Затем медленно и с куда большим достоинством, чем Род когда-либо
видел в человеке, истинно царственным достоинством, что может получиться
только бессознательно, Логайр вернулся на свое место, так и не отведя глаз
от сына.
- Возвращайся в свои покои, - приказал он холодным и ровным голосом.
- Мы не будем больше говорить об этом до конклава на закате.
Ансельм как-то сумел найти в себе силы снова задрать подбородок,
жест, показавшийся каким-то нелепым и напыщенным, и круто повернулся.
Когда он шел к двери, его взгляд упал на Рода. Ярость и унижение кипели в
нем, он замахнулся, чтобы вознаградить менестреля оплеухой.
- Нет! - рявкнул старый лорд, и Ансельм замер.
- Этот человек, - размеренно произнес герцог, - говорил правду. Я не
потерплю, чтобы с ним плохо обращались.
Ансельм сцепился взглядом с отцом, затем его взгляд заколебался, и он
опустил глаза. Молча повернувшись, он направился прочь, дверь за ним с
шумом захлопнулась.
- Менестрель! - прогромыхал лорд Логайр. - Играй!
Род дал своим пальцам прогуляться по струнам, наигрывая "Старика из
Тор-Таппана", пока размышлял.
Так, значит, сегодня ночью состоится военный совет, да? И главным
вопросом станет, ясное дело, конституционная монархия против воеводств,
хотя знали об этом, может только он да Дюрер. Ну, он знал, на чьей стороне
он будет.
Он снова посмотрел на сидящего, выпрямившись старого герцога Логайра,
поедающего чисто символически кусочки пищи, туго сжав губы под окладистой
белой бородой, сдвинув брови в легкой нахмуренности, и только с самым
малым намеком на горе в глубоких темных глазах.
Да, Род знал, на чьей он стороне.


Они собрались в огромном зале, достаточно большом, чтобы послужить
ангаром для космического корабля приличных размеров, если бы только
грамарийцы знали, что такое космический корабль.
На каменном полу был выложен герб Логайров. Вдоль стен на каждый ярд
имелся серебряный канделябр с факелом. Потолок был сводчатым и
позолоченным, с подвешенной в центре огромной серебряной люстрой. Окон не
было, но это не имело значения, поскольку уже наступила ночь.
Логайр сидел в большом резном кресле в одном конце зала, позади него
стена была задрапирована полотнищем с цветами его рода. Кресло стояло на
помосте высотой метра полтора, так что стоявшие лорды должны были смотреть
на него снизу вверх.
Их было довольно много, помимо Двенадцати Великих Лордов
присутствовал сонм графов, баронов и рыцарей - их вассалов.
И рядом с каждым стоял, вернее, горбился тонколицый костлявый
человечек с приглаженными вдоль черепа скудными светлыми волосами.
Род обвел взглядом зал, его губы поджались в беззвучном присвисте. Он
и не представлял себе, что советники могут быть столь многочисленны. Тут
было, по крайней мере, штук пятьдесят, а может, и семьдесят.
И могли быть еще вне его поля зрения. В данный момент у него был
буквально туннельный обзор, и притом одноглазый. Освещавшие зал факела
сидели в канделябрах, прикрученных к стене тремя грубыми болтами.
Но в одном из канделябров за креслом Логайра болт отсутствовал, а
камень за ним был просверлен на дюйм, а затем вырезан на глубину
человеческой головы. Голова в данный момент принадлежала Роду, который
стоял в холодной полутьме узкого хода за стеной.
Глазок давал ему великолепный обзор затылка Логайра и небольшой вид
через его плечо - когда к нему кто-нибудь обращался.
Правая рука Рода покоилась на рычаге: если он толкнет его вниз - и
если тот не проржавел так, что не сдвинешь - камень перед ним должен
распахнуться и создать сподручную дверь. Судя по выражениям лиц, стоявших
перед герцогом Логайром, она могла быть очень даже сподручной.
Непосредственно перед герцогом стоял Ансельм. Бурбон и Медичи стояли
по бокам молодого человека, Дюрер, конечно, пристроился справа от Логайра.
Логайр тяжело поднялся на ноги.
- Мы собрались здесь, - прогремел он, - здесь, в этом зале сошлась
вся благородная кровь Грамария, истинная власть сей страны.
Он медленно обвел взглядом лица, смотря прямо в глаза каждому из
своих собратьев, Великих Лордов.
- Мы собрались здесь, - повторил он, - чтобы решить о подобающем
выражении своего недовольства нашей королеве Катарине.
Герцог Бурбон зашевелился, расправил сложенные на груди руки и
расставил чуть пошире ноги. Это был человек, похожий на огромного черного
медведя с лохматыми бровями и нечесанной бородой.
Он стискивал кулаки и крепко сжимал губы. В его позе было что-то
вкрадчивое, робкое.
Он посмотрел на Логайра горящим взором.
- Нет, мой дорогой дядя, ты здесь неправ. Мы собрались здесь для
того, чтобы обсудить то, как мы можем ее свергнуть, ибо иначе она
растопчет честь и могущество наших благородных домов.
Логайр напрягся, глаза его негодующе расширились.
- Нет, - прохрипел он. - Нет для этого достаточной причины!
- Причины! - Бурбон выпрямился, его черная борода подпрыгнула вместе
с челюстью. - Она обложила наши земли налогом, более тяжелым, чем
когда-либо было в наших традициях, и выкидывает целое состояние на поганых
и грязных крестьян. Она посылает к нам каждый месяц судей, выслушивать
жалобы со своих поместий, а теперь она будет назначать попов в наши земли
- и у нас нет никакой причины? Она лишает нас наших законных прав в
пределах наших же собственных домов, а потом, венчая все это, оскорбляет
нас прямо в лицо, выслушивая петиции одуревших нищих, допрежь склонить ухо
к нашим!
Медичи нагнулся послушать тощего субъекта рядом с ним, потом
выпрямился и слегка улыбаясь произнес:
- И разве существовала когда-нибудь традиция, чтобы монарх получал
петиции от своих крестьян в собственном Большом Зале?
- Никогда! - прохрипел Бурбон. - Но ныне наша благородная королева
ставит этот сброд впереди нас! И это, мой досточтимый герцог, только самые
крупные из гнусностей и жестокостей, излитых на обычаи страны. И это пока
она еще только дитя! Вы понимаете, что она может натворить, милорд, когда
вырастет?
Он остановился перевести дух, затем мотнул головой и прокричал:
- Нет, дорогой мой кузен! Мы должны свергнуть ее!
- Да! - проговорил Медичи.
- Да, - провозгласили другие Великие Лорды.
- Да, - прокатилось, нарастая, по всему залу, пока слово не вышло
законченным, выкрикиваемое каждой глоткой снова и снова. - Да! Да! Да!
- А я говорю нет! - проревел Логайр, поднимаясь во весь свой рост и
во всю ширь; выглядя в этот момент больше королем, чем герцогом.
Голос его стал только чуть спокойнее, падая, словно набатный звон.
- Она - сюзерен. Капризная - да. Своевольная, горячая, норовистая -
да. Но все это - изъяны юности, ребенка, которого надо учить, что есть
пределы его власти. Сейчас мы должны показать ей, что она превысила свои
пределы. Это мы можем сделать, и ничего более. Наше дело не требует
дальнейших действий.
- Женщина не может править мудро. - прошептал советник Медичи, и
Великий Лорд подхватил:
- Мой дорогой и добрый кузен, бог не создал женщину мудрой в делах
правления государством.
- Да, дорогой дядя, - подал свою реплику Бурбон. - Почему она не даст
нам короля? Пусть выходит замуж, если желает, чтобы этой страной хорошо
управляли.
Род гадал, не был ли Бурбон разочарованным женихом. В нем было что-то
неясно развратное и совсем ничего романтического.
- Она правит по праву! - прогрохотал Логайр. - Она потомок
Плантагенетов, носивших корону этой страны с момента ее рождения. Как,
дорогой племянник, ты столь легко забыл клятву верности, данную тобой
этому славному имени?
- Династии разлагаются, - прошептал блеснув глазами советник Бурбона.
- Да, - проревел Бурбон. - Кровь Плантагенетов стала жидкой и скисла,
дорогой милорд!
"Ах, так, - отметил про себя Род, - значит, он больше не дядя..."
- Ослабела от ран, милорд! - напыщенно продолжал Бурбон. - Ослабела
до того, что больше не смогла зачать мужа, но только женщину,
отпрыска-девчонку, с бабьими настроениями и прихотями, чтобы править
страной! Род Плантагенетов иссяк и исчерпал себя, ныне нам нужна новая
кровь для наших королей!
- Кровь Бурбонов? - поднял бровь Логайр с презрительной улыбкой.
Лицо Бурбона побагровело, а глаза выпучились. Он начал было что-то
плести, когда гладко вмешался голос герцога Медичи.
- Нет, дорогой кузен, не кровь Бурбонов. Какую кровь мы можем
пожелать для трона, кроме самой благородной на всем юге?
Логайр уставился на него, кровь отхлынула от его лица от шока и
ужаса.
- Я не стану! - прошептал он.
- Да, милорд, и мы знаем это, - все так же гладко продолжал Медичи. -
И все же нам необходима добрая кровь и человек смелый и решительный,
человек молодой, чтобы знал, что надо сделать, и не поколебался сделать
это.
Он повысил голос.
- Какой нам надобен король, кроме Ансельма, сына Логайра?
Голова Логайра дернулась, словно от пощечины. Он замер, его лицо
побледнело до воскового цвета и приняло сероватый оттенок. Он потянулся за
спину полупарализованной рукой, хватаясь за кресло, и возраст тяжко упал
на его плечи.
Он опустился на край кресла, тяжело оперевшись на подлокотники. Его
рассеянный взгляд отыскал сына, а затем медленно прошелся из стороны в
- Злодеи! - прошептал он. - Проклятые подлые злодеи! - Так вы
похитили у меня сына...
Подбородок Ансельма, вызывающе вздернулся, но в глубине его глаз
таились вина и страх.
- Нет, милорд, я был с ними с самого начала!
Пустой взгляд старого герцога снова отыскал его.
- Но ты, даже ты... - голос его усилился. - Но да, ты больше, чем
кто-нибудь. Прежде всего это ты!
Теперь вперед шагнул Дюрер, прочь от Логайра, чтобы занять свое место
рядом с Ансельмом, и его улыбка расширилась в победную ухмылку.
Глаза Логайра постепенно сфокусировались на нем. Их взгляды
встретились и не отпускали друг друга.
По залу пробежал легкий шорох, когда советники вытянули шеи, чтобы
лучше видеть.
- Нет, - прошептал Логайр. - Это был ты...
Он медленно выпрямился. Затем внимательно и не спеша еще раз
посмотрел в глаза каждому Великому Лорду. Его взгляд вернулся обратно к
Дюреру.
- Вы все одного мнения, - его голос набирал силу, но это была сила
горечи и презрения. - Обсуждение состоялось прежде, не так ли? Ибо вы все
согласны: каждый из вас поспорил со своей совестью и победил ее.
Голос его отвердел еще больше.
- Какая же оса пролетела среди вас, чтобы нажалить ваши души до
такого согласия?
Глаза Дюрера вспыхнули огнем. Рот его открылся для того, чтобы
огрызнуться, но Логайр оборвал его.
- Ты! Ты со звезды! Ты явился ко мне пять лет назад, и я, старый
дурак, подумал "хорошо", и когда твои ублюдки, раболепные слуги прокрались
один за другим в наши дома, я все еще радовался - бедный старый слабоумный
дурак!
Он поднял взгляд, отыскав Ансельма.
- Ансельм, коего я некогда называл своим сыном, проснись и услышь!
Берегись этого человека, что пробует твое мясо, ибо он способен отравить
его!
Род вмиг понял, чем кончится этот митинг. Советники не могли
рисковать оставить Логайра в живых: старик все еще был полон сил и
мужества; он все еще был неукротим. Он просто-таки мог бы еще суметь
добиться лояльности лордов. Шанс был слабым, но существовал, и Дюрер не
мог себе этого позволить.
Ансельм выпрямил плечи, лицо его стало маской мятежности. Он хлопнул
рукой по плечу Дюрера, не замечая, что губы этого человечишки так и
заскрежетали, когда его челюсти с треском захлопнулись.
- Я доверяю этому человеку, - сказал он тоном, которому, возможно,
предназначалось быть звенящим. - Он был со мной с самого начала, и я
приветствую его мудрость - так же, как буду приветствовать твою, если ты
пойдешь с нами.
Логайр сузил глаза.
- Нет, - сплюнул он. - Изыди, лжесын с изменническим языком! Я скорее
умру, чем присоединюсь к тебе.
- Ты получишь то, что предпочитаешь, - встрял Дюрер. - Итак, назови
способ своей смерти!
Логайр прожег его взглядом, а затем вытянулся во весь рост одним
нетвердым движением.
Ансельм уставился на Дюрера, потеряв дар речи, затем покраснел.
- Тихо, тихо, Дюрер! - наконец смог проговорить он. - Он дурак, да, и
предатель страны. Но он мой отец, и никто не тронет его!
Дюрер вскинул бровь.
- Вы приютите змей в своей постели, милорд? Тем не менее желание всей
знати, а не лично ваше, чтобы это было совершено. - Он повысил голос,
крикнув. - Что скажете, лорды?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50