Соединиться со мной он не мог, так как был
отрезан от меня войсками герцога.
Тем временем среди моих людей стали раздаваться голоса недовольных
слишком долгим уклонением от боя. В самом деле, пока я не покидал графств,
контролируемых повстанцами, но и здесь несколько крепостей и городов
продолжали сопротивление. В качестве первой цели я избрал Линдерг, уже две
недели находившийся в осаде.
К тому времени, как моя армия подошла к стенам Линдерга, город еще
далеко не исчерпал своих запасов и не помышлял о сдаче. Переговорив с
лидерами осаждающих, я убедил их перейти под мое командование. Быстро
убедившись, что город вряд ли удастся взять штурмом, я пошел на хитрость и
провел ревизию трофеев примкнувших к нам формирований. Среди этих трофеев
были достаточно жуткие, такие как отрубленные головы королевских офицеров,
но меня больше интересовали королевские знамена. Таковые нашлись, прочее
же снаряжение правительственных войск имелось у нас в достаточном
количестве. После этого я имитировал снятие осады, а к северным воротам
Линдерга подошло "подкрепление" - под королевскими штандартами, впереди
офицеры в блестящих латах. Обрадованные защитники города распахнули
ворота... Когда они поняли свою ошибку, было уже поздно. Из близлежащего
леса вырвались скрытые в засаде повстанцы. Линдерг был взят.
В этом городе, где нашли свою смерть Зи и Саннэт, у меня не было ни
малейшего желания проявлять милосердие. Купеческие лавки и богатые дома
были отданы на разграбление, аристократов и городских чиновников повесили
на центральной площади, где они за несколько месяцев до этого любовались
казнью моих товарищей. Я отдал особо строгий приказ о розыске всех местных
членов Священного Трибунала. Этот приказ вызвал неоднозначную реакцию:
среди простолюдинов многие недолюбливали церковников, но многие и боялись
их. По этой ли причине, или потому, что члены Трибунала умели загодя чуять
запах жареного, но мне приволокли лишь одного из них. Он осыпал тащивших
его проклятиями и грозил им карой небесной. Это производило скверное
впечатление на моих людей, и я велел заткнуть ему рот. Я не знаю, был ли
это тот человек, что провозгласил приговор Саннэту и Зи, или тот, что
разыскивал нас с отрядом солдат сразу после прибытия в эту эпоху, или
кто-то еще - скрывающие лицо капюшоны и просторные сутаны делали их всех
похожими друг на друга. Так или иначе, я переборол первоначальное желание
сжечь его на костре и велел также повесить его на площади. Я решил, что
отныне ни один из этих изуверов в сутанах не получит пощады.
Взятие Линдерга (вместе с его арсеналом) еще более укрепило мои
позиции. Вскоре после этого пали и другие очаги сопротивления на
захваченной повстанцами территории. Я активно использовал темное время
суток для штурмов и диверсионных операций. Один из городов был взят с
помощью специального отряда, проникшего в город под водой, через
протекавшую под стеной реку. Дольше всех сопротивлялся Гаррелдерг, самый
крупный из этих городов, в котором стоял мощный королевский гарнизон.
Гаррелдерг тоже находился на реке, но двойные стальные решетки
перегораживали ее до самого дна на входе и выходе из города. Попытки
штурма были безрезультатны, а осада грозила затянуться на многие месяцы.
Тогда я велел своим людям строить на реке выше Гаррелдерга плотину. Не
только моя армия, но и все окрестные крестьяне участвовали в этом
строительстве, проводимом бешеными темпами. Под стрелами осаждаемых к
стенам города был подведен обводной канал; хлынувшая по нему вода подмыла
городские укрепления. Затем, как я и рассчитывал, плотина была прорвана, и
город на какое-то время оказался полузатоплен. Стены рухнули во многих
местах, жертвами наводнения стали многие обитатели одноэтажных домов и
казарм.
После падения Гаррелдерга я был вынужден двинуться дальше, на север,
в направлении корринвальдской столицы. В том же направлении двигался и
Роррен, и главные королевские силы были брошены против его более
многочисленной армии. Он действовал на востоке, а я на западе; нас
по-прежнему разделяли войска герцога, вдававшиеся между нами тупым клином.
Роррен, по-видимому, был прекрасно осведомлен о взаимной антипатии короля
и герцога и полагал, что последний не станет таскать для Гродрэда каштаны
из огня и преследовать повстанцев за пределами Раттельбера; однако войска
герцога упорно продвигались вперед. Чем большую территорию захватывал
Роррен, тем труднее становилось ее удерживать; в конце концов ему пришлось
выбирать между тотальной обороной и наступлением на севере с постепенным
оставлением позиций на юге. Очевидно, что первое было неприемлемо -
затяжная война против регулярных правительственных войск не давала
повстанцам шансов, поэтому Роррен старался как можно быстрее прорваться к
Траллендергу, оставляя южные позиции герцогу порою быстрее, чем тот
успевал их занимать.
Меня подобная тактика не устраивала, и я всячески затягивал
наступление, дожидаясь каждый раз, пока войска герцога подойдут с юга
вплотную. Моим людям это не слишком нравилось, все слышней становились
призывы быстро идти на северо-восток на соединение с Рорреном. Я для вида
соглашался, понимая, что осень уже прочно вступила в свои права, и
корринвальдские дороги, превратившись в месиво грязи, вскоре сделают
всякое быстрое продвижение невозможным.

13
К этому времени под моим командованием находилось уже около двадцати
тысяч человек; у меня была пехота, тяжелая и легкая кавалерия, специальные
подразделения лучников - снайперов, стенобитные орудия и другая
осадно-штурмовая техника, разведка и контрразведка. Начальник
контрразведки подчинялся лично мне; никто, кроме меня и его
непосредственных подчиненных, не знал его в лицо. Благодаря его службе я
был в курсе настроений войска и имел возможность своевременно устранять
недовольных. Эту возможность пришлось применять несколько раз против
бывших командиров примкнувших формирований, несогласных с моей политикой
строгой дисциплины. Моей целью было доведение централизации власти до
предела, так, чтобы полной и достоверной информацией об обстановке
располагал только я, и исполнение приказов стало бы автоматическим. Кроме
того, я уделял самое серьезное внимание обучению солдат.
Повстанческая вольница была поначалу от этого не в восторге, но наши
победы служили убедительным аргументом в мою пользу. Кроме того, единство
и равенство повстанцев было нарушено: я ввел чины и звания по образцу
правительственных войск. Надо сказать, что система званий в Корринвальде
была значительно проще, чем в армии Соединенных Республик моей эпохи.
Здесь имелось единственное унтер-офицерское звание - капрал, и четыре
офицерских: лейтенант, капитан, майор и полковник. В армии герцога высшим
воинским званием был генерал, у короля были еще и маршалы. Я решил не
заходить слишком далеко и произвел себя в генералы.
Но если дисциплину удавалось поддерживать в походе и в бою, то при
взятии города или крепости повстанцы выходили из-под контроля. Я не мог
остановить грабежи и бесчинства; попытайся я это сделать, никакая
контрразведка не предотвратила бы бунт. Залогом преданности моих офицеров
была именно их повышенная доля добычи. Таким образом, я не мог и
ограничить жестокость войны - если я приказывал не казнить пленных, им
сохраняли жизнь, но подвергали их бесчисленным унижениям и
издевательствам, что для гордых аристократов было хуже смерти. Впрочем, у
пленных, если их знатность или личные качества не вызывали у мятежников
слишком большой жажды крови, существовал еще один путь - вступить в нашу
армию. Особенно часто этим выходом пользовались солдаты, хотя были среди
перебежчиков также офицеры, рыцари и дворяне. Их не любили, хотя я и
объяснял повстанцам, что ренегаты более всего заинтересованы в победе
восстания - в случае поражения их ждет жестокая казнь за измену. Произнося
эти слова, я всякий раз задумывался о собственной судьбе.
Как раз на эту тему я размышлял на шестой день после падения крепости
Аллендер, сидя в кабинете коменданта над картой Корринвальда. Аллендер
была едва ли не самой крупной из взятых мною крепостей; если бы не
беспечность ее защитников, слишком полагавшихся на неприступность
укреплений, моим людям никогда не удалось бы прорыть подкоп. Подземный лаз
обвалился на следующий день после взятия крепости - сказались постоянные
дожди. С тех пор не было ни одного дня без дождя, и это обстоятельство
охлаждало - впрочем, до поры до времени - пыл тех, кто требовал продолжать
наступление. Чрезвычайно выгодное стратегическое положение крепости, ее
фортификационные качества и обширные запасы делали ее идеальным местом для
ставки и пункта дислокации; именно здесь следовало бы переждать осеннюю
распутицу с точки зрения интересов восстания и, следовательно, с точки
зрения зрения интересов герцога следовало увести армию отсюда. Именно
этого, по неведению своему, хотели многие мои офицеры, сторонники
наступления, и в особенности один из них, Туррего. Он был опасным
человеком, пользовался авторитетом и явно метил на мое место. От него
следовало избавиться, но я опасался поручить кому-нибудь из
контрразведчиков его ликвидацию - Туррего следовало устранить законным
путем. Поэтому я продолжал сидеть со всей армией в Аллендере, провоцируя
Туррего на открытое неповиновение.
Но в то же время Туррего и его сторонники могли оказаться правы -
наступление могло принести пользу восстанию, и только что полученные
разведданные подтверждали это так явно, что я не решился нанести их на
карту, которую мог увидеть кто-нибудь еще. Основные королевские силы были
сосредоточены на востоке, напротив Роррена, который продвинулся намного
севернее меня, но теперь увяз в ожесточенных боях, не в силах прорваться
дальше. Против меня стояли только косметические заслоны - очевидно,
королевские военачальники, проанализировав мою прежнюю тактику, не ждали
решительного наступления с моей стороны. Если бы я предпринял это
наступление, то легко прорвал бы заслоны и нанес бы внезапный удар с тыла
и с фланга противостоящим Роррену войскам. В результате этого королевская
армия не была бы полностью разгромлена, но была бы оттеснена на восток, и
соединенным повстанческим силам открылась бы прямая и почти не охраняемая
дорога на Траллендерг. Конечно, взятие столицы - это еще не победа,
феодалы подтянут свежие силы с севера, но... Стоит ли служить герцогу,
если открывается возможность самому стать королем?
- Безумная авантюра, и ничего больше, - произнес я вслух, и в ту же
минуту часовой, стоявший у моей двери, доложил о прибытии Туррего.
- Я никого не принимаю, - сказал я, но офицер уже вошел в помещение.
Хуже того, за ним следовало четверо его солдат.
- Риэл, я намерен решительно объясниться с тобой, - заявил он,
остановившись напротив моего стола и положив руку на рукоять меча.
- Хочу вам напомнить, майор Туррего, что, по принятому нами уставу, к
старшим офицерам обращаются на "вы", - холодно заметил я.
- По принятому тобой уставу, Риэл! Ты полностью узурпировал власть в
армии!
- Так ведь армия - не сельский сход, Туррего. Здесь должно быть
единоначалие, и только так мы сможем победить.
- Победить? Мы уже неделю сидим здесь безвылазно!
- Прежде всего, Туррего, удали своих солдат. По-твоему, офицерам
пристало обсуждать план кампании в присутствии нижних чинов?
- Ты даже говорить стал, как какой-нибудь граф! Все повстанцы -
братья, и эти, как ты выражаешься, нижние чины ничуть не хуже тебя.
- Оставь свою риторику, Туррего. Весь твой гнев происходит от того,
что тебя до сих пор не произвели в полковники.
- Если уж на то пошло, я заслужил этот чин! В отличие от тебя и твоих
ближайших сподвижников, я не наблюдаю за боем с безопасного места, а
сражаюсь бок о бок с моими солдатами. Или ты считаешь, что я недостаточно
храбр в бою?
- Я этого никогда не утверждал. Ты прекрасный солдат, но достоинства
солдата и достоинства офицера - разные вещи. В уважение твоей храбрости я
сделал тебя майором; не требуй же от меня чрезмерного.
- По-твоему, я не гожусь в командиры? А ты годишься? Любому солдату
очевидно, что мы должны немедля идти на соединение с Рорреном, а не
торчать здесь, дожидаясь, пока на севере король соберет свежие силы, а с
юга и востока подойдет герцог!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37