И только теперь, поздней осенью, этот
план созрел. Он был прост, как все гениальное: взять под охрану
от казанских и прочих гастролеров только что появившуюся на
углу родной улицы кооперативную палатку, торговавшую всякой
мелочью, начиная от бельгийской жевачки и заканчивая корейскими
лифчиками. Оставались только два вопроса: разузнать, нет ли у
нее уже "охраны" и сколько запросить у хозяина за услуги. На
первые переговоры отправились по-доброму, без оружия.
- Давай, ты спрашивай, - сказал Клен Слону, - у тебя
морда внушительная.
- Да мне по фигу, - флегматично ответил Слон.
Он просунул голову в окошко палатки, в которой сидел
тщедушный парень лет двадцати, с виду студент, и спросил:
- Слышь, мужик, тебя кто-нибудь охраняет?
- Я сам себя охраняю, - нахмурился парень.
- А ты чего хмурый такой стал? - удивился Слон. - Я с
тобой по-дружески побазарить пришел.
- Мне с тобой базарить - только время убивать, - нагло
заявил парень.
- А ты чо хамишь-то? - Еще больше удивился Слон. -
Крутой, что ли?
- Покруче тебя!
Изумлению Слона не было предела.
- Слышь, мужик, а палатка у тебя давно не горела? -
спросил он после короткого озадаченного молчания.
- А у тебя давно дробь в жопе не застревала? - парень
чуть высунул из-под прилавка дуло охотничьего ружья.
- Ну ладно, будем считать, что познакомились, - подвел
итог разговору Слон.
- Ну что? - спросил у него Клен, который стоял в трех
шагах, но слышал только Слона.
- Больной он какой-то, - скривился Слон в недоброй
усмешке, - самого соплей перешибить можно, а в залупу лезет,
ружьем пугает...
- А охрана есть?
- Говорит, нет, - пожал плечами Слон. - Жечь будем или
в ухо давать?
- Для начала - в ухо, а там видно будет, - подумав,
сказал Клен, - товар все же жалко, хоть и не свой.
Он подошел к окошку и вежливо спросил у парня, когда
закрывается палатка. "Как получится", - буркнул тот в ответ,
видимо, заподозрив что-то неладное.
- Хер с ним, раньше девяти он все равно не уйдет, еще
успеем первый период "ЦСКА - Крылья Советов" посмотреть, -
сказал Клен Слону.
Сразу после окончания первого периода хоккейного матча
Клен достал из тайника "Токарева", и они "пошли на дело". На
улице уже стемнело, шел противный мелкий дождь и отвратно
воняло гнилыми листьями. Клен со Слоном зашли под козырек
булочной напротив киоска и стали ждать. Клиентов у парня не
было, а палатка не закрывалась. Так они прождали час.
- Жаль, курить бросили, - взвыл от тоски Слон. - Сейчас
бы "мальборину" в зубы для согрева...
- Я тебе щас сам в зубы дам, если не заткнешься! -
ответил Клен.
- О, смотри, свет потушил, - обрадовался Слон. - Только
чо-то не выходит!
- Заночевать решил, - догадался Клен, - боится, что
палатку спалим.
- А давай, ее правда... Погреемся! - заржал Слон.
- Надо выкурить его, - сказал Клен, подумав.
- Точно, давай ему под дверь дымовуху бросим, как девкам
в школе в сортир бросали! - обрадовался Слон. - У меня и
расческа имеется, для дела не жалко. Фольги только нет и
спичек... Ща, я домой сбегаю!
Через пять минут Слон вернулся с горстью конфет "Мишка на
Севере". Они засунули по две конфеты в рот, а в освободившуюся
фольгу завернули разломанную расческу.
- Пошли? - Слон после долгого ожидания возбужденно
плясал на месте от нетерпения.
- Стой, ты говорил, у этого придурка ружье есть, -
остановил его Клен, доставая из-за пояса пистолет и снимая его
с предохранителя.
- И то верно, - согласился Слон, вынимая из-под штанины
финку.
- Теперь пошли, не беги только!
Они неторопясь подошли к палатке, подожгли "дымовухи",
бросили их под дверь и радостно переглянулись, как когда-то в
школе. Тут же послышалось шипение, а еще через пять секунд -
кашель и стук ноги по полу.
- Не затушишь, урод, - заржал Слон.
- Выходи подышать! - добавил Клен.
Дверь открылась, и на пороге показался парень. В одной
руке у него было ружье наперевес. Он, видно, приготовился к
разговору, но тут же получил от Слона в челюсть, выронил ружье
и повалился на коробки из-под товара. Слон моментально подлетел
к нему, засунул в ноздрю кончик финки и дернул на себя, совсем
как Полянский в фильме "Китай-город", который они смотрели днем
раньше на видеокассете. Клен с интересом наблюдал за носом
удивленного парня, как из него на руку Слона мелко брызнула
кровь. Неожиданно он почувствовал, что задыхается от
собственной блевоты, без его ведома поднявшейся от живота к
горлу. Перед глазами у него потемнело, пошли красные круги, и
из одного такого круга почему-то вдруг нарисовалась усатая
кошачья морда, перемазанная в блевотине. "Где мой ужин?" -
мяукнула морда голосом женькиного кота Барсика. В этот момент
Клена по-настоящему сблевало.
- Держись, брат, это от дыма! - заорал Слон, сгребая
друга за шиворот и выволакивая на улицу.
Но Клен сразу понял, что это не от дыма, а от чего-то еще,
более существенного. Ему стало слишком ясно, что он не сможет
быть рэкетиром.
5. Откровения укладчика
- А я бы не сблевал, а выстрелил! - неожиданно заявил
укладчик, когда проходчик кончил читать. - Хорошо смеется тот,
кто стреляет первым - так один умный генерал сказал.
- Дурак ты! - сокрушенно покачал головой доктор.
- А вы умные, да? А как HTML расшифровывается, знаете?
Проходчик с доктором в ужасе закрыли виртуальные уши.
- Хуйперд-Тесто-Мудо-Лиз! - заорал что было мочи
укладчик. - Вы думаете, вы великое дело делаете? Римские рабы
тоже так думали, когда для граждан империи сортиры
прокладывали. У них это канализацией называлось, а у нас своя
тут... кана-линк-зация! Вы думаете, вам кто-нибудь за это
спасибо скажет?
- Что ты плетешь?! - взмолился прокладчик.
- Да то самое! Вы думаете, вы в Сети основные, все про
людей знаете, все видите, а на самом деле вы только у них в
компьютере и существуете. Они кнопкой "щелк" - мы работаем,
еще раз "щелк" - отдыхаем. На одну клавишу нажмут - доктор
вирусы ищет, на другую нажмут - прокладчик про них басни
сочиняет! Шестерки вы! Тьфу на вас! И работать я больше задарма
не буду!
- Совсем очеловечился! - ужаснулся проходчик.
- Да он просто болен!!! - доктор набросился на укладчика
и принялся вычищать из него вирусы.
- Пусти, сучье вымя! - заорал укладчик благим матом. -
Ты мне кайф ломаешь!
- Ничего себе букет! - удивился доктор. - 100 байт
"Щелкунчика", 200 байт "Нирваны", 50 байт "Грога" и 50 -
"Киева-1942".
- Сам ты "букет-брикет"! - возмутился укладчик. - Это
"коктейль" называется.... Коктейль "Смерть мизантропам!"
Говорю, уйди, а то как хрястну!
Наконец, доктор закончил чистку и укладчик угомонился.
- Ладно, братва, не серчайте, - покаялся он. - Это у
меня такой эксперимент был, я только в пропорциях ошибся,
вместо кайфа одна злость вышла...
- Да зачем тебе это надо? - спросил проходчик.
- Как зачем?! У людей вон сколько "тащиловок": и вино, и
курево, и наркотики... Говорят, под кайфом истина открывается.
- Ну и как, открылась? - усмехнулся доктор.
- Да лучше б, зараза, и не открывалась! - вздохнул
укладчик.
Инцидент был исчерпан, и они снова взялись за работу.
Проходчик чувствовал, что их заветная цель уже не за горами,
поэтому он торопился закончить свою книгу.
В следующий перерыв он зачитал окончание своей
фантастической повести:
К 24-м годам Алексей ощутил в себе полный распад личности.
Что бы он ни делал, все приносило ему успех, но не давало ни
счастья, ни радости. К этому времени у него был процветающий
бизнес, черный "Мерседес" последней модели и стройная женщина с
огромными голубыми глазами в пол-лица, длинными вьющимися
волосами цвета пробивающегося сквозь грозовую тучу солнца и
хорошо развитой грудью. Эту женщину он любил за то, что она
безотказно откликалась на кличку "жена", но очень часто его
охватывало смутное подозрение в том, что это совсем не то
сказочное существо, к встрече с которым он стремился чуть ли не
с самого детства. И дело здесь было не в том, плоха она или
хороша, что она делает или что не делает, а только в том, что
она родилась не той, которую он поклялся любить навеки, хотя и
была на нее безумно похожа.
В те дни, когда его депрессия особенно обострялась, он
запирался в своем кабинете, ложился на кожаный диван и,
похлебывая из горлышка "Мартель", часами размышлял над тем,
почему в России существуют миллионы людей намного беднее,
глупее и невзрачнее его, которые все-таки счастливы, несмотря
на все свои неудачи. Наконец, cвоим подсознанием он понял:
чтобы счастливо жить в России, нужно любить ее, а любить эту
немытую чумовую страну можно только ощущая себя ее неотъемлемой
составной частью. Как раз этого ощущения в нем и не было.
Однако, эта мысль сидела в нем так глубоко и так долго
пробивалась на поверхность, что когда она дошла до сознания и
оформилась в нечто конкретное, от нее осталось всего два слова:
"Надо линять!".
Теперь перед Артамоновым стояла как никогда конкретная
цель: достать выездную визу все равно куда, но главное
подальше, и придумать надежный способ, как вывезти с собой
накопленные капиталы. За помощью в этом он решил обратиться к
своему всемогущему другу Евгению. Евгений давно уже нашел свое
счастливое место в жизни, причем самым естественным путем: он
женился на дочери заместителя начальника Московского уголовного
розыска, за что и был назначен старшим следователем по особо
важным делам. Для него это был настоящий клад, он так и называл
свою жену: "Мое Золото". На правой руке у него теперь
красовалась татуировка "ОМОН", которую он сделал, легко
подколов к прежней "СЛОН" маленький полукруг и две палочки.
Одним из главных достоинств своей профессии, помимо власти и
денег, Евгений считал ее непоколебимую стабильность.
Бизнесменов, к примеру, сегодня государство поощряет, а завтра
объявляет вне закона и грабит, разные там чекисты и гэбэшники
вообще с государством в плохие шутки играют: то они политиков к
стенке ставят, то политики их, - но правоохранительные органы
всегда на коне, потому что право всегда нарушалось и будет
нарушаться вечно, такова уж природа людей, а если вдруг
случится чудо и все существующие законы будут соблюдаться, то
придумают новые. Государство держится на власти, а власть
должна карать и за дело, и для профилактики. Вот вам и весь
"Макиавелли" эмвэдэшных постмодернистов.
В один из скучно-серых осенних вечеров, когда депрессия
опять схватила Алексея за глотку, он пригласил Евгения в
ресторан, чтобы поделиться с ним своими сомнениями и планами.
- Не в той стране я родился! - сказал Алексей Евгению
без предисловия сразу после первой выпитой рюмки. - Ты мне
брат или не брат?
- А чо сделать-то надо? - Евгений любил конкретные
разговоры, без сопливых предисловий.
- Сделай так, чтоб меня здесь не было!
- На, выпей лучше, - Евгений разлил "по второй".
После второй в голове у Алексея немного прояснилось, и он
сказал:
- Нет, Женьк, я серьезно: сделай мне визу хоть куда - я
любые деньги заплачу.
- У тебя что, совсем крыша поехала?! - развеселился
Евгений. - Я ж в российских органах работаю, а не в
мальтийских или австралийских! Я ж тебе не кенгуру долбаное,
чтоб визу родить и из сумки вынуть!
- У тебя наверняка связи есть...
- Ладно, не канючь, - разлил Евгений "по третьей", -
поговорю с ребятами из МИДа, может, они что-то придумают.
- Сам знаешь, никаких денег не пожалею...
- Засунь свои "баксы" себе в жопу! - оборвал его
Евгений. - Я тебе по старой дружбе делаю, гнида!
После ресторана Евгений отправился на ночное дежурство, а
Алексей поехал домой. Ему хотелось с кем-то поговорить хотя бы
ни о чем, но жена уже спала, мерно посапывая в подушку. Тогда
он позвонил матери.
- Мам, - спросил он у нее, - я вот до сих пор понять не
могу, почему ты меня в детстве Листиком называла?
- Чего это ты вдруг? - удивилась мать. - У тебя
случилось что-нибудь? Как ты себя чувствуешь?
- Хорошо, мама, не волнуйся, - успокоил он ее.
- Ну, просто меня по ошибке слишком рано в роддом
привезли. Я там целых две недели без дела скучала, а на улице
листопад был, и клен еще под окном рос почти уже опавший. Вот я
сдуру и загадала: как все листья с него осыпятся, так я и рожу.
А потом, когда ты родился и меня отец забирал, я на улице
оглянулась на этот клен и увидела, что на нем один листик
остался, маленький такой...
- Значит, я еще не родился, - пробормотал Алексей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20