Мог ли Райх мечтать о подобной благосклонности начальства, когда служил
обычным консультантом по геологии?) Завершались работы на первом туннеле.
Мы продемонстрировали Флейшману все самое интересное, а в конце показали
отбитый угол плиты Абхота, электронные снимки клинописей с других камней и
многое другое. Его потрясла сама мысль о том, что найдена цивилизация
древнее, чем останки пекинского питекантропа. Вот какую любопытную и
довольно правдоподобную теорию он изложил: наша планета стала пробным
поселением пришельцев с других планет, возможно, с Юпитера или Сатурна. Он
согласился с теорией Шродера[32] о неизбежности возникновения жизни на всех
планетах, и даже, как в случае с Марсом, жизни разумной. Марс он выделил
особо, поскольку своей массой эта планета уступает Земле в десять раз, и
из-за повышенной силы тяжести там исключается появление "гигантов", зато на
Юпитере и Сатурне гравитация позволяет обитать "гигантам".
В ответ Райх предложил свою гипотезу: уже не раз население Земли
попадало в гигантские катастрофы, вызванные поведением Луны, и всякий раз
человечество вынужденно мучительно возрождаться, начиная с первых ступеней
эволюции. А если допустить, что эти катастрофы вызывали мощные наводнения -
что почти доказано, - то понятно, почему древние цивилизации, возникшие за
миллионы лет до эпохи голоцена, оказались погребенными на такой глубине.
Так мы весь день проболтали о том о сем, а вечером отправились на
отличный мюзикл "Пираты из Пензанса"[33], поставленный оперным обществом
Урановой Компании, затем в директорском ресторане состоялся ужин. Райх
устроил Флейшмана в своем номере - туда мы и отправились после ужина. В
разговоре мы пока старались избегать тем, связанных с паразитами - этим не
стоит заниматься на ночь глядя. Но мы подбили Флейшмана поговорить об его
теории сексуальных побуждений. К полуночи он разговорился и выложил нам все
свои соображения. Мы слушали, иногда делали вид, что не совсем понимаем
его, вынуждая на большую откровенность. Результат даже перекрыл наши
ожидания: Флейшман с его блестящим аналитическим умом выдал нам самую
квинтэссенцию проблемы. Он заявил, что сексуальное побуждение в основе
своей - чувство романтическое, наподобие потребности писать стихи. Когда
поэт видит "знак вечности" в очертаниях горных вершин, он прекрасно
понимает, что горы вовсе не "увенчанные облаками боги". Это его мозг
наделяет горы величием, или, лучше сказать, он видит в них символ скрытого
величия собственного разума. Величие и отчужденность гор напоминает ему
собственную отчужденность. Вот так и мужчина влюбляется в женщину и видит в
ней инструмент эволюции, но глазами поэта. Истинная сила сексуального
побуждения - это сила божественного начала в человеке, и сексуальное
желание может пробудить эту силу, как горный пейзаж пробуждает осознание
красоты. Человека надо рассматривать не как единую сущность, а как вечную
битву между возвышенным и низким. Еще де Сад говорил, что сексуальное
извращение представляет собой эти два начала, сцепившиеся в конфликте
настолько прочно, что их невозможно разорвать. И именно низкое начало
сознательно использует энергию возвышенного в своих целях.
Тут Райх прервал нашего гостя. "А как вы объясните неслыханный рост
извращений в наше время?" - спросил он.
- Да, вы правы, - мрачно ответил Флейшман, - такое ощущение, что
низменные страсти в человеке словно кем-то подпитываются. Возможно, наша
цивилизация просто вырождается, уже выдохлась, и ее "высшие" инстинкты
израсходованы.
Впрочем, он лично пока в это не верит, как не верит и в то, что
современная неврастения возникла из-за неспособности человека стать
цивилизованным животным, так сказать, животным высокой индустриализации. У
человека было предостаточно времени, чтобы привыкнуть к жизни в больших
городах. Хотя объяснение может оказаться каким угодно...
Тут я зевнул и предложил продолжить беседу после завтрака. На следующий
день у нас была запланирована масса интересного для Флейшмана... Райх
согласился со мной. Столько всего предстоит обсудить, поэтому лучше это
сделать на свежую голову. Мы разошлись до утра.
За завтраком Флейшман был в приподнятом настроении. Уикэнд явно
пришелся ему по вкусу. Он поинтересовался, чем мы будем заниматься, но мы
ответили, что об этом лучше переговорить после завтрака.
Вернувшись в комнату Райха, мы продолжили вчерашнюю дискуссию с того
момента, на котором прервались накануне. Райх повторил выражение Флейшмана:
"Низменное начало в человеке словно бы кем-то подпитывается" и затем
предоставил мне поведать историю Карела Вайсмана и нашего открытия
паразитов.
На это ушло два часа, но с самого начала мы поняли: Флейшман был просто
находкой для нас. Минут двадцать он подозревал, что его водят за нос.
Однако дневники Карела убедили его в обратном. С этого момента для него все
стало проясняться. Но когда его возбуждение стало расти на глазах, Райх
быстро предупредил, что любая эмоция - сигнал предупреждения для паразитов,
вот почему мы решили подождать с объяснениями до утра. Флейшман согласился
с нашими выводами и дальше стал слушать со спокойным вниманием, а по тому,
как он сжал губы, стало ясно: паразиты приобрели еще одного грозного
противника.
Кстати, убедить Флейшмана было куда легче, чем когда-то Райха. Начать с
того, что еще в колледже он серьезно занимался философией и целый семестр
изучал Уилсона и Гуссерля. А когда мы продемонстрировали наши
ПК-способности, он полностью поверил нам. У Флейшмана был с собой мячик из
цветной кожи, который он купил для внучки; Райх заставил этот мячик
носиться по комнате. Я напрягся и начал двигать по полу книгу, а потом -
осу, злобно жужжащую над столом. Пока мы объясняли, Флейшман постоянно
приговаривал: "О Господи, все сходится". Оказывается, одну из центральных
концепций своей психологической теории он назвал "налогом на сознание".
Теперь-то мы объяснили ему, кто облагает нас этим налогом: паразиты разума.
Так Флейшман стал нашим первым учеником. Целый день мы просвещали его,
рассказывали о том, что сами знали: как обнаружить присутствие паразитов,
как защитить свой мозг от них. Этого пока было достаточно. Но он сразу
ухватил главное: человек при помощи особых приемов защищает от разграбления
территорию, которая принадлежит ему по праву, - страну своего разума, и
стоит ему у з н а т ь о существовании этой страны, как уже ничто не в
силах помешать человеку заявить о своем праве на нее. Завеса тумана
приподнимается, и человек становится путешественником по собственному
разуму, подобно тому, как путешествует он по морю, по воздуху и в космосе.
Все, что он с этого момента делает, зависит только от его воли. Можно
совершать увлекательные прогулки по новым землям, а можно заняться
составлением их подробной карты. Мы объяснили ему, почему не решаемся
использовать психоделические препараты и рассказали, что нового мы
привнесли в феноменологию.
После проделанной работы разыгрался зверский аппетит, а вслед за обедом
наступил черед Флейшмана поделиться своими соображениями. Как психолог он
знавал многих людей, интересовавшихся теми же вопросами. Двое из них живут
в Берлине: Олвин Куртис из Хиршфельдского института и Винсент Джиоберти,
бывший студент Флейшмана, а ныне профессор университета. Рассказал он и об
Эймсе и Томпсоне из Нью-Йорка, о Спенсфилде и Алексее Ремизове из Йеля, а
также о Шлафе, Герцоге, Хлебникове и Дидринге из Массачусетского института.
Тогда же он упомянул имя некоего Жоржа Рибо, человека, который чуть было не
погубил нас...
В тот же вечер мы впервые услышали о Феликсе Хэзарде. Райх и я не
слишком разбирались в современной литературе, но у Флейшмана был
естественный интерес к произведениям Хэзарда. За этим автором закрепилась
определенная репутация среди авангардистов, в его книгах странным образом
сочетались садизм, научная фантастика и вселенский пессимизм. Один ночной
клуб в Берлине выплачивал ему постоянный гонорар только за то, чтобы Хэзард
приходил туда и высиживал какое-то время, а извращенцы, являвшиеся
основными посетителями клуба, в это время могли полюбоваться на него.
Флейшман рассказал о некоторых книгах Хэзарда и добавил любопытную
подробность: оказывается, в молодости он увлекался наркотиками, теперь же
вынужден лечиться. Все факты указывали на то, что Хэзард был одним из
"зомби", которого обработали паразиты сознания. Флейшман встречался с ним
всего лишь раз, однако не испытал особого удовольствия от этой встречи. Он
даже записал в своем дневнике: "У Хэзарда мозг - словно свежевырытая
могила". Несколько дней после встречи у Флейшмана оставалось чувство
подавленности.
Перед нами встал вопрос: работать нам вместе или же Флейшман должен
вербовать союзников на свое усмотрение? Решили, что второй вариант нам не
подходит - втроем было легче и работать и решать стратегические задачи. С
другой стороны, вполне возможно, что времени у нас гораздо меньше, чем мы
предполагаем. Главное на нынешний момент - создать маленькую армию людей с
высоким интеллектуальным потенциалом. С приходом каждого нового человека
нам будет все легче объяснять задачу - ведь куда проще было убедить
Флейшмана вдвоем, а когда нас будет достаточно много, мы сможем убедить и
весь остальной мир. И вот тогда-то и состоится главное сражение...
Сейчас трудно представить, до чего же откровенны мы были в то наивное
время! Впрочем, не забывайте, что до сих пор нам сопутствовала удача, и мы
всерьез поверили в неспособность паразитов атаковывать тех, кто знает о
них.
Помню, как по дороге в аэропорт Флейшман смотрел на толпы людей,
снующих по ярко освещенным улицам Анкары, и затем сказал: "Такое чувство,
будто я умер в этот уикэнд и возродился совсем другим..." А потом, в здании
аэровокзала, он добавил: "Странно, все эти люди кажутся мне спящими. Они же
просто сомнабулы". Мы поняли - волноваться за Флейшмана не стоит. "Страна
сознания" уже овладела им.
А дальше все стало происходить так стремительно, что вся следующая
неделя показалась единым залпом событий. Через три дня Флейшман вернулся с
Олвином Куртисом и Винсентом Джиоберти. Он прилетел в четверг утром и
улетел в пять вечера. О таких ребятах, как Куртис н Джиоберти, мы могли
только мечтать, особенно по душе пришелся Куртис, который воспринимал
проблему, исходя из положений экзистенциальной философии; в своих
исследованиях он почти подошел к мысли о существовании паразитов.
Беспокоило лишь одно: Куртис тоже упомянул имя Феликса Хэзарда и еще больше
укрепил наши подозрения в том, что Хэзард - непосредственный агент
паразитов, "зомби", чей мозг полностью подменили во время наркотического
беспамятства. Похоже, у многих Хэзард вызывал ощущение скрытой злой силы,
которое юные нервические особы женского пола находили весьма возбуждающим.
Как и на Флейшмана, этот писатель произвел на Куртиса неприятное
впечатление. Но, что хуже всего, Хэзард уже дважды насмехался над работами
Куртиса в берлинском авангардистском журнале. Значит, паразиты взяли след
Куртиса, и ему стоит быть повнимательней.
Не будь мы такими кретинами, давно бы уже прикончили Хэзарда - труда
это не составляло. Флейшман успел развить свои зачаточные ПК способности до
такой степени, что еще немного тренировки - и он смог бы подтолкнуть
Хэзарда под машину, которую вел бы Куртис или Джиоберти. Но мы конечно не
могли пойти против совести. Нам было трудно осознать простую вещь: ведь
Хэзард у ж е мертв, проблема лишь в том, как сделать его тело бесполезным
для паразитов.
В течение следующих трех недель Флейшман каждый уикэнд приезжал к нам и
привозил все новых и новых союзников - Спенсфилда, Эймса, Касселя,
Ремизова, Ласкаратоса (из Афинского университета), братьев Грау, Джонса,
Дидринга и даже первую завербованную женщину, Сигрид Эльгстрем из
Стокгольмского института. За двадцать дней все они прошли через нас.
Относился я к этому неоднозначно. Конечно, хорошо, что к тайне приобщаются
все новые адепты, и мы с Райхом уже не были в одиночестве, но в то же время
я беспокоился, как бы кто из посвященных не сделал ошибку и не встревожил
паразитов. Хотя я убеждал себя в том, что паразиты не так уж опасны,
инстинкт все же подсказывал не отменять режима секретности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34