– У меня кожа нежнее и тоньше, чем у любой из вас, и защитного меха почти нет.
Джон-Том упорно оставался за штурвалом, не влезая в дискуссию.
– Все бы им краситься да брюзжать, – шепнул он. – Можно подумать, они все еще у Манзая в клетках.
– Приятель, пущай тебя это не беспокоит. – Привалившийся к нактоузу Мадж выглядывал из-под полей шляпы и щурился на солнце, которое, по его мнению, затеяло пытать его без всякой жалости. – Принцессы – на то и принцессы, чтоб выглядеть на все сто и ныть.
– Мадж, иногда мне кажется, что ты – мизантроп.
– Совсем напротив, шеф. Я привык считать себя циником и оптимистом.
– Как головушка?
– С плеч еще не свалилась.
– Хотя твоей вины в этом нет. – Квиквелла стояла поблизости, причесывая мягкий шелковистый мех на лапах. – Твоя вина – в том, что нам пришлось так спешно покидать Машупро.
Выдр подмигнул:
– Точняк, моя вина, каюсь.
– А раз так, ты должен ответить. – Сешенше обратилась к подругам:
– Вс-се с-слышали? Нахал признает с-свои грехи.
– За все отвечу, за все. – Мадж спрятал морду под тиролькой. – Об одном прошу: не кричите.
– Я не кричу. Кто кричит? – взревела рысь.
– А разве у нас нет оснований кричать на тебя? – спросила Ансибетта в упор.
– Дамочки, милые мои, умоляю: чуток милосердия.
Выдр встал и, поддерживая лапами голову, заковылял к планширу.
Джон-Том у штурвала оглянулся:
– Ну, и что ты им ответишь?
– Отвечу! Вот щас как сигану за борт да попробую доплыть до Линчбени. Можа, какая-нибудь добрая душа выловит из Вертихвостки мои бренные останки и отвезет родне, чтоб их похоронили как полагается.
Это будут тихие похороны.
– Ты что, все забыл? Мы едва ноги унесли из города. И он, город, гнался за нами по пятам.
– Ух ты! – Выдр отвернулся от зеленого, как бутылочное стекло, моря, сел на палубу, прислонился спиной к лееру. – Не уверен, че помню события нынешнего утра.
– Ну и ладно. Избавлю тебя от мучительных воспоминаний. Только больше так не делай, пожалуйста.
Мадж заморгал:
– Как я смогу этого избежать, ежели не помню, че наделал?
– Я буду рядом и подскажу.
– А, тада ладно. – Выдр, дрожа, поднялся. – Ну а щас, ежели вы меня маленько извините, то, боюсь, мне пора подкормить живность в этом клепаном океане.
И он отправил за борт содержимое желудка. Процесс катарсиса сопровождался обильным рыганием и порханьем.
– Нет, вы видите? – Рысь выковырнула оказавшуюся в ухе сережку. – Какая омерзительная демонс-страция!
– О да, – согласилась Квиквелла.
Ансибетта дунула на ногти правой руки, чтобы побыстрее высох тщательно нанесенный лак.
– Подумать только, от этого алкоголика зависит наше возвращение.
– Ну, не полностью от него. – Алеукауна аккуратно наматывала трос на руку. – Боюсь, нам придется рассчитывать на собственные силы.
– Почему? У тебя довольно толковые солдаты.
Принцесса-мангуста любовно глянула на лейтенанта и его отряд.
– Да, они неплохо поработали. Для представителей низших сословий.
Нашли нас и вырвали из лап неописуемо отвратительной личности по имени Манзай.
– С помощью чаропевца, – поспешила добавить Умаджи.
– Да, с помощью чаропевца.
Ансибетта взглянула на Джон-Тома, а тот знай себе рулил, не подозревая, что привлек к себе внимание дам.
– Вам не кажется, что он довольно симпатичен? В смысле грубом, неутонченном, разумеется.
Сешенше скорчила гримаску.
– Никогда не понимала, что вы, люди, находите друг в друге. Уж эта мне холодная лыс-сая кожа!
Она содрогнулась.
– Ни одного приличного когтя на лапе.
Квиквелла выпустила длинные шипы.
– И плоские морды, – добавила Алеукауна. – Поцелуй – скорее не сближение, а столкновение.
– Ничего, спасибо, мы вполне справляемся, – без малейшего смущения заступилась Ансибетта за свое племя.
– А я рада, что я не человек, – фыркнула в усы Пиввера.
Над ними возвысился могучий силуэт.
– К чему эти детские споры? – Умаджи Туурская обняла Ансибетту за плечи тяжелой лапой. – Да, природа обделила людей шерстью, но нам бы не презирать их за это, а посочувствовать! К тому же они – приматы! – К Алеукауне повернулась широченная морщинистая морда. – Более того, плоские лица, да будет вам известно, имеют свои преимущества.
– В самом деле? Хоть убей, не пойму, как можно считать плюсом отсутствие нормальной морды.
Бурное обсуждение разновидностей рыл, шкур, клыков и иных частей тела вконец допекло Маджа, тщетно мечтавшего забиться в тихий уголок, и заставило его выбирать между топом мачты и трюмом. В конце концов он плюнул и остался на месте. От него сбежала хваленая безбоязненность, прежде позволявшая дневать и ночевать в «вороньем гнезде», а состояние желудка, забившегося куда-то между пищеводом и легкими, не вдохновляло приближаться к зловонному и сырому трюму.
С помощью добродушного, а может быть, сочувствующего ветерка судно быстро бежало на юг.
Через неделю на горизонте обозначилась грозовая туча. Стоявший у штурвала Найк поманил Джон-Тома. Море заметно осерчало, а мангуст по собственному опыту знал, на что способен океан в непогожий день.
– Что вы на это скажете? – Он указал вперед. Полоса шквала, растянувшаяся насколько хватало глаз, накатывала опасным темно-серым валом. – Надо ее как-то обойти. Куда повернем, влево или вправо?
Маленькие, но сильные лапы застыли в напряженном ожидании на штурвале.
– Почему вы меня спрашиваете? – Джон-Том с тревогой разглядывал зловещие облака. На миг влажное подбрюшье бури осветила молния, бурлящая воздушная стихия окрасилась сурьмой. – Я не мореход. На этой лоханке у меня роль пассажира.
Найк нервно почесал покрытое короткой бежевой шерстью темя.
– Разве вам не по силам успокоить океан чаропением? Или хотя бы провидеть спасительный курс?
– Ничего не получится. Мой профиль – извлечение из иных реальностей одушевленных и неодушевленных предметов. С такими непредсказуемыми явлениями, как погода, мне еще не приходилось иметь дело. Я могу с тем же успехом утопить вас, а не спасти.
– Наш кораблик крепок, но не велик, и мы – не очень-то опытная команда. Времени осталось немного, скоро на нас обрушится шторм.
Неужели вам нечего предложить?
– Ну, подумать никогда не вредно, – ушел от ответа Джон-Том.
Над его плечом раздался звон. Облачко нот висело так близко, что щеке стало тепло, и настойчиво пело. «Невероятно, – подумал он, – одна и та же мелодия способна выражать самый широкий спектр эмоций, всего лишь изменяя темп и громкость».
Найк смотрел на облачко и диву давался.
– В вопросах мистических я ничего не смыслю, но спилите мне зубы, если музыка не пытается что-то сказать.
– Не правда ли, у нее беспокойный вид? – Пульсирующие крапинки кружились в считанных дюймах от глаз Джон-Тома. – Что ты хочешь сказать?
Музыка, будто в ответ, вытянулась в тонюсенькую розовую полоску, застыв над волнующимся морем в нескольких градусах правее носа корабля, и запело на пределе громкости. Это повторилось несколько раз.
Чаропевец уже знал смысл этого жеста.
– Что оно делает?
Мангуст крепче ухватился за штурвал.
– Предлагает изменить курс. Думаю, стоит последовать совету – хуже не будет. Если, конечно, у вас нет другой идеи.
– Чаропевец, я уже сказал, что я всего-навсего моряк-любитель. – С этими словами лейтенант крутанул штурвал, и нос пошел вправо. – Вы уверены в правильности этого направления?
– Нет, но я всегда уверен в музыке. Если сейчас же не встать на ее курс, мы обязательно врежемся в бурю. А так – глядишь, и спасемся.
Может быть – всего лишь может быть, – музыка знает, что делает. Уж я-то совершенно не знаю.
Ноты образовали спираль, затем овоид. С каждой переменой формы изменялся и темп. Только в одном музыка оставалась постоянной: в своем выборе курса.
Умаджи прислонилась к планширу левого борта и задумчиво глядела на воду. В считанных ярдах от ее морды кристаллизовался серебристый туман. Она с возгласом изумления отшатнулась от призрака. Джон-Том заметил, что горилла хорошо поработала над мехом на затылке и шее – уложила его в множество тонких изящных завитков. Кудряшки придавали облику могучего примата что-то трогательно-младенческое.
Среди тумана материализовалось и зависло на уровне палубы уже знакомое путешественникам насекомовидное существо. Оно уставилось на Джон-Тома.
– Здравствуйте, человек! Вы здесь! Я вспомнил то, что забыл!
– А что вы забыли? – в полной растерянности спросил Джон-Том.
– Задачу моих поисков! – Антенны качнулись вперед. – До чего же зыбкая эта штуковина – память.
Мадж облокотился о планшир и небрежным тоном заметил:
– Шеф, а ты в курсе, че меж твоим седалищем и морем ни фига нет, кроме воздуха?
– Море? О чем вы говорите? – Существо глянуло вниз, пронзительно взвыло от изумления и с впечатляющим плеском упало в воду.
– Наверное, оно собиралось появиться на палубе, – задумчиво предположил Найк. – И тут мы резко взяли право руля.
Джон-Том, не обратив внимания на слова лейтенанта, бросился к лееру. Гость беспомощно трепыхался в воде. Обладая аж восемью конечностями, он при этом совершенно не разбирался в стилях плавания.
– Я вспомнил! – Жук плевался водой. – Я вспомнил!
Джон-Том сложил ладони рупором и крикнул:
– Что вы вспомнили?
– Вспомнил… что не умею плавать! – жалобно воскликнул жук и умолк – его голова скрылась под невысокой волной.
Джон-Том уже стаскивал с себя плащ и рубашку.
Он увидел, что насекомое вынырнуло и возится с пультом у себя на спине. И снова жук окутался туманом – на сей раз скоплением серебристых искр, таких ярких, что пришлось отвернуться. Но все равно создалось впечатление, будто Джон-Тома фотографируют с сотнями ламп-вспышек. Застигнутые врасплох принцессы кричали и терли глаза.
Джон-Том все же глянул сквозь слезы: в океане появилась аккуратная сферическая дырка, словно кто-то ловко зачерпнул ложкой шарик в коробке темно-зеленого мороженого. В полость вплыла парочка макрелей и, падая, неистово затрепыхала плавниками, затем гладкие изогнутые стены обрушились, и снова на этом месте плескались волны, будто ничего и не случилось.
– Занятно, хоть и бессмысленно. – Мадж подошел к другу. – Че до меня, так я не в восторге от его волшебства.
– Я не думаю, что это волшебство. По-моему, это наука.
– Волшебство, наука – вопрос лишь в терминологии. Как считаешь, он еще разок попробует? Жучина чей-то хотел от нас, как пить дать.
– Знаешь, Мадж, я сбит с толку не меньше твоего.
– Ну, тут ты ошибаешься, чувак. Ты сильнее моего сбит с толку. Это в твоем роду наследственное.
Чаропевец решил не препираться с выдром.
– Сейчас меня больше интересует, как проскочить мимо бури.
Он кивком указал на приближающуюся шеренгу черных туч.
Найк между тем вел судно вслед за поющими нотами. Не мерещится ли просвет на западе, прямо по курсу? Этого Джон-Том сказать не мог.
– Как ты себя чувствуешь?
– Кто, я? – Выдр поправил тирольку. – Как всегда, чувак, оптимально. Правда, гложет меня одно сомненьице…
– Что еще за сомненьице?
– Я хоть время-то классно провел?
– Не сказал бы.
– Жалко. – Выдр глубоко вздохнул и приложил лапу к груди. – Ну, ниче, зато я щас себя распрекрасно чувствую. А как там наши телки?
Он окинул взором палубу. Принцессы собрались вокруг мачты, болтали, помогали друг дружке, а мангусты возились с парусной оснасткой.
– Ага, вроде все путем. Беспокоит тока одно: че на нас может снова брякнуться забывчивый жук-великан черт-те знает откуда. Ниче, думаю, мы это как-нибудь переживем.
Мадж лучился самодовольством. Счастливая улыбка была настолько заразительной, что у Джон-Тома потеплело на сердце. Когда ухмыляется выдра, тебе тоже ничего не остается, как улыбаться до ушей. И тут совершенно нежданно, с яростью женщины, полгода просидевшей на диете и обнаружившей, что она потеряла всего четыре фунта, на судно обрушился шторм. Невозможно было даже зажечь бортовые огни, чтобы найти дорогу к каютам. Впрочем, особой необходимости в лампах не возникло. Молнии непрестанно обстреливали море и кораблик и освещали больше, чем хотелось бы. Внизу было сухо, однако жуткая качка сулила жестокие приступы морской болезни. Принцессы колебались, выбирая между тошнотой и промоканием до нитки. Когда к их телам прилипло целое состояние из шелков и шифона, они потянулись к единственному трапу. Шести самцам понадобились все их силы, чтобы не опрокинулся кораблик. Помогали им в меру своих возможностей Алеукауна и Пиввера. Не прощающий ошибок ветер в клочья разорвал неубранный спинакер, но им удалось зарифить грот.
Джон-Том и Найк выбивались из сил, не давая судну сойти с курса, вдвоем удерживая штурвал. Одно хорошо: своего поводыря они видели без труда. Облачко слабо сияло чуть впереди бушприта, и непогода его, видимо, не пугала. Возможно, у Джон-Тома разгулялось воображение, пришпоренное молниями и затуманенное проливным дождем, однако он мог поклясться, что облачко подпевает грому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Джон-Том упорно оставался за штурвалом, не влезая в дискуссию.
– Все бы им краситься да брюзжать, – шепнул он. – Можно подумать, они все еще у Манзая в клетках.
– Приятель, пущай тебя это не беспокоит. – Привалившийся к нактоузу Мадж выглядывал из-под полей шляпы и щурился на солнце, которое, по его мнению, затеяло пытать его без всякой жалости. – Принцессы – на то и принцессы, чтоб выглядеть на все сто и ныть.
– Мадж, иногда мне кажется, что ты – мизантроп.
– Совсем напротив, шеф. Я привык считать себя циником и оптимистом.
– Как головушка?
– С плеч еще не свалилась.
– Хотя твоей вины в этом нет. – Квиквелла стояла поблизости, причесывая мягкий шелковистый мех на лапах. – Твоя вина – в том, что нам пришлось так спешно покидать Машупро.
Выдр подмигнул:
– Точняк, моя вина, каюсь.
– А раз так, ты должен ответить. – Сешенше обратилась к подругам:
– Вс-се с-слышали? Нахал признает с-свои грехи.
– За все отвечу, за все. – Мадж спрятал морду под тиролькой. – Об одном прошу: не кричите.
– Я не кричу. Кто кричит? – взревела рысь.
– А разве у нас нет оснований кричать на тебя? – спросила Ансибетта в упор.
– Дамочки, милые мои, умоляю: чуток милосердия.
Выдр встал и, поддерживая лапами голову, заковылял к планширу.
Джон-Том у штурвала оглянулся:
– Ну, и что ты им ответишь?
– Отвечу! Вот щас как сигану за борт да попробую доплыть до Линчбени. Можа, какая-нибудь добрая душа выловит из Вертихвостки мои бренные останки и отвезет родне, чтоб их похоронили как полагается.
Это будут тихие похороны.
– Ты что, все забыл? Мы едва ноги унесли из города. И он, город, гнался за нами по пятам.
– Ух ты! – Выдр отвернулся от зеленого, как бутылочное стекло, моря, сел на палубу, прислонился спиной к лееру. – Не уверен, че помню события нынешнего утра.
– Ну и ладно. Избавлю тебя от мучительных воспоминаний. Только больше так не делай, пожалуйста.
Мадж заморгал:
– Как я смогу этого избежать, ежели не помню, че наделал?
– Я буду рядом и подскажу.
– А, тада ладно. – Выдр, дрожа, поднялся. – Ну а щас, ежели вы меня маленько извините, то, боюсь, мне пора подкормить живность в этом клепаном океане.
И он отправил за борт содержимое желудка. Процесс катарсиса сопровождался обильным рыганием и порханьем.
– Нет, вы видите? – Рысь выковырнула оказавшуюся в ухе сережку. – Какая омерзительная демонс-страция!
– О да, – согласилась Квиквелла.
Ансибетта дунула на ногти правой руки, чтобы побыстрее высох тщательно нанесенный лак.
– Подумать только, от этого алкоголика зависит наше возвращение.
– Ну, не полностью от него. – Алеукауна аккуратно наматывала трос на руку. – Боюсь, нам придется рассчитывать на собственные силы.
– Почему? У тебя довольно толковые солдаты.
Принцесса-мангуста любовно глянула на лейтенанта и его отряд.
– Да, они неплохо поработали. Для представителей низших сословий.
Нашли нас и вырвали из лап неописуемо отвратительной личности по имени Манзай.
– С помощью чаропевца, – поспешила добавить Умаджи.
– Да, с помощью чаропевца.
Ансибетта взглянула на Джон-Тома, а тот знай себе рулил, не подозревая, что привлек к себе внимание дам.
– Вам не кажется, что он довольно симпатичен? В смысле грубом, неутонченном, разумеется.
Сешенше скорчила гримаску.
– Никогда не понимала, что вы, люди, находите друг в друге. Уж эта мне холодная лыс-сая кожа!
Она содрогнулась.
– Ни одного приличного когтя на лапе.
Квиквелла выпустила длинные шипы.
– И плоские морды, – добавила Алеукауна. – Поцелуй – скорее не сближение, а столкновение.
– Ничего, спасибо, мы вполне справляемся, – без малейшего смущения заступилась Ансибетта за свое племя.
– А я рада, что я не человек, – фыркнула в усы Пиввера.
Над ними возвысился могучий силуэт.
– К чему эти детские споры? – Умаджи Туурская обняла Ансибетту за плечи тяжелой лапой. – Да, природа обделила людей шерстью, но нам бы не презирать их за это, а посочувствовать! К тому же они – приматы! – К Алеукауне повернулась широченная морщинистая морда. – Более того, плоские лица, да будет вам известно, имеют свои преимущества.
– В самом деле? Хоть убей, не пойму, как можно считать плюсом отсутствие нормальной морды.
Бурное обсуждение разновидностей рыл, шкур, клыков и иных частей тела вконец допекло Маджа, тщетно мечтавшего забиться в тихий уголок, и заставило его выбирать между топом мачты и трюмом. В конце концов он плюнул и остался на месте. От него сбежала хваленая безбоязненность, прежде позволявшая дневать и ночевать в «вороньем гнезде», а состояние желудка, забившегося куда-то между пищеводом и легкими, не вдохновляло приближаться к зловонному и сырому трюму.
С помощью добродушного, а может быть, сочувствующего ветерка судно быстро бежало на юг.
Через неделю на горизонте обозначилась грозовая туча. Стоявший у штурвала Найк поманил Джон-Тома. Море заметно осерчало, а мангуст по собственному опыту знал, на что способен океан в непогожий день.
– Что вы на это скажете? – Он указал вперед. Полоса шквала, растянувшаяся насколько хватало глаз, накатывала опасным темно-серым валом. – Надо ее как-то обойти. Куда повернем, влево или вправо?
Маленькие, но сильные лапы застыли в напряженном ожидании на штурвале.
– Почему вы меня спрашиваете? – Джон-Том с тревогой разглядывал зловещие облака. На миг влажное подбрюшье бури осветила молния, бурлящая воздушная стихия окрасилась сурьмой. – Я не мореход. На этой лоханке у меня роль пассажира.
Найк нервно почесал покрытое короткой бежевой шерстью темя.
– Разве вам не по силам успокоить океан чаропением? Или хотя бы провидеть спасительный курс?
– Ничего не получится. Мой профиль – извлечение из иных реальностей одушевленных и неодушевленных предметов. С такими непредсказуемыми явлениями, как погода, мне еще не приходилось иметь дело. Я могу с тем же успехом утопить вас, а не спасти.
– Наш кораблик крепок, но не велик, и мы – не очень-то опытная команда. Времени осталось немного, скоро на нас обрушится шторм.
Неужели вам нечего предложить?
– Ну, подумать никогда не вредно, – ушел от ответа Джон-Том.
Над его плечом раздался звон. Облачко нот висело так близко, что щеке стало тепло, и настойчиво пело. «Невероятно, – подумал он, – одна и та же мелодия способна выражать самый широкий спектр эмоций, всего лишь изменяя темп и громкость».
Найк смотрел на облачко и диву давался.
– В вопросах мистических я ничего не смыслю, но спилите мне зубы, если музыка не пытается что-то сказать.
– Не правда ли, у нее беспокойный вид? – Пульсирующие крапинки кружились в считанных дюймах от глаз Джон-Тома. – Что ты хочешь сказать?
Музыка, будто в ответ, вытянулась в тонюсенькую розовую полоску, застыв над волнующимся морем в нескольких градусах правее носа корабля, и запело на пределе громкости. Это повторилось несколько раз.
Чаропевец уже знал смысл этого жеста.
– Что оно делает?
Мангуст крепче ухватился за штурвал.
– Предлагает изменить курс. Думаю, стоит последовать совету – хуже не будет. Если, конечно, у вас нет другой идеи.
– Чаропевец, я уже сказал, что я всего-навсего моряк-любитель. – С этими словами лейтенант крутанул штурвал, и нос пошел вправо. – Вы уверены в правильности этого направления?
– Нет, но я всегда уверен в музыке. Если сейчас же не встать на ее курс, мы обязательно врежемся в бурю. А так – глядишь, и спасемся.
Может быть – всего лишь может быть, – музыка знает, что делает. Уж я-то совершенно не знаю.
Ноты образовали спираль, затем овоид. С каждой переменой формы изменялся и темп. Только в одном музыка оставалась постоянной: в своем выборе курса.
Умаджи прислонилась к планширу левого борта и задумчиво глядела на воду. В считанных ярдах от ее морды кристаллизовался серебристый туман. Она с возгласом изумления отшатнулась от призрака. Джон-Том заметил, что горилла хорошо поработала над мехом на затылке и шее – уложила его в множество тонких изящных завитков. Кудряшки придавали облику могучего примата что-то трогательно-младенческое.
Среди тумана материализовалось и зависло на уровне палубы уже знакомое путешественникам насекомовидное существо. Оно уставилось на Джон-Тома.
– Здравствуйте, человек! Вы здесь! Я вспомнил то, что забыл!
– А что вы забыли? – в полной растерянности спросил Джон-Том.
– Задачу моих поисков! – Антенны качнулись вперед. – До чего же зыбкая эта штуковина – память.
Мадж облокотился о планшир и небрежным тоном заметил:
– Шеф, а ты в курсе, че меж твоим седалищем и морем ни фига нет, кроме воздуха?
– Море? О чем вы говорите? – Существо глянуло вниз, пронзительно взвыло от изумления и с впечатляющим плеском упало в воду.
– Наверное, оно собиралось появиться на палубе, – задумчиво предположил Найк. – И тут мы резко взяли право руля.
Джон-Том, не обратив внимания на слова лейтенанта, бросился к лееру. Гость беспомощно трепыхался в воде. Обладая аж восемью конечностями, он при этом совершенно не разбирался в стилях плавания.
– Я вспомнил! – Жук плевался водой. – Я вспомнил!
Джон-Том сложил ладони рупором и крикнул:
– Что вы вспомнили?
– Вспомнил… что не умею плавать! – жалобно воскликнул жук и умолк – его голова скрылась под невысокой волной.
Джон-Том уже стаскивал с себя плащ и рубашку.
Он увидел, что насекомое вынырнуло и возится с пультом у себя на спине. И снова жук окутался туманом – на сей раз скоплением серебристых искр, таких ярких, что пришлось отвернуться. Но все равно создалось впечатление, будто Джон-Тома фотографируют с сотнями ламп-вспышек. Застигнутые врасплох принцессы кричали и терли глаза.
Джон-Том все же глянул сквозь слезы: в океане появилась аккуратная сферическая дырка, словно кто-то ловко зачерпнул ложкой шарик в коробке темно-зеленого мороженого. В полость вплыла парочка макрелей и, падая, неистово затрепыхала плавниками, затем гладкие изогнутые стены обрушились, и снова на этом месте плескались волны, будто ничего и не случилось.
– Занятно, хоть и бессмысленно. – Мадж подошел к другу. – Че до меня, так я не в восторге от его волшебства.
– Я не думаю, что это волшебство. По-моему, это наука.
– Волшебство, наука – вопрос лишь в терминологии. Как считаешь, он еще разок попробует? Жучина чей-то хотел от нас, как пить дать.
– Знаешь, Мадж, я сбит с толку не меньше твоего.
– Ну, тут ты ошибаешься, чувак. Ты сильнее моего сбит с толку. Это в твоем роду наследственное.
Чаропевец решил не препираться с выдром.
– Сейчас меня больше интересует, как проскочить мимо бури.
Он кивком указал на приближающуюся шеренгу черных туч.
Найк между тем вел судно вслед за поющими нотами. Не мерещится ли просвет на западе, прямо по курсу? Этого Джон-Том сказать не мог.
– Как ты себя чувствуешь?
– Кто, я? – Выдр поправил тирольку. – Как всегда, чувак, оптимально. Правда, гложет меня одно сомненьице…
– Что еще за сомненьице?
– Я хоть время-то классно провел?
– Не сказал бы.
– Жалко. – Выдр глубоко вздохнул и приложил лапу к груди. – Ну, ниче, зато я щас себя распрекрасно чувствую. А как там наши телки?
Он окинул взором палубу. Принцессы собрались вокруг мачты, болтали, помогали друг дружке, а мангусты возились с парусной оснасткой.
– Ага, вроде все путем. Беспокоит тока одно: че на нас может снова брякнуться забывчивый жук-великан черт-те знает откуда. Ниче, думаю, мы это как-нибудь переживем.
Мадж лучился самодовольством. Счастливая улыбка была настолько заразительной, что у Джон-Тома потеплело на сердце. Когда ухмыляется выдра, тебе тоже ничего не остается, как улыбаться до ушей. И тут совершенно нежданно, с яростью женщины, полгода просидевшей на диете и обнаружившей, что она потеряла всего четыре фунта, на судно обрушился шторм. Невозможно было даже зажечь бортовые огни, чтобы найти дорогу к каютам. Впрочем, особой необходимости в лампах не возникло. Молнии непрестанно обстреливали море и кораблик и освещали больше, чем хотелось бы. Внизу было сухо, однако жуткая качка сулила жестокие приступы морской болезни. Принцессы колебались, выбирая между тошнотой и промоканием до нитки. Когда к их телам прилипло целое состояние из шелков и шифона, они потянулись к единственному трапу. Шести самцам понадобились все их силы, чтобы не опрокинулся кораблик. Помогали им в меру своих возможностей Алеукауна и Пиввера. Не прощающий ошибок ветер в клочья разорвал неубранный спинакер, но им удалось зарифить грот.
Джон-Том и Найк выбивались из сил, не давая судну сойти с курса, вдвоем удерживая штурвал. Одно хорошо: своего поводыря они видели без труда. Облачко слабо сияло чуть впереди бушприта, и непогода его, видимо, не пугала. Возможно, у Джон-Тома разгулялось воображение, пришпоренное молниями и затуманенное проливным дождем, однако он мог поклясться, что облачко подпевает грому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48