Она ясно видела: нервы его истрепаны до предела. Процедура заставила его годами наработанное терпение исчезнуть в яркой вспышке фальшивой юности. Он кричал:
– Ты – вовсе не Господь Бог! И не сама История! И не Совет Колец! Перестань себе льстить! Теперь ты – ничто, мишень ходячая, козел отпущения! Бежим, Нора! Переквалифицируемся в бродяги!
– Я нужна клану Мавридесов, – отвечала она.
– Без тебя им будет гораздо легче! Теперь ты – позор для них. Так же как и я.
– А дети?
– Мне очень жаль их, – ответил он после короткой заминки. – Слов нет как жаль. Но они уже взрослые люди и могут сами о себе позаботиться. Проблема не в них, а в нас! Облегчив нашим врагам жизнь, ускользнув, испарившись, мы будем благополучно забыты. И возможность переждать у нас есть.
– И пусть эти фашисты творят, что хотят? Эти наемники, эти убийцы? Сколько времени пройдет, пока Пояс снова не наполнится агентами шейперов и в каждом углу не вспыхнут локальные войны?
– А кто сумеет этому помешать? Ты?
– А как же ты, Абеляр? Переоделся в какого-то вонючего механиста, ценную информацию шейперов в чемоданчик спрятал, и гори оно все огнем?! Ты о других-то хоть немного подумал, не о своей собственной жизни? Почему бы тебе не встать за беспомощных, которых ты сейчас предаешь? Думаешь, мне без тебя будет легче? Я не оставлю борьбы, но без тебя я потеряю смелость, решимость…
– Послушай, – простонал он, – ты же знаешь, кем я был до встречи с тобой и каково мне было ходить в бродягах… Я не хочу этой опустошенности… Когда никто тебя не любит и не понимает… А предательством больше, предательством меньше… Нора, мы почти сорок лет были вместе! Здесь нам было хорошо, но теперь Голдреих-Тримейн развалился! Когда-нибудь снова придут хорошие времена. Нам надо только дождаться! Времени у нас хватит! Ты хотела, чтобы у меня было больше жизни, – я пошел и добился. А теперь ты требуешь, чтобы я ее выбросил. Нора, я не пойду в мученики. Кто бы меня ни просил.
– Ты столько говорил о том, что человек смертей… Теперь ты говоришь по-другому.
– Потому что тебе этого хотелось.
– Но не так. Я не хотела видеть тебя изменником.
– Мы же погибнем, абсолютно ни за что…
– Как и все другие, – сказала она и тут же об этом пожалела. Перед ними встало все то же старое чувство вины, такое близкое и знакомое. Те, другие, для кого долг был превыше жизни. Те, кого они бросили; те, которых они убили там, на аванпосте шейперов. Именно это преступление они оба всеми силами старались забыть, именно оно и свело их вместе. – Я знаю, чего ты от меня хочешь. Снова ради тебя предать мой народ.
Вот. Сказано, и назад пути нет. С болью ждала она слов, которые освободят ее от него…
– Мой народ – это ты, – сказал он. – Мне следовало знать, что я не смогу нигде долго продержаться. Я – бродяга, такова моя жизнь, но для тебя она не подходит. Я знал, что ты со мной не пойдешь. – Он склонил голову, подперев ее железными пальцами искусственной руки, ярко блестевшими в сумасшедшем пронизывающем свете. – Тогда оставайся и дерись. По-моему, ты сможешь победить.
Первый раз в жизни он ей соврал…
– И я действительно могу победить, – сказала она. – Будет нелегко, мы никогда не вернем всего, что у нас было, но силы у нас пока есть. Пожалуйста, Абеляр, останься. Прошу тебя! Ты нужен мне. Проси меня о чем хочешь, кроме того, чтобы сдаться.
– Я не могу просить тебя стать другой, – ответил ей муж. – Люди меняются только со временем. Когда-нибудь то, что нас неотвязно преследует, сойдет на нет. Если мы доживем. Я считаю, любовь сильнее вины. Коли это так, найди меня, когда почувствуешь, что выполнила свои обязательства. Найди меня…
– Обещаю тебе, Абеляр. Скажи, что никогда не забудешь меня, если ты выживешь, а меня убьют вместе с остальными.
– Никогда. Клянусь всем, что было между нами.
– Тогда – до свидания.
Вскарабкавшись на огромное инвесторское кресло, она поцеловала его. Стальная рука мужа обвила ее талию, словно кандалы. Поцеловав его, она отстранилась, и он убрал руку.
Глава 6
Торговый корабль Инвесторов
29.09.53
Линдсей лежал на полу пещерообразной каюты, глубоко и трудно дыша. Перенасыщенный озоном воздух щипал нос, сильно обгоревший, несмотря на все кремы. Стены каюты были сооружены из черного металла, испещренного отверстиями. Из одного такого струился родничок дистиллированной воды. Струйка при такой тяжести круто падала вниз.
Судя по всему, каютой до него пользовались долго и основательно. Слабые царапины на полу и стенах тянулись до самого потолка, образуя причудливую клинопись. Очевидно, не только люди бывали пассажирами на кораблях Инвесторов.
Если новейшая шейперская экзосоциология верна, даже сами Инвесторы – не первые хозяева этих звездолетов. Каждый корабль, украшенный от носа до кормы роскошными мозаиками и барельефами из металла, казался не похожим на все остальные. Однако более тщательные обследования выявили скрытую базовую конструкцию: округлые шестиугольники носа и кормы, шесть длинных прямоугольных стенок. Исходя из этого, предполагали, что корабли Инвесторов куплены или найдены. Или украдены.
Корабельный лейтенант выдал ему койку – широкий плоский матрас с узором из коричневых и белых шестиугольников. Изготовлен он был для Инвесторов и поэтому – жестче джута. Вдобавок от матраса слегка припахивало инвесторским маслом для чистки чешуи.
В размышлениях о царапинах Линдсей обследовал стены каюты. Поверхность их была чуть зернистой, но молнии от его перчаток для ног скользили по металлу, как по стеклу. Хотя металл при предельных температуре и давлении может становиться несколько мягче. Какой-нибудь большущий, когтистый зверюга, плававший в жидком этане под высоким давлением, вполне мог наделать на этих стенах царапин в попытках прорваться наружу.
Гравитация была просто мучительной, но свет в каюте убрали. В громадном пространстве каюты не было никакой мебели, и вещи Линдсея, кое-как развешанные на магнитных подвесках, казались жалкими лоскутками.
Странно, что Инвесторы оставили каюту пустой, даже если она и выполняет порой функции вольера… Лежа неподвижно и стараясь дышать пореже, Линдсей размышлял об этом.
Бронированный люк загремел и сдвинулся. Линдсей приподнялся на искусственной руке, единственной части тела, не страдавшей от тяготения, и улыбнулся:
– Слушаю вас, лейтенант. Есть новости?
Тот вошел в каюту. Для лейтенанта он был пожалуй что маловат, всего на локоть выше Линдсея; жилистость его фигуры еще больше подчеркивалась клеванием носом на птичий манер. С виду он более походил на матроса, нежели на лейтенанта. Линдсей с интересом его рассматривал.
Ученые до сих пор строили различные предположения относительно иерархии Инвесторов. Капитанами кораблей всегда были женщины, хотя других женщин на кораблях не было. Массивного сложения, они вдвое превосходили габариты матросов. Росту сопутствовало неторопливое спокойствие, немногословная властность. Ступенью ниже шли лейтенанты, что-то наподобие дипломатов и министров в одном лице. Прочие члены команды составляли нечто вроде мужского гарема. Снующие повсюду матросы со своими ярко блестящими глазами весили втрое больше человека, но на фоне своих чудовищных повелительниц казались чем-то воздушным.
Будучи рептилиями, Инвесторы имели на затылке полосатые кожные складки – полупрозрачные, отливающие всеми цветами радуги и испещренные сетью кровеносных сосудов. Эти-то «пелеринки» и выражали всю их мимику, как у человека – лицо. В ходе эволюции пелеринки служили для температурного контроля; они могли расправляться и поглощать солнечный свет либо открываться в тени, чтобы отдавать излишнюю теплоту тела. Для цивилизованных Инвесторов они являлись не более чем атавизмом, подобно человеческим бровям, развившимся некогда для защиты глаз от пота. Теперь же они, опять-таки подобно бровям, имели первостепенное значение для общественной жизни.
Пелеринки вошедшего в каюту лейтенанта не давали Линдсею покоя. Слишком уж часто они трепетали. Частый трепет обычно интерпретировался как знак веселого расположения. У людей неуместный смех – признак сильного стресса. Линдсей, несмотря на профессиональное любопытство, не имел ни малейшего желания стать первым очевидцем припадка истерики у Инвестора и от души надеялся, что у этого типа просто дурные манеры. Как-никак корабль впервые посетил Солнечную систему и команда его не привыкла к людям.
– Нет новостей, Художник, – с заметным трудом ответил лейтенант на пиджин-инглиш. – Дальнейшая обсуждение платежа.
– Хорошее дело, – сказал Линдсей по-инвесторски. От высоких свистящих звуков сразу же начинало болеть горло, но все равно это было лучше, чем слушать, как лейтенант пытается овладеть языком людей.
Этот лейтенант был совсем не таким, как встреченный им в первый раз. Тот был деликатен и обходителен, обладал словарем, прямо-таки переполненным гладкими штампами, нахватанными из человеческих видеотрансляций. А этому, новому, язык явно давался с трудом.
Для первого контакта Инвесторы, несомненно, послали самого лучшего. Но, похоже, после тридцати семи лет знакомства Солнечная система превратилась во вполне безопасное место для ихней серой публики.
– Капитан желает тебя на пленке, – сообщил лейтенант по-английски.
Линдсей непроизвольно потянулся к тонкой цепочке на шее. На ней висел видеомонокль с таким теперь драгоценным фильмом о Норе.
– У меня есть лента, но она почти чистая. Отдать ее я не могу, но…
– Наша капитан очень любить свою пленка. Ее пленка имеет много других изображение, но ни одного вашего вида. Она станет изучать.
– Я хотел бы еще раз встретиться с капитаном, – сказал Линдсей. – Первая встреча была слишком короткой. Я с радостью готов засняться. Вы принесли камеру?
Лейтенант мигнул. Светлая мигательная перепонка на миг заслонила темное выпяченное глазное яблоко. Похоже, в этой каюте ему было темновато.
– Я принес пленку. – Открыв наплечную сумку, он извлек из нее плоскую, круглую коробку и, ухватив двумя громадными большими пальцами, поставил на вороненую сталь пола. – Вы откроете коробку. Вы станете затем производить забавные и характерные для вашего вида движения, которые пленка будет увидеть. Продолжайте делать так, пока пленка не поймет вас.
Линдсей покачал из стороны в сторону нижней челюстью, имитируя инвесторский аналог кивка. Инвестор был, похоже, удовлетворен.
– Язык не нужен. Пленка не слышит звука. – Он повернулся к выходу. – Я вернусь за пленкой через два ваших часа.
Оставшись один, Линдсей внимательно осмотрел, коробку. Ее остроконечная позолоченная крышка имела ширину в две пяди. Прежде чем ее открывать, он помедлил, дрожа от отвращения – к хозяевам и в равной мере к себе.
Инвесторы вовсе не просили обожествлять их, просто хотели подзаработать. О существовании человечества они знали уже несколько веков. Будучи намного старше людей, они однако же сознательно избегали вмешательства, пока не увидели, что смогут выжать из данного вида приличную прибыль. С точки зрения Инвесторов, действия их были прямы и честны.
Линдсей открыл коробку. Внутри ее лежала катушка серо-стальной ленты с десятый сантиметрами желтоватого ракорда на конце. Линдсей отложил крышку – тонкий металл при инвесторской гравитации казался тяжелее свинца – и замер.
Лента зашуршала. Кончик ракорда взмыл вверх, повернулся, лента стала разматываться. Она поднималась вверх, треща и со свистом рассекая воздух, по ней пробегали радужные отблески. В несколько секунд она образовала яркую груду, покоящуюся на жесткой решетчатой конструкции.
Линдсей, не подымаясь с колен, опасливо за ней наблюдал. Белый кончик, насколько он понял, был головой создания, названного лейтенантом «пленкой». И эта голова описывала в воздухе широкую, вытянутую петлю, озирая каюту в поисках какого-нибудь движения.
Тварь, именуемая «пленкой», неустанно двигалась, распуская петли, наподобие вращающегося штопора. Высвободившись из коробки окончательно, она превратилась в пухлый крутящийся клубок в человеческий рост высотой. Опорные витки ее тихонько посвистывали, скользя по полу.
Вначале Линдсей решил, что это – некий механизм. И механизм, судя по бритвенно-тонким краям свистящей, в воздухе ленты, опасный. Однако в движениях ленты чувствовалась живая незапрограммированная свобода.
Линдсей по-прежнему стоял на коленях, не делая никаких движений. И пленка его, похоже, не видела.
Потом он резко встряхнул головой, и тяжелые светозащитные очки, сорвавшись со лба, пролетели через каюту. Голова пленки тут же нацелилась на них.
Мимикрирование началось с хвоста. Пленка съежилась, смялась, как тонкая бумага, и сформировала некое подобие очков, плотно свитое из ленты. Набросок… Но, еще не завершив работы, она утратила интерес к объекту. Колеблясь, она некоторое время наблюдала за неподвижными очками, затем снова образовала бесформенную, бурлящую массу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
– Ты – вовсе не Господь Бог! И не сама История! И не Совет Колец! Перестань себе льстить! Теперь ты – ничто, мишень ходячая, козел отпущения! Бежим, Нора! Переквалифицируемся в бродяги!
– Я нужна клану Мавридесов, – отвечала она.
– Без тебя им будет гораздо легче! Теперь ты – позор для них. Так же как и я.
– А дети?
– Мне очень жаль их, – ответил он после короткой заминки. – Слов нет как жаль. Но они уже взрослые люди и могут сами о себе позаботиться. Проблема не в них, а в нас! Облегчив нашим врагам жизнь, ускользнув, испарившись, мы будем благополучно забыты. И возможность переждать у нас есть.
– И пусть эти фашисты творят, что хотят? Эти наемники, эти убийцы? Сколько времени пройдет, пока Пояс снова не наполнится агентами шейперов и в каждом углу не вспыхнут локальные войны?
– А кто сумеет этому помешать? Ты?
– А как же ты, Абеляр? Переоделся в какого-то вонючего механиста, ценную информацию шейперов в чемоданчик спрятал, и гори оно все огнем?! Ты о других-то хоть немного подумал, не о своей собственной жизни? Почему бы тебе не встать за беспомощных, которых ты сейчас предаешь? Думаешь, мне без тебя будет легче? Я не оставлю борьбы, но без тебя я потеряю смелость, решимость…
– Послушай, – простонал он, – ты же знаешь, кем я был до встречи с тобой и каково мне было ходить в бродягах… Я не хочу этой опустошенности… Когда никто тебя не любит и не понимает… А предательством больше, предательством меньше… Нора, мы почти сорок лет были вместе! Здесь нам было хорошо, но теперь Голдреих-Тримейн развалился! Когда-нибудь снова придут хорошие времена. Нам надо только дождаться! Времени у нас хватит! Ты хотела, чтобы у меня было больше жизни, – я пошел и добился. А теперь ты требуешь, чтобы я ее выбросил. Нора, я не пойду в мученики. Кто бы меня ни просил.
– Ты столько говорил о том, что человек смертей… Теперь ты говоришь по-другому.
– Потому что тебе этого хотелось.
– Но не так. Я не хотела видеть тебя изменником.
– Мы же погибнем, абсолютно ни за что…
– Как и все другие, – сказала она и тут же об этом пожалела. Перед ними встало все то же старое чувство вины, такое близкое и знакомое. Те, другие, для кого долг был превыше жизни. Те, кого они бросили; те, которых они убили там, на аванпосте шейперов. Именно это преступление они оба всеми силами старались забыть, именно оно и свело их вместе. – Я знаю, чего ты от меня хочешь. Снова ради тебя предать мой народ.
Вот. Сказано, и назад пути нет. С болью ждала она слов, которые освободят ее от него…
– Мой народ – это ты, – сказал он. – Мне следовало знать, что я не смогу нигде долго продержаться. Я – бродяга, такова моя жизнь, но для тебя она не подходит. Я знал, что ты со мной не пойдешь. – Он склонил голову, подперев ее железными пальцами искусственной руки, ярко блестевшими в сумасшедшем пронизывающем свете. – Тогда оставайся и дерись. По-моему, ты сможешь победить.
Первый раз в жизни он ей соврал…
– И я действительно могу победить, – сказала она. – Будет нелегко, мы никогда не вернем всего, что у нас было, но силы у нас пока есть. Пожалуйста, Абеляр, останься. Прошу тебя! Ты нужен мне. Проси меня о чем хочешь, кроме того, чтобы сдаться.
– Я не могу просить тебя стать другой, – ответил ей муж. – Люди меняются только со временем. Когда-нибудь то, что нас неотвязно преследует, сойдет на нет. Если мы доживем. Я считаю, любовь сильнее вины. Коли это так, найди меня, когда почувствуешь, что выполнила свои обязательства. Найди меня…
– Обещаю тебе, Абеляр. Скажи, что никогда не забудешь меня, если ты выживешь, а меня убьют вместе с остальными.
– Никогда. Клянусь всем, что было между нами.
– Тогда – до свидания.
Вскарабкавшись на огромное инвесторское кресло, она поцеловала его. Стальная рука мужа обвила ее талию, словно кандалы. Поцеловав его, она отстранилась, и он убрал руку.
Глава 6
Торговый корабль Инвесторов
29.09.53
Линдсей лежал на полу пещерообразной каюты, глубоко и трудно дыша. Перенасыщенный озоном воздух щипал нос, сильно обгоревший, несмотря на все кремы. Стены каюты были сооружены из черного металла, испещренного отверстиями. Из одного такого струился родничок дистиллированной воды. Струйка при такой тяжести круто падала вниз.
Судя по всему, каютой до него пользовались долго и основательно. Слабые царапины на полу и стенах тянулись до самого потолка, образуя причудливую клинопись. Очевидно, не только люди бывали пассажирами на кораблях Инвесторов.
Если новейшая шейперская экзосоциология верна, даже сами Инвесторы – не первые хозяева этих звездолетов. Каждый корабль, украшенный от носа до кормы роскошными мозаиками и барельефами из металла, казался не похожим на все остальные. Однако более тщательные обследования выявили скрытую базовую конструкцию: округлые шестиугольники носа и кормы, шесть длинных прямоугольных стенок. Исходя из этого, предполагали, что корабли Инвесторов куплены или найдены. Или украдены.
Корабельный лейтенант выдал ему койку – широкий плоский матрас с узором из коричневых и белых шестиугольников. Изготовлен он был для Инвесторов и поэтому – жестче джута. Вдобавок от матраса слегка припахивало инвесторским маслом для чистки чешуи.
В размышлениях о царапинах Линдсей обследовал стены каюты. Поверхность их была чуть зернистой, но молнии от его перчаток для ног скользили по металлу, как по стеклу. Хотя металл при предельных температуре и давлении может становиться несколько мягче. Какой-нибудь большущий, когтистый зверюга, плававший в жидком этане под высоким давлением, вполне мог наделать на этих стенах царапин в попытках прорваться наружу.
Гравитация была просто мучительной, но свет в каюте убрали. В громадном пространстве каюты не было никакой мебели, и вещи Линдсея, кое-как развешанные на магнитных подвесках, казались жалкими лоскутками.
Странно, что Инвесторы оставили каюту пустой, даже если она и выполняет порой функции вольера… Лежа неподвижно и стараясь дышать пореже, Линдсей размышлял об этом.
Бронированный люк загремел и сдвинулся. Линдсей приподнялся на искусственной руке, единственной части тела, не страдавшей от тяготения, и улыбнулся:
– Слушаю вас, лейтенант. Есть новости?
Тот вошел в каюту. Для лейтенанта он был пожалуй что маловат, всего на локоть выше Линдсея; жилистость его фигуры еще больше подчеркивалась клеванием носом на птичий манер. С виду он более походил на матроса, нежели на лейтенанта. Линдсей с интересом его рассматривал.
Ученые до сих пор строили различные предположения относительно иерархии Инвесторов. Капитанами кораблей всегда были женщины, хотя других женщин на кораблях не было. Массивного сложения, они вдвое превосходили габариты матросов. Росту сопутствовало неторопливое спокойствие, немногословная властность. Ступенью ниже шли лейтенанты, что-то наподобие дипломатов и министров в одном лице. Прочие члены команды составляли нечто вроде мужского гарема. Снующие повсюду матросы со своими ярко блестящими глазами весили втрое больше человека, но на фоне своих чудовищных повелительниц казались чем-то воздушным.
Будучи рептилиями, Инвесторы имели на затылке полосатые кожные складки – полупрозрачные, отливающие всеми цветами радуги и испещренные сетью кровеносных сосудов. Эти-то «пелеринки» и выражали всю их мимику, как у человека – лицо. В ходе эволюции пелеринки служили для температурного контроля; они могли расправляться и поглощать солнечный свет либо открываться в тени, чтобы отдавать излишнюю теплоту тела. Для цивилизованных Инвесторов они являлись не более чем атавизмом, подобно человеческим бровям, развившимся некогда для защиты глаз от пота. Теперь же они, опять-таки подобно бровям, имели первостепенное значение для общественной жизни.
Пелеринки вошедшего в каюту лейтенанта не давали Линдсею покоя. Слишком уж часто они трепетали. Частый трепет обычно интерпретировался как знак веселого расположения. У людей неуместный смех – признак сильного стресса. Линдсей, несмотря на профессиональное любопытство, не имел ни малейшего желания стать первым очевидцем припадка истерики у Инвестора и от души надеялся, что у этого типа просто дурные манеры. Как-никак корабль впервые посетил Солнечную систему и команда его не привыкла к людям.
– Нет новостей, Художник, – с заметным трудом ответил лейтенант на пиджин-инглиш. – Дальнейшая обсуждение платежа.
– Хорошее дело, – сказал Линдсей по-инвесторски. От высоких свистящих звуков сразу же начинало болеть горло, но все равно это было лучше, чем слушать, как лейтенант пытается овладеть языком людей.
Этот лейтенант был совсем не таким, как встреченный им в первый раз. Тот был деликатен и обходителен, обладал словарем, прямо-таки переполненным гладкими штампами, нахватанными из человеческих видеотрансляций. А этому, новому, язык явно давался с трудом.
Для первого контакта Инвесторы, несомненно, послали самого лучшего. Но, похоже, после тридцати семи лет знакомства Солнечная система превратилась во вполне безопасное место для ихней серой публики.
– Капитан желает тебя на пленке, – сообщил лейтенант по-английски.
Линдсей непроизвольно потянулся к тонкой цепочке на шее. На ней висел видеомонокль с таким теперь драгоценным фильмом о Норе.
– У меня есть лента, но она почти чистая. Отдать ее я не могу, но…
– Наша капитан очень любить свою пленка. Ее пленка имеет много других изображение, но ни одного вашего вида. Она станет изучать.
– Я хотел бы еще раз встретиться с капитаном, – сказал Линдсей. – Первая встреча была слишком короткой. Я с радостью готов засняться. Вы принесли камеру?
Лейтенант мигнул. Светлая мигательная перепонка на миг заслонила темное выпяченное глазное яблоко. Похоже, в этой каюте ему было темновато.
– Я принес пленку. – Открыв наплечную сумку, он извлек из нее плоскую, круглую коробку и, ухватив двумя громадными большими пальцами, поставил на вороненую сталь пола. – Вы откроете коробку. Вы станете затем производить забавные и характерные для вашего вида движения, которые пленка будет увидеть. Продолжайте делать так, пока пленка не поймет вас.
Линдсей покачал из стороны в сторону нижней челюстью, имитируя инвесторский аналог кивка. Инвестор был, похоже, удовлетворен.
– Язык не нужен. Пленка не слышит звука. – Он повернулся к выходу. – Я вернусь за пленкой через два ваших часа.
Оставшись один, Линдсей внимательно осмотрел, коробку. Ее остроконечная позолоченная крышка имела ширину в две пяди. Прежде чем ее открывать, он помедлил, дрожа от отвращения – к хозяевам и в равной мере к себе.
Инвесторы вовсе не просили обожествлять их, просто хотели подзаработать. О существовании человечества они знали уже несколько веков. Будучи намного старше людей, они однако же сознательно избегали вмешательства, пока не увидели, что смогут выжать из данного вида приличную прибыль. С точки зрения Инвесторов, действия их были прямы и честны.
Линдсей открыл коробку. Внутри ее лежала катушка серо-стальной ленты с десятый сантиметрами желтоватого ракорда на конце. Линдсей отложил крышку – тонкий металл при инвесторской гравитации казался тяжелее свинца – и замер.
Лента зашуршала. Кончик ракорда взмыл вверх, повернулся, лента стала разматываться. Она поднималась вверх, треща и со свистом рассекая воздух, по ней пробегали радужные отблески. В несколько секунд она образовала яркую груду, покоящуюся на жесткой решетчатой конструкции.
Линдсей, не подымаясь с колен, опасливо за ней наблюдал. Белый кончик, насколько он понял, был головой создания, названного лейтенантом «пленкой». И эта голова описывала в воздухе широкую, вытянутую петлю, озирая каюту в поисках какого-нибудь движения.
Тварь, именуемая «пленкой», неустанно двигалась, распуская петли, наподобие вращающегося штопора. Высвободившись из коробки окончательно, она превратилась в пухлый крутящийся клубок в человеческий рост высотой. Опорные витки ее тихонько посвистывали, скользя по полу.
Вначале Линдсей решил, что это – некий механизм. И механизм, судя по бритвенно-тонким краям свистящей, в воздухе ленты, опасный. Однако в движениях ленты чувствовалась живая незапрограммированная свобода.
Линдсей по-прежнему стоял на коленях, не делая никаких движений. И пленка его, похоже, не видела.
Потом он резко встряхнул головой, и тяжелые светозащитные очки, сорвавшись со лба, пролетели через каюту. Голова пленки тут же нацелилась на них.
Мимикрирование началось с хвоста. Пленка съежилась, смялась, как тонкая бумага, и сформировала некое подобие очков, плотно свитое из ленты. Набросок… Но, еще не завершив работы, она утратила интерес к объекту. Колеблясь, она некоторое время наблюдала за неподвижными очками, затем снова образовала бесформенную, бурлящую массу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50