Женщины переселяются в Город на тридцать, иной раз на сорок миль - на
срок, достаточный для того, чтобы дать жизнь новым горожанам.
- Я слышал об этом, - отозвался я. - Слышал, но не верил.
- Почему же не верил?
- Но разве это... - я запнулся. - Разве это не аморально?
- Что же аморального в том, чтобы Город оставался населенным? Без
свежей крови мы бы вымерли за два-три поколения. Ведь в Городе рождаются
почти исключительно мальчики.
Я припомнил, из-за чего началась драка.
- Но ведь случается, что женщины, которых переселяют в Город, уже
замужем?
- Ну, и что же? Все, что от них требуется, - родить одного ребенка.
Потом они, если хотят, могут вернуться домой.
- А ребенок?
- Если это девочка, она остается в Городе и воспитывается в яслях.
Если мальчик, мать может забрать его с собой или оставить здесь, как
пожелает...
Только тут до меня дошло, почему Виктория избегала этой темы: моя
мать тоже была привезена в Город извне, а потом оставила его, не пожелав
взять меня с собой. Она меня бросила. Но осознание этого факта далось мне
без горечи.
Меновщики, как и разведчики, выезжали в свои экспедиции на лошадях.
Меня никогда не учили ездить верхом, и когда мы с Коллингсом впервые
отправились в путь, я шел с ним рядом, держась за стремя. Позже он выучил
меня основам верховой езды: ведь мне, пояснил он, все равно не обойтись
без этого, когда я попаду наконец в гильдию своего отца. Езда осваивалась
медленно - сперва я боялся лошади и никак не мог совладать с ней. Лишь
постепенно до меня дошло, что лошадку мне подобрали кроткую и послушную, я
обрел уверенность в себе, и она, словно почувствовав это, начала
повиноваться мне.
В первый раз мы не стали отлучаться далеко от Города. К
северо-востоку лежали две деревушки, и мы побывали в обеих. Нас встречали
с любопытством, но, по мнению Коллингса, ни в той ни в другой жители не
так уж и нуждались в товарах и услугах, какие Город мог им предложить, и в
переговоры мы не вступали. Да и надобности особой не возникало: наемными
рабочими Город был в настоящее время обеспечен, переселенных женщин пока
хватало.
Путешествие наше заняло девять дней, и все девять дней мы жили без
удобств и ночевали, где придется. А вернувшись, узнали, что Совет
навигаторов дал добро на строительство моста. Если я правильно понял
Коллингса, Город мог выбрать один из двух маршрутов. Первый отклонялся от
прямой на северо-запад, шел в обход глубокой расселины, но затем выводил
на резко пересеченную местность с обнажениями скальных пород; второй вел
по более ровной местности, но требовал возведения моста через расселину.
Совет проголосовал за второй маршрут, и теперь все трудовые ресурсы
временно передавались в распоряжение гильдии мостостроителей.
Поскольку мост превратился теперь во внеочередную проблему,
Мальчускин и еще один путеец вместе со своими бригадами были освобождены
от обычных работ, им в помощь мобилизовали почти половину стражников, а
движенцы выделили контролеров за точностью укладки рельсов на мосту.
Ответственность за его конструкцию и надежность, естественно, лежала на
самих мостостроителях, и они запросили у меновщиков дополнительно
пятьдесят наемных рабочих. Коллингс с коллегами тут же покинули Город и
разъехались по деревням; а меня тем временем отправили на север в
распоряжение мостостроителя Леру, отца Виктории.
Когда мне довелось взглянуть на расселину своими глазами, я понял,
что возведение моста действительно представляет собой серьезную инженерную
задачу. Расселина была широкой - в месте, что выбрали для моста, ярдов
шестьдесят, - а грунт по краям выветрился и грозил осыпями. По дну
расселины бежала быстрая речка. В довершение всех бед северный край
расселины был футов на десять ниже южного, и, следовательно, с северной
стороны приходилось пристраивать наклонную эстакаду.
Гильдия мостостроителей приняла решение сделать мост подвесным. На
сооружение арочного или консольного моста не доставало времени, а
простейший метод - заложить расселину деревянными брусьями-подпорами -
исключался из-за непрочности грунта.
Первым делом начали возводить четыре опорные башни - по две на
северной и южной стороне. Башни, свинченные из стальных труб, казались
неправдоподобно хрупкими. Один из монтажников сорвался с верхушки башни и
разбился насмерть. Работы даже не приостановились. Вскоре после этого мне
разрешили очередной двухдневный отпуск, и я очутился в Городе в момент
перемещения. Впервые я сидел в городских стенах, заведомо зная, что вся
исполинская махина ползет вперед по рельсам, и с интересом отметил про
себя, что движение в сущности не ощущается, лишь где-то вдалеке чуть
слышен легкий шум, наверное, от моторов лебедок.
Именно в дни этого отпуска Виктория сообщила мне, что ожидает
ребенка. Ее мать встретила известие с восторгом, да и я обрадовался и едва
ли не впервые в жизни выпил лишнего и начал валять дурака. Впрочем, это
никого как будто не обидело и не удивило.
Через два дня, вновь выйдя из городских теснин, я убедился, что
укладка путей и протяжка канатов продолжаются, как обычно, невзирая на
нехватку рабочей силы, и что до моста, - вернее, до места, где должен
подняться мост, - остается всего-навсего две мили. От знакомого из
движенцев, с которым мне удалось поговорить по дороге, я узнал, что Город
остановился в данный момент в полутора милях от оптимума.
Истинный смысл сказанного дошел до меня не сразу: выходит, все это
время мост и я вместе с ним находились к северу от оптимума!
Началась полоса бесконечных проволочек и задержек. Мост поднимался
медленно, слишком медленно. После несчастного случая были введены строгие
правила безопасности. Леру со своими коллегами без конца проверяли
конструкцию на прочность. Правда, нам было известно, что и путевые работы
идут черепашьими темпами; с одной стороны, нас это устраивало, поскольку
до завершения моста было еще далеко, с другой - внушало серьезную тревогу.
Каждая минута, потерянная в нескончаемой гонке за оптимумом, грозила
обернуться бедой.
И вот однажды моих ушей достигла весть, что мост находится в самой
точке оптимума. Новость заставила меня оглядеться вокруг с утроенным
любопытством, но я так и не обнаружил ничего необычного. Вновь и вновь я
раздумывал о роли этой таинственной точки, но по мере того, как оптимум
неосязаемо уходил все дальше на север, он постепенно покинул и мои мысли.
Все ресурсы Города были теперь сосредоточены у моста - о продолжении
ученической практики обычным порядком не могло быть и речи. Правда, каждые
десять дней мне, как и другим гильдиерам, предоставляли очередной отпуск,
но о том, чтобы планомерно закончить ознакомление с деятельностью всех
шести гильдий, нечего было и мечтать. Мост нарушил все установления,
оттеснил все остальное на задний план.
Впрочем, другие работы шли своим чередом. В десяти ярдах к югу от
моста возвели канатные опоры и вплотную к ним подтянули рельсы. Пробил час
- и Город переместился к самой расселине и встал над нею, выжидая, когда
же, наконец, ему откроют дорогу на противоположную сторону.
Самой сложной и каверзной частью задачи оказалось навешивание несущих
цепей между южными и северными башнями, а затем оттяжек, на которых
держалось путевое полотно. Шли дни, и Леру, как и его коллеги, откровенно
мрачнел: ведь по мере того как оптимум удалялся на север, конструкции
моста подвергались все большему риску - они тоже могли вспучиться подобно
рельсам, какие показывал мне Мальчускин к югу от Города. Вообще-то, по
расчетам, мост мог сопротивляться изгибу, но до определенного предела;
оттягивать дело до бесконечности было никак нельзя. Теперь работу
продолжали и по ночам при свете мощных дуговых ламп, получающих ток из
Города. Отпуска были отменены, ввели систему круглосуточных смен.
Как только к оттяжкам подвесили плиты полотна, Мальчускин с бригадой
уложили поверх плит рельсы. Одновременно на северной стороне расселины,
сразу же за уже построенной эстакадой, поднялись новые канатные опоры.
Город был так близко от нас, что все мы ночевали у себя в комнатах, и
каждый вечер мне бросалась в глаза очевидная разница между нервной,
напряженной обстановкой у моста и спокойным, размеренным ритмом
повседневной жизни в городских стенах. Мое поведение, надо думать,
отражало тревогу моих наставников, потому что Виктория вдруг возобновила
свои вопросы: чем это мы так заняты целые дни напролет?
И вот мост объявили готовым. Еще день, еще отсрочка, пока Леру и
другие мостостроители не провели серию скрупулезных испытаний. Лица их
продолжали оставаться напряженно сосредоточенными и тогда, когда они
сообщили во всеуслышание, что мост выдержит. За ночь Город подготовили к
перемещению. И едва забрезжил рассвет, по сигналу одного из движенцев
серая громада с беспредельной осторожностью, дюйм за дюймом поползла
вперед.
Я выбрал себе наблюдательный пункт на одной из несущих башен с южной
стороны расселины; передние колеса Города вкатились на мост, цепи приняли
на себя нагрузку, башня завибрировала - и устояла. В слабом свете
восходящего солнца я все же не мог не заметить, как под исполинским весом
опустились и натянулись цепи, как под чудовищной тяжестью прогнулось само
железнодорожное полотно. Я посмотрел на гильдиера из мостостроителей,
который притулился на той же башне в двух-трех ярдах от меня. Все его
внимание было поглощено прибором, присоединенным к цепям над нашими
головами, который измерял нагрузку. Никто из наблюдавших, что толпились по
сторонам, не шевелился и не произносил ни слова, будто малейший звук мог
нарушить непрочное равновесие всей системы. А Город все катился вперед, и
вскоре мост принял на себя его вес целиком.
Тишина оборвалась внезапно. С оглушительным треском - крутые стены
расселины отозвались громоподобным эхом - лопнул один из тяговых канатов.
И с дикой силой хлестнул прямо по цепи охранявших мост стражников. По
конструкциями моста пробежала крупная дрожь, а из недр Города донесся
истошный визг лебедки, вдруг избавленной от напряжения. Визг оборвался:
движенцы у пульта управления отключили мотор. Теперь Город продолжал
ползти на четырех лебедках, еще медленнее, чем раньше. На северной стороне
расселины лежал, свернувшись, лопнувший канат, а под ним - пять убитых
стражников.
Наконец, самые рискованные минуты остались позади. Город протиснулся
меж северных башен и лениво заскользил по эстакаде к канатным опорам.
Затем он затормозил, но никто не нарушил молчания - ни криков торжества,
ни вздохов облегчения. Трупы стражников подняли на носилки и прикрыли,
прежде чем унести в Город. Да и Город - был ли он хоть теперь в
безопасности? Строительство моста вызвало длительную задержку, и от
оптимума нас отделяли четыре с половиной мили. А сколько еще предстояло
сделать: снять рельсы, латать разорванный канат, демонтировать несущие
башни и цепи и сберечь их для возможных будущих нужд...
Но скоро, неизбежно скоро Город двинется в путь опять - все дальше и
дальше на север, вслед за оптимумом, который тем не менее всегда
ухитряется ускользнуть от нас, убежав на несколько миль вперед.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1
Гельвард Манн скакал верхом. Привстав не стременах, склонившись к шее
крупной каурой кобылы, он весь отдался скачке: ветер, треплющий волосы,
грохот копыт по каменистой почве, дрожь мускулов на боках лошади,
подспудная боязнь, что она вот-вот споткнется и выкинет его из седла, -
все сливалось в дивное ощущение скорости. Путь лежал на юг, прочь от
убогих деревушек, где они только что побывали, через холмы и по равнине
обратно в Город. Когда за очередным гребнем он, наконец, показался на
горизонте, Гельвард перевел лошадь на легкий галоп и повернул ее по
широкой дуге обратно на север. Вскоре она перешла на шаг, а когда солнце
стало припекать, он и вовсе спешился и двинулся рядом, держа ее в поводу.
Он думал о Виктории: ее беременность длилась уже более десяти миль.
Выглядела она совершенно здоровой и даже похорошевшей, и администратор
медицинской службы заверил его, что все протекает нормально. Гельварду
теперь разрешали проводить в Городе больше времени, и он иногда целыми
днями оставался с женой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40