Вы можете ныне заменить какую угодно часть своего существа на любое приспособление, какое представится вам полезным в вашей дальнейшей жизни. Например, в настоящем своем положении вы неспособны рыться в земле. И вот всякому, кто предпочитает обратить свои лапы в пару лопат или в садовые грабли, дозволяется это сделать. Или, другой пример, ныне вы можете пользоваться ртом исключительно для еды. Любому, кто пожелает превратить свой рот в оружие нападения, довольно лишь попросить, и он превратится в крюкорыла или в саблезубого тигра. Теперь же подходите по одному и выбирайте себе орудия. Помните, впрочем, что по выбранному и произрастете да такими вовек и останетесь».
Все эмбрионы обдумали предмет с положенным вежеством, а затем принялись один за одним подступать к престолу вечности. Им дозволялось избрать две или три специализации, и некоторые предпочли использовать лапы для полета, а рты в виде оружия, или в виде щипцов для ореха, или в виде сверл, а то и ложек, иные же обратили тела свои в лодки, а лапы в весла. Мы, барсуки, крепко подумали и решились просить о даровании трех благ. Мы пожелали обратить наши шкуры в щиты, пасти в оружие, а лапы в садовые грабли. И все эти блага мы получили. Всякий специализировался на свой манер, и кое-кто на довольно странный. Скажем, одна пустынная ящерка надумала все свое тело обратить в промокашку, а некая жаба, живущая среди замученных жаждою антиподов, просто превратилась в бутылку с водой.
Подача прошений и раздача даров заняли два долгих дня, — пятый и шестой, насколько я помню, — и под самый конец дня шестого, как раз перед тем, как настало время закрываться на воскресенье, со всеми эмбрионами, кроме одного, было покончено. Этим эмбрионом был Человек.
— Итак, Наш маленький человечек, — сказал Бог, — ты прождал до последнего, все откладывая решение, и Мы уверены, что все это время ты напряженно думал. Что можем Мы для тебя сделать?
— С Твоего разрешения, Боже, — сказал эмбрион, — я думаю, что у Тебя имелись причины, лучше всего ведомые Тебе самому, сотворить меня в нынешнем виде, и изменять этот вид было бы дерзостью с моей стороны. Если мне дозволяется выбор, я предпочел бы остаться таким, какой есть. Я бы не стал заменять ни единой из данных Тобою частей моего тела на иные и, несомненно, менее удачные части, а остался бы на всю мою жизнь беззащитным эмбрионом, пытающимся по мере сил самостоятельно изготовить пару-другую жалких приспособлений из дерева, железа и иных материалов, каковые Ты сочтешь уместным мне предоставить. Если мне понадобится лодка, я постараюсь построить ее из деревьев, а захочу летать — сооружу колесницу, которая будет делать это для меня. Может быть, я и совершаю немалую глупость, отвергая удобства, кои Ты в доброте Своей мне предлагаешь, но я постарался все обдумать по возможности тщательно и надеюсь, что это ничтожное решение существа столь малого и невинного будет встречено Тобой с благосклонностью.
— Отменно сказано, — довольным тоном воскликнул Творец. — А ну-ка вы, эмбрионы, подойдите сюда с вашими клювами и прочими штучками, посмотрите на Нашего первого Человека. Вот единственный, кто разрешил Нашу загадку, единый из всех вас, и Мы с великой радостью назначаем его Владыкой над всеми Птицами Небесными, и над Зверями Земными, и над Рыбами Морскими. Теперь же пусть все остальные идут любиться и размножаться, ибв настало время закончить труды и передохнуть. Что до тебя, Человече, то ты во всю свою жизнь будешь нагим орудием, хотя будешь и сам прибегать к иным орудиям. И до самой могилы ты так и будешь выглядеть эмбрионом, но перед мощью твоей все прочие станут как эмбрионы. Навеки недоразвившийся, ты навсегда сохранишь в себе зерно Нашего образа, способность видеть некоторые из Наших печалей и испытывать некоторые из Наших радостей. Нам отчасти жалко тебя, Человек, но отчасти Мы на тебя и надеемся. Теперь же беги, и старайся там, как только сможешь. Да, и вот еще что, Человек, покамест ты не ушел.
— Слушаю, — сказал Адам, возвращаясь.
— Мы только хотели сказать, — застенчиво молвил Бог, стискивая ладони. — Да, так вот, Мы как раз хотели сказать: Да благословит тебя Бог.
— Хорошая история, — неуверенно молвил Варт. — Она мне нравится больше той, что рассказывал Мерлин про Равви. И еще она интересная
Барсук до того смутился, что жалко было смотреть.
— Нет, голубчик, нет. Ты преувеличиваешь. Так, небольшая притча, и то еще в лучшем случае. К тому же, боюсь, она немножко слишком оптимистична.
— Как это?
— Ну, вот видишь ли, верно, конечно, что человек — Владыка над всеми животными и самый могучий из них, — если подразумевать под этим самого страшного, — но в последнее время я иногда сомневаюсь, так ли уж он благословен.
— Сэр Эктор не кажется мне особенно страшным.
— И однако, если даже сэр Эктор выйдет прогуляться вдоль речки, не только птицы разлетятся прочь от него и звери кинутся врассыпную, но даже рыбы метнутся к другом берегу. Завидев друг друга, они так не делают.
— Но человек ведь — царь над всеми зверьми.
— Возможно. Или лучше сказать — тиран? К тому же еще необходимо признать, что у него множество пороков.
— У Короля Пеллинора их вовсе не много.
— Однако, если Король Утер объявит войну, Пеллинор на нее пойдет. Ты знаешь, что Homo sapiens — это почти единственное животное, ведущее войны?
— Муравьи тоже воюют.
— Голубчик, не говори так вот походя: «Муравьи тоже воюют». Муравьев существует больше четырех тысяч разновидностей, и среди них я могу насчитать лишь пяток агрессивных. Пять муравьев, один, насколько я знаю, термит — и Человек.
— Но ведь стаи волков из Дикого Леса каждую зиму режут наших овец,
— Волки и овцы, друг мой, принадлежат к разным видам. А настоящие войны ведутся между сообществами, принадлежащими к одному и тому же виду. Среди сотен тысяч видов я могу начесть только семь агрессивных. Даже среди Человеков имеется несколько разновидностей — эскимосы, скажем, цыгане, саами и кое-какие кочевники в Аравии, — которые не воюют, потому что не проводят границ. В Природе войны встречаются реже, чем каннибальство. Тебе это не кажется неудачным стечением обстоятельств?
— Лично я, — сказал Варт, — с удовольствием отправился бы на войну, если б меня сделали рыцарем. Мне по душе трубы, знамена, сверканье доспехов и отчаянные атаки. И, конечно, я бы хотел совершить великие подвиги, быть отважным и победить свои страхи. Ведь есть же в войне отвага, и стойкость, и любовь между товарищами, а, барсук?
Ученое животное долго думало, глядя в огонь. В конце концов оно, как видно, решило сменить тему.
— А кто тебе больше понравился, — спросило оно, — муравьи или дикие гуси?
22
В канун торжественного уик-энда появился Король Пеллинор, пребывавший в состоянии крайнего возбуждения.
— Ну, я вам скажу! — вскрикивал он. — Вы знаете? Слышали? Это секрет, что?
— Что секрет, что? — спросили они у него.
— Да как же, Король, — кричало его величество. — Знаете насчет Короля?
— А что такое с Королем? — поинтересовался сэр Эктор. — Уж не хотите ли вы сказать, что он собирается к нам, поохотиться с этими его чертовыми гончими или еще что-нибудь такое?
— Он умер, — трагически вскричал Король Пеллинор. — Умер, бедняга, и охотиться больше не может.
Сэр Груммор уважительно встал и обнажил главу.
— Король умер, — сказал он. — Да здравствует Король.
Все остальные почувствовали, что им тоже следует встать, а няня мальчиков залилась слезами.
— Вот горе, так горе, — рыдала она. — Их верноподданное высочество померли, а какой был уважительный господин. Сколько ихних раскрашенных портретов я вырезала из иллюстрированных молитвенников и приклеила над камином. С того самого времени, как он был совсем молоденький и все разъезжал по свету, осматривая замки, и потом, когда он выиграл конкурс на звание «Принц Очарование» и посещал зоны бедствий, не было такой картинки с ним, которую б я не вырезала, да, и я всегда думала о нем перед сном.
— Нянюшка, угомонитесь, — сказал сэр Эктор.
— Торжественный момент, ведь так? — сказал Король Пеллинор, — что? Утер Завоеватель, 1066 — 1216.
— Торжественная минута, — сказал сэр Грум-мор. — Король мертв. Да здравствует Король.
— Нам следует опустить шторы, — сказал Кэй, всегдашний приверженец должных формальностей, — и приспустить флаги.
— Это верно, — сказал сэр Эктор. — Кто-нибудь, сбегайте, скажите сержанту.
Очевидно, выполнять это распоряжение надлежало Варту, ибо из присутствовавших людей благородного звания он был самым младшим, — и Варт весело побежал на поиски сержанта. Оставшиеся в башенном покое вскоре услышали голос, оравший: «А ну, раз-два, особый траур по его покойному величеству, по команде „два“ опускаем!», а затем плеск штандартов, знамен, вымпелов, флагов, флажков, лозунгов и эмблем, кои делали столь веселыми белоснежные башенки Замка Дикого Леса.
— Как вы об этом прослышали? — спросил сэр Эктор.
— Продирался, понимаете, прилеском за своей Зверюгой, и повстречал важного такого монаха-бенедиктинца, он мне и рассказал. Самая последняя новость.
— Бедный старик Пендрагон, — сказал сэр Эктор.
— Король умер, — важно возгласил сэр Груммор. — Да здравствует Король.
— Замечательно, конечно, что вы все время говорите об этом, дражайший Груммор, — раздражительно воскликнул Король Пеллинор, — но кто этот Король, что? — кто да здравствует-то, что? — о ком вы толкуете?
— Ну как же, его наследник, — ответил несколько озадаченный сэр Груммор.
— У нашего благословенного монарха, — слезливо сказала нянюшка, — не было никакого наследника. Это всякий знает, кто изучал верноподданное семейство.
— Господи помилуй! — воскликнул сэр Эктор. — Но ближайший-то родственник у него же ведь должен быть?
— Так в том-то и дело! — чрезвычайно возбудившись, закричал Король Пеллинор. — Это самое волнующее и есть, что? Ни наследника, ни ближайшего сородича, а трон кому же наследовать? Потому-то мой монах и тревожился, что? Потому все время и спрашивал, а кто же наследовать будет, что, а? Что?
— Вы что, хотите сказать, — гневно воскликнул сэр Груммор, — что в нашей Волшебной Стране больше нет Короля?
— Ни вот столечка, — закричал Король Пеллинор, чувствуя, какую он принес важную весть. — Зато появились знамения и чудеса всякого рода.
— По-моему, это скандал, — сказал сэр Груммор. — Бог ее знает, до чего докатилась несчастная старая страна. А всё эти лолларды и коммунисты, нисколько не сомневаюсь.
— Какие знамения и чудеса? — спросил сэр Эктор.
— Да, так вот, там в одной церкви появился такой меч, и он в камне. Ну, то есть не совсем в церкви, понимаете? а рядом с церковью, и не так чтобы в камне, что? Но в этом роде, вот так вот можно сказать.
— Куда смотрит Церковь, не понимаю, — сказал сэр Груммор.
— И все это в наковальне, — объяснил Король.
— Церковь?
— Нет, меч.
— Но вы, вроде, сказали, что он был в камне?
— Нет, — сказал Король Пеллинор, — камень около церкви.
— Послушайте, Пеллинор, — сказал сэр Эктор, — вам нужно немного отдохнуть, старина, и начать все сначала. Ну-ка, выпейте вот этот рог меда и успокойтесь.
— Меч, — сказал Король Пеллинор, — торчит из наковальни, которая стоит на камне. Он проходит сквозь наковальню и прямо в камень. Наковальня прилипла к камню. Камень стоит около церкви. Налейте мне еще меду.
— Ну и не вижу тут никакого чуда, — заметил сэр Груммор. — Чудо в другом, — как они допускают такие вещи. Впрочем, в наши дни, когда вокруг сплошные агенты саксов, ни за что нельзя поручиться.
— Друг вы мой разлюбезный, — вскричал Пеллинор, снова приходя в возбуждение, — дело же не в том, где стоит камень, что? — я же вам объясняю, а в том, что на нем написано, вот же в чем дело-то!
— На чем?
— Да на рукояти!
— Знаете, Пеллинор, — сказал сэр Эктор, — Вы просто посидите с минуту спокойно, лицом к стене, а потом вы нам все расскажете, о чем это вы тут толковали. Вы, главное, старина, успокойтесь. Не надо спешить. Посидите, посмотрите на стену, будьте умницей, а потом начинайте рассказывать, но только как можно медленнее.
— Там есть слова, написанные на этом мече, который торчит в этом камне, который стоит около этой церкви, — жалобно закричал Король Пеллинор, — и слова эти такие… Ох, да попытайтесь же вы меня выслушать, вместо того чтобы все время перебивать по пустякам, у меня уже голова от вас закружилась.
— Так какие это слова? — спросил Кэй.
— А слова такие, — сказал Король Пеллинор, — насколько я понял того старика-монаха из серого ордена.
— Ну, продолжайте, — сказал Кэй, ибо Король Пеллинор вдруг замолчал.
— Продолжайте, — сказал сэр Эктор, — что там за слова на том мече в той наковальне на том камне около той церкви, говорите.
— Какая-нибудь красная пропаганда, не сомневаюсь, — заметил сэр Груммор.
Король Пеллинор плотно зажмурил глаза, протянул в обе стороны руки и объявил, каждое слово с заглавной буквы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Все эмбрионы обдумали предмет с положенным вежеством, а затем принялись один за одним подступать к престолу вечности. Им дозволялось избрать две или три специализации, и некоторые предпочли использовать лапы для полета, а рты в виде оружия, или в виде щипцов для ореха, или в виде сверл, а то и ложек, иные же обратили тела свои в лодки, а лапы в весла. Мы, барсуки, крепко подумали и решились просить о даровании трех благ. Мы пожелали обратить наши шкуры в щиты, пасти в оружие, а лапы в садовые грабли. И все эти блага мы получили. Всякий специализировался на свой манер, и кое-кто на довольно странный. Скажем, одна пустынная ящерка надумала все свое тело обратить в промокашку, а некая жаба, живущая среди замученных жаждою антиподов, просто превратилась в бутылку с водой.
Подача прошений и раздача даров заняли два долгих дня, — пятый и шестой, насколько я помню, — и под самый конец дня шестого, как раз перед тем, как настало время закрываться на воскресенье, со всеми эмбрионами, кроме одного, было покончено. Этим эмбрионом был Человек.
— Итак, Наш маленький человечек, — сказал Бог, — ты прождал до последнего, все откладывая решение, и Мы уверены, что все это время ты напряженно думал. Что можем Мы для тебя сделать?
— С Твоего разрешения, Боже, — сказал эмбрион, — я думаю, что у Тебя имелись причины, лучше всего ведомые Тебе самому, сотворить меня в нынешнем виде, и изменять этот вид было бы дерзостью с моей стороны. Если мне дозволяется выбор, я предпочел бы остаться таким, какой есть. Я бы не стал заменять ни единой из данных Тобою частей моего тела на иные и, несомненно, менее удачные части, а остался бы на всю мою жизнь беззащитным эмбрионом, пытающимся по мере сил самостоятельно изготовить пару-другую жалких приспособлений из дерева, железа и иных материалов, каковые Ты сочтешь уместным мне предоставить. Если мне понадобится лодка, я постараюсь построить ее из деревьев, а захочу летать — сооружу колесницу, которая будет делать это для меня. Может быть, я и совершаю немалую глупость, отвергая удобства, кои Ты в доброте Своей мне предлагаешь, но я постарался все обдумать по возможности тщательно и надеюсь, что это ничтожное решение существа столь малого и невинного будет встречено Тобой с благосклонностью.
— Отменно сказано, — довольным тоном воскликнул Творец. — А ну-ка вы, эмбрионы, подойдите сюда с вашими клювами и прочими штучками, посмотрите на Нашего первого Человека. Вот единственный, кто разрешил Нашу загадку, единый из всех вас, и Мы с великой радостью назначаем его Владыкой над всеми Птицами Небесными, и над Зверями Земными, и над Рыбами Морскими. Теперь же пусть все остальные идут любиться и размножаться, ибв настало время закончить труды и передохнуть. Что до тебя, Человече, то ты во всю свою жизнь будешь нагим орудием, хотя будешь и сам прибегать к иным орудиям. И до самой могилы ты так и будешь выглядеть эмбрионом, но перед мощью твоей все прочие станут как эмбрионы. Навеки недоразвившийся, ты навсегда сохранишь в себе зерно Нашего образа, способность видеть некоторые из Наших печалей и испытывать некоторые из Наших радостей. Нам отчасти жалко тебя, Человек, но отчасти Мы на тебя и надеемся. Теперь же беги, и старайся там, как только сможешь. Да, и вот еще что, Человек, покамест ты не ушел.
— Слушаю, — сказал Адам, возвращаясь.
— Мы только хотели сказать, — застенчиво молвил Бог, стискивая ладони. — Да, так вот, Мы как раз хотели сказать: Да благословит тебя Бог.
— Хорошая история, — неуверенно молвил Варт. — Она мне нравится больше той, что рассказывал Мерлин про Равви. И еще она интересная
Барсук до того смутился, что жалко было смотреть.
— Нет, голубчик, нет. Ты преувеличиваешь. Так, небольшая притча, и то еще в лучшем случае. К тому же, боюсь, она немножко слишком оптимистична.
— Как это?
— Ну, вот видишь ли, верно, конечно, что человек — Владыка над всеми животными и самый могучий из них, — если подразумевать под этим самого страшного, — но в последнее время я иногда сомневаюсь, так ли уж он благословен.
— Сэр Эктор не кажется мне особенно страшным.
— И однако, если даже сэр Эктор выйдет прогуляться вдоль речки, не только птицы разлетятся прочь от него и звери кинутся врассыпную, но даже рыбы метнутся к другом берегу. Завидев друг друга, они так не делают.
— Но человек ведь — царь над всеми зверьми.
— Возможно. Или лучше сказать — тиран? К тому же еще необходимо признать, что у него множество пороков.
— У Короля Пеллинора их вовсе не много.
— Однако, если Король Утер объявит войну, Пеллинор на нее пойдет. Ты знаешь, что Homo sapiens — это почти единственное животное, ведущее войны?
— Муравьи тоже воюют.
— Голубчик, не говори так вот походя: «Муравьи тоже воюют». Муравьев существует больше четырех тысяч разновидностей, и среди них я могу насчитать лишь пяток агрессивных. Пять муравьев, один, насколько я знаю, термит — и Человек.
— Но ведь стаи волков из Дикого Леса каждую зиму режут наших овец,
— Волки и овцы, друг мой, принадлежат к разным видам. А настоящие войны ведутся между сообществами, принадлежащими к одному и тому же виду. Среди сотен тысяч видов я могу начесть только семь агрессивных. Даже среди Человеков имеется несколько разновидностей — эскимосы, скажем, цыгане, саами и кое-какие кочевники в Аравии, — которые не воюют, потому что не проводят границ. В Природе войны встречаются реже, чем каннибальство. Тебе это не кажется неудачным стечением обстоятельств?
— Лично я, — сказал Варт, — с удовольствием отправился бы на войну, если б меня сделали рыцарем. Мне по душе трубы, знамена, сверканье доспехов и отчаянные атаки. И, конечно, я бы хотел совершить великие подвиги, быть отважным и победить свои страхи. Ведь есть же в войне отвага, и стойкость, и любовь между товарищами, а, барсук?
Ученое животное долго думало, глядя в огонь. В конце концов оно, как видно, решило сменить тему.
— А кто тебе больше понравился, — спросило оно, — муравьи или дикие гуси?
22
В канун торжественного уик-энда появился Король Пеллинор, пребывавший в состоянии крайнего возбуждения.
— Ну, я вам скажу! — вскрикивал он. — Вы знаете? Слышали? Это секрет, что?
— Что секрет, что? — спросили они у него.
— Да как же, Король, — кричало его величество. — Знаете насчет Короля?
— А что такое с Королем? — поинтересовался сэр Эктор. — Уж не хотите ли вы сказать, что он собирается к нам, поохотиться с этими его чертовыми гончими или еще что-нибудь такое?
— Он умер, — трагически вскричал Король Пеллинор. — Умер, бедняга, и охотиться больше не может.
Сэр Груммор уважительно встал и обнажил главу.
— Король умер, — сказал он. — Да здравствует Король.
Все остальные почувствовали, что им тоже следует встать, а няня мальчиков залилась слезами.
— Вот горе, так горе, — рыдала она. — Их верноподданное высочество померли, а какой был уважительный господин. Сколько ихних раскрашенных портретов я вырезала из иллюстрированных молитвенников и приклеила над камином. С того самого времени, как он был совсем молоденький и все разъезжал по свету, осматривая замки, и потом, когда он выиграл конкурс на звание «Принц Очарование» и посещал зоны бедствий, не было такой картинки с ним, которую б я не вырезала, да, и я всегда думала о нем перед сном.
— Нянюшка, угомонитесь, — сказал сэр Эктор.
— Торжественный момент, ведь так? — сказал Король Пеллинор, — что? Утер Завоеватель, 1066 — 1216.
— Торжественная минута, — сказал сэр Грум-мор. — Король мертв. Да здравствует Король.
— Нам следует опустить шторы, — сказал Кэй, всегдашний приверженец должных формальностей, — и приспустить флаги.
— Это верно, — сказал сэр Эктор. — Кто-нибудь, сбегайте, скажите сержанту.
Очевидно, выполнять это распоряжение надлежало Варту, ибо из присутствовавших людей благородного звания он был самым младшим, — и Варт весело побежал на поиски сержанта. Оставшиеся в башенном покое вскоре услышали голос, оравший: «А ну, раз-два, особый траур по его покойному величеству, по команде „два“ опускаем!», а затем плеск штандартов, знамен, вымпелов, флагов, флажков, лозунгов и эмблем, кои делали столь веселыми белоснежные башенки Замка Дикого Леса.
— Как вы об этом прослышали? — спросил сэр Эктор.
— Продирался, понимаете, прилеском за своей Зверюгой, и повстречал важного такого монаха-бенедиктинца, он мне и рассказал. Самая последняя новость.
— Бедный старик Пендрагон, — сказал сэр Эктор.
— Король умер, — важно возгласил сэр Груммор. — Да здравствует Король.
— Замечательно, конечно, что вы все время говорите об этом, дражайший Груммор, — раздражительно воскликнул Король Пеллинор, — но кто этот Король, что? — кто да здравствует-то, что? — о ком вы толкуете?
— Ну как же, его наследник, — ответил несколько озадаченный сэр Груммор.
— У нашего благословенного монарха, — слезливо сказала нянюшка, — не было никакого наследника. Это всякий знает, кто изучал верноподданное семейство.
— Господи помилуй! — воскликнул сэр Эктор. — Но ближайший-то родственник у него же ведь должен быть?
— Так в том-то и дело! — чрезвычайно возбудившись, закричал Король Пеллинор. — Это самое волнующее и есть, что? Ни наследника, ни ближайшего сородича, а трон кому же наследовать? Потому-то мой монах и тревожился, что? Потому все время и спрашивал, а кто же наследовать будет, что, а? Что?
— Вы что, хотите сказать, — гневно воскликнул сэр Груммор, — что в нашей Волшебной Стране больше нет Короля?
— Ни вот столечка, — закричал Король Пеллинор, чувствуя, какую он принес важную весть. — Зато появились знамения и чудеса всякого рода.
— По-моему, это скандал, — сказал сэр Груммор. — Бог ее знает, до чего докатилась несчастная старая страна. А всё эти лолларды и коммунисты, нисколько не сомневаюсь.
— Какие знамения и чудеса? — спросил сэр Эктор.
— Да, так вот, там в одной церкви появился такой меч, и он в камне. Ну, то есть не совсем в церкви, понимаете? а рядом с церковью, и не так чтобы в камне, что? Но в этом роде, вот так вот можно сказать.
— Куда смотрит Церковь, не понимаю, — сказал сэр Груммор.
— И все это в наковальне, — объяснил Король.
— Церковь?
— Нет, меч.
— Но вы, вроде, сказали, что он был в камне?
— Нет, — сказал Король Пеллинор, — камень около церкви.
— Послушайте, Пеллинор, — сказал сэр Эктор, — вам нужно немного отдохнуть, старина, и начать все сначала. Ну-ка, выпейте вот этот рог меда и успокойтесь.
— Меч, — сказал Король Пеллинор, — торчит из наковальни, которая стоит на камне. Он проходит сквозь наковальню и прямо в камень. Наковальня прилипла к камню. Камень стоит около церкви. Налейте мне еще меду.
— Ну и не вижу тут никакого чуда, — заметил сэр Груммор. — Чудо в другом, — как они допускают такие вещи. Впрочем, в наши дни, когда вокруг сплошные агенты саксов, ни за что нельзя поручиться.
— Друг вы мой разлюбезный, — вскричал Пеллинор, снова приходя в возбуждение, — дело же не в том, где стоит камень, что? — я же вам объясняю, а в том, что на нем написано, вот же в чем дело-то!
— На чем?
— Да на рукояти!
— Знаете, Пеллинор, — сказал сэр Эктор, — Вы просто посидите с минуту спокойно, лицом к стене, а потом вы нам все расскажете, о чем это вы тут толковали. Вы, главное, старина, успокойтесь. Не надо спешить. Посидите, посмотрите на стену, будьте умницей, а потом начинайте рассказывать, но только как можно медленнее.
— Там есть слова, написанные на этом мече, который торчит в этом камне, который стоит около этой церкви, — жалобно закричал Король Пеллинор, — и слова эти такие… Ох, да попытайтесь же вы меня выслушать, вместо того чтобы все время перебивать по пустякам, у меня уже голова от вас закружилась.
— Так какие это слова? — спросил Кэй.
— А слова такие, — сказал Король Пеллинор, — насколько я понял того старика-монаха из серого ордена.
— Ну, продолжайте, — сказал Кэй, ибо Король Пеллинор вдруг замолчал.
— Продолжайте, — сказал сэр Эктор, — что там за слова на том мече в той наковальне на том камне около той церкви, говорите.
— Какая-нибудь красная пропаганда, не сомневаюсь, — заметил сэр Груммор.
Король Пеллинор плотно зажмурил глаза, протянул в обе стороны руки и объявил, каждое слово с заглавной буквы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34