Ох, Са! Посмотрите только, что сталось с Большим Рынком! Хорошо если половина уцелела!
Команда готовилась к швартовке, а Рэйн, обшаривая взглядом столпившихся на причале людей, заметил Грэйга Тениру. Им не доводилось встречаться с той самой ночи летнего бала, когда все началось. Рэйн сам удивился внезапно нахлынувшим чувствам. Да, Грэйг был и до сих пор оставался его другом. Но теперь Рэйн невольно связывал его с гибелью Малты и ничего не мог с этим поделать.
Неужели теперь, без нее, каждый прожитый день будет окрашиваться болью? А впрочем, так тому, наверное, и следует быть.
Вот Кендри прижался боком к причалу. С берега подали трап, и, как только стало возможно, толпа устремилась на борт. Кто-то обнимался, кто-то засыпал взволнованными вопросами команду и капитана. Рэйн стал проталкиваться сквозь людское скопище. Его мать, Кефрия и Сельден следовали за ним.
И стоило ему поставить ногу на причал, как перед ним возник Грэйг.
— Рэйн? — спросил он негромко.
— Да, это я, — ответил скрытый вуалью уроженец Чащоб. Он протянул Грэйгу руку в перчатке, и тот не просто пожал ее, но еще и притянул друга к себе вплотную, чтобы спросить на ухо:
— Сатрапа нашли?
Рэйн покачал головой. Грэйг нахмурился и торопливо заговорил:
— Тогда пошли скорее со мной. И вы, и Вестриты. У меня тут повозка наготове стоит. Я три дня посылал мальчишку на высокий мыс — высматривать Кендри. Поторопимся! У нас тут в Удачном последнее время невесть что болтают, так что не место вам здесь. — И Грэйг вытащил из-за пазухи видавший виды плащ батрака, чтобы сунуть его Рэйну: — Накинь сверху, пусть не так бросается в глаза, что ты из Чащоб!
Рэйн на некоторое время утратил дар речи. Потом схватил протянутый плащ, накинул его на плечи Янни и вручил мать Грэйгу, сам же без долгих расшаркиваний взял под руку Кефрию.
— Пошли скорее, и разговоров поменьше, — шепнул он женщине. И заметил, как та крепче ухватила за руку Сельдена. Мальчик уже уловил какую-то неправильность в происходившем. Глаза у него округлились, он со всех ног поспешил за матерью.
Все их вещи при этом остались на корабле. И тут уж ничего поделать было нельзя.
Грэйгова повозка оказалась отнюдь не каретой — скорее телегой, приспособленной для перевозки грузов, но никак не людей. От нее явственно разило рыбой. У задка повозки стояли два крепко сбитых молодых человека, одетых так, как одевались рыбаки с Трех Кораблей. Рэйн помог женщинам забраться внутрь, а Грэйг вскочил на сиденье возчика и сразу схватил вожжи.
— Там лежит парусина, накройтесь! — посоветовал он. — Не так вымокнете.
— И глаза никому не намозолим, — невесело заметила Янни.
Они с Рэйном развернули и натянули полотнище, и все уселись под ним, плотно прижимаясь друг к дружке. Их сопровождающие уселись позади, свесив ноги наружу, и Грэйг тронул впряженную в повозку старую-престарую клячу.
— А почему так пусто в гавани? — обратился Рэйн к одному из рыбаков. — Куда подевались все корабли?
— Часть на дне, а часть гоняется за калсидийцами, — был ответ. — Аккурат вчера те снова попытались напасть. Два корабля сунулись прямо в порт, а еще два болтались поодаль. Ну и накинулась же на них Офелия! А за ней и другие! Любо-дорого было посмотреть, как драпали калсидийцы! Только наши, без сомнения, все одно их настигли. Теперь вот ждем, пока воротятся.
При этих словах Рэйн ощутил смутное беспокойство, но чем оно было вызвано — так и не понял. Лошадка медленно тащила повозку по городским улицам, неплотный тент болтался и хлопал, и время от времени Рэйну удавалось бросить взгляд наружу. Кое-где шла торговля, но по сравнению с былыми временами — довольно чахлая, да и в целом вид у города был нездоровый. Народ большей частью торопился куда-то по неотложным делам, а те, кто оглядывался на повозку, провожали ее взглядами, полными подозрения. К тому же Рэйну показалось, что добирались они к дому семьи Тенира весьма кружным путем. Но вот наконец прибыли. Вооруженные молодцы, стоявшие в воротах, встретили повозку и сразу закрыли за ней прочные створки. Как только Грэйг остановил лошадь, распахнулась дверь дома, и первой наружу выскочила Нарья Тенира, мать Грэйга, и за нею — две его сестры.
— Ну как? Ты их нашел? Они живы? — немедленно спросила Нарья.
Грэйг откинул парусиновый полог, показывая привезенных гостей.
А Сельден уже карабкался наружу, крича во все горло:
— Бабуля! Бабуленька!
Ибо на крыльце дома стояла Роника Вестрит. И раскрывала объятия, чтобы прижать к сердцу своего единственного уцелевшего внука. Единственного…
Сатрап Касго, наследник Жемчужного Трона и Мантии Праведности, изволил почесать грудь. Ногти подцепили длинную прозрачную полоску отмирающей кожи, и Малта отвела взгляд, чтобы удержаться от злорадной гримасы.
— Нет, это невыносимо! — в очередной раз пожаловался джамелийский монарх. — Моя кожа безвозвратно погублена! Что это за кошмарный розовый цвет? Моему лицу уже не блистать былой красотой. — И он осуждающе покосился на Малту. — Поэт Маанке однажды сравнил мой высокий лоб с мерцающей жемчужиной. И вот теперь я обезображен!
Кикки незаметно, но вполне осязаемо ткнула Малту в поясницу коленом. Сердечная Подруга лежала на половичке у койки сатрапа, Малта же устроилась рядом с ней на полу. Таково было место служанки в этой тесной палатке. Малта вздрогнула от тычка (спина у нее и так болела), но распознала намек. Она призадумалась, что бы такое соврать, и сказала:
— У нас в Удачном говорят: «Женщина, которая раз в году умывается водой из реки Дождевых Чащоб, никогда не состарится». Лекарство не из приятных, это точно, но, говорят, вправду помогает сохранить цвет лица свежим, как в юности.
Кикки за спиной тихо вздохнула, выражая одобрение. Малта справилась. Чело сатрапа немедленно прояснилось.
— Да, — сказал он, — красота, несомненно, требует жертв, но когда это меня страшили невзгоды? Однако мне хотелось бы знать, что там с кораблем, к которому мы должны были присоединиться возле устья реки! Надоело уже без толку болтаться на одном месте. Тем более что корабль таких размеров, как этот, не лучшим образом приспособлен для открытого моря!
Малта скромно потупилась и оставила свое мнение при себе, хотя слова сатрапа говорили о его полном и беспросветном невежестве в морских делах. Калсидийцы на этих самых галерах путешествовали месяцами. Так что легенды, повествовавшие об их способности обходиться весьма скудными рационами и прекрасно чувствовать себя в море на открытых беспалубных кораблях, были более чем правдивы. А репутация калсидийцев как великих мореходов и морских разбойников — нисколько не преувеличена.
Галера, на которой сейчас находились сатрап, Малта и Кикки, покинула речное устье несколько суток назад. Касго, помнится, сильно прогневался, отчего это их немедленно не перегрузили на корабль-матку, а Малта испытала горькое разочарование, обнаружив, что в устье не стоят на страже живые корабли. Она-то ведь держалась только надеждой, что они вот-вот появятся, перехватят галеру и выручат ее. И когда калсидийское судно абсолютно невозбранно устремилось в открытое море, Малту охватило отчаяние, не выражаемое никакими словами. Как глупо было надеяться на спасение! «Мечты и надежды, — сказала она себе, — только мешают. От них утрачиваешь силу. А потом все равно выясняется, что никто не спешит тебе на подмогу: ни живые корабли, ни Рэйн… вообще никто. И чудесные спасения только в сказках бывают. А в жизни все приходится делать своими руками!»
Еще у нее имелось множество подозрений, о которых она не стала рассказывать ни сатрапу, ни Кикки. В частности, что их галера была далеко не в полном порядке. Ее действительно безбожно заваливало с борта на борт, и воды в трюме было гораздо больше, чем следовало бы. Уж верно, река Дождевых Чащоб неплохо прошлась и по смоленым швам между досками ее обшивки, и по самим доскам. То-то после выхода из устья капитан все забирал к северу, в сторону Калсиды, и далеко от берега не уходил. Знать, имел в виду, что галера в любой момент может рассыпаться, а возле берега у них по крайней мере будет шанс спастись вплавь. Словом, у Малты были хорошие основания предполагать, что капитан двигался кратчайшим курсом домой — и делал все от него зависевшее, чтобы добраться туда и при корабле, и с нечаянно доставшимся грузом.
— Пить… — прохрипела Кикки.
Теперь она очень редко подавала голос. И с коврика больше не поднималась, даже не садилась на нем. Малта по возможности поддерживала чистоту и ждала неминуемой смерти своей подопечной. Девушка подала Подруге чашку воды, та потянулась к ней губами, и струпья, окружавшие ее рот, сразу лопнули, выступила кровь. Кикки кое-как глотнула, и Малта промокнула розовую от крови воду, сбегавшую по ее подбородку. Кикки выхлебала слишком много речной воды, чтобы остаться в живых, и слишком мало, чтобы умереть быстро. Теперь у нее, наверное, все кишки были изъязвлены не меньше, чем губы. Так что лучше даже и не думать об этом.
И все же, несмотря на слабость и боль, слово, данное Малте, Сердечная Подруга сдержала. Малта ухаживала за ней и помогла продержаться до появления калсидийского корабля. А теперь Кикки прилагала все усилия, обучая Малту науке выживания в тех условиях, в которые они угодили. Говорить она теперь почти не могла, но слабый толчок, кашель, вздох, красноречивый взгляд — все рассказывало без слов. Иные ее подсказки просто делали жизнь худо-бедно терпимой. Так, Малта уже выучилась прекращать беспрестанное нытье Касго, либо обращая его внимание на положительные аспекты той или иной незадачи — либо восхваляя его мудрость и мужество перед лицом очередной «ужасающей тяготы». Поначалу Малту всякий раз блевать тянуло от необходимости придумывать какую-то сладкую ложь. Однако «средство от нытья» работало безотказно, а значит, следовало и дальше его применять. Раз уж ей приходится делить с ним этот крохотный закуток, так отчего бы не сделать совместное существование по возможности приемлемым?
А лучшими в сутках были те часы, когда после ужина он отправлялся покурить с капитаном. Вдосталь надышавшись дурманного дыма, сатрап возвращался размягченный, сонный, готовый со всем соглашаться.
Но это так, мелочи. Кикки научила ее кое-чему другому, более важному. В кожаной палатке стояла одна общая параша, и когда Малта первый раз потащила ее выплескивать за борт, моряки-калсидийцы провожали ее улюлюканьем, а кто-то даже щелкал зубами. Когда же она возвращалась, один из них загородил ей дорогу. Малта, не поднимая глаз, попробовала его обойти. Но он лишь шагал то в одну сторону, то в другую, не давая ей пройти, и сердце Малты колотилось сильнее и сильнее. В конце концов ей все же удалось прошмыгнуть, но мужчина протянул руку, накрыл горстью ее грудь и пребольно сжал. Так, что она вскрикнула от испуга и боли. Калсидиец расхохотался и дернул ее к себе, так прижав, что ей нечем стало дышать. Его свободная рука проникла под ее блузу и завладела второй грудью. Мозолистые пальцы царапали кожу, грубо лаская. Малта не в силах была ни двинуться, ни закричать. Стоя сзади, он прижал ее зад к своим чреслам, начал тереться… остальные пялились во все глаза, завидуя и, видимо, предвкушая, что будет дальше.
Но когда насильник принялся задирать Малте юбку, к девушке внезапно вернулось самообладание и она вспомнила о том, что у нее в руках по-прежнему находилась пресловутая параша — выплеснутая, но, между прочим, не выполосканная. Малта как могла извернулась и что было силы шарахнула матроса деревянным ведерком. При этом вся жижа, что еще оставалась на дне, полетела ему непосредственно в рожу. Он взревел и выпустил Малту, невзирая даже на хохот и подначки дружков. А девушка, вырвавшись из его рук, мигом юркнула в палатку.
Сатрапа там, по счастью, не оказалось: он как раз делил трапезу с капитаном. Малту затрясло от пережитого ужаса, и она съежилась на полу рядом с задремавшей Кикки. Снаружи раздавались чьи-то шаги, и ей все казалось, что в палатку вот-вот ворвется насильник и доделает «дело». Малта дрожала так, что стучали зубы. Проснувшаяся Кикки увидела так называемую служанку в самом дальнем углу: та держала перед собой кружку для воды, которую собиралась использовать как оружие. Подруга сразу поняла: что-то стряслось, и постепенно вытянула из Малты всю историю. Когда та кончила рассказывать, задыхаясь от слез, Кикки покачала головой.
«Плохо… для всех нас, — сказала она. Она говорила короткими фразами, делая передышки. Рот и горло у нее болели немилосердно. — Им следовало бы убояться… лапать тебя… без разрешения Касго. А они… вон что творят… Не боятся… — Кикки помолчала, обдумывая случившееся. Потом собралась с силами и продолжала: — Нельзя допустить… чтобы тебя… изнасиловали. Если это произойдет… и Касго им головы не поотрывает… они потеряют уважение… ко всем нам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Команда готовилась к швартовке, а Рэйн, обшаривая взглядом столпившихся на причале людей, заметил Грэйга Тениру. Им не доводилось встречаться с той самой ночи летнего бала, когда все началось. Рэйн сам удивился внезапно нахлынувшим чувствам. Да, Грэйг был и до сих пор оставался его другом. Но теперь Рэйн невольно связывал его с гибелью Малты и ничего не мог с этим поделать.
Неужели теперь, без нее, каждый прожитый день будет окрашиваться болью? А впрочем, так тому, наверное, и следует быть.
Вот Кендри прижался боком к причалу. С берега подали трап, и, как только стало возможно, толпа устремилась на борт. Кто-то обнимался, кто-то засыпал взволнованными вопросами команду и капитана. Рэйн стал проталкиваться сквозь людское скопище. Его мать, Кефрия и Сельден следовали за ним.
И стоило ему поставить ногу на причал, как перед ним возник Грэйг.
— Рэйн? — спросил он негромко.
— Да, это я, — ответил скрытый вуалью уроженец Чащоб. Он протянул Грэйгу руку в перчатке, и тот не просто пожал ее, но еще и притянул друга к себе вплотную, чтобы спросить на ухо:
— Сатрапа нашли?
Рэйн покачал головой. Грэйг нахмурился и торопливо заговорил:
— Тогда пошли скорее со мной. И вы, и Вестриты. У меня тут повозка наготове стоит. Я три дня посылал мальчишку на высокий мыс — высматривать Кендри. Поторопимся! У нас тут в Удачном последнее время невесть что болтают, так что не место вам здесь. — И Грэйг вытащил из-за пазухи видавший виды плащ батрака, чтобы сунуть его Рэйну: — Накинь сверху, пусть не так бросается в глаза, что ты из Чащоб!
Рэйн на некоторое время утратил дар речи. Потом схватил протянутый плащ, накинул его на плечи Янни и вручил мать Грэйгу, сам же без долгих расшаркиваний взял под руку Кефрию.
— Пошли скорее, и разговоров поменьше, — шепнул он женщине. И заметил, как та крепче ухватила за руку Сельдена. Мальчик уже уловил какую-то неправильность в происходившем. Глаза у него округлились, он со всех ног поспешил за матерью.
Все их вещи при этом остались на корабле. И тут уж ничего поделать было нельзя.
Грэйгова повозка оказалась отнюдь не каретой — скорее телегой, приспособленной для перевозки грузов, но никак не людей. От нее явственно разило рыбой. У задка повозки стояли два крепко сбитых молодых человека, одетых так, как одевались рыбаки с Трех Кораблей. Рэйн помог женщинам забраться внутрь, а Грэйг вскочил на сиденье возчика и сразу схватил вожжи.
— Там лежит парусина, накройтесь! — посоветовал он. — Не так вымокнете.
— И глаза никому не намозолим, — невесело заметила Янни.
Они с Рэйном развернули и натянули полотнище, и все уселись под ним, плотно прижимаясь друг к дружке. Их сопровождающие уселись позади, свесив ноги наружу, и Грэйг тронул впряженную в повозку старую-престарую клячу.
— А почему так пусто в гавани? — обратился Рэйн к одному из рыбаков. — Куда подевались все корабли?
— Часть на дне, а часть гоняется за калсидийцами, — был ответ. — Аккурат вчера те снова попытались напасть. Два корабля сунулись прямо в порт, а еще два болтались поодаль. Ну и накинулась же на них Офелия! А за ней и другие! Любо-дорого было посмотреть, как драпали калсидийцы! Только наши, без сомнения, все одно их настигли. Теперь вот ждем, пока воротятся.
При этих словах Рэйн ощутил смутное беспокойство, но чем оно было вызвано — так и не понял. Лошадка медленно тащила повозку по городским улицам, неплотный тент болтался и хлопал, и время от времени Рэйну удавалось бросить взгляд наружу. Кое-где шла торговля, но по сравнению с былыми временами — довольно чахлая, да и в целом вид у города был нездоровый. Народ большей частью торопился куда-то по неотложным делам, а те, кто оглядывался на повозку, провожали ее взглядами, полными подозрения. К тому же Рэйну показалось, что добирались они к дому семьи Тенира весьма кружным путем. Но вот наконец прибыли. Вооруженные молодцы, стоявшие в воротах, встретили повозку и сразу закрыли за ней прочные створки. Как только Грэйг остановил лошадь, распахнулась дверь дома, и первой наружу выскочила Нарья Тенира, мать Грэйга, и за нею — две его сестры.
— Ну как? Ты их нашел? Они живы? — немедленно спросила Нарья.
Грэйг откинул парусиновый полог, показывая привезенных гостей.
А Сельден уже карабкался наружу, крича во все горло:
— Бабуля! Бабуленька!
Ибо на крыльце дома стояла Роника Вестрит. И раскрывала объятия, чтобы прижать к сердцу своего единственного уцелевшего внука. Единственного…
Сатрап Касго, наследник Жемчужного Трона и Мантии Праведности, изволил почесать грудь. Ногти подцепили длинную прозрачную полоску отмирающей кожи, и Малта отвела взгляд, чтобы удержаться от злорадной гримасы.
— Нет, это невыносимо! — в очередной раз пожаловался джамелийский монарх. — Моя кожа безвозвратно погублена! Что это за кошмарный розовый цвет? Моему лицу уже не блистать былой красотой. — И он осуждающе покосился на Малту. — Поэт Маанке однажды сравнил мой высокий лоб с мерцающей жемчужиной. И вот теперь я обезображен!
Кикки незаметно, но вполне осязаемо ткнула Малту в поясницу коленом. Сердечная Подруга лежала на половичке у койки сатрапа, Малта же устроилась рядом с ней на полу. Таково было место служанки в этой тесной палатке. Малта вздрогнула от тычка (спина у нее и так болела), но распознала намек. Она призадумалась, что бы такое соврать, и сказала:
— У нас в Удачном говорят: «Женщина, которая раз в году умывается водой из реки Дождевых Чащоб, никогда не состарится». Лекарство не из приятных, это точно, но, говорят, вправду помогает сохранить цвет лица свежим, как в юности.
Кикки за спиной тихо вздохнула, выражая одобрение. Малта справилась. Чело сатрапа немедленно прояснилось.
— Да, — сказал он, — красота, несомненно, требует жертв, но когда это меня страшили невзгоды? Однако мне хотелось бы знать, что там с кораблем, к которому мы должны были присоединиться возле устья реки! Надоело уже без толку болтаться на одном месте. Тем более что корабль таких размеров, как этот, не лучшим образом приспособлен для открытого моря!
Малта скромно потупилась и оставила свое мнение при себе, хотя слова сатрапа говорили о его полном и беспросветном невежестве в морских делах. Калсидийцы на этих самых галерах путешествовали месяцами. Так что легенды, повествовавшие об их способности обходиться весьма скудными рационами и прекрасно чувствовать себя в море на открытых беспалубных кораблях, были более чем правдивы. А репутация калсидийцев как великих мореходов и морских разбойников — нисколько не преувеличена.
Галера, на которой сейчас находились сатрап, Малта и Кикки, покинула речное устье несколько суток назад. Касго, помнится, сильно прогневался, отчего это их немедленно не перегрузили на корабль-матку, а Малта испытала горькое разочарование, обнаружив, что в устье не стоят на страже живые корабли. Она-то ведь держалась только надеждой, что они вот-вот появятся, перехватят галеру и выручат ее. И когда калсидийское судно абсолютно невозбранно устремилось в открытое море, Малту охватило отчаяние, не выражаемое никакими словами. Как глупо было надеяться на спасение! «Мечты и надежды, — сказала она себе, — только мешают. От них утрачиваешь силу. А потом все равно выясняется, что никто не спешит тебе на подмогу: ни живые корабли, ни Рэйн… вообще никто. И чудесные спасения только в сказках бывают. А в жизни все приходится делать своими руками!»
Еще у нее имелось множество подозрений, о которых она не стала рассказывать ни сатрапу, ни Кикки. В частности, что их галера была далеко не в полном порядке. Ее действительно безбожно заваливало с борта на борт, и воды в трюме было гораздо больше, чем следовало бы. Уж верно, река Дождевых Чащоб неплохо прошлась и по смоленым швам между досками ее обшивки, и по самим доскам. То-то после выхода из устья капитан все забирал к северу, в сторону Калсиды, и далеко от берега не уходил. Знать, имел в виду, что галера в любой момент может рассыпаться, а возле берега у них по крайней мере будет шанс спастись вплавь. Словом, у Малты были хорошие основания предполагать, что капитан двигался кратчайшим курсом домой — и делал все от него зависевшее, чтобы добраться туда и при корабле, и с нечаянно доставшимся грузом.
— Пить… — прохрипела Кикки.
Теперь она очень редко подавала голос. И с коврика больше не поднималась, даже не садилась на нем. Малта по возможности поддерживала чистоту и ждала неминуемой смерти своей подопечной. Девушка подала Подруге чашку воды, та потянулась к ней губами, и струпья, окружавшие ее рот, сразу лопнули, выступила кровь. Кикки кое-как глотнула, и Малта промокнула розовую от крови воду, сбегавшую по ее подбородку. Кикки выхлебала слишком много речной воды, чтобы остаться в живых, и слишком мало, чтобы умереть быстро. Теперь у нее, наверное, все кишки были изъязвлены не меньше, чем губы. Так что лучше даже и не думать об этом.
И все же, несмотря на слабость и боль, слово, данное Малте, Сердечная Подруга сдержала. Малта ухаживала за ней и помогла продержаться до появления калсидийского корабля. А теперь Кикки прилагала все усилия, обучая Малту науке выживания в тех условиях, в которые они угодили. Говорить она теперь почти не могла, но слабый толчок, кашель, вздох, красноречивый взгляд — все рассказывало без слов. Иные ее подсказки просто делали жизнь худо-бедно терпимой. Так, Малта уже выучилась прекращать беспрестанное нытье Касго, либо обращая его внимание на положительные аспекты той или иной незадачи — либо восхваляя его мудрость и мужество перед лицом очередной «ужасающей тяготы». Поначалу Малту всякий раз блевать тянуло от необходимости придумывать какую-то сладкую ложь. Однако «средство от нытья» работало безотказно, а значит, следовало и дальше его применять. Раз уж ей приходится делить с ним этот крохотный закуток, так отчего бы не сделать совместное существование по возможности приемлемым?
А лучшими в сутках были те часы, когда после ужина он отправлялся покурить с капитаном. Вдосталь надышавшись дурманного дыма, сатрап возвращался размягченный, сонный, готовый со всем соглашаться.
Но это так, мелочи. Кикки научила ее кое-чему другому, более важному. В кожаной палатке стояла одна общая параша, и когда Малта первый раз потащила ее выплескивать за борт, моряки-калсидийцы провожали ее улюлюканьем, а кто-то даже щелкал зубами. Когда же она возвращалась, один из них загородил ей дорогу. Малта, не поднимая глаз, попробовала его обойти. Но он лишь шагал то в одну сторону, то в другую, не давая ей пройти, и сердце Малты колотилось сильнее и сильнее. В конце концов ей все же удалось прошмыгнуть, но мужчина протянул руку, накрыл горстью ее грудь и пребольно сжал. Так, что она вскрикнула от испуга и боли. Калсидиец расхохотался и дернул ее к себе, так прижав, что ей нечем стало дышать. Его свободная рука проникла под ее блузу и завладела второй грудью. Мозолистые пальцы царапали кожу, грубо лаская. Малта не в силах была ни двинуться, ни закричать. Стоя сзади, он прижал ее зад к своим чреслам, начал тереться… остальные пялились во все глаза, завидуя и, видимо, предвкушая, что будет дальше.
Но когда насильник принялся задирать Малте юбку, к девушке внезапно вернулось самообладание и она вспомнила о том, что у нее в руках по-прежнему находилась пресловутая параша — выплеснутая, но, между прочим, не выполосканная. Малта как могла извернулась и что было силы шарахнула матроса деревянным ведерком. При этом вся жижа, что еще оставалась на дне, полетела ему непосредственно в рожу. Он взревел и выпустил Малту, невзирая даже на хохот и подначки дружков. А девушка, вырвавшись из его рук, мигом юркнула в палатку.
Сатрапа там, по счастью, не оказалось: он как раз делил трапезу с капитаном. Малту затрясло от пережитого ужаса, и она съежилась на полу рядом с задремавшей Кикки. Снаружи раздавались чьи-то шаги, и ей все казалось, что в палатку вот-вот ворвется насильник и доделает «дело». Малта дрожала так, что стучали зубы. Проснувшаяся Кикки увидела так называемую служанку в самом дальнем углу: та держала перед собой кружку для воды, которую собиралась использовать как оружие. Подруга сразу поняла: что-то стряслось, и постепенно вытянула из Малты всю историю. Когда та кончила рассказывать, задыхаясь от слез, Кикки покачала головой.
«Плохо… для всех нас, — сказала она. Она говорила короткими фразами, делая передышки. Рот и горло у нее болели немилосердно. — Им следовало бы убояться… лапать тебя… без разрешения Касго. А они… вон что творят… Не боятся… — Кикки помолчала, обдумывая случившееся. Потом собралась с силами и продолжала: — Нельзя допустить… чтобы тебя… изнасиловали. Если это произойдет… и Касго им головы не поотрывает… они потеряют уважение… ко всем нам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80