Он достиг ее края, который упирался в непроходимую
каменную стену. Он снова глянул на небо. Серые тучи нависли ниже и
казались потрепанными внизу. Вот-вот должен начаться снег. Может быть, ему
стоило укрыться в углу, образованном из двух каменных стен, поставить свою
маленькую палатку на щебне или расстелить специальную подстилку, натянуть
на колья, а самому завернуться в спальный мешок. Потом он подумал об
огромных сугробах, что увидел у подножия скалы - снежная лавина сорвалась
с края во время бури или ее снесло вниз одним из порывов ветра, ударившего
в каменную стену. Там он мог и задохнуться.
Он вспомнил о последнем весеннем снеге и то, как он бежал через него,
скитание в этой безжизненной пустыне и падение, и... Иджил с содроганием
отогнал эти мысли. Должен же быть какой-то способ, чтобы не замерзнуть.
Он медленно шел назад вдоль скалы. На полпути он нашел расселину,
тянущуюся к, вершине скалы. Должно быть, ее не было видно с другой стороны
из-за того, что она была скрыта тенью выступающей восточной оконечности.
Внизу расселина была вполне проходимой, но в угасающем свете дня нельзя
было с уверенностью сказать, как высоко она тянется и какова ее
поверхность там. Расселина казалась не очень широкой.
В худшем случае он просто потеряет время, взбираясь по ней и
спускаясь обратно. Иджил сбросил с себя рюкзак, достал длинную тонкую
веревку и привязал один ее конец к ранцу. Другой конец он обмотал вокруг
пояса. Иджил скользнул в расселину, уперся спиной в одну стенку, а ногами
в другую и полез вверх.
Иджил достиг верха, истощенный и покрытый нанесенными ветром
льдинками, но целый и невредимый. Почти совсем стемнело, и ледяные
дробинки пощелкивали, ударяясь о каменные стены расселины, и шуршали в
сосновых ветвях. Он потянулся через усыпанный сосновыми иголками край
расселины, нагнулся над ним и, медленно, осторожно работая руками, чтобы
не повредить их, втянул ранец наверх. Он быстро проверил, не поврежден ли
ранец и нет ли в нем дырок, затем вскинул его на одно плечо и направился к
укрытию сосновой рощицы, что виднелась в нескольких метрах от расселины.
На краю рощи Иджил стряхнул с себя по возможности весь снег и лед, прополз
под склонившимися к самой земле ветками с заледеневшим свежим снегом и
снова стряхнулся. Он осмотрелся, выбрал толстый ствол, чуть припорошенный
снегом, переполз к нему и сел.
Иджил был доволен, что он может просто дышать и ему не нужно
двигаться. Его окружал холодный, но спокойный воздух. Рядом с ним
потрескивали на ветру ветки. Иногда с веток падали комья снега, глухо
ударяясь о землю. Иджил молился, чтобы снег не ссыпался с веток и ему не
пришлось оказаться на открытом ветре. В конце концов Иджил открыл клапан
ранца и вынул банку тушеного мяса, жесткое сухое печенье и вторую флягу.
Он открыл банку и, пока ждал, чтобы она разогрелась, глотнул из фляги. Он
чуть не задохнулся от огненной жидкости, потом отхлебнул еще глоток.
О, мед! После того, как он целый год пил только тонкое вино и слабое
Гхаррское пиво, он снова попробовал мед. Небольшая компенсация за
отбывание заключения у Наблюдателей. Ужасно, что для этого ему приходится
тащиться по холоду и снегу за злой кошкой.
С другой стороны, приготовить здесь мед очень сложно, принимая во
внимание условия здешней жизни и получения пищи. Наверное, у Наблюдателей
это _б_ы_л_ более редкий и дорогой напиток, чем у него дома. Возможно, это
б_ы_л_а_ особая награда. Может быть, он должен быть более благодарным.
Иджил сделал еще один глоток, вытер рот тыльной стороной руки, край
фляги ладонью и закупорил флягу с напитком.
Он _б_ы_л_ благодарен.
Он съел теплое тушеное мясо и холодное печенье, отвязал спальник
из-под ранца, влез в мешок и стянул края так, чтобы снаружи осталось
только лицо, потом он заснул.
Утренний свет проникал сквозь ветки и снег рассеянным блеском. Иджил
потянулся, это оказалось не просто сделать в затянутом мешке, зевнул,
поворочался. Мысли текли спокойно, теплые мысли, уносившие его обратно в
сон, когда от жуткого воя у него пробежали мурашки по спине. Он
внимательно прислушался. Вокруг стояла тишина, какая может стоять в мире,
где только что выпал свежий снег. Он глубже влез в спальник и закрыл
глаза.
"Наверное, Бегун, - пробормотал он, все глубже погружаясь в сон. -
Говорят, Бегуны издают странные, сверхъестественные вопли".
И снова раздался вой. И снова по спине Иджила пробежали мурашки. Он
рывком расстегнул спальник, сел, вытащил шапку и перчатки из ранца и
пополз к краю рощицы, чтобы осторожно посмотреть, что происходит. У
Бегунов были ритуальные приветствия, которые ему надо было точно помнить,
если он ожидал получить помощь или информацию. Бегуны не убивали других
людей, если те не угрожали им первыми, или, так они сказали ему,
неподобающе выполненный приветственный ритуал мог считаться угрозой. Он
никого не увидел на белой горе.
Иджил внимательно осмотрел гору. Она была в этой части несколько
более пологой, чем внизу скалы, и была усеяна соснами и растениями, о
которых Иджил знал, что они были вечнозелеными кустарниками с колючими
иглами и шипами. Всюду лежал снег по колено глубиной, сверкая на утреннем
солнце, кругом не было никакого признака присутствия человека. Иджил
внимательно изучал склон снова и снова. Внизу, откуда, как ему казалось,
доносился вой, огромная черная кошка волокла обмякшее, дергающееся тело
прыгуна из-под сосен на открытое заснеженное пространство. Кошка встала,
резко выделяясь своей чернотой на белом фоне, до нее было метров сто,
поблескивая шерстью на солнце, и издала вой в третий раз.
Иджил тихонько выполз вперед из деревьев, не обращая внимания на
обдающий холодом ветер и снег, сыпавшийся с веток прямо ему за воротник.
Казалось, кошка его не замечает.
"Мне надо встать с подветренной стороны! - была его первая мысль. А
вторая: - Надо благодарить за это Тора и Хеймдала, если правда хотя бы
половина из того, что говорят Гхарры о кошках Дюр".
Из колючего кустарника вышли две очень маленьких черных кошки и
набросились на прыгуна. Мать отошла и улеглась, наблюдая за ними.
Так близко! Как же ее поймать?
Мать вытянула лапу и принялась вылизывать длинны-предлинные когти,
засверкавшие на солнце. Каждое ее движение, даже умывание, говорило о
силе, не соответствующей ее размерам. Иджил думал об убивающей ярости и
представлял, как он будет выглядеть, если кошка придет в ярость.
"Клочья, - сказал он сам себе. - Маленькие кусочки. Вот на что я буду
похож. Эти кошки только убивают. Даже свою пищу: держу пари, они даже не
играют со своей добычей, прежде чем съесть ее, как другие кошки".
Котята не решались убить жертву и улеглись вместе рядышком. Кошка
поднялась и подкралась, чтобы покончить с тем, что оставили котята.
Упругие мышцы мягко изгибались под черной лоснящейся шерстью. Она, припав
к добыче, ела, иногда поглядывая на спящих котят. Чем дольше Иджил
наблюдал за кошкой, тем увереннее становился, что если поймать мать живой
как-нибудь и можно - хотя он был убежден в обратном - но уж приручить ее
не удастся однозначно; и, если ему был необходим Харлан, если он хотел
когда-нибудь вновь обрести свободу, ему обязательно надо было приручить
кошку. Ему надо было взять котенка, но видя, как бдительна была
кошка-мать, это было сложно сделать.
Иджил лежал, распластавшись, уткнувшись подбородком в скрещенные руки
и ждал. В конце концов, она прикончит добычу и уйдет. Может быть, он
последует за ней и сможет хотя бы выяснить путь к логову. Возможно, через
какое-то время он сообразит, что-нибудь подскажет ему, как схватить
детеныша.
Кошка-мать, доев добычу, разбудила котят и гордой походкой стала
взбираться на гору. Котята кувыркались, скакали и боролись позади нее,
иногда забывая, что они должны следовать за ней, тогда матери приходилось
возвращаться за ними и напоминать легкими шлепками лапой по спине или по
шее.
"А за добычей для себя она, видимо, пойдет позже, если только это за
нее не делает кот", - сказал Иджил сам себе. Это была пугающая мысль: две
взрослые кошки Дюр в одном логове. Иджил с трудом сглотнул. Конечно нет.
Кошки редко помогают друг другу таким образом. Скорее, кот рассматривал бы
котят, как легкую добычу.
Четыре дня Иджил шел по кошачьему следу, теряя его среди голых камней
равнин, где ветер заметал следы, или там, где кошки могли ходить по
вершинам, покрытым снежной коркой, а Иджилу приходилось прорываться и там.
Он каждый раз обнаруживал кошку по вою, которым она звала котят на ужин. В
сумерках он каждый день работал над изготовлением мешка из сосновой коры,
наподобие спального, в котором он надеялся пронести несколько часов
неистового и напуганного котенка Дыр. Он скреплял лоскуты сосновой коры
грубой нитью, сделанной из корней сосны. Он также мастерил по вечерам
клетку,
которая могла понадобиться даже для котенка. Он делал ее из зеленых
сосновых веток, вырезая их ножом и укрепляя места соединений шнурами из
корней сосны. Ему нужна была смола, чтобы склеить места стыков сосновой
клетки, но чтобы приготовить хорошую смолу, требовалось много времени и
особые рецепты, которые знали только опытные корабельные плотники
(кораблестроители).
На пятый день, когда кошка-мать звала котят к ужину, она стояла всего
в нескольких метрах от логова. Иджил, осторожно спустившись, наблюдал, как
котята раздирали довольно крупное существо, которое мать принесла им на
ужин и от которого к этому моменту остались лишь неузнаваемые мелкие
клочья.
"Кота здесь нет, - сказал он сам себе. - Она бы этого не сделала,
если бы был опасный кот. И я не видел никакого другого кошачьего следа, не
принадлежащего кому-либо из этих троих".
Иджил припал к земле, лежа за колючим кустом и наблюдая, как они ели.
Он видел, как мать загнала котят в пещеру. Он проследил, как она пошла за
добычей для своего ужина. Она содрала все мясо с длинной, ровной кости,
потом подкатила череп поближе к себе и стала старательно вылизывать его
содержимое. Даже привыкшего за год пребывания на Старкере-4 к жестокостям
войны Иджила чуть не стошнило от сознания того, что делала кошка-мать. Он
уткнулся в снег лицом, надеясь, что холод успокоит порыв его ярости или,
по крайней мере, заглушит звук.
А я-то думал, это будет легко! Все, что от меня требовалось -
дождаться, пока она уйдет добывать себе пищу и будет достаточно далеко,
чтобы не услышать никакого крика. Так легко! Так глупо! Эта кошка убила
Бегуна на ужин своим детям!
7
Когда наконец Иджил поднял голову, кошка-мать уже ушла, а котята
заснули. Иджил осторожно встал и навел станнер, стараясь двигаться как
можно тише. Он надеялся, что глазомер не подведет его, и он прицелился не
слишком высоко для маленьких животных. Он выстрелил. Оба котенка
повалились так безвольно, что казалось, будто они умерли.
"О нет, Хеймдал! Время, усилия, труд восхождения... И все напрасно!..
Навсегда потерянная свобода..."
Иджил побежал к котятам, схватив рукой мешок и станнер. Искусственное
дыхание? Встряска? Что может помочь? Он очищал пальцами аптечку на поясе.
Возбуждающее средство...
"Хеймдал, пусть они не умирают!"
Где-то совсем рядом раздался вой матери, Иджил повернулся на этот
звук. Кошка-мать ударила его в левое плечо так, что он покачнулся, выронил
мешок и упал. Иджил похолодел от страха. Кошка на половину длины вонзила
когти ему в руку. Иджил сжал ей горло правой рукой, пытаясь не подпустить
ближе. Зубы ее, смыкаясь, щелкнули прямо около его шеи, Иджил напрягся,
пытаясь направить станнер в ее сторону, но ему было очень трудно повернуть
руку, которую придавила кошка. Когтями своих задних лап она раздирала ему
вьюги. Боль прожгла ногу от лодыжки до колена. Иджил выстрелил. Кошка лишь
чуть вздрогнула.
Иджил почувствовал момент абсолютного ужаса, ее зубы, проникнув через
толстый слой его парки, шарф и свитер с высоким горлом, царапнули ему
кожу. Иджил оттолкнулся рукой и еще раз выстрелил из станнера. Это никак
не подействовало на кошку. От страха к горлу подкатила горячая, жгучая
желчь. Он пропал. Ему предстояло бесславно умереть разодранным на кусочки,
разрезанным в клочья бешеным животным на дикой запруженной планете, и
никто не узнал бы об этом никогда. Даже в этом последнем деле он не смог
проявить себя, как следовало бы Олафсону!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
каменную стену. Он снова глянул на небо. Серые тучи нависли ниже и
казались потрепанными внизу. Вот-вот должен начаться снег. Может быть, ему
стоило укрыться в углу, образованном из двух каменных стен, поставить свою
маленькую палатку на щебне или расстелить специальную подстилку, натянуть
на колья, а самому завернуться в спальный мешок. Потом он подумал об
огромных сугробах, что увидел у подножия скалы - снежная лавина сорвалась
с края во время бури или ее снесло вниз одним из порывов ветра, ударившего
в каменную стену. Там он мог и задохнуться.
Он вспомнил о последнем весеннем снеге и то, как он бежал через него,
скитание в этой безжизненной пустыне и падение, и... Иджил с содроганием
отогнал эти мысли. Должен же быть какой-то способ, чтобы не замерзнуть.
Он медленно шел назад вдоль скалы. На полпути он нашел расселину,
тянущуюся к, вершине скалы. Должно быть, ее не было видно с другой стороны
из-за того, что она была скрыта тенью выступающей восточной оконечности.
Внизу расселина была вполне проходимой, но в угасающем свете дня нельзя
было с уверенностью сказать, как высоко она тянется и какова ее
поверхность там. Расселина казалась не очень широкой.
В худшем случае он просто потеряет время, взбираясь по ней и
спускаясь обратно. Иджил сбросил с себя рюкзак, достал длинную тонкую
веревку и привязал один ее конец к ранцу. Другой конец он обмотал вокруг
пояса. Иджил скользнул в расселину, уперся спиной в одну стенку, а ногами
в другую и полез вверх.
Иджил достиг верха, истощенный и покрытый нанесенными ветром
льдинками, но целый и невредимый. Почти совсем стемнело, и ледяные
дробинки пощелкивали, ударяясь о каменные стены расселины, и шуршали в
сосновых ветвях. Он потянулся через усыпанный сосновыми иголками край
расселины, нагнулся над ним и, медленно, осторожно работая руками, чтобы
не повредить их, втянул ранец наверх. Он быстро проверил, не поврежден ли
ранец и нет ли в нем дырок, затем вскинул его на одно плечо и направился к
укрытию сосновой рощицы, что виднелась в нескольких метрах от расселины.
На краю рощи Иджил стряхнул с себя по возможности весь снег и лед, прополз
под склонившимися к самой земле ветками с заледеневшим свежим снегом и
снова стряхнулся. Он осмотрелся, выбрал толстый ствол, чуть припорошенный
снегом, переполз к нему и сел.
Иджил был доволен, что он может просто дышать и ему не нужно
двигаться. Его окружал холодный, но спокойный воздух. Рядом с ним
потрескивали на ветру ветки. Иногда с веток падали комья снега, глухо
ударяясь о землю. Иджил молился, чтобы снег не ссыпался с веток и ему не
пришлось оказаться на открытом ветре. В конце концов Иджил открыл клапан
ранца и вынул банку тушеного мяса, жесткое сухое печенье и вторую флягу.
Он открыл банку и, пока ждал, чтобы она разогрелась, глотнул из фляги. Он
чуть не задохнулся от огненной жидкости, потом отхлебнул еще глоток.
О, мед! После того, как он целый год пил только тонкое вино и слабое
Гхаррское пиво, он снова попробовал мед. Небольшая компенсация за
отбывание заключения у Наблюдателей. Ужасно, что для этого ему приходится
тащиться по холоду и снегу за злой кошкой.
С другой стороны, приготовить здесь мед очень сложно, принимая во
внимание условия здешней жизни и получения пищи. Наверное, у Наблюдателей
это _б_ы_л_ более редкий и дорогой напиток, чем у него дома. Возможно, это
б_ы_л_а_ особая награда. Может быть, он должен быть более благодарным.
Иджил сделал еще один глоток, вытер рот тыльной стороной руки, край
фляги ладонью и закупорил флягу с напитком.
Он _б_ы_л_ благодарен.
Он съел теплое тушеное мясо и холодное печенье, отвязал спальник
из-под ранца, влез в мешок и стянул края так, чтобы снаружи осталось
только лицо, потом он заснул.
Утренний свет проникал сквозь ветки и снег рассеянным блеском. Иджил
потянулся, это оказалось не просто сделать в затянутом мешке, зевнул,
поворочался. Мысли текли спокойно, теплые мысли, уносившие его обратно в
сон, когда от жуткого воя у него пробежали мурашки по спине. Он
внимательно прислушался. Вокруг стояла тишина, какая может стоять в мире,
где только что выпал свежий снег. Он глубже влез в спальник и закрыл
глаза.
"Наверное, Бегун, - пробормотал он, все глубже погружаясь в сон. -
Говорят, Бегуны издают странные, сверхъестественные вопли".
И снова раздался вой. И снова по спине Иджила пробежали мурашки. Он
рывком расстегнул спальник, сел, вытащил шапку и перчатки из ранца и
пополз к краю рощицы, чтобы осторожно посмотреть, что происходит. У
Бегунов были ритуальные приветствия, которые ему надо было точно помнить,
если он ожидал получить помощь или информацию. Бегуны не убивали других
людей, если те не угрожали им первыми, или, так они сказали ему,
неподобающе выполненный приветственный ритуал мог считаться угрозой. Он
никого не увидел на белой горе.
Иджил внимательно осмотрел гору. Она была в этой части несколько
более пологой, чем внизу скалы, и была усеяна соснами и растениями, о
которых Иджил знал, что они были вечнозелеными кустарниками с колючими
иглами и шипами. Всюду лежал снег по колено глубиной, сверкая на утреннем
солнце, кругом не было никакого признака присутствия человека. Иджил
внимательно изучал склон снова и снова. Внизу, откуда, как ему казалось,
доносился вой, огромная черная кошка волокла обмякшее, дергающееся тело
прыгуна из-под сосен на открытое заснеженное пространство. Кошка встала,
резко выделяясь своей чернотой на белом фоне, до нее было метров сто,
поблескивая шерстью на солнце, и издала вой в третий раз.
Иджил тихонько выполз вперед из деревьев, не обращая внимания на
обдающий холодом ветер и снег, сыпавшийся с веток прямо ему за воротник.
Казалось, кошка его не замечает.
"Мне надо встать с подветренной стороны! - была его первая мысль. А
вторая: - Надо благодарить за это Тора и Хеймдала, если правда хотя бы
половина из того, что говорят Гхарры о кошках Дюр".
Из колючего кустарника вышли две очень маленьких черных кошки и
набросились на прыгуна. Мать отошла и улеглась, наблюдая за ними.
Так близко! Как же ее поймать?
Мать вытянула лапу и принялась вылизывать длинны-предлинные когти,
засверкавшие на солнце. Каждое ее движение, даже умывание, говорило о
силе, не соответствующей ее размерам. Иджил думал об убивающей ярости и
представлял, как он будет выглядеть, если кошка придет в ярость.
"Клочья, - сказал он сам себе. - Маленькие кусочки. Вот на что я буду
похож. Эти кошки только убивают. Даже свою пищу: держу пари, они даже не
играют со своей добычей, прежде чем съесть ее, как другие кошки".
Котята не решались убить жертву и улеглись вместе рядышком. Кошка
поднялась и подкралась, чтобы покончить с тем, что оставили котята.
Упругие мышцы мягко изгибались под черной лоснящейся шерстью. Она, припав
к добыче, ела, иногда поглядывая на спящих котят. Чем дольше Иджил
наблюдал за кошкой, тем увереннее становился, что если поймать мать живой
как-нибудь и можно - хотя он был убежден в обратном - но уж приручить ее
не удастся однозначно; и, если ему был необходим Харлан, если он хотел
когда-нибудь вновь обрести свободу, ему обязательно надо было приручить
кошку. Ему надо было взять котенка, но видя, как бдительна была
кошка-мать, это было сложно сделать.
Иджил лежал, распластавшись, уткнувшись подбородком в скрещенные руки
и ждал. В конце концов, она прикончит добычу и уйдет. Может быть, он
последует за ней и сможет хотя бы выяснить путь к логову. Возможно, через
какое-то время он сообразит, что-нибудь подскажет ему, как схватить
детеныша.
Кошка-мать, доев добычу, разбудила котят и гордой походкой стала
взбираться на гору. Котята кувыркались, скакали и боролись позади нее,
иногда забывая, что они должны следовать за ней, тогда матери приходилось
возвращаться за ними и напоминать легкими шлепками лапой по спине или по
шее.
"А за добычей для себя она, видимо, пойдет позже, если только это за
нее не делает кот", - сказал Иджил сам себе. Это была пугающая мысль: две
взрослые кошки Дюр в одном логове. Иджил с трудом сглотнул. Конечно нет.
Кошки редко помогают друг другу таким образом. Скорее, кот рассматривал бы
котят, как легкую добычу.
Четыре дня Иджил шел по кошачьему следу, теряя его среди голых камней
равнин, где ветер заметал следы, или там, где кошки могли ходить по
вершинам, покрытым снежной коркой, а Иджилу приходилось прорываться и там.
Он каждый раз обнаруживал кошку по вою, которым она звала котят на ужин. В
сумерках он каждый день работал над изготовлением мешка из сосновой коры,
наподобие спального, в котором он надеялся пронести несколько часов
неистового и напуганного котенка Дыр. Он скреплял лоскуты сосновой коры
грубой нитью, сделанной из корней сосны. Он также мастерил по вечерам
клетку,
которая могла понадобиться даже для котенка. Он делал ее из зеленых
сосновых веток, вырезая их ножом и укрепляя места соединений шнурами из
корней сосны. Ему нужна была смола, чтобы склеить места стыков сосновой
клетки, но чтобы приготовить хорошую смолу, требовалось много времени и
особые рецепты, которые знали только опытные корабельные плотники
(кораблестроители).
На пятый день, когда кошка-мать звала котят к ужину, она стояла всего
в нескольких метрах от логова. Иджил, осторожно спустившись, наблюдал, как
котята раздирали довольно крупное существо, которое мать принесла им на
ужин и от которого к этому моменту остались лишь неузнаваемые мелкие
клочья.
"Кота здесь нет, - сказал он сам себе. - Она бы этого не сделала,
если бы был опасный кот. И я не видел никакого другого кошачьего следа, не
принадлежащего кому-либо из этих троих".
Иджил припал к земле, лежа за колючим кустом и наблюдая, как они ели.
Он видел, как мать загнала котят в пещеру. Он проследил, как она пошла за
добычей для своего ужина. Она содрала все мясо с длинной, ровной кости,
потом подкатила череп поближе к себе и стала старательно вылизывать его
содержимое. Даже привыкшего за год пребывания на Старкере-4 к жестокостям
войны Иджила чуть не стошнило от сознания того, что делала кошка-мать. Он
уткнулся в снег лицом, надеясь, что холод успокоит порыв его ярости или,
по крайней мере, заглушит звук.
А я-то думал, это будет легко! Все, что от меня требовалось -
дождаться, пока она уйдет добывать себе пищу и будет достаточно далеко,
чтобы не услышать никакого крика. Так легко! Так глупо! Эта кошка убила
Бегуна на ужин своим детям!
7
Когда наконец Иджил поднял голову, кошка-мать уже ушла, а котята
заснули. Иджил осторожно встал и навел станнер, стараясь двигаться как
можно тише. Он надеялся, что глазомер не подведет его, и он прицелился не
слишком высоко для маленьких животных. Он выстрелил. Оба котенка
повалились так безвольно, что казалось, будто они умерли.
"О нет, Хеймдал! Время, усилия, труд восхождения... И все напрасно!..
Навсегда потерянная свобода..."
Иджил побежал к котятам, схватив рукой мешок и станнер. Искусственное
дыхание? Встряска? Что может помочь? Он очищал пальцами аптечку на поясе.
Возбуждающее средство...
"Хеймдал, пусть они не умирают!"
Где-то совсем рядом раздался вой матери, Иджил повернулся на этот
звук. Кошка-мать ударила его в левое плечо так, что он покачнулся, выронил
мешок и упал. Иджил похолодел от страха. Кошка на половину длины вонзила
когти ему в руку. Иджил сжал ей горло правой рукой, пытаясь не подпустить
ближе. Зубы ее, смыкаясь, щелкнули прямо около его шеи, Иджил напрягся,
пытаясь направить станнер в ее сторону, но ему было очень трудно повернуть
руку, которую придавила кошка. Когтями своих задних лап она раздирала ему
вьюги. Боль прожгла ногу от лодыжки до колена. Иджил выстрелил. Кошка лишь
чуть вздрогнула.
Иджил почувствовал момент абсолютного ужаса, ее зубы, проникнув через
толстый слой его парки, шарф и свитер с высоким горлом, царапнули ему
кожу. Иджил оттолкнулся рукой и еще раз выстрелил из станнера. Это никак
не подействовало на кошку. От страха к горлу подкатила горячая, жгучая
желчь. Он пропал. Ему предстояло бесславно умереть разодранным на кусочки,
разрезанным в клочья бешеным животным на дикой запруженной планете, и
никто не узнал бы об этом никогда. Даже в этом последнем деле он не смог
проявить себя, как следовало бы Олафсону!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29