А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Горный царь довольствовался малым. Добыв себе жертву, он отдыхал в прохладных пещерах до тех пор, пока голод не звал его на очередную охоту. Этот хищник был славен своим долголетием, и многие ритофо подряд ничто в его жизни не менялось: днем он отсыпался, а ночью рыскал по своим владениям в поисках добычи.
Однако на сей раз спокойное и размеренное течение его жизни было грубо нарушено.
Галдящая, дурно пахнущая орда людей и странных животных, которых панон-тераваль никогда прежде не видел, влилась кипящим широким потоком в долину у подножия его гор.
Эти двуногие и четвероногие так шумели, что пугливые звери поспешили убраться подальше от опасного места, и окрестности пещеры тераваля опустели в считанные литалы. Никто не шел и по горной дороге: ни странники, ни бродячие прорицатели, ни пастухи со своими тучными стадами.
Могучий хищник давно уже не испытывал голода и отвык от этого неприятного состояния.
Ночью, рассвирепевший, он спустился к лагерю. Ярость его была настолько сильна, что заглушила даже могучий голос инстинкта, повелевающий убираться подальше от большого скопления людей. Тераваль отлично знал, какими опасными противниками могут быть двуногие. Не зря его великолепную шкуру портили два корявых длинных шрама, почти, впрочем, не видные под густой шерстью.
Охота у царя гор вышла странной.
Он не промахнулся, и единственный удар его мощной лапы, словно камень, пущенный из биратора, свалил с ног человека, на свою беду отошедшего слишком далеко от лагерных костров и преступившего порог темноты. Однако утащить законную добычу теравалю не удалось.
Человек дико закричал, ощутив, как трещит и раскалывается хребет, наполняя все тело жгучей болью, и к нему бросились товарищи по оружию.
Люди увидели только длинную черную тень огромных размеров и воина, плавающего в луже крови. Зверь остался невредим, – но и не утолил жестокого голода.
Теперь он бродил вокруг своей пещеры, как неприкаянная тень убийцы: ожесточенный, голодный и готовый схватить и разорвать на части всякого, кто пересечет границу его владений.
Юный Хималь действительно знал окрестности Каина гораздо лучше, чем расположение вещей в собственном доме.
В самом деле, старый Микхи не раз выговаривал внуку, что тот не помнит, где хранятся запасы смолы и лежат кожаные ремни и куда следует складывать тонкое шерстяное полотно, сотканное матерью. Хималю не раз и не два доставалось от деда за то, что он пристраивал вещи где попало, исключительно по настроению.
Но в горах юноша разительным образом менялся: он замечал каждый поворот тропинки, каждое растение и каждый камешек. Он мог безошибочно сказать, кто проходил здесь до него, куда пошел и что нес с собой.
Талант следопыта был у него прирожденным. И это признавали все.
О том, что в горах царит грозный панон-тераваль, молодой человек знал не понаслышке. Ему случалось издали видеть огромное гибкое тело, слышать отдаленный рев и находить кровавые следы обильной трапезы зверя.
Хималь отдавал себе отчет в том, что человек, вышедший против панон-тераваля один на один, обречен на мгновенную, но от этого не менее страшную смерть в его горячей алой пасти. Он даже не пытался бы сражаться с таким противником.
Но юноша был уверен в успехе своего предприятия. Ведь днем панон-тераваль спит, и он был убежден, что ему удастся проскользнуть незамеченным мимо зловещего места. А обратно, если боги помогут, Хималь будет возвращаться уже вместе с войском Газарры. Могучий тераваль, конечно, опасен, но вовсе не глуп – он не станет нападать на целый отряд вооруженных людей, чтобы наверняка погибнуть от их дротиков, топоров и мечей. Все было продумано и рассчитано до мелочей. Солнце стояло в самом зените, когда Хималь вступил на территорию зверя. Молодой человек шагал быстро и уверенно, не таясь и не опасаясь за свою безопасность, ибо именно в это время ночные хищники спали самым крепким сном.
Панон-тераваль был разъярен сильнее, чем это вообще возможно.
Яркое полуденное солнце, ненавистный золотой шар, слепил его чувствительные глаза, способные различать мельчайшие детали в кромешной тьме. Очертания предметов расплывались, а из глазниц сочилась тяжелая вязкая жидкость, моментально застывая желеобразными сгустками на великолепной серебристой шерсти.
Зверь хрипло рыкнул.
Хотелось пить. Но ночью он вдоволь налакался из ручья, и теперь жажда не перекрывала острое чувство голода.
По узкой тропинке, по которой лугису – горные козы – ходили на водопой, кто-то шел. Теравалю не нужно было видеть или слышать пришельца. Он просто знал, что его законная добыча наконец пришла в нужное место и теперь сытный обед обеспечен. Потому что невидимый еще некто шевелился, как шевелится крупное животное.
Хищник улегся за камнями, прижал уши к круглой голове. Затаился до поры. Жертва не могла пройти мимо него. Это он тоже знал.
Смерть выскользнула на тропинку и преградила ее.
Деваться было некуда.
Справа и слева громоздились крутые неприступные скалы; сзади – обрыв, отвесная скала, по которой только что вскарабкался Хималь, разодрав колени и локти.
Это была очень короткая и очень трудная дорога к Газарре.
И эту дорогу ему суждено было пройти до конца.
Почему-то когда говорят об этом, то не уточняют, о каком именно конце идет речь – о конце самой дороги или о конце жизненного пути того, кто по ней идет. Возможно, такие недомолвки возникают не по небрежности или случайности, а оттого, что до самого конца ни о чем нельзя говорить с полной уверенностью.
Слепой юноша плакал, сидя на вершине горы. У его ног валялись рассыпавшиеся жребии. Тонкие пальцы, шарили в траве, пытаясь нащупать хотя бы какой-нибудь из них, но резные палочки не давались, ускользали, словно живые существа…
Раллоден, верный клинок, доставшийся от отца, был крепко привязан за спиной, чтобы не мешать во время головокружительного подъема. Поверх него висел мешок с едой. Впрочем, даже если бы меч было легко выхватить из ножен, он оказался бы совершенно бесполезен. Ибо, если тераваля подпустить на расстояние вытянутой руки с оружием, – ты покойник.
Покойник с зажатым в руке мечом.
Или – покойник с топором.
Или – покойник с копьем.
Таким тебя когда-нибудь, может быть, найдут на этой никому не известной тропинке.
Хималь огляделся, и слезы выступили у него на глазах. Он стоял перед беспощадным теравалем и плакал от страха и бессилия.
/Они ждут. Они надеются. Они уверены, что я приведу помощь… Мама! Кто-нибудь! Сделайте же хоть что-то! Я не хочу умирать… Я не имею права… Этого просто не может быть, это мне снится…/
– Они ждут, – сказал он, всхлипывая, – понимаешь ты, убийца? Они надеются. Там, под горой, толпы людей. Там кучи мяса. Почему ты не там? – Юноша шмыгнул носом.
Панон-тераваль стоял не двигаясь, будто вслушивался в его сбивчивую речь. И у Хималя мелькнула безумная надежда: ведь может же быть так, чтобы кто-то из богов решил помочь Каину. И его спасет та невозможная случайность, о которых после рассказывают всем встречным и поперечным и в которые никто не хочет верить.
Потому что так не бывает.
– Уйди, – попросил Хималь. – Не убивай меня, пожалуйста. Ты огромный, сильный, непобедимый. Ты можешь убить любого, кого только захочешь…
Зверь внимательно смотрел на человека…
Солнце, проклятое солнце: выгрызало глаза.
Панон-тераваль давно бы уже прыгнул, но жертва стояла против света, и он видел только размытый смутный силуэт.
Хищник не хотел рисковать, потому медлил, примериваясь, чтобы не ошибиться, чтобы наверняка убить двуногого с одного удара.
Хималь чувствовал, что не выдерживает этого нечеловеческого напряжения. Он слишком долго смотрел в глаза ухмыляющейся твари, в пасти которой сверкали невероятных размеров и остроты клыки. Взгляд у зверя был стеклянный, безразличный, пустой. Взгляд убийцы.
Юноша больше не мог этого выносить и, чтобы сделать хоть что-то, потащил из-за спины меч.
Ему было смертельно страшно.
Двуногий наконец зашевелился. Единственное движение – и хозяин гор рассчитал, как он совершит свой великолепный прыжок.
В тот миг, когда рука Хималя метнулась к рукояти меча, тераваль метнулся сперва вверх, а потом вперед.
Гибкое тело, словно грозовая молния, прочертило серебряную дугу в звенящем от напряжения воздухе и ударило в человека.
Кровавые брызги поплыли в жарком мареве.
В первый момент Хималю даже не было больно, так ему было страшно.
Он видел, как взлетели круглые красные бусинки у него перед глазами, как они разбились о серебряный жесткий мех, в который он буквально утыкался лицом, как что-то темно-сверкающее легко, безо всякого сопротивления вошло в его правое предплечье.
Потом он почувствовал жаркое дыхание зверя. Но он должен был дойти до Газарры, и это придало ему сил.
Хималь вывернулся из-под тераваля, оставив на кривых когтях обрывки собственного мяса. Боль кипящим потоком затопила его, но он старался не придавать этому значения. Он старался существовать отдельно от этой страшной боли.
Бежать он не мог, встать на ноги тоже не хватало сил. Земля плясала и прыгала, сотрясалась и обрушивалась в бездну у него перед глазами, и он не мог найти никакой опоры.
Но он полз, зная, что только от него зависят сейчас жизни нескольких сотен защитников Каина и что счет один к нескольким сотням даже не подлежит обсуждению.
Его собственная жизнь больше не имела никакой самостоятельной ценности.
Ему казалось, что зверь это понял. Хоть и с опозданием, но все же понял. Что с него возьмешь? Зверь…
Хималь подумал даже, что потом, на обратном пути, он останется один на один со своим зверем, чтобы тот довел до конца начатое дело. Возможно, так оно и должно быть. И потому он шептал:
– Я вернусь, не бойся, я вернусь…
Ему казалось, что он прополз достаточно большое расстояние, а зверь неотступно следует за ним, защищая, охраняя, оберегая.
Он ведь все-таки понял.
И было очень легко, словно он качался на волнах, и приятно оттого, что тело наконец перестало болеть. Раскаленные стержни вынули из предплечья, ребер и груди; сняли со спины горячие уголья – и теперь Хималь мог пусть не идти, но хотя бы ползти в ближайшее поселение, чтобы там поднять тревогу и оповестить жителей Рамора о нашествии варваров…
Прыжок оказался точным, а удар передней правой лапы – смертельным.
Тело двуногого – на удивление хрупким.
Если бы тераваль хотел поразмышлять, то, несомненно, подумал бы и о том, отчего лугису, вдвое более легкие и тощие, чем люди, сопротивляются дольше и отчаяннее. Но зверю были чужды размышления.
Он, блаженно урча, отрывал куски теплого еще мяса, и плотный серебристый мех на его морде был заляпан кровью.
Когда панон-тераваль терзал свою жертву, все остальные не смели приближаться к нему. Поэтому даже жадные и от жадности неимоверно наглые падальщики – возникшие из ниоткуда, как только по горам пронеслась весть об очередном убийстве, совершенном владыкой, – держались на почтительном расстоянии от царя гор.
Он никогда бы не стал охотиться на них, но мог рассвирепеть, решив, что они посягают на его добычу, и разметать их дрожащую стаю, превратив ее в мгновение ока в кровавое месиво.
И они терпеливо ждали, когда хозяин насытится и предоставит им право подбирать объедки с царского стола.
Словом, на узкой, едва заметной козьей тропе, петляющей среди отвесных скал, не было никого.
И никто не видел, что на лице убитого теравалем молодого человека застыла светлая, торжествующая улыбка.
Улыбка человека, которому удалось исполнить свой долг.
На вершине холма плакал слепой…

ГЛАВА 3
1
Всемилостивейшему повелителю нашему Баадсру Айехорну,
царю Газарры, от Аддона Кайнена, главы клана Кайненов.
Царь мой и брат мой!
Немного странно, что я пишу тебе это послание, не будучи уверен в том, что смогу отправить его по назначению. Вполне возможно, что ты получишь его после того, как за моей спиной захлопнутся двери, ведущие в царство Ягмы.
Ты оказался прозорлив и предусмотрителен. Ты не напрасно беспокоился по поводу варваров и их предводителя: Омагра, вероятно, любимец своего красноглазого бога, ибо тот стремится всячески помогать ему.
Каин окружен несметными полчищами варваров. Я послал к тебе человека, но мне снятся дурные сны и терзают страшные предчувствия. Я не уверен, что мальчик сумеет вовремя добраться до тебя и передать наш крик о помощи.
Давай называть вещи своими именами – я пишу это письмо в никуда. Исключительно в неистовой вере в милосердие наших богов, которые не дадут ему затеряться, и ты услышишь мой голос, даже если меня самого уже не будет на этом свете.
Первое и главное: береги мою девочку. Ты могущественный владыка, и у тебя хватит власти, чтобы защитить ее, пусть даже от твоей жены и ее отпрыска. Я заклинаю тебя заботиться об Уне и сделать все, чтобы ее жизнь была счастливой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов