— Может, он хотел спасти этим свою жизнь.
— Чушь собачья. — Полковник заметил, что сигара его потухла, и вновь раскурил ее. — Маркиз абсолютно не боялся смерти, как и юный Найтхаук.
— Может, он бравировал. Повторяю, причина не важна. Запись с его признанием надежно спрятана на трех планетах Олигархии. Если я не дам о себе знать в течение месяца, эти записи…
— Олигархии, — хмыкнул полковник. — Знаете, мне почему-то не страшно.
— Будут переданы представителям средств массовой информации Солио II и десятку влиятельных политиков.
Эрнандес посмотрел Рождественскому Пастырю и глаза.
— Я думаю, вы блефуете.
— Да, но поставите ли вы на кон свою жизнь? Лично у меня нет другого желания, как отправиться во Внешнее Пограничье и грабить там церкви. Если вы меня отпустите, я более не дам о себе знать. Если убьете, то составите мне компанию, по самым оптимистичным прикидкам, меньше чем через год.
Эрнандес одним глотком опустошил стакан, поставил его на полированный стол.
— Хотите знать правду?
— Почему нет? — Рождественский Пастырь через окно бросил короткий взгляд на кладбище. — Но я прекрасно обойдусь и без нее. Так что решать вам.
— Трилейн был не просто тираном, а слабым тираном. Он позволял Маркизу грабить планеты Солио, потому что у него не хватало духа выступить против этого бандита. — Полковник помолчал. — Маркиз в свое время работал на меня… скажем, на контрактной основе. Мы поддерживали достаточно теплые отношения. В конце концов мне удалось убедить его, что смерть Трилейна ему выгодна, потому что в этом случае я посажу на пост губернатора-марионетку, который предоставит ему еще большую свободу.
— Речь шла о вас?
— Если б я смог заручиться поддержкой некоторых влиятельных политиков, да. Если нет, то губернатором стал бы лояльный мне человек. Громилы Маркиза помогли бы нам удержаться у власти, а уж мы-то нашли бы способ выказать свою благодарность. По крайней мере я изложил ему такой план. — Полковник глубоко затянулся, выпустил струю дыма. — Разумеется, захватив власть, я бы тут же выкинул Маркиза и его сброд за пределы нашей звездной системы.
— Маркиз, возможно, воспринял бы сие деяние как предательство.
— После драки кулаками не машут, — ответил полковник. — Скинуть меня сил бы у него не хватило, а обогащаться он мог и на других мирах.
— Итак, он убил Трилейна…
Эрнандес кивнул.
— Но оказался умнее, чем я предполагал. У него была на примете своя марионетка, и он захватил меня врасплох. Новый губернатор просто смотрел ему в рот. Именно тогда я и связался с Делуросом насчет Вдоводела. Я патриот, черт побери!
— Патриот, убийца, пусть решает судья. — Рождественский Пастырь выдержал театральную паузу. — Или наши непосредственные начальники. Выбор за вами.
Эрнандес ответил долгим взглядом.
— Хорошо. Считайте, мы договорились.
— Мудрое решение, — кивнул Рождественский Пастырь. — Жаль только, что вам пришлось пустить в расход этого многообещающего молодого человека.
— Найтхаука? В наших планах ему места не было. Опять же, теперь нам не придется платить миллионы кредиток адвокатам с Делуроса. По официальной версии клон погиб, не выполнив поручения.
— Это означает, что они слепят нового. Кто знает? Может, на этот раз у них все получится.
— А какие недостатки вы отметили у первого? — с любопытством спросил Эрнандес. — Он, между прочим, убил Маркиза и уложил половину моих людей.
— К его навыкам претензий нет. Тут двух мнений быть не может. Они об этом позаботились. Учили его убивать с самого рождения. — Рождественский Пастырь допил последний глоток. — Но вот сердца Вдоводела они дать ему не смогли. Сердце у него было слишком мягкое.
— Мягкое? — в изумлении переспросил Эрнандес. — Да вы посмотрите, скольких он убил.
— Не важно. У молодого человека был один недостаток, но недостаток фатальный: бедняга видел в своих жертвах людей. А в его деле эмоции недопустимы. Вдоводел стал убийцей по собственному желанию. Трагедия Джефферсона Найтхаука заключалась в том, что ему не позволили выбирать, становиться убийцей или нет.
— Я думаю, что ближе к концу сердце у него зачерствело.
— Неужели?
Полковник кивнул.
— Сужу по его последним словам. Он знал, что я все равно убью Мелисенд. Пользы она принести уже не могла и слишком много знала.
— Что ж, если не возражаете, я пропущу еще стаканчик, а потом откланяюсь.
Эрнандес вновь наполнил стаканы. Рождественский Пастырь поднял свой.
— За утерянную невинность.
— Чью? — спросил Эрнандес.
— Всех и каждого, — ответил Рождественский Пастырь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29