Мне надо все знать, прежде чем решиться!
Человек в белом в отчаянии стиснул руки, невероятно напомнив Гаральду прежнего нетерпеливого, горячего юнца. Однако Джорам справился с собой, сдержал злые слова. Выдержав какую-то внутреннюю борьбу, он погладил пальцами кожаные ремни, перекрещивавшие его грудь, — возможно, это прикосновение успокаивало его. И когда он заговорил, голос его был ровен.
— Посмотрите мне в лицо.
Принц с неохотой выполнил его просьбу. Глядя в знакомое и в то же время чужое лицо, он понял, что избегает смотреть на этого человека, не желая признавать пугающего, необъяснимого изменения.
— Кто я? Назовите мое имя.
Гаральд попытался отвести взгляд, но карие глаза не отпускали.
— Джорам, — неохотно сказал он наконец. — Ты Джорам, — повторил он.
— И сколько же времени прошло с тех пор, как я покинул этот мир? — мягко спросил Джорам.
— Год, — дрогнувшим голосом ответил Гаральд.
И тут очевидное поразило его как гром. Он был вынужден признать, что всего несколько сотен дней назад этот человек ушел в неведомое, будучи совсем еще юношей. А теперь перед принцем стоял ровесник, если не человек старше его.
— Я не понимаю! — в испуге воскликнул Гаральд.
— Для меня прошло десять лет, — ответил Джорам. — Сейчас у меня нет времени объяснить все. Если я не переживу этой битвы, найдите отца Сарьона — он сейчас в Мерилоне. Я оставил ему свои записки. Вам придется поверить в то, что я вам сейчас скажу. Если вы не верите неблагодарному мальчишке, которого вы некогда знали и которому помогли, — Джорам вздохнул, — то поверьте тому, что я считал последним деянием в своей жизни, — отречению от меча, который я создал, и добровольному уходу в смерть.
Лицо Джорама исказилось от муки, пока он говорил эти слова; рука прижала к груди кожаную перевязь.
Гаральд вспомнил все, что слышал о жутком последнем дне Джорама в этом мире, и подозрения его рассеялись. Он попытался было что-то сказать, но не находил слов. Джорам понял состояние принца и вместо всяких слов схватил его за руку.
— Я ушел в то, что считал смертью, но за Гранью — не смерть, ваше высочество, — спокойно продолжал Джорам. — Там жизнь! В гордыне своей мы считали себя в безопасности, отгородившись от всей прочей Вселенной нашей магической границей. Когда мы покинули древний мир, чтобы прийти сюда, мы думали — или надеялись, — что Старый мир забудет о нас точно так же, как и мы о нем.
Джорам отвел взгляд, глядя за ледяную стену в края, которые видел только он один.
— Они не забыли, — тихо сказал он. — Они утратили магию и искали ее, понимая, что она где-то еще есть. — Джорам улыбнулся, но улыбка была мрачной, и Гаральда от нее пронизала дрожь. — Я говорил прежде, что там, за Гранью, не смерть. Я ошибся. На самом деле там нет ничего, кроме смерти. Все миры за Гранью населены Мертвыми. Какая-то Жизнь, какая-то магия там есть, но она рассеяна по Вселенной, как атомы в глубоком космосе.
— Атомы... глубокий космос. — Слова казались странными, почти бессмысленными. Гаральд, как и Джорам, поднял глаза к небу. Его смятение не ушло, наоборот — оно росло, как и его страх.
Древний мир, из которого они в ужасе бежали, искал их? Принц почти ожидал увидеть там, в небесах, лица, смотрящие на них с безоблачного неба.
— Прости, я понимаю, что вы не в силах это осмыслить. — Джорам снова посмотрел на Гаральда, и теперь взгляд его был полон мольбы и настойчивости. — Чем я могу доказать? — Он крепче сжал руку принца, словно через это прикосновение мог все объяснить ему лучше, чем словами. — Они — Мертвые, если хотите, — в голосе Джорама прозвучала горькая ирония, от которой Гаральд болезненно поморщился, — называют это «экспедиционными силами». Их посылают исследовать мир, чтобы покорить и подчинить его и подготовить к оккупации.
— Что? — повторил совершенно ошеломленный Гаральд. Завоевать, покорить, оккупировать! Он знал эти слова, он понял. Он заставил себя слушать, заставил свой разум не цепляться за то, что еще утром считал реальностью. — Ты говоришь, они — Мертвые... — Он запнулся на этом слове, все еще упрямо не желая верить, хотя все, что ему надо было сделать для того, чтобы поверить, — так это посмотреть сквозь ледяную стену. — Они хотят нас завоевать? Зачем? И что потом?
— Они хотят разрушить барьеры, выпустить магию назад во Вселенную, — ответил Джорам. — Они возьмут вас в плен и уведут в свой мир.
— Но если они этого хотят, — возразил Гаральд со странным ощущением в душе, словно бы все происходило во сне, — то почему они убивают всех, кого видят, включая мирных жителей? — Он показал рукой. — Они не берут пленных! А если и берут, — сказал он, припомнив слова Радисовика, — то только каталистов!
— Да? — Джорам устремил изумленный взгляд на Гаральда.
— Да! Я видел сам! Знатные люди, их жены, дети приехали в своих сверкающих повозках, взяв с собой вино и еду, чтобы посмотреть на игру. Эти твари убили их! — Гаральд снова увидел перед собой перевернутое на спину тело и оскал обожженного черепа. — Значит, так они воюют там, за Гранью? — гневно спросил он. — Убивают беззащитных?
— Нет, — ответил Джорам, и глубокая тревога отразилась на его лице. — Они не дикие кентавры. Они не любят убивать. Они солдаты. У них есть свои законы войны, которые соблюдаются уже много веков. Я ничего не понимаю. Они же хотели брать пленных... — Он замолк, лицо его помрачнело. — Разве что... — Он не продолжил.
Гаральд покачал головой.
— Объясни хоть что-то!
— Если бы я мог! — прошептал Джорам словно бы самому себе. — Я думал, что знаю их. А теперь вижу, что они предали меня. Неужели они могут...
Гаральд пристально смотрел на него, слыша в голосе Джорама знакомые горькие нотки — и что-то еще. Эхо боли и утраты.
— Тем более мы должны сразиться с ними! — внезапно сказал Джорам, и голос его был холоден, как студеное дыхание ледяной стены. — Мы должны им показать, что они не захватят этот мир так просто, как им представлялось! Мы должны напугать их так, чтобы они ушли и никогда не вернулись.
— Но каким оружием мы будем биться? — беспомощно спросил Гаральд. — Льдом?
— Льдом, воздухом, огнем. Магией, друг мой, — ответил Джорам. — Жизнь. Жизнь будет нашим оружием... и Смерть.
Он достал из-за спины Темный Меч.
— Много лет прошло с тех пор, как я его сделал. И все же я часто вспоминал ту ночь — ночь в кузне, когда я ковал металл, а Сарьон дал ему Жизнь, — Джорам повернул Меч, внимательно рассматривая его. Он больше подходил руке теперешнего мужчины, чем прежнего юнца, но все же оружие это было неуклюжим, тяжелым, несбалансированным, им было трудно действовать. — Помните? — спросил он Гаральда, и на губах его мелькнула полуулыбка. — Помните тот день, когда мы с вами встретились? Когда я напал на вас в лощине? Вы сказали, что уродливее этого меча ничего в жизни не видели.
Взгляд Джорама скользнул по мечу принца. Солнце сверкало на узорчатой серебряной рукояти. Но на металле Темного Меча не было ни единого блика. Он вздохнул.
— Хотя я не знал ничего о Пророчестве, я понимал, что с этим мечом принес в мир какое-то зло. Сарьон знал об этом — он говорил мне, чтобы я его уничтожил прежде, чем Меч уничтожит меня. С тех пор я много об этом думал и понял, что не я главный источник зла в этом мире. — Он окинул взглядом оружие, погладил его грубую, бесформенную рукоять. — Этот меч и есть зло.
— Зачем тогда позволять ему существовать? — вздрогнув, глянул на клинок Гаральд.
— Поскольку он, как и все мечи, обоюдоострый, — ответил Джорам. — Теперь же, будь на то воля Олмина, я смогу с его помощью спасти всех нас. Будете ли вы сражаться, ваше высочество?
Принц все еще медлил.
— Почему ты помогаешь нам, Джорам? Если, как ты сказал, мы сами навлекли на себя беду, то тебе-то какое дело? После того, что мы с тобой сделали...
— Вы называли меня Мертвым! — пробормотал Джорам, повторив те последние слова, с которыми он ушел за Грань. — Но это вы мертвы. Этот мир мертв.
Он уставился на меч в своей руке — темный и угрожающий.
— Меня не было десять лет. Я вернулся, думая, что мир изменился, я намеревался... — Он осекся, нахмурился. — Не имеет значения. Сейчас это не важно. Довольно сказать, что я вернулся и увидел, что вы — этот мир — не изменились. В попытке получить власть, вы подвергли мукам беспомощное существо. Я забыл о своих замыслах, своих надеждах и пошел по земле в скорби, видя повсюду признаки тирании и несправедливости. В гневе своем я захотел вернуться за Грань, когда увидел все это. И увидел, что и она предала меня. — Горькая усмешка скользнула по его губам. — У меня, похоже, нет мира. Я хотел оставить вас, всех вас, — он обвел взглядом всех, даже и железных тварей, что пытались пробиться сквозь стену льда, — оставить на волю судьбы, не думая о том, победите вы или проиграете. Затем один очень мудрый человек напомнил мне кое о чем, что я успел забыть. Он сказал: «Ненавидеть легче, чем любить». — Джорам замолчал взгляд его устремился к блистающей стене льда, деревьям, зеленым холмам, синему небу, яркому солнцу. — Я понял, что этот мир — мой дом. Эти люди — мой народ. И потому я не могу говорить о них во втором лице. Я сказал — вы терзали Сарьона, но мне следовало сказать — я терзал этого доброго человека. Не будь меня, он не страдал бы.
Джорам с отсутствующим видом провел рукой по своим спутанным черным волосам.
— Есть и другая причина, — сказал он, и невыразимая печаль покрыла тенью его лицо. — Из всех десяти лет, что я пробыл в ином мире, и дня не прошло, чтобы я не вспоминал красоту Мерилона. — Он вопросительно посмотрел на Гаральда. — Ненавидеть легче, чем любить. Я никогда не шел легким путем. Так мы будем биться за этот мир... ваше высочество?
— Будем, — сказал принц. — И зови меня Гаральдом, — добавил он с кривой усмешкой. — Я слышу, что слова «ваше высочество» до сих пор застревают у тебя в горле.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
АНГЕЛ СМЕРТИ
Потом те, кто выжил, рассказывали, что их вел в битву сам Ангел Смерти.
Смутные слухи о Джораме стали расходиться среди сражавшихся за свою жизнь магов внутри крепости изо льда и камня. Мало кто знал истинную историю — только Мосия, Гаральд, Радисовик и колдунья. И все. Куда большее количество народу знали какие-то ее обрывки и торопливым шепотом пересказывали их соседям во время коротких передышек в ходе боя, развернувшегося после возведения ледяной стены. Император Ксавьер успел перед смертью сказать достаточно, чтобы люди сумели сложить кусочки всей истории вместе, как осколки разбитой статуи. К несчастью, это было похоже на то, как если бы складывать из осколков статую, которой никто никогда прежде в целом виде не видел.
Несколько каталистов, находившихся в крепости, присутствовали во время суда над Джорамом. Те, кто стоял рядом с принцем Гаральдом, слышали, как он назвал это имя, и вспомнили об этом. Слова Ксавьера — «Пророчество свершилось. Настал конец мира» — повторяли шепотом повсюду, как и рассказы всех каталистов о том, что произошло в тот ужасный день на берегу, когда все они видели, как этот человек — Джорам — ушел за Грань.
— Он Мертвый...
— У него меч тьмы, который высасывает Жизнь из своих жертв...
— Он убил бесчисленное количество людей, но, как я слышал, только мерзавцев. Его несправедливо обвинили, и теперь он вернулся из мертвых, чтобы отомстить...
— Ксавьер упал к его ногам! Вы сами видели! Какие еще доказательства вам нужны? Ведь старый император исчез, похоже, по вине Дкарн-дуук? Ну и пусть меня услышат! Ксавьер теперь мертв, и я готов побиться об заклад, что уж он-то не вернется...
— Пророчество? Слышал я одну сказку про Пророчество — что-то о старом чародее Мерлине и короле со сверкающим мечом, который вернется в свое королевство и спасет его в час беды...
Меч у Джорама был — но он не сверкал. Когда Джорам призвал всех к битве и народ собрался вокруг него, всем показалось, что он держит в руке полосу ночи. Его лицо было мрачным и жестким, как металл его меча.
— Этот день не станут воспевать в песнях и легендах. Если мы проиграем, песен вообще больше не будет...
Он был одет в белое, как те, кто провожает покойника в последний путь. Маги и каталисты, слышавшие его слова в тот день, поняли, что идут в бой безнадежный. Даже более безнадежный, чем путь Джорама за Грань.
— Вы сражаетесь с врагом из иного мира. Вы сражаетесь с врагом, который Мертв, с врагом, который умеет убивать быстрее молнии. Ваше единственное преимущество — ваша Жизнь. Используйте ее мудро, поскольку, когда Жизнь иссякнет, вы останетесь беспомощны перед врагом.
Когда голос Джорама утих, возгласов одобрения не последовало. Молчание охватило магов. Его прерывало лишь шипение световых лучей, проплавлявших во льду дыры, и жуткий рев железный тварей. По-прежнему молча, маги двинулись в битву.
По приказу Джорама ледяная стена была убрана. Надо будет творить заклятия, а стена забирала много Жизни у магов и каталистов. Каждый колдун, маг, чародей с этого момента сам отвечал за свою защиту от смертоносных лучей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Человек в белом в отчаянии стиснул руки, невероятно напомнив Гаральду прежнего нетерпеливого, горячего юнца. Однако Джорам справился с собой, сдержал злые слова. Выдержав какую-то внутреннюю борьбу, он погладил пальцами кожаные ремни, перекрещивавшие его грудь, — возможно, это прикосновение успокаивало его. И когда он заговорил, голос его был ровен.
— Посмотрите мне в лицо.
Принц с неохотой выполнил его просьбу. Глядя в знакомое и в то же время чужое лицо, он понял, что избегает смотреть на этого человека, не желая признавать пугающего, необъяснимого изменения.
— Кто я? Назовите мое имя.
Гаральд попытался отвести взгляд, но карие глаза не отпускали.
— Джорам, — неохотно сказал он наконец. — Ты Джорам, — повторил он.
— И сколько же времени прошло с тех пор, как я покинул этот мир? — мягко спросил Джорам.
— Год, — дрогнувшим голосом ответил Гаральд.
И тут очевидное поразило его как гром. Он был вынужден признать, что всего несколько сотен дней назад этот человек ушел в неведомое, будучи совсем еще юношей. А теперь перед принцем стоял ровесник, если не человек старше его.
— Я не понимаю! — в испуге воскликнул Гаральд.
— Для меня прошло десять лет, — ответил Джорам. — Сейчас у меня нет времени объяснить все. Если я не переживу этой битвы, найдите отца Сарьона — он сейчас в Мерилоне. Я оставил ему свои записки. Вам придется поверить в то, что я вам сейчас скажу. Если вы не верите неблагодарному мальчишке, которого вы некогда знали и которому помогли, — Джорам вздохнул, — то поверьте тому, что я считал последним деянием в своей жизни, — отречению от меча, который я создал, и добровольному уходу в смерть.
Лицо Джорама исказилось от муки, пока он говорил эти слова; рука прижала к груди кожаную перевязь.
Гаральд вспомнил все, что слышал о жутком последнем дне Джорама в этом мире, и подозрения его рассеялись. Он попытался было что-то сказать, но не находил слов. Джорам понял состояние принца и вместо всяких слов схватил его за руку.
— Я ушел в то, что считал смертью, но за Гранью — не смерть, ваше высочество, — спокойно продолжал Джорам. — Там жизнь! В гордыне своей мы считали себя в безопасности, отгородившись от всей прочей Вселенной нашей магической границей. Когда мы покинули древний мир, чтобы прийти сюда, мы думали — или надеялись, — что Старый мир забудет о нас точно так же, как и мы о нем.
Джорам отвел взгляд, глядя за ледяную стену в края, которые видел только он один.
— Они не забыли, — тихо сказал он. — Они утратили магию и искали ее, понимая, что она где-то еще есть. — Джорам улыбнулся, но улыбка была мрачной, и Гаральда от нее пронизала дрожь. — Я говорил прежде, что там, за Гранью, не смерть. Я ошибся. На самом деле там нет ничего, кроме смерти. Все миры за Гранью населены Мертвыми. Какая-то Жизнь, какая-то магия там есть, но она рассеяна по Вселенной, как атомы в глубоком космосе.
— Атомы... глубокий космос. — Слова казались странными, почти бессмысленными. Гаральд, как и Джорам, поднял глаза к небу. Его смятение не ушло, наоборот — оно росло, как и его страх.
Древний мир, из которого они в ужасе бежали, искал их? Принц почти ожидал увидеть там, в небесах, лица, смотрящие на них с безоблачного неба.
— Прости, я понимаю, что вы не в силах это осмыслить. — Джорам снова посмотрел на Гаральда, и теперь взгляд его был полон мольбы и настойчивости. — Чем я могу доказать? — Он крепче сжал руку принца, словно через это прикосновение мог все объяснить ему лучше, чем словами. — Они — Мертвые, если хотите, — в голосе Джорама прозвучала горькая ирония, от которой Гаральд болезненно поморщился, — называют это «экспедиционными силами». Их посылают исследовать мир, чтобы покорить и подчинить его и подготовить к оккупации.
— Что? — повторил совершенно ошеломленный Гаральд. Завоевать, покорить, оккупировать! Он знал эти слова, он понял. Он заставил себя слушать, заставил свой разум не цепляться за то, что еще утром считал реальностью. — Ты говоришь, они — Мертвые... — Он запнулся на этом слове, все еще упрямо не желая верить, хотя все, что ему надо было сделать для того, чтобы поверить, — так это посмотреть сквозь ледяную стену. — Они хотят нас завоевать? Зачем? И что потом?
— Они хотят разрушить барьеры, выпустить магию назад во Вселенную, — ответил Джорам. — Они возьмут вас в плен и уведут в свой мир.
— Но если они этого хотят, — возразил Гаральд со странным ощущением в душе, словно бы все происходило во сне, — то почему они убивают всех, кого видят, включая мирных жителей? — Он показал рукой. — Они не берут пленных! А если и берут, — сказал он, припомнив слова Радисовика, — то только каталистов!
— Да? — Джорам устремил изумленный взгляд на Гаральда.
— Да! Я видел сам! Знатные люди, их жены, дети приехали в своих сверкающих повозках, взяв с собой вино и еду, чтобы посмотреть на игру. Эти твари убили их! — Гаральд снова увидел перед собой перевернутое на спину тело и оскал обожженного черепа. — Значит, так они воюют там, за Гранью? — гневно спросил он. — Убивают беззащитных?
— Нет, — ответил Джорам, и глубокая тревога отразилась на его лице. — Они не дикие кентавры. Они не любят убивать. Они солдаты. У них есть свои законы войны, которые соблюдаются уже много веков. Я ничего не понимаю. Они же хотели брать пленных... — Он замолк, лицо его помрачнело. — Разве что... — Он не продолжил.
Гаральд покачал головой.
— Объясни хоть что-то!
— Если бы я мог! — прошептал Джорам словно бы самому себе. — Я думал, что знаю их. А теперь вижу, что они предали меня. Неужели они могут...
Гаральд пристально смотрел на него, слыша в голосе Джорама знакомые горькие нотки — и что-то еще. Эхо боли и утраты.
— Тем более мы должны сразиться с ними! — внезапно сказал Джорам, и голос его был холоден, как студеное дыхание ледяной стены. — Мы должны им показать, что они не захватят этот мир так просто, как им представлялось! Мы должны напугать их так, чтобы они ушли и никогда не вернулись.
— Но каким оружием мы будем биться? — беспомощно спросил Гаральд. — Льдом?
— Льдом, воздухом, огнем. Магией, друг мой, — ответил Джорам. — Жизнь. Жизнь будет нашим оружием... и Смерть.
Он достал из-за спины Темный Меч.
— Много лет прошло с тех пор, как я его сделал. И все же я часто вспоминал ту ночь — ночь в кузне, когда я ковал металл, а Сарьон дал ему Жизнь, — Джорам повернул Меч, внимательно рассматривая его. Он больше подходил руке теперешнего мужчины, чем прежнего юнца, но все же оружие это было неуклюжим, тяжелым, несбалансированным, им было трудно действовать. — Помните? — спросил он Гаральда, и на губах его мелькнула полуулыбка. — Помните тот день, когда мы с вами встретились? Когда я напал на вас в лощине? Вы сказали, что уродливее этого меча ничего в жизни не видели.
Взгляд Джорама скользнул по мечу принца. Солнце сверкало на узорчатой серебряной рукояти. Но на металле Темного Меча не было ни единого блика. Он вздохнул.
— Хотя я не знал ничего о Пророчестве, я понимал, что с этим мечом принес в мир какое-то зло. Сарьон знал об этом — он говорил мне, чтобы я его уничтожил прежде, чем Меч уничтожит меня. С тех пор я много об этом думал и понял, что не я главный источник зла в этом мире. — Он окинул взглядом оружие, погладил его грубую, бесформенную рукоять. — Этот меч и есть зло.
— Зачем тогда позволять ему существовать? — вздрогнув, глянул на клинок Гаральд.
— Поскольку он, как и все мечи, обоюдоострый, — ответил Джорам. — Теперь же, будь на то воля Олмина, я смогу с его помощью спасти всех нас. Будете ли вы сражаться, ваше высочество?
Принц все еще медлил.
— Почему ты помогаешь нам, Джорам? Если, как ты сказал, мы сами навлекли на себя беду, то тебе-то какое дело? После того, что мы с тобой сделали...
— Вы называли меня Мертвым! — пробормотал Джорам, повторив те последние слова, с которыми он ушел за Грань. — Но это вы мертвы. Этот мир мертв.
Он уставился на меч в своей руке — темный и угрожающий.
— Меня не было десять лет. Я вернулся, думая, что мир изменился, я намеревался... — Он осекся, нахмурился. — Не имеет значения. Сейчас это не важно. Довольно сказать, что я вернулся и увидел, что вы — этот мир — не изменились. В попытке получить власть, вы подвергли мукам беспомощное существо. Я забыл о своих замыслах, своих надеждах и пошел по земле в скорби, видя повсюду признаки тирании и несправедливости. В гневе своем я захотел вернуться за Грань, когда увидел все это. И увидел, что и она предала меня. — Горькая усмешка скользнула по его губам. — У меня, похоже, нет мира. Я хотел оставить вас, всех вас, — он обвел взглядом всех, даже и железных тварей, что пытались пробиться сквозь стену льда, — оставить на волю судьбы, не думая о том, победите вы или проиграете. Затем один очень мудрый человек напомнил мне кое о чем, что я успел забыть. Он сказал: «Ненавидеть легче, чем любить». — Джорам замолчал взгляд его устремился к блистающей стене льда, деревьям, зеленым холмам, синему небу, яркому солнцу. — Я понял, что этот мир — мой дом. Эти люди — мой народ. И потому я не могу говорить о них во втором лице. Я сказал — вы терзали Сарьона, но мне следовало сказать — я терзал этого доброго человека. Не будь меня, он не страдал бы.
Джорам с отсутствующим видом провел рукой по своим спутанным черным волосам.
— Есть и другая причина, — сказал он, и невыразимая печаль покрыла тенью его лицо. — Из всех десяти лет, что я пробыл в ином мире, и дня не прошло, чтобы я не вспоминал красоту Мерилона. — Он вопросительно посмотрел на Гаральда. — Ненавидеть легче, чем любить. Я никогда не шел легким путем. Так мы будем биться за этот мир... ваше высочество?
— Будем, — сказал принц. — И зови меня Гаральдом, — добавил он с кривой усмешкой. — Я слышу, что слова «ваше высочество» до сих пор застревают у тебя в горле.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
АНГЕЛ СМЕРТИ
Потом те, кто выжил, рассказывали, что их вел в битву сам Ангел Смерти.
Смутные слухи о Джораме стали расходиться среди сражавшихся за свою жизнь магов внутри крепости изо льда и камня. Мало кто знал истинную историю — только Мосия, Гаральд, Радисовик и колдунья. И все. Куда большее количество народу знали какие-то ее обрывки и торопливым шепотом пересказывали их соседям во время коротких передышек в ходе боя, развернувшегося после возведения ледяной стены. Император Ксавьер успел перед смертью сказать достаточно, чтобы люди сумели сложить кусочки всей истории вместе, как осколки разбитой статуи. К несчастью, это было похоже на то, как если бы складывать из осколков статую, которой никто никогда прежде в целом виде не видел.
Несколько каталистов, находившихся в крепости, присутствовали во время суда над Джорамом. Те, кто стоял рядом с принцем Гаральдом, слышали, как он назвал это имя, и вспомнили об этом. Слова Ксавьера — «Пророчество свершилось. Настал конец мира» — повторяли шепотом повсюду, как и рассказы всех каталистов о том, что произошло в тот ужасный день на берегу, когда все они видели, как этот человек — Джорам — ушел за Грань.
— Он Мертвый...
— У него меч тьмы, который высасывает Жизнь из своих жертв...
— Он убил бесчисленное количество людей, но, как я слышал, только мерзавцев. Его несправедливо обвинили, и теперь он вернулся из мертвых, чтобы отомстить...
— Ксавьер упал к его ногам! Вы сами видели! Какие еще доказательства вам нужны? Ведь старый император исчез, похоже, по вине Дкарн-дуук? Ну и пусть меня услышат! Ксавьер теперь мертв, и я готов побиться об заклад, что уж он-то не вернется...
— Пророчество? Слышал я одну сказку про Пророчество — что-то о старом чародее Мерлине и короле со сверкающим мечом, который вернется в свое королевство и спасет его в час беды...
Меч у Джорама был — но он не сверкал. Когда Джорам призвал всех к битве и народ собрался вокруг него, всем показалось, что он держит в руке полосу ночи. Его лицо было мрачным и жестким, как металл его меча.
— Этот день не станут воспевать в песнях и легендах. Если мы проиграем, песен вообще больше не будет...
Он был одет в белое, как те, кто провожает покойника в последний путь. Маги и каталисты, слышавшие его слова в тот день, поняли, что идут в бой безнадежный. Даже более безнадежный, чем путь Джорама за Грань.
— Вы сражаетесь с врагом из иного мира. Вы сражаетесь с врагом, который Мертв, с врагом, который умеет убивать быстрее молнии. Ваше единственное преимущество — ваша Жизнь. Используйте ее мудро, поскольку, когда Жизнь иссякнет, вы останетесь беспомощны перед врагом.
Когда голос Джорама утих, возгласов одобрения не последовало. Молчание охватило магов. Его прерывало лишь шипение световых лучей, проплавлявших во льду дыры, и жуткий рев железный тварей. По-прежнему молча, маги двинулись в битву.
По приказу Джорама ледяная стена была убрана. Надо будет творить заклятия, а стена забирала много Жизни у магов и каталистов. Каждый колдун, маг, чародей с этого момента сам отвечал за свою защиту от смертоносных лучей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48