Почти…
Затем дети, один за другим, заболели какой-то детской хворью, их обсыпало, и они вообще сидеть не могли.
— Вам следовало бы взяться за какое-нибудь дело дабы оправдать ваше содержание, — заявила леди Надона когда детей изолировали от прочих обитателей холда.
— В контракте сказано, что я буду иметь постель и стол…
Чокин поднял толстый палец, недобро улыбаясь.
— Пока вы работаете по контракту — да.
— Но дети больны…
Чокин пожал плечами.
— Это контрактом не оговорено. Вы не выполняете сейчас условия контракта, стало быть, холд сейчас не обязан вас кормить и предоставлять вам жилье. Конечно, я всегда могу вычесть из вашего жалованья расходы на время вашего безделья… — Ион расплылся в злорадной ухмылке.
— Безделья?.. — Иантайн был так взбешен, что не успел сдержать крик. «Неудивительно, — подумал он, — с трудом взяв себя в руки, что никто в цехе Домэза не пожелал взяться за выполнение битранского заказа».
— Хорошо, — рассудительно сказал Чокин. — Какое еще слово подходит, если вы не заняты работой, на которую вас наняли?
«Интересно, — подумал Иантайн, — знает ли Чокин, насколько важно ему получить до копейки те деньги, о которых говорилось в контракте?» Он не разговаривал в холде ни с кем — народ здесь был в лучшем случае мрачным и необщительным, да и встречались они обычно за едой. Оставалось только надеяться, что ему не придется столкнуться с ними в темном углу. Он стойко отказывался «немножко поиграть» с поварами или стражниками, чем вызвал всеобщую неприязнь. Так откуда им знать о его личной жизни или о причинах, по которым он здесь работает?
Так что, вместо того чтобы возвратиться домой, успешно выполнив контракт, с набитым кошельком, Иантайн проводил время «безделья», подправляя лица предков Чокина на фресках главного зала.
— Думаю, это будет для вас хорошей практикой, — с преувеличенным дружелюбием говорил Чокин, проводя ежедневную проверку его работы. — Вы будете лучше подготовлены к созданию портретов следующего поколения.
У всех у них, думал Иантайн, наследственный нос картошкой и свиноподобные рожи. Как ни странно, парочка женщин на семейных портретах оказались очень хорошенькими, слишком молоденькими и привлекательными по сравнению со своими супругами. Плохо, что мужские гены в этой семье неизменно брали верх.
Кроме того, Иантайну пришлось сделать специальные краски для стенной росписи — ведь он же не знал, что ему придется заниматься фресками. Его запасы масляных красок также катастрофически таяли в процессе переделки неудовлетворительных портретов. Можно было послать в цех за красками — и заплатить за транспортные расходы, да и на доставку ушло бы много времени — или найти сырье для изготовления красок и сделать их самому. Последнее было лучше.
— Сколько-сколько? — обалдело спросил он, когда старший повар сказал, сколько придется заплатить за масло и яйца для красок.
— Да, и это еще без платы за посуду, — шмыгнул носом повар. У него постоянно текло из носу, иногда капля сползала на верхнюю губу. Хорошо еще, если в еду и попадает.
— Мне что, платить еще за твои горшки и миски? — Иантайн подивился тому, насколько заразительна жадность Чокина.
— Ну, если ими пользуюсь не я, а ты, то тебе, сдается мне, надо заплатить, — Он так хлюпнул носом, что Иантайн перепугался, что так и мозги можно засосать. — Ты должен был все привезти с собой. А то лорд-холдер увидит, что ты взял что-то с кухни, и нам самим за это платить придется. Ну, уж не мне! — И он снова шмыгнул носом, дернув вдобавок плечом в грязном белом халате.
— Я привез с собой все, что нужно для той работы, для которой меня наняли, — ответил Иантайн, борясь с желанием сунуть повара мордой в жидкий суп, который он варил.
— И что?
Иантайн вышел из кухни вне себя от ярости. Он пытался убедить себя, что получил урок, пусть и очень жестокий, как вести себя с клиентом.
Найти сырье для изготовления красок оказалось делом очень сложным, поскольку, в конце концов, в холмах Битры наступала зима. Он нашел большой продолговатый камень с округлым концом, который можно было использовать как пестик, и камень с выемкой, который послужит ему ступкой. Он нашел целые заросли кустарника сабсаб, чьи корни давали желтый цвет, достаточно кобальта для синей краски и листья лапчаники, отвар которых давал лучший, чистейший красный, без оттенка оранжевого или пурпурного. Ему очень повезло, и он нашел охру. А вместо мисок он использовал черепки от горшков с помойки. Однако за масло — лучшее из той дряни, которую соглашался ему продать повар, — все же пришлось заплатить. И об этом, как он был уверен, лорд Чокин никогда не узнает.
Ему удалось добыть достаточно черепков — в Битра-холде использовали очень дешевую посуду. Он еще не успел закончить работу со старыми портретами, когда Чодон оправился от болезни и снова смог позировать.
Чодон похудел от лихорадки и все время клевал носом, поэтому, пока Иантайн во время сеанса рассказывал ему забавные истории, он сидел почти спокойно. Костеря себя последним сводником, Иантайн сделал так, чтобы мальчишка напоминал самых приятных своих предков. Мальчишке это определенно понравилось, и он побежал к мамаше, вопя, что похож на портрете на прадедушку, как она всегда и говорила.
Но эта уловка не сработала с Луччей. У девчонки кожа после болезни пожелтела, она потеряла много волос и похудела, так что ее серенькая внешность лучше не стала. Иантайн-то прицеливался на ее прапрабабушку, но у Луччи было слишком неправильное лицо, и даже ему самому пришлось признать результат неудовлетворительным.
— Это все ее болезнь, — оправдывался он, когда Чокин с Надоной предъявили ему длинный список расхождений между внешностью дочери и портретом.
С Лонадой и Брискином повезло больше. Потеряв несколько килограммов веса, Брискин стал похож на своего прапрадеда — узколицего, с впалыми щеками и лопоухого. Иантайн предусмотрительно уменьшил уши, удивляясь в душе, как же художник осмелился столь нелицеприятно изобразить эти уродливые придатки на портрете прапрадедушки?
Нарисовав портреты этих двоих, он переделал портрет Луччи. Она чуть-чуть отъелась, и цвет лица стал лучше. Не слишком, но все же получше. Иантайн чуть расставил ее глаза, что сделало ее привлекательнее Жаль, что этого нельзя сделать с моделью. Он смутно припоминал, что первые поселенцы умели исправлять форму носов и ушей и все такое прочее.
Итак, неохотно и только после того, как его заставили выверить до последнего мазка эти самые далеко уже не миниатюры и доведя художника до точки, когда он уже готов был что-нибудь расколотить — в первую очередь черепа леди и лорда, — четыре портрета объявили удовлетворительными. Окончательный разбор зашел глубоко за полночь. Ночь выдалась темная и ненастная, ветер был слышен даже из-за трехметровых стен утеса.
Спускаясь в свою комнатушку, усталый, но довольный, он вдруг ощутил жуткий холод. Большой зал обогревался четырьмя каминами, но внизу никакого обогрева не было. Иантайн распустил пояс и снял башмаки, после чего прямо в одежде свернулся клубком на жестком матрасе, сохранившемся, небось, еще с Высадки. Он зарылся в меховой мешок, благодаря судьбу, что привез его с собой, и заснул.
И проснулся от холода. Лицо его просто одеревенело, и, несмотря на теплый мех, все мускулы заныли, когда он попытался потянуться. Шея болела. Интересно, он вообще во сне шевелился? Было слишком холодно, и вылезать наружу не хотелось. Но надо было облегчиться.
Он сунул ноги в задубевшие башмаки и, завернувшись в мех, пошел по коридору в туалет. Дыхание вырывалось изо рта белым облачком, щеки и нос покалывало. Он сделал что надо и вернулся в комнату, чтобы натянуть самый толстый шерстяной свитер (а может, завернуться в мех и так и ходить?). Пробежав несколько пролетов каменной лестницы, мимо сырых стен, он остановился у первого окна на верхнем уровне — оно было засыпано снегом. Он поднялся еще на один пролет и открыл дверь в кухню. Там должно было быть относительно тепло.
Неужели все очаги за ночь погасли? Может, истопник замерз насмерть у себя на лежанке? Повернувшись, Иантайн кинул взгляд и на окно. Снизу оно на целую ладонь было засыпано снегом. Он выглянул во двор. Девственно-чистый снег. Там, где двор спускался к дороге, снег лежал ровно, не обнаруживая никакого уклона. На улице никого. Никаких следов, которые показывали бы, что сюда приходил кто-то из других холдов.
— Только этого мне не хватало, — сказал Иантайн, совершенно подавленный. — Я тут на много недель могу застрять!
Причем придется платить за комнату и еду. Если бы только лордовы чада не захворали… Если бы ему не пришлось возиться с фресками… Как он жить будет? Останется ли у него хоть что-то от вознаграждения — которое казалось вначале таким щедрым — к тому времени, когда он покинет этот жалкий холд?
В то же утро, чуть позже, когда полузамерзший люд начал разгребать последствия бурана, художник заключил еще одну сделку с лордом и леди, причем обговорил ее весьма тщательно: два портрета лорда Чокина и леди Надоны в полный рост в одеяниях для Встречи. Все материалы и все необходимое для изготовления красок предоставляет холд. Также он выговорил для себя проживание на верхнем уровне, стол и дважды в день — утром и вечером — поставку топлива для камина.
Портрет леди Надоны удался без особых хлопот. Она сидела спокойно, поскольку любила, когда подворачивается уважительная причина для безделья. Однако в самый разгар работы она пожелала поменять платье, поскольку синий, по ее мнению, придавал ее лицу матовый оттенок в отличие от выбранного поначалу красного. Так оно и было, но Иантайн сумел отболтаться. Ее естественный нездоровый румянец и красные прожилки на щеках он превратил на холсте в нежный розовый и чуть подтемнил ее блеклые глаза, так что теперь на портрете они доминировали. К тому времени он уже достаточно наслушался, как она похожа на Луччу, чтобы сделать ее лицо чуть моложе.
Когда она пожелала изменить ворот своего платья он сымпровизировал и изобразил такой же, какой видел на одном из древних портретов: кружевную пену, скрывшую отвисшую кожу шеи. То есть шею-то он не рисовал, но сам воротник в целом смягчил облик леди Битранской.
С Чокином повезло меньше. Он просто не способен был сидеть смирно. То постукивал пальцами, то болтал ногой, то чесал щеку о плечо и в нужной позе усидеть просто не мог.
Иантайн почти отчаялся закончить портрет и покинуть это жуткое место до следующей пурги. Молодой портретист начал подозревать, что Чокин нарочно затягивает процесс и если и ухитряется посидеть спокойно, то лишь в надежде потянуть еще немного и выманить обратно часть заплаченных денег.
Чокин даже приглашал его в комнаты для игры, самые теплые и изысканные комнаты холда, но Иантайн под тем или иным предлогом отговаривался.
— Сидите смирно, лорд Чокин, я работаю над вашими глазами, и, если вы не перестанете ими стрелять, я не смогу нарисовать вас как следует, — сказал Иантайн куда резче, чем прежде.
— Прошу прощения, — сказал Чокин, почти сердито дергая плечами.
— Лорд Чокин, если вы не хотите, чтобы я нарисовал вас с косыми глазами, то ПОСИДИТЕ СПОКОЙНО ПЯТЬ МИНУТ! Очень вас прошу.
Наверное, Чокина все же проняло, и он не просто застыл, но просто пожирал взглядом портретиста. И не пять минут, а куда дольше.
Как можно быстрее Иантайн закончил тонкую работу над глазами. Он чуть раздвинул их и убрал отеки. Сделал жирное лицо менее свинским и убрал лишнюю плоть с картофельного носа, заодно выпрямив его. Он сделал плечи чуть пошире и немного приподнял, чтобы придать лорду на портрете более атлетический вид, затемнил волосы. Потом со злорадством выписал блестящие кольца, усыпанные драгоценными камнями. Они на портрете были видны в первую очередь. Он чувствовал, что лорду Чокину это понравится. Казалось, что у него колец больше, чем дней в году.
— Готово! — воскликнул он, опуская кисть и отодвигаясь от портрета, довольный тем, что сделал в данных условиях почти невозможное. Работа заслужит «удовлетворительной» оценки и позволит ему покинуть этот мерзкий холд.
— Почти вовремя, — ответил Чокин, слез с кресла и пошел посмотреть на результат.
Иантайн наблюдал за его лицом и, прежде чем Чокин натянул на физиономию обычное мрачное выражение, успел заметить вспышку удовольствия. Чокин наклонился поближе, словно считал мазки, которых не было: Иантайн слишком гордился своей техникой, чтобы оставить на виду хоть один мазок.
— Только смотрите, но не трогайте. Он еще не высох, — быстро сказал Иантайн и перехватил руку Чокина.
Чокин фыркнул, пожал плечами, чтобы поправить камзол. Он делал вид, что никак не может решить, но то, как он смотрел на собственное изображение, свидетельствовало, что лорд наконец-то доволен.
— Ну? Портрет вас удовлетворяет? — спросил Иантайн, более неспособный ждать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Затем дети, один за другим, заболели какой-то детской хворью, их обсыпало, и они вообще сидеть не могли.
— Вам следовало бы взяться за какое-нибудь дело дабы оправдать ваше содержание, — заявила леди Надона когда детей изолировали от прочих обитателей холда.
— В контракте сказано, что я буду иметь постель и стол…
Чокин поднял толстый палец, недобро улыбаясь.
— Пока вы работаете по контракту — да.
— Но дети больны…
Чокин пожал плечами.
— Это контрактом не оговорено. Вы не выполняете сейчас условия контракта, стало быть, холд сейчас не обязан вас кормить и предоставлять вам жилье. Конечно, я всегда могу вычесть из вашего жалованья расходы на время вашего безделья… — Ион расплылся в злорадной ухмылке.
— Безделья?.. — Иантайн был так взбешен, что не успел сдержать крик. «Неудивительно, — подумал он, — с трудом взяв себя в руки, что никто в цехе Домэза не пожелал взяться за выполнение битранского заказа».
— Хорошо, — рассудительно сказал Чокин. — Какое еще слово подходит, если вы не заняты работой, на которую вас наняли?
«Интересно, — подумал Иантайн, — знает ли Чокин, насколько важно ему получить до копейки те деньги, о которых говорилось в контракте?» Он не разговаривал в холде ни с кем — народ здесь был в лучшем случае мрачным и необщительным, да и встречались они обычно за едой. Оставалось только надеяться, что ему не придется столкнуться с ними в темном углу. Он стойко отказывался «немножко поиграть» с поварами или стражниками, чем вызвал всеобщую неприязнь. Так откуда им знать о его личной жизни или о причинах, по которым он здесь работает?
Так что, вместо того чтобы возвратиться домой, успешно выполнив контракт, с набитым кошельком, Иантайн проводил время «безделья», подправляя лица предков Чокина на фресках главного зала.
— Думаю, это будет для вас хорошей практикой, — с преувеличенным дружелюбием говорил Чокин, проводя ежедневную проверку его работы. — Вы будете лучше подготовлены к созданию портретов следующего поколения.
У всех у них, думал Иантайн, наследственный нос картошкой и свиноподобные рожи. Как ни странно, парочка женщин на семейных портретах оказались очень хорошенькими, слишком молоденькими и привлекательными по сравнению со своими супругами. Плохо, что мужские гены в этой семье неизменно брали верх.
Кроме того, Иантайну пришлось сделать специальные краски для стенной росписи — ведь он же не знал, что ему придется заниматься фресками. Его запасы масляных красок также катастрофически таяли в процессе переделки неудовлетворительных портретов. Можно было послать в цех за красками — и заплатить за транспортные расходы, да и на доставку ушло бы много времени — или найти сырье для изготовления красок и сделать их самому. Последнее было лучше.
— Сколько-сколько? — обалдело спросил он, когда старший повар сказал, сколько придется заплатить за масло и яйца для красок.
— Да, и это еще без платы за посуду, — шмыгнул носом повар. У него постоянно текло из носу, иногда капля сползала на верхнюю губу. Хорошо еще, если в еду и попадает.
— Мне что, платить еще за твои горшки и миски? — Иантайн подивился тому, насколько заразительна жадность Чокина.
— Ну, если ими пользуюсь не я, а ты, то тебе, сдается мне, надо заплатить, — Он так хлюпнул носом, что Иантайн перепугался, что так и мозги можно засосать. — Ты должен был все привезти с собой. А то лорд-холдер увидит, что ты взял что-то с кухни, и нам самим за это платить придется. Ну, уж не мне! — И он снова шмыгнул носом, дернув вдобавок плечом в грязном белом халате.
— Я привез с собой все, что нужно для той работы, для которой меня наняли, — ответил Иантайн, борясь с желанием сунуть повара мордой в жидкий суп, который он варил.
— И что?
Иантайн вышел из кухни вне себя от ярости. Он пытался убедить себя, что получил урок, пусть и очень жестокий, как вести себя с клиентом.
Найти сырье для изготовления красок оказалось делом очень сложным, поскольку, в конце концов, в холмах Битры наступала зима. Он нашел большой продолговатый камень с округлым концом, который можно было использовать как пестик, и камень с выемкой, который послужит ему ступкой. Он нашел целые заросли кустарника сабсаб, чьи корни давали желтый цвет, достаточно кобальта для синей краски и листья лапчаники, отвар которых давал лучший, чистейший красный, без оттенка оранжевого или пурпурного. Ему очень повезло, и он нашел охру. А вместо мисок он использовал черепки от горшков с помойки. Однако за масло — лучшее из той дряни, которую соглашался ему продать повар, — все же пришлось заплатить. И об этом, как он был уверен, лорд Чокин никогда не узнает.
Ему удалось добыть достаточно черепков — в Битра-холде использовали очень дешевую посуду. Он еще не успел закончить работу со старыми портретами, когда Чодон оправился от болезни и снова смог позировать.
Чодон похудел от лихорадки и все время клевал носом, поэтому, пока Иантайн во время сеанса рассказывал ему забавные истории, он сидел почти спокойно. Костеря себя последним сводником, Иантайн сделал так, чтобы мальчишка напоминал самых приятных своих предков. Мальчишке это определенно понравилось, и он побежал к мамаше, вопя, что похож на портрете на прадедушку, как она всегда и говорила.
Но эта уловка не сработала с Луччей. У девчонки кожа после болезни пожелтела, она потеряла много волос и похудела, так что ее серенькая внешность лучше не стала. Иантайн-то прицеливался на ее прапрабабушку, но у Луччи было слишком неправильное лицо, и даже ему самому пришлось признать результат неудовлетворительным.
— Это все ее болезнь, — оправдывался он, когда Чокин с Надоной предъявили ему длинный список расхождений между внешностью дочери и портретом.
С Лонадой и Брискином повезло больше. Потеряв несколько килограммов веса, Брискин стал похож на своего прапрадеда — узколицего, с впалыми щеками и лопоухого. Иантайн предусмотрительно уменьшил уши, удивляясь в душе, как же художник осмелился столь нелицеприятно изобразить эти уродливые придатки на портрете прапрадедушки?
Нарисовав портреты этих двоих, он переделал портрет Луччи. Она чуть-чуть отъелась, и цвет лица стал лучше. Не слишком, но все же получше. Иантайн чуть расставил ее глаза, что сделало ее привлекательнее Жаль, что этого нельзя сделать с моделью. Он смутно припоминал, что первые поселенцы умели исправлять форму носов и ушей и все такое прочее.
Итак, неохотно и только после того, как его заставили выверить до последнего мазка эти самые далеко уже не миниатюры и доведя художника до точки, когда он уже готов был что-нибудь расколотить — в первую очередь черепа леди и лорда, — четыре портрета объявили удовлетворительными. Окончательный разбор зашел глубоко за полночь. Ночь выдалась темная и ненастная, ветер был слышен даже из-за трехметровых стен утеса.
Спускаясь в свою комнатушку, усталый, но довольный, он вдруг ощутил жуткий холод. Большой зал обогревался четырьмя каминами, но внизу никакого обогрева не было. Иантайн распустил пояс и снял башмаки, после чего прямо в одежде свернулся клубком на жестком матрасе, сохранившемся, небось, еще с Высадки. Он зарылся в меховой мешок, благодаря судьбу, что привез его с собой, и заснул.
И проснулся от холода. Лицо его просто одеревенело, и, несмотря на теплый мех, все мускулы заныли, когда он попытался потянуться. Шея болела. Интересно, он вообще во сне шевелился? Было слишком холодно, и вылезать наружу не хотелось. Но надо было облегчиться.
Он сунул ноги в задубевшие башмаки и, завернувшись в мех, пошел по коридору в туалет. Дыхание вырывалось изо рта белым облачком, щеки и нос покалывало. Он сделал что надо и вернулся в комнату, чтобы натянуть самый толстый шерстяной свитер (а может, завернуться в мех и так и ходить?). Пробежав несколько пролетов каменной лестницы, мимо сырых стен, он остановился у первого окна на верхнем уровне — оно было засыпано снегом. Он поднялся еще на один пролет и открыл дверь в кухню. Там должно было быть относительно тепло.
Неужели все очаги за ночь погасли? Может, истопник замерз насмерть у себя на лежанке? Повернувшись, Иантайн кинул взгляд и на окно. Снизу оно на целую ладонь было засыпано снегом. Он выглянул во двор. Девственно-чистый снег. Там, где двор спускался к дороге, снег лежал ровно, не обнаруживая никакого уклона. На улице никого. Никаких следов, которые показывали бы, что сюда приходил кто-то из других холдов.
— Только этого мне не хватало, — сказал Иантайн, совершенно подавленный. — Я тут на много недель могу застрять!
Причем придется платить за комнату и еду. Если бы только лордовы чада не захворали… Если бы ему не пришлось возиться с фресками… Как он жить будет? Останется ли у него хоть что-то от вознаграждения — которое казалось вначале таким щедрым — к тому времени, когда он покинет этот жалкий холд?
В то же утро, чуть позже, когда полузамерзший люд начал разгребать последствия бурана, художник заключил еще одну сделку с лордом и леди, причем обговорил ее весьма тщательно: два портрета лорда Чокина и леди Надоны в полный рост в одеяниях для Встречи. Все материалы и все необходимое для изготовления красок предоставляет холд. Также он выговорил для себя проживание на верхнем уровне, стол и дважды в день — утром и вечером — поставку топлива для камина.
Портрет леди Надоны удался без особых хлопот. Она сидела спокойно, поскольку любила, когда подворачивается уважительная причина для безделья. Однако в самый разгар работы она пожелала поменять платье, поскольку синий, по ее мнению, придавал ее лицу матовый оттенок в отличие от выбранного поначалу красного. Так оно и было, но Иантайн сумел отболтаться. Ее естественный нездоровый румянец и красные прожилки на щеках он превратил на холсте в нежный розовый и чуть подтемнил ее блеклые глаза, так что теперь на портрете они доминировали. К тому времени он уже достаточно наслушался, как она похожа на Луччу, чтобы сделать ее лицо чуть моложе.
Когда она пожелала изменить ворот своего платья он сымпровизировал и изобразил такой же, какой видел на одном из древних портретов: кружевную пену, скрывшую отвисшую кожу шеи. То есть шею-то он не рисовал, но сам воротник в целом смягчил облик леди Битранской.
С Чокином повезло меньше. Он просто не способен был сидеть смирно. То постукивал пальцами, то болтал ногой, то чесал щеку о плечо и в нужной позе усидеть просто не мог.
Иантайн почти отчаялся закончить портрет и покинуть это жуткое место до следующей пурги. Молодой портретист начал подозревать, что Чокин нарочно затягивает процесс и если и ухитряется посидеть спокойно, то лишь в надежде потянуть еще немного и выманить обратно часть заплаченных денег.
Чокин даже приглашал его в комнаты для игры, самые теплые и изысканные комнаты холда, но Иантайн под тем или иным предлогом отговаривался.
— Сидите смирно, лорд Чокин, я работаю над вашими глазами, и, если вы не перестанете ими стрелять, я не смогу нарисовать вас как следует, — сказал Иантайн куда резче, чем прежде.
— Прошу прощения, — сказал Чокин, почти сердито дергая плечами.
— Лорд Чокин, если вы не хотите, чтобы я нарисовал вас с косыми глазами, то ПОСИДИТЕ СПОКОЙНО ПЯТЬ МИНУТ! Очень вас прошу.
Наверное, Чокина все же проняло, и он не просто застыл, но просто пожирал взглядом портретиста. И не пять минут, а куда дольше.
Как можно быстрее Иантайн закончил тонкую работу над глазами. Он чуть раздвинул их и убрал отеки. Сделал жирное лицо менее свинским и убрал лишнюю плоть с картофельного носа, заодно выпрямив его. Он сделал плечи чуть пошире и немного приподнял, чтобы придать лорду на портрете более атлетический вид, затемнил волосы. Потом со злорадством выписал блестящие кольца, усыпанные драгоценными камнями. Они на портрете были видны в первую очередь. Он чувствовал, что лорду Чокину это понравится. Казалось, что у него колец больше, чем дней в году.
— Готово! — воскликнул он, опуская кисть и отодвигаясь от портрета, довольный тем, что сделал в данных условиях почти невозможное. Работа заслужит «удовлетворительной» оценки и позволит ему покинуть этот мерзкий холд.
— Почти вовремя, — ответил Чокин, слез с кресла и пошел посмотреть на результат.
Иантайн наблюдал за его лицом и, прежде чем Чокин натянул на физиономию обычное мрачное выражение, успел заметить вспышку удовольствия. Чокин наклонился поближе, словно считал мазки, которых не было: Иантайн слишком гордился своей техникой, чтобы оставить на виду хоть один мазок.
— Только смотрите, но не трогайте. Он еще не высох, — быстро сказал Иантайн и перехватил руку Чокина.
Чокин фыркнул, пожал плечами, чтобы поправить камзол. Он делал вид, что никак не может решить, но то, как он смотрел на собственное изображение, свидетельствовало, что лорд наконец-то доволен.
— Ну? Портрет вас удовлетворяет? — спросил Иантайн, более неспособный ждать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46