Мне нужно было подкрепиться. Мое длительное сексуальное возбуждение вызвало во мне волчий аппетит, как будто я прошагал пешком двадцать миль. Ужин был более обилен, чем обед: огромные блюда с холодной говядиной и ветчиной, томатный суп, горячие овощи (не картофель) и пшеничное печенье. К моему удивлению, я обнаружил, что здесь есть даже бар, и Гвинет, которая взяла надо мной шефство, сказала мне, что я могу выпить пиво или легкое вино. Она объяснила, что здесь нет крепких алкогольных напитков, но немного алкоголя помогает большинству людей расслабиться и насладиться пищей. Я с интересом наблюдал, как «интимность» продолжается и в столовой. Мужчины и женщины, касаясь друг друга, использовали любую возможность приласкать один другого, и даже поцеловаться. И на предыдущем занятии было много поцелуев, но, главным образом, в руки и шею, теперь же я увидел, что они чаще целовались в губы. Хотя некоторые из этих поцелуев были длительными, но их нельзя считать страстными, в том смысле, что они выражают желание пойти и лечь в постель.
Я хорошо поел, бокал пива очень меня освежил. После ужина я пошел по коридору в туалет, но он оказался занятым. Я поднялся наверх в то место, где, как я вспомнил, видел условные обозначения туалета – мужского и женского: мужская шляпа и женская сумочка с отделкой внизу, указывающей путь по коридору. Я последовал указанию стрелки и нашел туалет, который был оборудован совсем недавно, со множеством кабинок, как в общественном туалете. Но на дверях не было указаний, какая кабинка для мужчин, а какая – для женщин. Остановившись там, погруженный в раздумье, я неожиданно услышал звук шагов по коридору. К моему облегчению, я увидел Тессу.
– Рад увидеть вас снова. Где здесь мужская кабинка?
– Занимайте любую. У нас они все одинаковые. Видите ли, и здесь «интимность», понимаете? Вы идете?
– Конечно.
Должен признаться, мне было не по себе, но я видел, что испытывать смущение здесь не принято. Я зашел в дальнюю кабинку… и остолбенел: перегородка, отделявшая ее от следующей такой же кабинки, была сделана из стекла. Тесса заняла соседнюю кабинку и улыбнулась мне. Затем без стеснения задрала вверх платье, опустила до колен трусики и уселась на сиденье унитаза. Я сказал:
– Боже правый! Не слишком ли уж это, а?
– Я тоже так подумала, когда зашла сюда в первый раз. Но вы скоро привыкнете.
– Но мне не хочется издавать неприличные звуки, чтобы их слышали другие.
– Вы напрасно волнуетесь. Доктор Кернер сказал, что это естественный голос тела, он ничем не отличается от того, который исходит из вашего рта.
Я чувствовал себя глупо, продолжая стоять, и поэтому спустил до колен брюки и уселся на стульчак. Я никогда не был в более дурацком положении. Затем я услышал еще голоса, и в туалет зашли две женщины. Они направились к кабинкам в другом конце туалета, обнажили задницы и сели – стекло перегородок было исключительно прозрачное. Они на нас даже не взглянули, а продолжали горячо обсуждать то, что говорил на лекции Кернер. Их голоса заставили меня немного расслабиться, и пружины внутри меня сработали. Наблюдая, как Тесса подтирается клочком бумаги, я подумал, что мы более закомплексованные создания, чем полагаем, и в этом случае Кернер, вероятно, совершенно прав. Но все-таки в следующий раз я пойду в туалет с нормальными стенами. Потом мы вместе с Тессой спустились вниз.
Когда я вернулся в главный зал, то увидел, что большинство из «студентов» расселось на полу на подушечках. Когда я вошел, Кернер, стоявший возле камина, поманил меня к себе. Я подошел к нему. Он постучал по бутылке, стоявшей на столике, требуя тишины.
– А теперь я хочу представить вам знаменитого писателя и философа Джерарда Сорма, который является самым интересным английским писателем со времен Олдоса Хаксли и Дэвида Герберта Лоуренса (я думаю, что он придумал все это на ходу). Взгляды мистера Сорма на секс отличаются от наших во многих аспектах, и я попрошу его ознакомить нашу аудиторию с основными положениями его теоретических изысканий. Должен сказать, что я не предупредил его заранее, поэтому его выступление будет полной импровизацией.
Я не успел ни удивиться этому неожиданному предложению, ни почувствовать волнение перед новой и неизвестной мне аудиторией. Я встал и в основных чертах изложил свою теорию сексуального импульса, которая иллюстрирует мою феноменологическую теорию о взаимодействии человека с миром. Когда я почувствовал, что начинаю терять контакт с аудиторией, вдаваясь в философские корни Гуссерля, я стал говорить о своем понимании сексуального импульса как «ключа к хранилищам ключей» к сущности бытия и взаимоотношения между сексом и мистическим опытом. Я закончил тем, что попытался объяснить самую фундаментальную проблему – секс дает нам некоторое представление о концентрации разума, которая сделает нас богоподобными, если мы сможем овладеть этой концентрацией в других сферах нашей жизни. Я напомнил свою мысль о том, что человеческие существа подобны дедушкиным часам, которые приводятся в движение пружиной, но человеческое тело слишком тяжелое для маленькой пружинки нашей силы воли. Только в сексе мы, кажется, развиваем достаточно мощную пружину для дедушкиных часов. Я закончил, сказав, что мой главный интерес сосредоточен на проблеме, как научиться использовать на полную мощь неиссякаемые источники человеческой воли.
После моего выступления последовала интересная дискуссия, правда, не совсем связанная с поставленной мной проблематикой. Некоторые высказали возражение, что опасно переоценивать значение человеческой воли. Они, в основном, сосредоточились на проблемах, разрабатываемых Д. Г. Лоуренсом и Кернером. Я еще раз убедился, что именно этим я отличаюсь от них всех: я не сомневаюсь в возможностях воли и интеллекта человека.
Это был очень долгий день, и я почувствовал усталость. Уже было около десяти часов – время бежало очень быстро, – и меня стало клонить ко сну. Все это было чрезвычайно интересно и многообещающе, и я чувствовал, что Кернер приблизился вплотную к чему-то действительно важному, но мне нужно еще многое продумать, чтобы определить свое отношение к его теории и практике. Я надеялся, что вечер теперь примет более общественный характер, и я смогу незамеченным уйти и поспать.
Кернер поблагодарил меня и выразил надежду, что это не последняя наша встреча, затем он представил присутствующим Анжелу и Аластера, которые выглядели смущенными всеобщим вниманием, обращенным на них. Все вежливо похлопали, потом начали подниматься и расходиться. Я спросил у Кернера:
– А что дальше?
– А теперь начинается самая интересная часть нашего вечера. У нас будет еще одно, заключительное занятие по курсу интимности.
Мне это сообщение не доставило особого удовольствия. Предыдущее занятие было также интересным, но утомительным. Мне не хотелось проявлять свои сексуальные способности снова. Он сделал мне знак, и я вышел вслед за ним из комнаты, размышляя, будет ли он возражать, если я улизну с этого последнего занятия. Но вдруг я изменил свое решение и сказал:
– Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов относительно Эсмонда Донелли.
Он взглянул на меня и улыбнулся.
– Думаю, я кое-что смогу рассказать вам о нем, но мы поговорим об этом позже. Теперь у нас много других дел.
Я побрел за ним, порядком утомленный, вверх по лестнице, потом на втором этаже мы свернули направо, и я подумал, что мы идем в спальню девушек, но не дойдя до нее, он отомкнул двери рядом со спальней и вошел в комнату, и я последовал за ним. Это была совсем маленькая каморка, бывшая раньше, вероятно, кладовкой, но теперь в ней ничего не было, за исключением нескольких высоких табуретов. На одной из стен было широкое окно, за которым, к моему удивлению, стояла Гвинет, уставившись прямо на нас и поправляя свои волосы.
– Это, конечно же, «двойное зеркало».
Передо мной в первый раз в жизни было «двойное зеркало».
– Вы уверены, что она нас не видит?
– Пока я не сделаю этого. – Он поднялся и нажал на кнопку, и окно мгновенно превратилось в зеркало, в котором отражалось мое удивленное лицо. – Теперь она может видеть вас. Я изменил полярность. – Он снова щелкнул выключателем. Гвинет улыбнулась и помахала рукой через окно. Я тоже махнул ей, совершенно забыв, что она нас больше не видит.
– Зачем это?
– Для наблюдения. Вы видите, что сейчас женщины переодеваются.
И действительно, в переполненной спальне женщины снимали с себя платья, очки, свитера, нижнее белье и пояса для чулок. Гвинет, безо всякого смущения, с каким-то изяществом, грациозно завела руку за спину, нащупала там замок и потянула его вниз. Она стянула через голову платье и аккуратно сложила его на кровати. Она носила черную комбинацию с кружевной отделкой по краям, в которой выглядела очень соблазнительно. Казалось, она забыла о нас. Она выскользнула из комбинации, и та упала на пол. Гвинет, очевидно, не очень любила черное нижнее белье, на ней остался белый лифчик, черный пояс, поддерживающий черные чулки и узкие кружевные белые трусики из нейлона. Очевидно, она вышла за рамки правила, согласно которому женщинам запрещалось носить растягивающиеся трусики. Большинство других женщин, которых я смог увидеть, неукоснительно придерживались этого правила. Никто из них не носил бикини, на большинстве женщин были розовые или голубые сатиновые трусики, полностью закрывавшие живот, с резинкой на талии. Хотя, исходя из моего опыта, резинка на них не очень тугая, и если оттянуть ее на дюйм или два, то не составляет особого труда попасть в то заветное место, которое они призваны прикрывать.
Пока мы там находились, еще несколько мужчин присоединились к нам. Я увидел, что все женщины натягивали на себя шерстяные мини-юбки, которые я видел недавно, когда мы инспектировали женскую спальню. Кернер приказал:
– Пойдемте, вам тоже следует переодеться.
Я заметил, что большинство мужчин тоже носят своеобразную униформу – серые фланелевые спортивные брюки и белые тенниски. Мы направились в мужскую спальню, расположенную этажом выше. На вопрос, который вертелся у меня в голове, я сам нашел ответ, когда приоткрылась дверь в соседнюю с мужской спальней комнату и я увидел находившихся в ней женщин, очевидно наблюдавших через подобное «двойное зеркало» за тем, как переодеваются мужчины. Кернер резко скомандовал:
– Идите же, леди! Хватит наслаждаться эротикой переодевающихся мужчин. Пора и вам сменить одежды.
Все женщины поспешили уйти. Я заметил среди них Тессу. И когда мы входили в мужскую спальню, я повернулся и заметил, как она проскользнула назад в комнату для наблюдения.
В спальне большинство мужчин, казалось, были полураздеты, а один из них, стоявший перед «двойным зеркалом», действительно был совершенно голым. Я спросил у Кернера:
– Какое же точное назначение этого зеркала?
– Большинство людей имеют склонность к эксгибиционизму, даже наиболее психически устойчивые, и у большинства людей есть чрезмерное любопытство – подглядывать за другими. Здесь они могут доставить себе удовольствие удовлетворить эти обычно тщательно скрываемые наклонности без чувства вины. Нет почти ни одного сексуального извращения, которое можно было бы скрыть в этом месте. Мы пытаемся сделать так, чтобы они проявляли их открыто и честно и тем самым избавлялись бы от комплекса вины. Что касается вашей одежды. Я думаю, что трусы, которые на вас, вполне сойдут. Вам только нужна рубашка.
Он позвал Пауля, который уже был полностью одет в униформу, и отдал ему распоряжение найти мне рубашку. Несколько минут спустя Пауль вернулся с тонкой хлопчатобумажной тенниской. Когда я ее надел, то увидел, что она слишком длинна, и я заправил ее в брюки. Я заметил, что большинство мужчин носят самые различные спортивные трусы, которые рекламируются в журналах, пропагандирующих здоровый образ жизни, а на ногах у них – белые теннисные туфли. Многие мужчины принимали душ в ванной. Кернер хлопнул в ладоши и крикнул:
– Выходите, джентльмены! Пора переодеваться. Уже все леди покинули комнату для наблюдения.
Я вдруг с испугом вспомнил, что Тесса все еще была там, а я раздеваюсь в нескольких футах от зеркала. Надеюсь, ей понравилось это зрелище. Или, возможно, она наблюдает за другими мужчинами.
В главной комнате перед камином был помещен огромный экран. Я увидел там Анжелу, которая очень мило смотрелась в серой мини-юбке. Подобно некоторым другим женщинам, она носила чулки, хотя этот предмет туалета был, очевидно, необязателен. Я спросил:
– Как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно. Немного трудновато потерять так много сексуальных запретов за один день, но это чудесное ощущение. Я вам очень благодарна за то, что вы свели меня с доктором Кернером.
– Хотел бы я знать, что будет дальше?
– А ты разве не знаешь? Еще больше интимности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Я хорошо поел, бокал пива очень меня освежил. После ужина я пошел по коридору в туалет, но он оказался занятым. Я поднялся наверх в то место, где, как я вспомнил, видел условные обозначения туалета – мужского и женского: мужская шляпа и женская сумочка с отделкой внизу, указывающей путь по коридору. Я последовал указанию стрелки и нашел туалет, который был оборудован совсем недавно, со множеством кабинок, как в общественном туалете. Но на дверях не было указаний, какая кабинка для мужчин, а какая – для женщин. Остановившись там, погруженный в раздумье, я неожиданно услышал звук шагов по коридору. К моему облегчению, я увидел Тессу.
– Рад увидеть вас снова. Где здесь мужская кабинка?
– Занимайте любую. У нас они все одинаковые. Видите ли, и здесь «интимность», понимаете? Вы идете?
– Конечно.
Должен признаться, мне было не по себе, но я видел, что испытывать смущение здесь не принято. Я зашел в дальнюю кабинку… и остолбенел: перегородка, отделявшая ее от следующей такой же кабинки, была сделана из стекла. Тесса заняла соседнюю кабинку и улыбнулась мне. Затем без стеснения задрала вверх платье, опустила до колен трусики и уселась на сиденье унитаза. Я сказал:
– Боже правый! Не слишком ли уж это, а?
– Я тоже так подумала, когда зашла сюда в первый раз. Но вы скоро привыкнете.
– Но мне не хочется издавать неприличные звуки, чтобы их слышали другие.
– Вы напрасно волнуетесь. Доктор Кернер сказал, что это естественный голос тела, он ничем не отличается от того, который исходит из вашего рта.
Я чувствовал себя глупо, продолжая стоять, и поэтому спустил до колен брюки и уселся на стульчак. Я никогда не был в более дурацком положении. Затем я услышал еще голоса, и в туалет зашли две женщины. Они направились к кабинкам в другом конце туалета, обнажили задницы и сели – стекло перегородок было исключительно прозрачное. Они на нас даже не взглянули, а продолжали горячо обсуждать то, что говорил на лекции Кернер. Их голоса заставили меня немного расслабиться, и пружины внутри меня сработали. Наблюдая, как Тесса подтирается клочком бумаги, я подумал, что мы более закомплексованные создания, чем полагаем, и в этом случае Кернер, вероятно, совершенно прав. Но все-таки в следующий раз я пойду в туалет с нормальными стенами. Потом мы вместе с Тессой спустились вниз.
Когда я вернулся в главный зал, то увидел, что большинство из «студентов» расселось на полу на подушечках. Когда я вошел, Кернер, стоявший возле камина, поманил меня к себе. Я подошел к нему. Он постучал по бутылке, стоявшей на столике, требуя тишины.
– А теперь я хочу представить вам знаменитого писателя и философа Джерарда Сорма, который является самым интересным английским писателем со времен Олдоса Хаксли и Дэвида Герберта Лоуренса (я думаю, что он придумал все это на ходу). Взгляды мистера Сорма на секс отличаются от наших во многих аспектах, и я попрошу его ознакомить нашу аудиторию с основными положениями его теоретических изысканий. Должен сказать, что я не предупредил его заранее, поэтому его выступление будет полной импровизацией.
Я не успел ни удивиться этому неожиданному предложению, ни почувствовать волнение перед новой и неизвестной мне аудиторией. Я встал и в основных чертах изложил свою теорию сексуального импульса, которая иллюстрирует мою феноменологическую теорию о взаимодействии человека с миром. Когда я почувствовал, что начинаю терять контакт с аудиторией, вдаваясь в философские корни Гуссерля, я стал говорить о своем понимании сексуального импульса как «ключа к хранилищам ключей» к сущности бытия и взаимоотношения между сексом и мистическим опытом. Я закончил тем, что попытался объяснить самую фундаментальную проблему – секс дает нам некоторое представление о концентрации разума, которая сделает нас богоподобными, если мы сможем овладеть этой концентрацией в других сферах нашей жизни. Я напомнил свою мысль о том, что человеческие существа подобны дедушкиным часам, которые приводятся в движение пружиной, но человеческое тело слишком тяжелое для маленькой пружинки нашей силы воли. Только в сексе мы, кажется, развиваем достаточно мощную пружину для дедушкиных часов. Я закончил, сказав, что мой главный интерес сосредоточен на проблеме, как научиться использовать на полную мощь неиссякаемые источники человеческой воли.
После моего выступления последовала интересная дискуссия, правда, не совсем связанная с поставленной мной проблематикой. Некоторые высказали возражение, что опасно переоценивать значение человеческой воли. Они, в основном, сосредоточились на проблемах, разрабатываемых Д. Г. Лоуренсом и Кернером. Я еще раз убедился, что именно этим я отличаюсь от них всех: я не сомневаюсь в возможностях воли и интеллекта человека.
Это был очень долгий день, и я почувствовал усталость. Уже было около десяти часов – время бежало очень быстро, – и меня стало клонить ко сну. Все это было чрезвычайно интересно и многообещающе, и я чувствовал, что Кернер приблизился вплотную к чему-то действительно важному, но мне нужно еще многое продумать, чтобы определить свое отношение к его теории и практике. Я надеялся, что вечер теперь примет более общественный характер, и я смогу незамеченным уйти и поспать.
Кернер поблагодарил меня и выразил надежду, что это не последняя наша встреча, затем он представил присутствующим Анжелу и Аластера, которые выглядели смущенными всеобщим вниманием, обращенным на них. Все вежливо похлопали, потом начали подниматься и расходиться. Я спросил у Кернера:
– А что дальше?
– А теперь начинается самая интересная часть нашего вечера. У нас будет еще одно, заключительное занятие по курсу интимности.
Мне это сообщение не доставило особого удовольствия. Предыдущее занятие было также интересным, но утомительным. Мне не хотелось проявлять свои сексуальные способности снова. Он сделал мне знак, и я вышел вслед за ним из комнаты, размышляя, будет ли он возражать, если я улизну с этого последнего занятия. Но вдруг я изменил свое решение и сказал:
– Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов относительно Эсмонда Донелли.
Он взглянул на меня и улыбнулся.
– Думаю, я кое-что смогу рассказать вам о нем, но мы поговорим об этом позже. Теперь у нас много других дел.
Я побрел за ним, порядком утомленный, вверх по лестнице, потом на втором этаже мы свернули направо, и я подумал, что мы идем в спальню девушек, но не дойдя до нее, он отомкнул двери рядом со спальней и вошел в комнату, и я последовал за ним. Это была совсем маленькая каморка, бывшая раньше, вероятно, кладовкой, но теперь в ней ничего не было, за исключением нескольких высоких табуретов. На одной из стен было широкое окно, за которым, к моему удивлению, стояла Гвинет, уставившись прямо на нас и поправляя свои волосы.
– Это, конечно же, «двойное зеркало».
Передо мной в первый раз в жизни было «двойное зеркало».
– Вы уверены, что она нас не видит?
– Пока я не сделаю этого. – Он поднялся и нажал на кнопку, и окно мгновенно превратилось в зеркало, в котором отражалось мое удивленное лицо. – Теперь она может видеть вас. Я изменил полярность. – Он снова щелкнул выключателем. Гвинет улыбнулась и помахала рукой через окно. Я тоже махнул ей, совершенно забыв, что она нас больше не видит.
– Зачем это?
– Для наблюдения. Вы видите, что сейчас женщины переодеваются.
И действительно, в переполненной спальне женщины снимали с себя платья, очки, свитера, нижнее белье и пояса для чулок. Гвинет, безо всякого смущения, с каким-то изяществом, грациозно завела руку за спину, нащупала там замок и потянула его вниз. Она стянула через голову платье и аккуратно сложила его на кровати. Она носила черную комбинацию с кружевной отделкой по краям, в которой выглядела очень соблазнительно. Казалось, она забыла о нас. Она выскользнула из комбинации, и та упала на пол. Гвинет, очевидно, не очень любила черное нижнее белье, на ней остался белый лифчик, черный пояс, поддерживающий черные чулки и узкие кружевные белые трусики из нейлона. Очевидно, она вышла за рамки правила, согласно которому женщинам запрещалось носить растягивающиеся трусики. Большинство других женщин, которых я смог увидеть, неукоснительно придерживались этого правила. Никто из них не носил бикини, на большинстве женщин были розовые или голубые сатиновые трусики, полностью закрывавшие живот, с резинкой на талии. Хотя, исходя из моего опыта, резинка на них не очень тугая, и если оттянуть ее на дюйм или два, то не составляет особого труда попасть в то заветное место, которое они призваны прикрывать.
Пока мы там находились, еще несколько мужчин присоединились к нам. Я увидел, что все женщины натягивали на себя шерстяные мини-юбки, которые я видел недавно, когда мы инспектировали женскую спальню. Кернер приказал:
– Пойдемте, вам тоже следует переодеться.
Я заметил, что большинство мужчин тоже носят своеобразную униформу – серые фланелевые спортивные брюки и белые тенниски. Мы направились в мужскую спальню, расположенную этажом выше. На вопрос, который вертелся у меня в голове, я сам нашел ответ, когда приоткрылась дверь в соседнюю с мужской спальней комнату и я увидел находившихся в ней женщин, очевидно наблюдавших через подобное «двойное зеркало» за тем, как переодеваются мужчины. Кернер резко скомандовал:
– Идите же, леди! Хватит наслаждаться эротикой переодевающихся мужчин. Пора и вам сменить одежды.
Все женщины поспешили уйти. Я заметил среди них Тессу. И когда мы входили в мужскую спальню, я повернулся и заметил, как она проскользнула назад в комнату для наблюдения.
В спальне большинство мужчин, казалось, были полураздеты, а один из них, стоявший перед «двойным зеркалом», действительно был совершенно голым. Я спросил у Кернера:
– Какое же точное назначение этого зеркала?
– Большинство людей имеют склонность к эксгибиционизму, даже наиболее психически устойчивые, и у большинства людей есть чрезмерное любопытство – подглядывать за другими. Здесь они могут доставить себе удовольствие удовлетворить эти обычно тщательно скрываемые наклонности без чувства вины. Нет почти ни одного сексуального извращения, которое можно было бы скрыть в этом месте. Мы пытаемся сделать так, чтобы они проявляли их открыто и честно и тем самым избавлялись бы от комплекса вины. Что касается вашей одежды. Я думаю, что трусы, которые на вас, вполне сойдут. Вам только нужна рубашка.
Он позвал Пауля, который уже был полностью одет в униформу, и отдал ему распоряжение найти мне рубашку. Несколько минут спустя Пауль вернулся с тонкой хлопчатобумажной тенниской. Когда я ее надел, то увидел, что она слишком длинна, и я заправил ее в брюки. Я заметил, что большинство мужчин носят самые различные спортивные трусы, которые рекламируются в журналах, пропагандирующих здоровый образ жизни, а на ногах у них – белые теннисные туфли. Многие мужчины принимали душ в ванной. Кернер хлопнул в ладоши и крикнул:
– Выходите, джентльмены! Пора переодеваться. Уже все леди покинули комнату для наблюдения.
Я вдруг с испугом вспомнил, что Тесса все еще была там, а я раздеваюсь в нескольких футах от зеркала. Надеюсь, ей понравилось это зрелище. Или, возможно, она наблюдает за другими мужчинами.
В главной комнате перед камином был помещен огромный экран. Я увидел там Анжелу, которая очень мило смотрелась в серой мини-юбке. Подобно некоторым другим женщинам, она носила чулки, хотя этот предмет туалета был, очевидно, необязателен. Я спросил:
– Как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно. Немного трудновато потерять так много сексуальных запретов за один день, но это чудесное ощущение. Я вам очень благодарна за то, что вы свели меня с доктором Кернером.
– Хотел бы я знать, что будет дальше?
– А ты разве не знаешь? Еще больше интимности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56