- Две.
- А сколько совершено попыток вымогательства?
- Пять, Александр Иванович, пять. Так что все заявления
подвергавшихся шантажу, соответствовали действительности.
- Привлекаешь их только по фактам рэкета?
- А другого у меня нет ничего, Александр Иванович.
- Ой ли, Леня! А если копнуть?
- Куда?
- Вглубь, голубок ты мой, вглубь!
- Вглубь копают метростроевцы, а мы ведем расследование.
- Понял тебя. - Смирнов расслабился, положив уставшую хромую ногу на
выдвинутую палку. - Нас не спрашивают, мы не сплясываем. Один из двух,
которых ты определил как потенциальных, мордатый такой, в усах, - у вас.
- У нас. Его сейчас Сырцов треплет.
- Посмотреть на него можно?
- Посмотреть - можно, - осторожно сказал Махов.
- А поговорить?
- Это уж, если Сырцов разрешит. - Махов быстренько устроил себе
позицию - "я не я, и лошадь не моя".
- Сырцов мне разрешит, - Смирнов снял ногу с палки, палку установил
перпендикулярно к полу, оперся на нее и поднялся. - Он - парень простой, в
полковники не рвется.
- Не надо сердиться, Александр Иванович, - посоветовал Махов и
улыбнулся.
- Я не сержусь. Я огорчаюсь. Какая комната у Сырцова?
Комната Сырцова была, как и положено старшему оперуполномоченному,
комнатой на двоих. Смирнов просунул личико в дверь, увидел Сырцова, увидел
допрашиваемого амбала, увидел еще одного оперативника, сидящего за
соседним столом, поздоровался, не входя:
- Здорово, Сырцов.
Сырцов недовольно обернулся, узнал Смирнова и по-детски обрадовался:
- Александр Иванович! Сколько лет, сколько зим! - И, поняв, что
Смирнов входить не собирается, встал из-за стола, вышел в коридор, прикрыл
за собой дверь. - Вы ведь просто так в нашу контору не заходите.
Что-нибудь срочное?
- Не столько срочное, сколько необходимое. Дай мне на десять минут
твоего клиента. Мне с ним один на один поговорить надо.
- Не положено, Александр Иванович, - огорчился Сырцов. - Мне за это
Леонид голову оторвет.
- Он сказал, что на твое усмотрение.
- Ну, если так, действуйте!
Сырцов с напарником вышли. Смирнов, сидя за сырцовским столом,
рассматривал клиента. Рожа поперек себя шире, сонные наглые глаза, богатые
усы - таких в Москве навалом, гривенник за пучок.
- Чего уставился, козел гнилой? - не выдержал клиент.
Не отреагировал на козла Смирнов, не посчитал это обидным. Сам
спросил:
- Настоящий срок еще ни разу не мотал, зайчик?
- А тебе какое дело?
- О деле, которое у меня к тебе, немного позже. Сначала для сведения:
Алексей Борзов был законник. Правда, бывший. Но из закона вышел по всем
правилам.
- Зачем мне это знать? - спросил амбал. Посерьезнел он, собрался.
- Я же сказал: для сведения. Потому что ты его убил, скот.
- Ты кто такой?! Ты кто такой?! - завопил амбал.
- Я - друг Алексея. И мне сейчас очень хочется раздавить тебя, как
клопа, сучонок. Но я пока этого делать не буду, потому что еще больше мне
хочется стереть в порошок твоего шефа.
- Ты кто такой, чтобы меня допрашивать?! - вопил амбал. - Ты кто
такой?!!
- Не ори, - поморщившись, попросил Смирнов. - И слушай меня
внимательно. Кое-какие косвенные по факту твоего участия в убийстве у меня
имеются. Их, я допускаю, может не хватить для обвинительного вердикта в
суде, но мне-то ясно, что ты убивал. Даже если тебя оправдают по делу об
убийстве, ты все равно пойдешь в лагеря за вымогательство. Мне стоит
шепнуть словечко кому надо, и тебя в зоне ждет разборка за убийство
законника. Надеюсь, ты понимаешь, чем кончится эта разборка.
- Чего вам от меня надо? - хрипло спросил амбал. Он сломался.
- Мне надо знать, кто приказал тебе убить Борзова. Удоев? Голубев?
- Голубев, - признался амбал. - Он лично сам эту операцию
разрабатывал.
- А ты убивал.
- Я не убивал, я технику для подслушивания готовил, а стрелял Жека...
- Молодец, - с отвращением похвалил амбала Смирнов. - Всех заложил.
- Мои показания вам не имеют юридической силы, - вдруг сказал амбал.
- Да ну? - удивился Смирнов, встал, вышел из-за стола, приказал. -
Поднимись-ка.
Амбал на всякий случай оторвал задницу от стула. Смирнов увидел
братское чувырло совсем рядом, не выдержал, ударил. Ударил самшитовой
палкой по амбаловым ребрам. Больно стало амбалу, очень больно, и он,
жалобно и тихо взвизгнув, опять присел на стул. Словесно, без слез
заплакал:
- Безоружного бьешь, старье, да? Безоружного?
Смирнов, не говоря ни слова, вышел в коридор. Привалившись спиной к
косяку, у двери стоял Сырцов. Увидел Смирнова, сказал горестно:
- Заделали вы меня, Александр Иванович, ох, как заделали...
- А ты ничего не слышал и раскручивай свой рэкет спокойненько.
- Себе-то, к сожалению, не скажешь: я не слышал. Я слышал. - Сырцов
пожал протянутую Смирновым руку и решительно шагнул в свою комнату.
Смирнов устроился передохнуть в закутке для незадачливых посетителей
этого замечательного учреждения. Он сидел, положив подбородок на рукоять
палки и закрыв глаза. Отвратительно он себя чувствовал, так отвратительно,
что хотелось блевать. Не открывая глаз, не открывая рта, он тихо-тихо
стонал. Не помогало. Тогда он открыл глаза, поднялся и постарался вслух
себя убедить в том, что:
- Это все оттого, Смирнов, что ты не жрамши и не спамши.

Он проснулся в двадцать один ноль-ноль, потому что на него смотрели.
Он открыл глаза и осознал, что спал одетым на гостинном диване в доме
Алика Спиридонова. Осознав это, увидел терпеливо сидевших рядом с диваном
Алика, Романа и Виктора. Они сидели и молчали в ожидании, когда он
проснется сам. Он проснулся окончательно и зевнул. Очень не хотелось
вставать.
- На твоем примере убеждаюсь, что старость - не радость, - объявил
Казарян.
- Да иди ты... - послал его куда-то Смирнов, спустил ноги, помотал
мутной головой и решил: - Пойду умоюсь.
Он пустил холодную струю себе на затылок и так, согнувшись, терпел
долго. Замерз до дрожи, прекратил издевательство над собой, жестким
полотенцем беспощадно вытер волосы. Глядя в зеркало, бережно расчесал
жидкую свою шевелюру и, причесываясь, понял, что настроение у него
неплохое, рабочее настроение.
Сначала рассматривали казаряновские фотографии. Фотографии были
доброкачественны и убедительны. Потом Смирнов распорядился:
- Читай, Алик.
Алик читал минут пятнадцать. Слушали внимательно, потому что по
порядку изложенная, по пунктам осмысленная, в перспективе рассмотренная
история эта оказалась страшненькой и таила в себе смертельную опасность.
После затяжной паузы Смирнов уважительно признал:
- Хорошо поработал, Алик.
- Общевато несколько. Конкретики бы прибавить, - не мог не
покритиковать Виктор.
- Нам нужен предупреждающий об опасности документ, который завтра
должен быть официально передан в соответствующую комиссию республиканского
парламента известным журналистом Александром Спиридоновым. Этот документ
имеется. А конкретику... Конкретику, если она понадобится, предоставим
комиссии после веселых приватных бесед с некоторыми фигурантами этого
дела. - Смирнов, сам того не ощущая, вновь стал действующим милицейским
полковником, разрабатывающим серьезную операцию. - Беседы эти будут
проведены в параллели со спиридоновским визитом в комиссию. Фигуранты, я
думаю, после нашего посещения базы сегодня же поспешно вернулись в Москву.
- И самого главного трясти будем? - спросил Казарян.
- Если бы он был самым главным! Он всего только главный над этим
спецназом. - Смирнов поднял глаза на Казаряна, поморгал ими, размышляя. -
Нет, Рома, подождем его реакции на наши завтрашние действия.
- А если уйдет? - Казарян был деловит. К нему тоже вернулась сыщицкая
молодость.
- Некуда ему уйти. Да и не будет он даже пытаться. Не дурак - твердо
знает, что жизнь уже прожита. Итак, завтра мы нагло - чем раньше, тем
лучше - посещаем дорогих наших друзей. Я трясу Голубева, Виктор, Федоров
за тобой, а ты, Рома, займешься Бартеневым.
- Каким Бартеневым? - не спросил - ахнул Виктор.
- Режиссером твоим, Виктор, - объяснил Казарян. - Дурачком-всадником
на белом коне.

Ровно в девять утра, игнорируя вопросы привратницы, Смирнов миновал
вестибюль-оранжерею, поднялся в лифте на шестой этаж и позвонил у нужной
ему двери.
Открыл сам Семен Афанасьевич. Был от в стеганом шелковом халате, и
пахло от него яичницей: недавно проснулся, завтракал сейчас.
- Чем могу быть полезен? - сказал он строго.
- Многим, - приветливо откликнулся Смирнов и представился, будто не
ведая, что собеседнику все известно о нем: - Полковник МУРа в отставке
Смирнов.
Руки он Голубеву, правда, не подал. Не желал ручкаться и тот, ответно
представляясь:
- Полковник государственной безопасности в отставке Голубев. Слушаю
вас.
- В дверях? - поинтересовался Смирнов.
- Прошу, - вынужденно пригласил Голубев и царственным жестом указал
на кресла в холле. Уселись, по стариковски усаживаясь надолго. И повторно:
- Слушаю вас.
- Запалил я тебя, Сема, с двух концов запалил, - ласково сказал
Смирнов.

...Виктор, развалясь, сидел в привычном уже для себя кресле и
рассматривал квартирку-бонбоньерку. На Диму он не глядел, неинтересно ему
было на него глядеть. Дима, устроившись напротив, был тих и потерян:
ничего хорошего он не ждал от Виктора и от жизни. Виктор наконец остановил
блуждающий свой взор. На фотографии остановил.
- Зря ты эту фотографию в открытую на стену повесил, - сказал он
Диме.
- Это почему же?
- Мужичок-то, который лошадку под уздцы держит, исчез бесследно.
- А я здесь причем?
- Я как раз и хочу узнать в подробностях: причем здесь ты.

...Казарян вошел в битком набитую холуями режиссерскую комнату
съемочной группы и - патриарху все позволено - невежливо распорядился:
- А ну, все отсюда! Мне с вашим режиссером один на один поговорить
надо!
Холуи разом посмотрели на своего режиссера - как, мол, быть? - но
режиссер на них не обращал внимания. Он улыбался Казаряну. Холуи вымелись.
- Излагай, Суреныч, что надо, - предложил режиссер.
Казарян уселся за его стол (режиссер, как большой художник, валялся в
кресле), смел со столешницы тыльной стороной ладони только ему видимые
крошки и спросил грустно:
- Дрюня, ты - дурак?
- Хорошо начинаем разговор, - отметил режиссер.
- Закончим его еще лучше, - пообещал Казарян.

Семен Афанасьевич Голубев, слушая Смирнова, то собирал свой роток в
куриную гузку, то, не раскрывая губ, раздвигал его в идиотское подобие
улыбки.
- Ты же профессионал, Сема, зачем же надо было так следить на
квартире Олега? - горестным вопросом определил главную промашку своего
собеседника Смирнов.
- Не было никакого журналиста, и, следовательно, моей ошибки не было,
- раскрыл свой нервический рот Голубев. - Разговор ни о чем, милиционер.
- Ошибаешься, Сема. Журналист был потому, что в редакции газеты
имеется вариант его статьи, в которой, как гипотеза, рассматривается
существование организации, сильно смахивающей на вашу. Ну да, Олег -
перекати-поле, человек без корней. Но не бомж, столь любимый вами
человеческий тип, Сема. Так что был журналист Олег, и есть его статья.
Стоит только всерьез начать разматывать гнусную историю его ликвидации, и
эта история вкупе со статьей станет сенсацией для демократической прессы.
- А ты еще спрашиваешь, зачем я наследил, - усмехнулся Голубев.
- Лично самому идти надо было?
- Нет у меня людей, которые могли бы квалифицированно с бумагами
разобраться.
- А у тебя большой опыт, приобретенный во времена борьбы с
диссидентами, - догадался Смирнов. Что собираешься делать, Сема?
Хозяйка-то квартиры опознает тебя на раз, два, три.
- Будешь шить мне убийство этого журналиста?
- И убийство Алексея Борзова. И убийство Сергея Воропаева, и убийство
подручного твоего конюха-мальчишки...
- Алиби у меня, милиционер. По всем перечисленным тобою случаям.
- Ну, естественно, на кой ляд самому стрелять! Но ведь есть и такой
вид преступления, как организация убийства. И здесь ты не отвертишься.
Взятый за рэкет Вячеслав Калинов уже рассказал мне, что операцию с
Алексеем Борзовым разрабатывал ты, - не сдержался Смирнов, рявкнул: - Ты,
паскуда!
- Рассказал, а не показал, - спокойно разобрался в нюансах Голубев. -
Большая разница.

Виктор утомился, обрабатывая Федора так, чтобы ни на лице, ни на теле
известного эссеиста не было следов насилия. Последний раз врезал - как
точку поставил - ребром ладони по почкам, кинул тряпичного Диму в кресло и
сам устроился напротив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29