В чем дело?
— Ни в чем. — Она начала одеваться.
— Дай мне взглянуть на твою руку, — Найтхаук развернул ее лицом к себе.
— Отстань от меня!
Он взял ее за руку, внимательно осмотрел предплечье.
— Ничего себе синячище. Как же я не заметил его, когда ты танцевала?
— Я его замазывала.
— Откуда он у тебя?
— Не твое дело. — Она опять попыталась вырваться.
— Его поставил тебе Маркиз?
— Я упала и ударилась.
— Неужели ты падала, широко раскинув руки? Это работа Маркиза.
— А если и его? Тебя это не касается.
— И часто он бьет тебя? — спросил Найтхаук.
— Я это заслужила.
— За что?
— За серьезное прегрешение. Во всяком случае, за то, что я перепихнулась с трехмесячным, он бы меня бить не стал.
— Он не будет бить тебя за то, что ты переспала со мной?
— А кто ему скажет? Ты?
— Как может мужчина бить беспомощную женщину!
— А как может мужчина убивать женщин? — огрызнулась Мелисенд. — Не этим ли ты намедни занимался?
— Я не позволю ему избивать тебя.
— Ты меня больше не интересуешь. И я не хочу, чтобы ты в дальнейшем докучал мне.
— Ничего не выйдет.
— Почему?
Он долго смотрел на Мелисенд.
— Наверное, я влюбился в тебя.
— Наверное?
— Я не знаю. Раньше я никогда не влюблялся.
— Ты и теперь не влюблен. Просто хорошо провел время в постели с женщиной. Ничего больше.
— Я не хочу даже думать о том, что ты возвращаешься к Маркизу.
— Прекрасно. Думай о чем-нибудь еще.
Мелисенд оделась, направилась к двери..
— Я собираюсь вычеркнуть из памяти сегодняшний вечер. И настоятельно советую тебе последовать моему примеру.
— Никогда.
— Это твои трудности. — Дверь схлопнулась при приближении Мелисенд и вновь встала на место, когда она вышла в коридор.
Найтхаук вернулся к окну, долго смотрел на заваленный снегом город. Затем медленно оделся: сонливость как рукой сняло. Он подошел к зеркалу, чтобы причесаться, но увидел не свое отражение, а ужасного скрюченного старика с проваленными глазами и торчащими сквозь кожу скулами. Вдоводела.
— Как бы ты поступил на моем месте? — с горечью спросил Найтхаук.
Прежде всего, не попал бы в такую передрягу. Я не позволял либидо управлять рассудком.
— Как ты можешь так говорить? Я лишь раз лег в постель с женщиной.
Ты лишился способности думать, как только увидел ее.
— С тобой случилось бы то же самое. Только не говори, что случилось бы со мной, а чего — нет. Учишься жить ты, не я.
Согласен. Как бы ты поступил на моем месте? Забыл ее?
— Не могу.
Она всего лишь женщина. Ты — всего лишь мужчина. Разница только в том, что опыта у нее побольше, и она знает, что сможет забыть тебя. Переспи еще с несколькими женщинами, и увидишь, что вызвать в памяти ее лицо с каждым разом станет все труднее.
— Поэтому ты и стал знаменитым убийцей? Потому что никто для тебя ничего не значил?
Я не говорил, что никто для меня ничего не значил. Я сказал, что нельзя позволять железам править рассудком.
— Надоело мне это слышать. Скажи что-нибудь еще.
Не командуй мною, сынок. Я — Вдоводел. Ты — всего лишь моя тень, заменитель.
— Тогда помоги мне, черт побери! Я же отправился в Пограничье ради тебя!
Если б не это, ты бы меня не увидел. Не отказывайся от помощи, которую тебе дают. И не жди совета, который хочешь услышать.
— Что ты говоришь?
Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, как удержать синекожую женщину. Не скажу. Забудь ее.
— Может, ты и смог бы забыть. Я — нет.
Тогда готовься к тому, чтобы убить Маркиза.
— Я готов убить его хоть сегодня.
Знаю, Но когда ты убьешь его, кто укажет на убийцу губернатора Трилейна? Или ты забыл, ради чего тебе вообще дали жизнь?
— У Маркиза никак не меньше пяти миллионов кредиток. Почему я не могу убить его, конфисковать деньги и отослать их на Делурос?
Потому что конфисковать ты хочешь только его женщину. И потому, что у Вдоводела есть свой кодекс чести. Если он говорил, что берется за поручение, то всегда держал слово.
— Но я — не Вдоводел.
Ты им станешь, дай срок.
— Нет! Я — Джефферсон Найтхаук!
Как и я… сначала я тоже был Джефферсоном Найтхауком:
— Я — сам по себе! Я — не ты и не желаю выполнять твои приказы!
Ты даже представить себе не можешь, до чего мы с тобой похожи.
— Нет! — яростно выкрикнул Найтхаук.
Да, плоть от плоти моей, кровь от крови моей. Ты же не думаешь, что видишь меня в зеркале, не так ли? Просто твой разум таким образом объясняет мое присутствие. Я — твоя совесть. Более того, я — твоя сущность. Мы переплетены духовно, физически, как только возможно. Ты падаешь, и мне больно, ты смеешься, и я радуюсь, ты хватаешься за оружие, а я целюсь и нажимаю на спусковой крючок. От себя не уйти, сынок, то есть не уйти от меня, потому что я — твое истинное я. Я тот, кем ты стремишься стать. Я — идеал, которого ты стремишься достигнуть, и я всегда буду маячить впереди. Как бы ты ни старался, в глубине души ты всегда будешь знать, что у меня получилось бы лучше, будь то оружие или женщина.
— Черта с два!
Отнюдь. Сейчас я на тридцать процентов человек, а на семьдесят болезнь, я заморожен, словно кусок мяса, оставленный для завтрашнего обеда, но ты все же боишься меня, ревнуешь ко мне. Я — злой дух твоих грез, юный Джефферсон, а вот в моих мыслях тебя нет.
— Я не хочу ничего этого слышать! — в отчаянии выкрикнул Найтхаук. Выхватил сонар, нажал на спусковой крючок. Звуковая волна разнесла зеркало на тысячи осколков.
Он успокоился еще быстрее, чем разъярился, и тут до него дошло, что выработать план действий так и не удалось.
Найтхаук прошел в ванную, встал перед зеркалом.
— Извини. Я вышел из себя. Возможно, ты прожил сорок лет, прежде чем нечто подобное случилось с тобой.
На него смотрел симпатичный молодой человек.
— Я же сказал, извини. И я по-прежнему не знаю, что делать.
Ему показалось, что молодое лицо в зеркале сменилось старческим и больным лишь на мгновения, достаточные для того, чтобы сказать: «Разумеется, знаешь», — а потом опять стало молодым, на котором отражались лишь неуверенность да нерешительность.
Глава 11
Лифт доставил Найтхаука на подземный этаж казино. Миновав бассейн и сауну, молодой человек оказался в тире, где Маркиз Куинзберри стрелял по мишени, расположенной в пятидесяти метрах. Мишень крутилась, вставала, падала, короче, находилась в постоянном движении, и в отличие от других, виденных Найтхауком, стреляла сама.
Голограмма мишени изображала офицера Флота, а стрелял он из лазерного пистолета. Лучи не могли нанести серьезного вреда, но жалили, словно пчелы.
Найтхаук молча пронаблюдал, как Маркиз несколько раз ушел от лазерных лучей и наконец выстрелил сам. Мгновением позже электронный монитор зафиксировал попадание в глаз.
— Отличный выстрел, — подал голос Найтхаук.
— Спасибо за комплимент. Ты тут впервые?
Найтхаук кивнул.
— Производит впечатление.
— И не только. Полезная, знаешь ли, штука.
Найтхаук ответил вопросительным взглядом.
— Над нами никак не меньше тысячи вооруженных человек. И я остаюсь их боссом только до тех пор, пока они твердо уверены, что им меня не убить. А уверены они только потому, что раз в месяц или около того мне приходится доказывать свое право на лидерство. — Маркиз помолчал. — Большинство из них берется за оружие лишь для того, чтобы убить человека. Поэтому реакция у них никуда не годится. Прицел зачастую сбит, батарея в лазерных пистолетах наполовину разряжена. Я же упражняюсь с мишенями ежедневно не меньше часа, а оружие у меня всегда в идеальном порядке. В этом разница между любителем и профессионалом.
— Мне нравится такой подход к делу.
— А в каком состоянии твой арсенал? — спросил Маркиз.
Найтхаук, стоявший спиной к мишени, развернулся, на ходу доставая пистолет и лазер. Пуля из пистолета в его правой руке прошла сквозь левый глаз голограммы офицера Флота, который как раз высунулся из-за защитного барьера. Мгновением позже луч лазера, который Найтхаук держал в левой руке, выжег дыру на груди предполагаемой жертвы.
— В надлежащем. — Молодой человек вернул пистолет и лазер в соответствующую кобуру.
— Впечатляет, — протянул Маркиз. — Пожалуй, во всем Клондайке только ты так следишь за своим оружием. Но Вдоводел и должен с завязанными глазами попадать в цель, находящуюся в пятидесяти метрах.
— Ты пригласил меня не для того, чтобы посмотреть, как я стреляю. И я пришел не для того, чтобы смотреть, как стреляешь ты. Так в чем дело?
— Видать, на Делуросе тебя не обучали премудростям светской беседы? — улыбнулся Маркиз.
— Нет.
— Ладно. Я послал за тобой, потому что нам надо кое-что обсудить.
Вот и приехали. Сейчас он заведет разговор о Жемчужине Маракаибо, потребует, чтобы я больше не подходил к ней, и мне придется его убить.
— Ты когда-нибудь слышал о Рождественском Пастыре?
— Из детских сказок? — переспросил Найтхаук. — Хотя там, кажется, речь идет о Рождественском Деде.
— Значит, тебе повезло, — Маркиз рассмеялся. — Нет, этот Рождественский Пастырь действует в Пограничье. Вернее, действовал, пока в нем не взыграло честолюбие. Он только что провернул одно дельце в Олигархии и теперь возвращается сюда с дюжиной полицейских кораблей на хвосте.
— Почему его зовут Рождественский Пастырь?
— Здесь каждый сам выбирает себе имя, — ответил Маркиз. — Или имя выбирает тебя. Об этом типе известно следующее: он обкрадывает только церкви.
— И на это можно жить?
— Если грабить священников и взламывать ящики для пожертвований — нет. Но в некоторых церквях много золота и произведений искусства. В Пограничье такие церкви можно пересчитать по пальцам, поэтому он и отправился в Олигархию, надеясь на хороший улов.
— Как я понимаю, его надежды оправдались.
Маркиз кивнул.
— Да. Насколько мне известно, его добыча в одной из церквей Дарбара II составила пятьсот фунтов золота и два религиозных полотна Мориты.
— Морита? Никогда о таком не слышал.
— Наверное, за два месяца невозможно впихнуть в голову всю информацию о человеческой цивилизации. Морита — великолепный художник, творивший в последний период Демократии. Его картины стоят теперь миллионы, а золото, исходя из текущих котировок, идет по тысяче семьсот кредиток за унцию. Сие означает, что Рождественский Пастырь везет целое состояние. Но на хвосте у него сидит дюжина полицейских кораблей.
— На сколько он их опережает?
— Часов на семь, максимум на восемь.
— Он от них оторвется. Семь часов при световых скоростях — целая вечность.
— Видишь ли, у него триста сорок первая модель «Золотого метеора».
Догадавшись, что тип корабля ничего не говорит Найтхауку, Маркиз счел нужным пояснить.
— Высокая скорость, ограниченная дальность. Еще шесть часов полета, и ему придется останавливаться, чтобы пополнить запасы топлива.
— Как я понимаю, все это имеет ко мне непосредственное отношение?
— Естественно, — кивнул Маркиз. — Мой компьютер рассчитал возможные варианты маршрута Рождественского Пастыря. В Пограничье ядерное горючее можно получить только на четырех планетах. Две — армейские базы, куда он скорее всего не сунется. Третья воюет с соседней звездной системой. Какие бы гарантии ему ни дали, он вряд ли подастся туда из опасения, что одна из сторон по ошибке разнесет его в пыль.
— Позволь догадаться. Четвертая планета — Тундра.
— Нет… но эта планета тоже принадлежит мне. Называется она Аладдин. Я хочу, чтобы ты незамедлительно отправился туда.
— А когда я там окажусь?
— Я предполагаю, что именно там сядет корабль Рождественского Пастыря. Ты должен встретиться с ним.
— Хорошо, я с ним встречусь. Что я ему скажу?
— Ты передашь ему мои личные поздравления с успешным завершением делового визита в Олигархию и скажешь вежливо, но твердо, что цена на топливо и безопасность путешествия возросли.
— Насколько?
— Намного. Я хочу половину его добычи.
— А если ответ будет отрицательный?
— Поступай как знаешь, — пожал плечами Маркиз. — Только улететь он должен с половиной груза.
— Сколько у него людей?
— Триста сорок первый «Метеор» рассчитан на четырех человек, значит, максимум трое, не считая его самого.
Найтхаук кивнул.
— Что еще мне нужно знать о Рождественском Пастыре?
— Ты уже все знаешь: у него груз, которым ему следует поделиться с нами.
— Ты понимаешь, о чем я, — покачал головой Найтхаук. — Нет ли у него особых талантов?
— Вроде бы нет, если, конечно, не верить, что он и Иисус работают на пару. — Маркиз пожал плечами. — Некоторые уверены, что так оно и есть.
— И откуда такая уверенность?
— Он угодил в ловушку вместе со своими людьми. Всех перебили, а он не получил даже царапины. В другой раз полиция обнаружила его схрон на Рузвельте III и разнесла все на мелкие кусочки. Да только он в этот момент находился в соседнем баре. Услышал шум, украл корабль и был таков.
— Взять мне кого-нибудь с собой?
— Ты — Вдоводел, — вновь пожал плечами Маркиз. — Если раньше я думал, что тебе нужна подмога, после твоего последнего задания понял, что ты справишься и сам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Ни в чем. — Она начала одеваться.
— Дай мне взглянуть на твою руку, — Найтхаук развернул ее лицом к себе.
— Отстань от меня!
Он взял ее за руку, внимательно осмотрел предплечье.
— Ничего себе синячище. Как же я не заметил его, когда ты танцевала?
— Я его замазывала.
— Откуда он у тебя?
— Не твое дело. — Она опять попыталась вырваться.
— Его поставил тебе Маркиз?
— Я упала и ударилась.
— Неужели ты падала, широко раскинув руки? Это работа Маркиза.
— А если и его? Тебя это не касается.
— И часто он бьет тебя? — спросил Найтхаук.
— Я это заслужила.
— За что?
— За серьезное прегрешение. Во всяком случае, за то, что я перепихнулась с трехмесячным, он бы меня бить не стал.
— Он не будет бить тебя за то, что ты переспала со мной?
— А кто ему скажет? Ты?
— Как может мужчина бить беспомощную женщину!
— А как может мужчина убивать женщин? — огрызнулась Мелисенд. — Не этим ли ты намедни занимался?
— Я не позволю ему избивать тебя.
— Ты меня больше не интересуешь. И я не хочу, чтобы ты в дальнейшем докучал мне.
— Ничего не выйдет.
— Почему?
Он долго смотрел на Мелисенд.
— Наверное, я влюбился в тебя.
— Наверное?
— Я не знаю. Раньше я никогда не влюблялся.
— Ты и теперь не влюблен. Просто хорошо провел время в постели с женщиной. Ничего больше.
— Я не хочу даже думать о том, что ты возвращаешься к Маркизу.
— Прекрасно. Думай о чем-нибудь еще.
Мелисенд оделась, направилась к двери..
— Я собираюсь вычеркнуть из памяти сегодняшний вечер. И настоятельно советую тебе последовать моему примеру.
— Никогда.
— Это твои трудности. — Дверь схлопнулась при приближении Мелисенд и вновь встала на место, когда она вышла в коридор.
Найтхаук вернулся к окну, долго смотрел на заваленный снегом город. Затем медленно оделся: сонливость как рукой сняло. Он подошел к зеркалу, чтобы причесаться, но увидел не свое отражение, а ужасного скрюченного старика с проваленными глазами и торчащими сквозь кожу скулами. Вдоводела.
— Как бы ты поступил на моем месте? — с горечью спросил Найтхаук.
Прежде всего, не попал бы в такую передрягу. Я не позволял либидо управлять рассудком.
— Как ты можешь так говорить? Я лишь раз лег в постель с женщиной.
Ты лишился способности думать, как только увидел ее.
— С тобой случилось бы то же самое. Только не говори, что случилось бы со мной, а чего — нет. Учишься жить ты, не я.
Согласен. Как бы ты поступил на моем месте? Забыл ее?
— Не могу.
Она всего лишь женщина. Ты — всего лишь мужчина. Разница только в том, что опыта у нее побольше, и она знает, что сможет забыть тебя. Переспи еще с несколькими женщинами, и увидишь, что вызвать в памяти ее лицо с каждым разом станет все труднее.
— Поэтому ты и стал знаменитым убийцей? Потому что никто для тебя ничего не значил?
Я не говорил, что никто для меня ничего не значил. Я сказал, что нельзя позволять железам править рассудком.
— Надоело мне это слышать. Скажи что-нибудь еще.
Не командуй мною, сынок. Я — Вдоводел. Ты — всего лишь моя тень, заменитель.
— Тогда помоги мне, черт побери! Я же отправился в Пограничье ради тебя!
Если б не это, ты бы меня не увидел. Не отказывайся от помощи, которую тебе дают. И не жди совета, который хочешь услышать.
— Что ты говоришь?
Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, как удержать синекожую женщину. Не скажу. Забудь ее.
— Может, ты и смог бы забыть. Я — нет.
Тогда готовься к тому, чтобы убить Маркиза.
— Я готов убить его хоть сегодня.
Знаю, Но когда ты убьешь его, кто укажет на убийцу губернатора Трилейна? Или ты забыл, ради чего тебе вообще дали жизнь?
— У Маркиза никак не меньше пяти миллионов кредиток. Почему я не могу убить его, конфисковать деньги и отослать их на Делурос?
Потому что конфисковать ты хочешь только его женщину. И потому, что у Вдоводела есть свой кодекс чести. Если он говорил, что берется за поручение, то всегда держал слово.
— Но я — не Вдоводел.
Ты им станешь, дай срок.
— Нет! Я — Джефферсон Найтхаук!
Как и я… сначала я тоже был Джефферсоном Найтхауком:
— Я — сам по себе! Я — не ты и не желаю выполнять твои приказы!
Ты даже представить себе не можешь, до чего мы с тобой похожи.
— Нет! — яростно выкрикнул Найтхаук.
Да, плоть от плоти моей, кровь от крови моей. Ты же не думаешь, что видишь меня в зеркале, не так ли? Просто твой разум таким образом объясняет мое присутствие. Я — твоя совесть. Более того, я — твоя сущность. Мы переплетены духовно, физически, как только возможно. Ты падаешь, и мне больно, ты смеешься, и я радуюсь, ты хватаешься за оружие, а я целюсь и нажимаю на спусковой крючок. От себя не уйти, сынок, то есть не уйти от меня, потому что я — твое истинное я. Я тот, кем ты стремишься стать. Я — идеал, которого ты стремишься достигнуть, и я всегда буду маячить впереди. Как бы ты ни старался, в глубине души ты всегда будешь знать, что у меня получилось бы лучше, будь то оружие или женщина.
— Черта с два!
Отнюдь. Сейчас я на тридцать процентов человек, а на семьдесят болезнь, я заморожен, словно кусок мяса, оставленный для завтрашнего обеда, но ты все же боишься меня, ревнуешь ко мне. Я — злой дух твоих грез, юный Джефферсон, а вот в моих мыслях тебя нет.
— Я не хочу ничего этого слышать! — в отчаянии выкрикнул Найтхаук. Выхватил сонар, нажал на спусковой крючок. Звуковая волна разнесла зеркало на тысячи осколков.
Он успокоился еще быстрее, чем разъярился, и тут до него дошло, что выработать план действий так и не удалось.
Найтхаук прошел в ванную, встал перед зеркалом.
— Извини. Я вышел из себя. Возможно, ты прожил сорок лет, прежде чем нечто подобное случилось с тобой.
На него смотрел симпатичный молодой человек.
— Я же сказал, извини. И я по-прежнему не знаю, что делать.
Ему показалось, что молодое лицо в зеркале сменилось старческим и больным лишь на мгновения, достаточные для того, чтобы сказать: «Разумеется, знаешь», — а потом опять стало молодым, на котором отражались лишь неуверенность да нерешительность.
Глава 11
Лифт доставил Найтхаука на подземный этаж казино. Миновав бассейн и сауну, молодой человек оказался в тире, где Маркиз Куинзберри стрелял по мишени, расположенной в пятидесяти метрах. Мишень крутилась, вставала, падала, короче, находилась в постоянном движении, и в отличие от других, виденных Найтхауком, стреляла сама.
Голограмма мишени изображала офицера Флота, а стрелял он из лазерного пистолета. Лучи не могли нанести серьезного вреда, но жалили, словно пчелы.
Найтхаук молча пронаблюдал, как Маркиз несколько раз ушел от лазерных лучей и наконец выстрелил сам. Мгновением позже электронный монитор зафиксировал попадание в глаз.
— Отличный выстрел, — подал голос Найтхаук.
— Спасибо за комплимент. Ты тут впервые?
Найтхаук кивнул.
— Производит впечатление.
— И не только. Полезная, знаешь ли, штука.
Найтхаук ответил вопросительным взглядом.
— Над нами никак не меньше тысячи вооруженных человек. И я остаюсь их боссом только до тех пор, пока они твердо уверены, что им меня не убить. А уверены они только потому, что раз в месяц или около того мне приходится доказывать свое право на лидерство. — Маркиз помолчал. — Большинство из них берется за оружие лишь для того, чтобы убить человека. Поэтому реакция у них никуда не годится. Прицел зачастую сбит, батарея в лазерных пистолетах наполовину разряжена. Я же упражняюсь с мишенями ежедневно не меньше часа, а оружие у меня всегда в идеальном порядке. В этом разница между любителем и профессионалом.
— Мне нравится такой подход к делу.
— А в каком состоянии твой арсенал? — спросил Маркиз.
Найтхаук, стоявший спиной к мишени, развернулся, на ходу доставая пистолет и лазер. Пуля из пистолета в его правой руке прошла сквозь левый глаз голограммы офицера Флота, который как раз высунулся из-за защитного барьера. Мгновением позже луч лазера, который Найтхаук держал в левой руке, выжег дыру на груди предполагаемой жертвы.
— В надлежащем. — Молодой человек вернул пистолет и лазер в соответствующую кобуру.
— Впечатляет, — протянул Маркиз. — Пожалуй, во всем Клондайке только ты так следишь за своим оружием. Но Вдоводел и должен с завязанными глазами попадать в цель, находящуюся в пятидесяти метрах.
— Ты пригласил меня не для того, чтобы посмотреть, как я стреляю. И я пришел не для того, чтобы смотреть, как стреляешь ты. Так в чем дело?
— Видать, на Делуросе тебя не обучали премудростям светской беседы? — улыбнулся Маркиз.
— Нет.
— Ладно. Я послал за тобой, потому что нам надо кое-что обсудить.
Вот и приехали. Сейчас он заведет разговор о Жемчужине Маракаибо, потребует, чтобы я больше не подходил к ней, и мне придется его убить.
— Ты когда-нибудь слышал о Рождественском Пастыре?
— Из детских сказок? — переспросил Найтхаук. — Хотя там, кажется, речь идет о Рождественском Деде.
— Значит, тебе повезло, — Маркиз рассмеялся. — Нет, этот Рождественский Пастырь действует в Пограничье. Вернее, действовал, пока в нем не взыграло честолюбие. Он только что провернул одно дельце в Олигархии и теперь возвращается сюда с дюжиной полицейских кораблей на хвосте.
— Почему его зовут Рождественский Пастырь?
— Здесь каждый сам выбирает себе имя, — ответил Маркиз. — Или имя выбирает тебя. Об этом типе известно следующее: он обкрадывает только церкви.
— И на это можно жить?
— Если грабить священников и взламывать ящики для пожертвований — нет. Но в некоторых церквях много золота и произведений искусства. В Пограничье такие церкви можно пересчитать по пальцам, поэтому он и отправился в Олигархию, надеясь на хороший улов.
— Как я понимаю, его надежды оправдались.
Маркиз кивнул.
— Да. Насколько мне известно, его добыча в одной из церквей Дарбара II составила пятьсот фунтов золота и два религиозных полотна Мориты.
— Морита? Никогда о таком не слышал.
— Наверное, за два месяца невозможно впихнуть в голову всю информацию о человеческой цивилизации. Морита — великолепный художник, творивший в последний период Демократии. Его картины стоят теперь миллионы, а золото, исходя из текущих котировок, идет по тысяче семьсот кредиток за унцию. Сие означает, что Рождественский Пастырь везет целое состояние. Но на хвосте у него сидит дюжина полицейских кораблей.
— На сколько он их опережает?
— Часов на семь, максимум на восемь.
— Он от них оторвется. Семь часов при световых скоростях — целая вечность.
— Видишь ли, у него триста сорок первая модель «Золотого метеора».
Догадавшись, что тип корабля ничего не говорит Найтхауку, Маркиз счел нужным пояснить.
— Высокая скорость, ограниченная дальность. Еще шесть часов полета, и ему придется останавливаться, чтобы пополнить запасы топлива.
— Как я понимаю, все это имеет ко мне непосредственное отношение?
— Естественно, — кивнул Маркиз. — Мой компьютер рассчитал возможные варианты маршрута Рождественского Пастыря. В Пограничье ядерное горючее можно получить только на четырех планетах. Две — армейские базы, куда он скорее всего не сунется. Третья воюет с соседней звездной системой. Какие бы гарантии ему ни дали, он вряд ли подастся туда из опасения, что одна из сторон по ошибке разнесет его в пыль.
— Позволь догадаться. Четвертая планета — Тундра.
— Нет… но эта планета тоже принадлежит мне. Называется она Аладдин. Я хочу, чтобы ты незамедлительно отправился туда.
— А когда я там окажусь?
— Я предполагаю, что именно там сядет корабль Рождественского Пастыря. Ты должен встретиться с ним.
— Хорошо, я с ним встречусь. Что я ему скажу?
— Ты передашь ему мои личные поздравления с успешным завершением делового визита в Олигархию и скажешь вежливо, но твердо, что цена на топливо и безопасность путешествия возросли.
— Насколько?
— Намного. Я хочу половину его добычи.
— А если ответ будет отрицательный?
— Поступай как знаешь, — пожал плечами Маркиз. — Только улететь он должен с половиной груза.
— Сколько у него людей?
— Триста сорок первый «Метеор» рассчитан на четырех человек, значит, максимум трое, не считая его самого.
Найтхаук кивнул.
— Что еще мне нужно знать о Рождественском Пастыре?
— Ты уже все знаешь: у него груз, которым ему следует поделиться с нами.
— Ты понимаешь, о чем я, — покачал головой Найтхаук. — Нет ли у него особых талантов?
— Вроде бы нет, если, конечно, не верить, что он и Иисус работают на пару. — Маркиз пожал плечами. — Некоторые уверены, что так оно и есть.
— И откуда такая уверенность?
— Он угодил в ловушку вместе со своими людьми. Всех перебили, а он не получил даже царапины. В другой раз полиция обнаружила его схрон на Рузвельте III и разнесла все на мелкие кусочки. Да только он в этот момент находился в соседнем баре. Услышал шум, украл корабль и был таков.
— Взять мне кого-нибудь с собой?
— Ты — Вдоводел, — вновь пожал плечами Маркиз. — Если раньше я думал, что тебе нужна подмога, после твоего последнего задания понял, что ты справишься и сам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29