниду? Но Сусанин был слишком занят общими бедами, чтобы обратить внимание на оттенки ее интонаций.
— Значит, так: мы лезем под одеяло, то есть под всю эту зеленую толщу. Думаю, что увидим что-нибудь впечатляющее. Жалко только — темнеет. Мы тут рядом с интересующим нас баобабом обнаружили каменный куб двадцать на двадцать, смахнем с него пыль и зелень и сядем нормальненько, так что ты за нас не волнуйся. С него будем спускаться по силовому коридору, тоже абсолютная безопасность. Спустимся — доложим. Ты там еще не перетрусила, если честно?
— Не успела. Обедала.
— Варвара, не буди во мне зверя!
— Хорошо тому, в ком спит сухопутный зверь…
— Да, о воде: западнее нас, внизу и километрах в шести, либо очень широкая река, либо фьорд. Наша долина ниже твоей метров на сто пятьдесят, так вот что удивительно: с нашей стороны от самых утесов, Фермопил то есть, спускается настоящая катальная горка — так и тянет плюхнуться на задницу, как в детстве. И что удивительно — накатана до блеска.
— Там что, какой-нибудь выход?
— Явного ничего не просматривается, да и ущелье ведь завалено до полной непроходимости, но может — щель…
— А поверху?
— Вот уж исключено! Видали мы эти ужасы с вертолета. Ну, нам пора. Варвара хотела сказать что-нибудь традиционное, но не успела — из плошечки снова закапали тугие ртутные дробинки метрономного сигнала. Она тихо вернулась к трапу и медленно поднялась на три ступеньки. Справа от Фермопил солнце, совсем бледненькое и полиловевшее, как накануне ветреного дня, уже коснулось подбородком края ступенчатого амфитеатра. Слева высунулась и стала быстро набирать высоту первая луна, и девушка вспомнила, что на подлете к Чартаруме они насчитали шесть абсолютно безжизненных спутников, достаточно крупных, чтобы ярко светить в ночи.
— Что будем делать? — негромко проговорила Варвара, привыкшая общаться со своими роботами. — Возвращаться на «Дункан» скучно, гулять в полной темноте будет неуютно. Сходим-ка в гости! Трюфель!
— Слушаю.
— Поставь защитный коридор между кораблями. Напряжение поля минимальное, но если что — усилишь.
Трюфель, как это водится у скочей, о готовности выполнить приказ не доложил, но через десять секунд на потемневшей, почти черной траве пролегла объемная белесая прямая, словно протянулся ватный шнур; из него молочными фонтанчиками выплеснулась струящаяся масса, образовавшая очень зыбкую на вид стеночку, которая, поднявшись метра на два, плавно закруглилась вправо и, упав снова на траву, выстроила полупрозрачный тоннель, упирающийся в спущенный трап соседнего звездолета.
— Собственно, ты можешь остаться, там ведь мне ничего не угрожает, — сказала Варвара и двинулась по тоннелю.
Сзади послышалось характерное лязганье — скоч, строго выдерживая дистанцию в один метр, семенил следом.
— Раз уж увязался, то хоть фонарик зажги, — приказала ему Варвара.
В защитном коридоре было почти темно, только слабыми пятнышками просвечивали луна и солнышко. Сзади вспыхнул фонарь, и девушка пошла быстрее, ступая по собственной тени. В какой-то момент ей показалось, что вон там, за черным овалом выхода, начнется вечерняя улица Пресептории, по которой недалеко уже и до Майского Луга, а там и полоска прибрежного сада, и пляж, и лиловый яшмовый монолит под скалой… Она встряхнулась и почти бегом выскочила из тоннеля. Трап как трап. Люк как люк, тоже забран сетчатой защитой, и такая же послушная клавиша справа, чтобы набрать шифр входа, не меняющийся десятилетиями, — незачем. Он ведь от зверей. Она влезла в тамбурную, щелкнула тумблером люминаторов, и потолки на кораблике разом засветились. На полу центральной площадки по-лягушачьи расположились три киба. Они все видели, все слышали, а толку от них, как от любого подъемно-транспортного механизма. Перешагнув через одного из них, Варвара направилась прямо в рубку. Сейчас она уже могла признаться себе, что сюда ее погнало не простое любопытство, а смутная догадка. Сейчас проверим.
Она включила корабельный МИМ — малый интегральный мозг, и задала ему предельно простую задачку: воспроизвести звуковой сигнал, принятый от одного из членов экипажа и ретранслированный затем в виде пакета SOS. Щелкнуло, шваркнуло, прошуршало на бешеной скорости, и внезапно на полуслове зазвучал прерывистый, задыхающийся голос. Он был абсолютно незнаком и в то же время ужасно напоминал кого-то своей мягкой, словно искусственно заниженной хрипотцой. Варвара прослушала раз, ткнула кнопочку повтора и прогнала еще и еще. Задумалась. На пульте уже лежала едва заметная пленочка пыли и несколько трогательных ирисок. Незнакомый ей Иван Вуд, любитель сладкого и обладатель рокочущего баса, задал-таки задачку…
Она наклонилась над плошкой фона, согревая ее дыханием:
— Сусанин, Сусанин, вызывает Норега…
— Что? — выскочил короткий чмокающий звук. — Только собирался…
— Евгений, ты прослушал…
— Давай быстро, Варька, что у тебя?
— Я на корабле разведчиков. Вуда было очень плохо слышно. Поэтому киб, отправивший фонограмму, одно слово не разобрал и подставил самое близкое по звучанию из всех, ему известных. Я слушала неоднократно, и это слово — не «капибары».
— А что?
— Не разобрать. А догадываться я боюсь…
— Понятно. Пять минут назад я бы тебя попросту обругал за панику. Но сейчас… Мы только что нашли сапог.
— Кого?
— Не кого, а сапог. С правой ноги. Висит на дереве, на высоте три метра сорок сантиметров. И не заброшен, а подвешен, и затяжной шнур завязан на два узла. На заклепке второй номер.
Варвара невольно вскинула глаза на стену, где на привычном месте, справа от пульта, в алой рамочке висел список экипажа корабля. Пилоты и пассажиры в галактическом поиске как правило владели таким количеством профессий, что свободно заменяли друг друга. У Гюрга, впрочем, тоже имелся диплом пилота.
Под вторым номером в красной рамочке значилось: Фюстель Монкорбье, штурман, вакуум-механик, ксенофизик.
— А ты не допускаешь, что он сам прятался на этом дереве и зачем-то подвесил ботинок? — спросила Варвара.
— Кто, Монк? Исключено. По этой ветке мог бы забраться только ребенок. И потом…
— Ты что, Сусанин, боишься меня напугать?
— Тебя напугаешь… У меня впечатление, что это… вроде нашего Майского Дуба. На него всякое вешают.
Варвара вспомнила ленточки, крышки от консервных банок и живого ленивца — игрушечную дань памяти о язычестве предков, таком привлекательном с расстояния в доброе тысячелетие.
— Ритуальное дерево, — подсказала она.
— Вот-вот. И под ним — обглоданные кости. Тоже ритуальные.
— Сусанин! — ахнула она.
— Так я и знал, уже и обморок. Да не человечьи!..
— Евгений, миленький, ну что тебе стоит — прикажи скочу прибрать их в какой-нибудь контейнер! Ну хочешь, я тебя поцелую? За одну косточку?
— Варвара, ты серьезно?
— Конечно нет. Но ты понимаешь значение…
В фоноклипсе что-то злобно крякнуло, словно переломилось.
— Варвара, под этот каменный куб уходит лаз… Если не тоннель. Широченный. И следы, только чьи — не разобрать. Мы уходим вниз. Наверху остается Гриша, держи связь с ним.
— Хорошенькое дело, если внизу — ловушка!
— Ты еще тут будешь встревать! — резко оборвал ее Сусанин. — Идем впятером и один скоч. Точка. А то все раскомандовались…
Ага, вот где они сцепились с Гюргом! Но Сусанин — начальник спасательной группы, его голос решающий.
— Жень, ты хоть дай ориентировочное направление, куда эта нора ведет.
— Само собой. Все.
Тик, тик, тик… Она бесшумно, словно могла кого-то спугнуть, вышла из чужой рубки, еще раз перешагнула через бесполезного киба и замерла, стоя на верхней ступеньке лестницы. Совсем недавно — и тоже на закате — она вот так же стояла, не решаясь ступить на почву первой незнакомой планеты. И была чертовски занята собой: так ли поздоровалась, и что подумали, и как посмели до плеча дотронуться, и куда бы ей провалиться…
Теперь перед ней была незнакомая планета номер два, и не просто почва, а поверхность, скрывающая подземные ходы, горбатые пещеры, ледяные и мутные ручьи… И туда ушли ее ребята. Пятеро. На поверхности, если что случится, только они с Гришей Эболи. Если снизу придет призыв о помощи или, что гораздо хуже, все затихнет и долго-долго не будет доноситься ни единой весточки — Грише придется слетать за ней, и тогда пойдут они с оставшимися скочами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
— Точно желтый лист осенний… — повторила она нараспев.
— Точно желтая кувшинка, — низким, завораживающим голосом подхватил скоч.
Варвара уставилась на него, как на чудо морское:
— Это ты сам придумал или Лонгфелло знаешь?
— Знаю, — уже своим обычным, и не мужским, и не женским, но удивительно противным голосом отчеканил скоч. — Запрограммированы.
— Ну тогда пошли. Посидим на нижней ступенечке. Для нижней ступеньки скафандра можно было и не надевать. Вот перчатки взять стоит, мало ли что захочется руками потрогать. Пока она вытаскивала тонкие синтериклоновые перчатки, Вафель, нагруженный микрогенератором силового поля, щелкнул клешней по клавише выходного заграждения и мордой вниз нырнул в люк. Варвара проследила, как он съезжает по металлическим рейкам, точно пингвин по ледяной горке, и усмехнулась. Сама же аккуратно развернулась и полезла вниз неторопливо, цепко хватаясь за перекладинки пружинящей лестницы. Если бы на нее смотрели, она, разумеется, вела бы себя не так осторожно, но сейчас чем черт не шутит, еще свалишься и ногу подвернешь, потом с тобой возиться будут и ничего вслух не скажут, но все-таки…
Вафель ждал у нижней ступеньки и галантно подал манипулятор. Варвара изумилась, но промолчала — на такое и Пегас был не способен. Она спрыгнула на траву и вдруг отчетливо поняла Петрушку, стоявшего на голове. Действительно, так и подмывало встать на голову, сделать сальто, а еще лучше — попрыгать бы на батуте! До чего ж легко… Хотя и зябко.
— А ну-ка, отыди, — неожиданно для себя велела она скочу и, почти не разбежавшись, сделала пару приличных курбетов.
Скоч рванулся за ней, но продолжал держать строгую дистанцию в один метр. Хорошо бы сейчас встать на руки и в таком естественном виде вернуться к подножию лесенки, но перчатки мешают — скользят. Девушка вскинула руки, поднялась как можно выше на цыпочки и вот так, вытянувшись тоненькой чуткой стрелочкой, втянула в себя вечерний воздух, пахнувший инеем, мятой и мокрой металлической посудой. Вот теперь она была на Чартаруме.
На Чартаруме, которая грозила бедой. Этот запах тоже присутствовал в воздухе.
— Давай-ка глядеть в оба, — сказала она Вафелю и медленно повернулась вокруг себя, озирая окрестности.
Но прежде чем рассмотреть повнимательнее этот неприветливый, лиловато-вечерний мир, она услышала наконец его звуки. Он был вполне обитаем, и ее слух, обостренный тихими, но четкими клевками метронома, уловил шуршание и цвирканье в остывающей траве, а потом трассирующий стрекот не то жука, не то саранчи, и гулкий глупый удар в броню корабля. Долина жила нормальным предзакатным копошением насекомых, для которых и звездолет, и человек были одинаково велики, чтобы их заметить. Распуганные же птицы, а быть может, и звери прятались где-то в укрытых зеленью террасах, превращавших долину в двусторонний амфитеатр. Впереди, как два крыла черного лебедя, взметнулись скалы Фермопил (вот так сами собой возникают и узакониваются названия), и скальная свалка между ними казалась сейчас нераздельным антрацитовым массивом.
А прямо напротив, еще не тронутые чернотой, но уже оттененные сиреневым и карминным, уходили ввысь ступенчатые горы, поначалу чем-то поросшие, потом удручающе голые, а дальше и до самого горизонта — а если не видеть этого сверху, то можно предположить, что и до самого края света — снежно-белые. Облака вихрились в вышине, нацеливаясь пасть на притягательную сахаристость ледников, как только скроется солнце; но пока между ними и незатупленными остриями горных вершин было видно смягченное пепельностью розоватое небо.
Дали небесные, и зачем же занесло сюда таких громоздких и неуклюжих, как мы! Таких совершенных, неуязвимых, бронированно-скафандровых — в этот мир, который и дик, и чуден.
— Связь, — предупредил Вафель, хотя никто его об этом не просил, и помешал мысли о том, что этот мир был бы почти идеален, если бы поблизости было море.
И тотчас же из клипса донесся голос Сусанина:
— Ау, Варвара!
— Здесь! — поспешно откликнулась она и тут же рассердилась на себя, что голос прозвучал как-то испуганно.
Ну да, она вылезла из корабля, но ведь этого ей не запрещалось, и скоч с генератором рядом, и она даже не вышла за пределы тени, отбрасываемой «Дунканом». А в конце концов, если что и не так, то каким образом ее можно будет наказать — отправить обратно на Степаниду? Но Сусанин был слишком занят общими бедами, чтобы обратить внимание на оттенки ее интонаций.
— Значит, так: мы лезем под одеяло, то есть под всю эту зеленую толщу. Думаю, что увидим что-нибудь впечатляющее. Жалко только — темнеет. Мы тут рядом с интересующим нас баобабом обнаружили каменный куб двадцать на двадцать, смахнем с него пыль и зелень и сядем нормальненько, так что ты за нас не волнуйся. С него будем спускаться по силовому коридору, тоже абсолютная безопасность. Спустимся — доложим. Ты там еще не перетрусила, если честно?
— Не успела. Обедала.
— Варвара, не буди во мне зверя!
— Хорошо тому, в ком спит сухопутный зверь…
— Да, о воде: западнее нас, внизу и километрах в шести, либо очень широкая река, либо фьорд. Наша долина ниже твоей метров на сто пятьдесят, так вот что удивительно: с нашей стороны от самых утесов, Фермопил то есть, спускается настоящая катальная горка — так и тянет плюхнуться на задницу, как в детстве. И что удивительно — накатана до блеска.
— Там что, какой-нибудь выход?
— Явного ничего не просматривается, да и ущелье ведь завалено до полной непроходимости, но может — щель…
— А поверху?
— Вот уж исключено! Видали мы эти ужасы с вертолета. Ну, нам пора. Варвара хотела сказать что-нибудь традиционное, но не успела — из плошечки снова закапали тугие ртутные дробинки метрономного сигнала. Она тихо вернулась к трапу и медленно поднялась на три ступеньки. Справа от Фермопил солнце, совсем бледненькое и полиловевшее, как накануне ветреного дня, уже коснулось подбородком края ступенчатого амфитеатра. Слева высунулась и стала быстро набирать высоту первая луна, и девушка вспомнила, что на подлете к Чартаруме они насчитали шесть абсолютно безжизненных спутников, достаточно крупных, чтобы ярко светить в ночи.
— Что будем делать? — негромко проговорила Варвара, привыкшая общаться со своими роботами. — Возвращаться на «Дункан» скучно, гулять в полной темноте будет неуютно. Сходим-ка в гости! Трюфель!
— Слушаю.
— Поставь защитный коридор между кораблями. Напряжение поля минимальное, но если что — усилишь.
Трюфель, как это водится у скочей, о готовности выполнить приказ не доложил, но через десять секунд на потемневшей, почти черной траве пролегла объемная белесая прямая, словно протянулся ватный шнур; из него молочными фонтанчиками выплеснулась струящаяся масса, образовавшая очень зыбкую на вид стеночку, которая, поднявшись метра на два, плавно закруглилась вправо и, упав снова на траву, выстроила полупрозрачный тоннель, упирающийся в спущенный трап соседнего звездолета.
— Собственно, ты можешь остаться, там ведь мне ничего не угрожает, — сказала Варвара и двинулась по тоннелю.
Сзади послышалось характерное лязганье — скоч, строго выдерживая дистанцию в один метр, семенил следом.
— Раз уж увязался, то хоть фонарик зажги, — приказала ему Варвара.
В защитном коридоре было почти темно, только слабыми пятнышками просвечивали луна и солнышко. Сзади вспыхнул фонарь, и девушка пошла быстрее, ступая по собственной тени. В какой-то момент ей показалось, что вон там, за черным овалом выхода, начнется вечерняя улица Пресептории, по которой недалеко уже и до Майского Луга, а там и полоска прибрежного сада, и пляж, и лиловый яшмовый монолит под скалой… Она встряхнулась и почти бегом выскочила из тоннеля. Трап как трап. Люк как люк, тоже забран сетчатой защитой, и такая же послушная клавиша справа, чтобы набрать шифр входа, не меняющийся десятилетиями, — незачем. Он ведь от зверей. Она влезла в тамбурную, щелкнула тумблером люминаторов, и потолки на кораблике разом засветились. На полу центральной площадки по-лягушачьи расположились три киба. Они все видели, все слышали, а толку от них, как от любого подъемно-транспортного механизма. Перешагнув через одного из них, Варвара направилась прямо в рубку. Сейчас она уже могла признаться себе, что сюда ее погнало не простое любопытство, а смутная догадка. Сейчас проверим.
Она включила корабельный МИМ — малый интегральный мозг, и задала ему предельно простую задачку: воспроизвести звуковой сигнал, принятый от одного из членов экипажа и ретранслированный затем в виде пакета SOS. Щелкнуло, шваркнуло, прошуршало на бешеной скорости, и внезапно на полуслове зазвучал прерывистый, задыхающийся голос. Он был абсолютно незнаком и в то же время ужасно напоминал кого-то своей мягкой, словно искусственно заниженной хрипотцой. Варвара прослушала раз, ткнула кнопочку повтора и прогнала еще и еще. Задумалась. На пульте уже лежала едва заметная пленочка пыли и несколько трогательных ирисок. Незнакомый ей Иван Вуд, любитель сладкого и обладатель рокочущего баса, задал-таки задачку…
Она наклонилась над плошкой фона, согревая ее дыханием:
— Сусанин, Сусанин, вызывает Норега…
— Что? — выскочил короткий чмокающий звук. — Только собирался…
— Евгений, ты прослушал…
— Давай быстро, Варька, что у тебя?
— Я на корабле разведчиков. Вуда было очень плохо слышно. Поэтому киб, отправивший фонограмму, одно слово не разобрал и подставил самое близкое по звучанию из всех, ему известных. Я слушала неоднократно, и это слово — не «капибары».
— А что?
— Не разобрать. А догадываться я боюсь…
— Понятно. Пять минут назад я бы тебя попросту обругал за панику. Но сейчас… Мы только что нашли сапог.
— Кого?
— Не кого, а сапог. С правой ноги. Висит на дереве, на высоте три метра сорок сантиметров. И не заброшен, а подвешен, и затяжной шнур завязан на два узла. На заклепке второй номер.
Варвара невольно вскинула глаза на стену, где на привычном месте, справа от пульта, в алой рамочке висел список экипажа корабля. Пилоты и пассажиры в галактическом поиске как правило владели таким количеством профессий, что свободно заменяли друг друга. У Гюрга, впрочем, тоже имелся диплом пилота.
Под вторым номером в красной рамочке значилось: Фюстель Монкорбье, штурман, вакуум-механик, ксенофизик.
— А ты не допускаешь, что он сам прятался на этом дереве и зачем-то подвесил ботинок? — спросила Варвара.
— Кто, Монк? Исключено. По этой ветке мог бы забраться только ребенок. И потом…
— Ты что, Сусанин, боишься меня напугать?
— Тебя напугаешь… У меня впечатление, что это… вроде нашего Майского Дуба. На него всякое вешают.
Варвара вспомнила ленточки, крышки от консервных банок и живого ленивца — игрушечную дань памяти о язычестве предков, таком привлекательном с расстояния в доброе тысячелетие.
— Ритуальное дерево, — подсказала она.
— Вот-вот. И под ним — обглоданные кости. Тоже ритуальные.
— Сусанин! — ахнула она.
— Так я и знал, уже и обморок. Да не человечьи!..
— Евгений, миленький, ну что тебе стоит — прикажи скочу прибрать их в какой-нибудь контейнер! Ну хочешь, я тебя поцелую? За одну косточку?
— Варвара, ты серьезно?
— Конечно нет. Но ты понимаешь значение…
В фоноклипсе что-то злобно крякнуло, словно переломилось.
— Варвара, под этот каменный куб уходит лаз… Если не тоннель. Широченный. И следы, только чьи — не разобрать. Мы уходим вниз. Наверху остается Гриша, держи связь с ним.
— Хорошенькое дело, если внизу — ловушка!
— Ты еще тут будешь встревать! — резко оборвал ее Сусанин. — Идем впятером и один скоч. Точка. А то все раскомандовались…
Ага, вот где они сцепились с Гюргом! Но Сусанин — начальник спасательной группы, его голос решающий.
— Жень, ты хоть дай ориентировочное направление, куда эта нора ведет.
— Само собой. Все.
Тик, тик, тик… Она бесшумно, словно могла кого-то спугнуть, вышла из чужой рубки, еще раз перешагнула через бесполезного киба и замерла, стоя на верхней ступеньке лестницы. Совсем недавно — и тоже на закате — она вот так же стояла, не решаясь ступить на почву первой незнакомой планеты. И была чертовски занята собой: так ли поздоровалась, и что подумали, и как посмели до плеча дотронуться, и куда бы ей провалиться…
Теперь перед ней была незнакомая планета номер два, и не просто почва, а поверхность, скрывающая подземные ходы, горбатые пещеры, ледяные и мутные ручьи… И туда ушли ее ребята. Пятеро. На поверхности, если что случится, только они с Гришей Эболи. Если снизу придет призыв о помощи или, что гораздо хуже, все затихнет и долго-долго не будет доноситься ни единой весточки — Грише придется слетать за ней, и тогда пойдут они с оставшимися скочами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21