— Мне кажется, мы оба так же безумны, как и Таур-Ургас… Мы — одни из самых могущественнейших людей в этом мире. Нам надлежит быть заклятыми врагами, а ты предлагаешь дружбу. Ну, хорошо, идет. — И он снова рассмеялся от удовольствия.
— У нас с тобой есть куда более заклятые враги, Закет. — Гарион вскинул голову. — И от всей твоей армии, да и от моей не будет никакого проку в тех краях, куда мы сейчас стремимся.
— А где это, мой юный друг?
— По-моему, его называют Местом, которого больше нет.
— Как раз об этом я и хотел тебя спросить. Это название просто абсурдно. Как мы можем ехать туда, где уже ничего нет?
— Сам не знаю, — ответил Гарион. — Но все объясню, когда прибудем на место.
Через два дня они причалили в Мал-Гемиле — одном из портов древней Маллореи — и пересели на лошадей. Легким галопом они проскакали на восток по хорошей широкой дороге, пролегающей через зазеленевшую молодой травой долину. Перед ними скакал отряд кавалеристов в красных туниках, расчищая им дорогу, продвигались они с такой скоростью, что свита, обычно сопровождавшая императора, осталась далеко позади. На дороге попадались почтовые станции, похожие на толнедрийские гостиницы с трактирами, которыми изобиловали дороги на Западе, и императорская охрана довольно бесцеремонно вышвыривала оттуда постояльцев, освобождая место для императора и его свиты.
По мере продвижения в глубь страны Гарион постепенно стал понимать, почему Маллорею называют безграничной. Равнины Алгарии, которые раньше казались ему невероятно обширными, не шли ни в какое сравнение с этими просторами.
Снежные вершины Далазийских гор, лежащих к югу от дороги, по которой они ехали, впивались в небо белоснежными длинными ногтями. Гарион даже как-то внутренне сжался, ощущая свою ничтожность, незначительность по сравнению с огромными пространствами.
Сенедра тоже ощущала нечто подобное, и ей это, разумеется, очень не нравилось. Ее замечания становились все более колкими, всё, что она видела вокруг, раздражало. Просторная крестьянская одежда казалась ей грубой. Ей не нравилось, как сделаны огромные плуги, которыми можно было вспахать сразу несколько акров земли, каждый из которых тянуло за собой целое стадо быков.
Еда ей тоже не нравилась. Даже вода — прозрачная, как кристалл, холодная и сладкая, ничем не хуже воды из любого родника в Толнедрийских горах — была ей не по вкусу.
Путешествие подходило к концу. Однажды утром Шелк, в глазах которого горел хитрый огонек, подъехал к Сенедре и начал такой разговор.
— Берегитесь, ваше величество, — лукаво произнес он, когда вся кавалькада взбиралась на вершину холма, покрытого такой нежной весенней травой, что казалось, это был прозрачный зеленый туман. — От первого взгляда на Мал-Зэт некоторые неосторожные путешественники, случалось, просто слепли. Почему бы вам на всякий случай не прикрыть один глаз рукой? Тогда вы хотя бы частично сохраните зрение.
Надменно подняв голову, она выпрямилась в седле — что, возможно, и произвело бы впечатление при чуть большем росте — и начала высокомерным тоном:
— Глупая шутка, принц Хелдар. Как может варварский город на краю землю соперничать в величии с Тол-Хонетом, единственным воистину царственным городом во всем… — И тут она остановилась, а вслед за ней и все остальные.
Под ними на многие мили вперед простиралась долина, до краев заполненная строениями. Улицы Мал-Зэта были прямыми, как туго натянутые струны, дома сияли — не мрамором, потому что во всем мире не хватило бы мрамора, чтобы украсить им здания в этом огромном городе, а слоем белой извести, струящейся ослепительным светом. Они стояли как завороженные.
— Ничего особенного, — произнес Закет с деланным равнодушием. — Просто маленькое уютное гнездышко, куда мы рады снова вернуться. — Он взглянул на побледневшее лицо Сенедры. — Нам нужно поторопиться, ваше величество, — сказал он ей. — Отсюда до императорского дворца полдня пути.

Часть вторая
МАЛ-ЗЭТ
Глава 6
В Мал-Зэт вели бронзовые ворота, такие же широкие и до блеска отполированные, как и в Тол-Хонете. Однако город, лежащий за этими воротами, очень отличался от столицы Толнедрийской империи. Все здания были удивительно схожи между собой и стояли так близко друг к другу, что широкие улицы города походили на коридор со сплошными, по обе его стороны, ослепительно белыми стенами, в которые иногда вклинивались глубокие сводчатые дверные проемы с узкими белыми лестницами, ведущими на плоские крыши. Кое-где штукатурка на домах обвалилась, обнажая тесаные бревна. Дарник, считавший, что все здания должны строиться из камня, увидев это, с неодобрением покачал головой.
Когда они углубились в город, Гарион заметил, что в домах почти нет окон.
— Я не хочу показаться занудой, но вам не кажется, что город выглядит довольно уныло?
Закет бросил на него недоуменный взгляд.
— Все дома одинаковы, и окон очень немного.
— Ах вот что, — улыбнулся Закет, — да, такое случается, когда поручаешь планировку города военным. Им нравятся одинаковые дома, как солдаты в форме. А окна у них, очевидно, выходят на другую сторону. При каждом доме есть небольшой сад — туда и смотрят окна. Летом люди проводят большую часть времени либо в этих садах, либо на крышах.
— И весь город так выглядит? — спросил Дарник, глядя на плотно прижавшиеся друг к другу домики.
— Нет, не весь, — ответил император. — Этот квартал был построен для капралов. Улицы, где живут офицеры, украшены побогаче, а та часть, где селятся рядовые и рабочие, выглядит куда непригляднее. Военные придают очень большое значение внешним проявлениям субординации.
На одной из улиц, отходящих от той, по которой они ехали, на расстоянии в несколько домов от них, толстая краснолицая женщина визгливым голосом бранила сухопарого мужчину. Вид у мужчины был очень виноватый. Еще бы: несколько солдат выносили из этого дома мебель и сваливали ее на телегу.
— И что тебе, Актас, приспичило хулиганить? — визгливо вопрошала женщина. — Тебе непременно надо было напиться и оскорбить капитана? Что теперь с нами будет? Я всю жизнь прожила в этом мерзком солдатском квартале, дожидаясь, пока тебя повысят в должности, и когда наконец что-то сдвинулось, ты напился как свинья! Теперь тебя снова разжаловали в рядовые, и все полетело к черту!
Мужчина что-то виновато бормотал.
— Ты у меня еще попомнишь, Актас, я тебе обещаю, — грозила ему жена кулаком.
— В жизни всегда бывают взлеты и падения, правда? — тихо сказал Сади, когда они отъехали от злополучного дома.
— По-моему, смеяться тут нечего, — неожиданно горячо откликнулась Сенедра. — Их вышвырнули из дома в наказание за минутную оплошность. С кем не случается?
Закет смерил ее оценивающим взглядом, затем кивнул одному из своих офицеров в красном плаще, скакавшему за ними на почтительном расстоянии.
— Выясни, из какого полка этот человек, — приказал он. — А затем пойди к капитану и скажи, что он меня лично обяжет, если восстановит Актаса в прежнем звании — при условии, конечно, что тот всегда будет трезвым.
— Слушаюсь, ваше величество, — отсалютовал офицер.
— Ну, спасибо, Закет, — произнесла Сенедра с изумлением.
— Не стоит благодарности, королева, — поклонился он ей. Затем коротко рассмеялся. — В любом случае жена Актаса позаботится о том, чтобы он понес заслуженное наказание.
— А вы не боитесь, ваше величество, что, проявив подобное сострадание, подорвете свою репутацию? — спросил его Сади.
— Нет, — ответил Закет. — Правитель всегда должен стараться быть непредсказуемым, Сади. Это выбивает подчиненных из колеи. А кроме того, иногда полезно проявить милосердие к низшим чинам, чтобы укрепить их преданность.
— А вы когда-нибудь делаете что-либо, не думая о политике? — спросил Гарион. Его почему-то задело за живое такое циничное объяснение Закета.
— Нет, такого я что-то не припомню, — ответил Закет. — Политика — величайшая в мире игра, Гарион, но нужно все время в нее играть, чтобы тебя не обошли.
Шелк рассмеялся.
— То же самое я мог бы сказать и о торговле, — произнес он. — С той единственной разницей, что в торговле очки подсчитываются по доходам. А как вы ведете счет в политике?
На лице Закета появилось смешанное выражение — полулукавое, полусерьезное.
— Очень просто, Хелдар, — ответил он. — Если ты до конца жизни продержался на троне — значит, победил. Если умер — значит, проиграл. И каждый день игра идет по новым правилам.
Шелк окинул его долгим, испытующим взглядом, затем повернулся к Гариону и слегка пошевелил пальцами, что означало: нам нужно поговорить — немедленно.
Гарион кивнул, затем склонился в седле и натянул поводья.
— Что-нибудь случилось? — спросил Закет.
— У меня, кажется, ослабла подпруга, — ответил Гарион, соскакивая с коня. — Поезжайте вперед, я догоню.
— Я помогу тебе, Гарион, — предложил Шелк, спешившись.
— В чем дело? — спросил Гарион, когда император, весело болтая с Сенедрой и Бархоткой, отъехал на достаточное расстояние.
— Будь с ним очень осторожен, Гарион, — тихо произнес маленький человечек, притворяясь, будто осматривает ремни на седле Гариона. — Он что-то замышляет. Внешне он сама вежливость и улыбчивость, но внутренне совсем не изменился.
— Разве то, что он сказал, — не шутка?
— Никоим образом. Он был совершенно серьезен. И привез нас в Мал-Зэт из соображений, которые не имеют ничего общего ни с Менхом, ни с нашими поисками Зандрамас. Будь с ним настороже. Эта улыбка может сойти с его лица мгновенно, безо всякого предупреждения. — Затем он повысил голос. — Ну вот, — произнес он громко, дергая за ремень, — так вроде бы хорошо. Поехали, догоним остальных.
Путники выехали на широкую площадь, со всех сторон уставленную палатками, выкрашенными в различные оттенки красного, зеленого, желтого и синего цветов. На площади толпились купцы и горожане, одетые в длинную, до пят одежду тех же пестрых цветов.
— Император, а где же живут простые горожане, если весь город поделен на районы в соответствии с воинскими званиями? — спросил любознательный Дарник.
Брадор, лысый, круглолицый министр внутренних дел, ехавший рядом с кузнецом, с улыбкой ответил:
— Они все имеют звания согласно своим личным достоинствам и успехам. За этим следит отдел должностей. Местожительство, ведение дел, женитьба — все обусловлено званием.
— Не слишком ли жестко все регламентировано? — с сомнением спросил Дарник.
— Маллорейцам это нравится, Дарник. — Брадор рассмеялся. — Ангараканцы без раздумий склоняются перед властью; у мельсенцев большая внутренняя потребность все систематизировать; карандийцы слишком глупы, чтобы самим управлять своей судьбой; а далазийцы — ну, чего хотят далазийцы, не знает никто.
— Мы немногим отличаемся от людей с Запада, Дарник, — оглядываясь, добавил Закет. — В Толнедре и Сендарии подобные вещи обусловлены экономикой. Люди выбирают дома, магазины и жен согласно своим доходам. У нас это просто записано в законах — вот и вся разница.
— Скажите, ваше величество, — вступил в разговор Сади, — почему ваши люди так безучастны?
— Я не совсем понял, что ты хочешь сказать.
— Им следовало бы, по крайней мере, приветствовать вас. Вы же, в конце концов, император.
— Они меня не узнают, — пожал плечами Закет. — Император — это человек в алой мантии, с огромной драгоценной короной на голове, который едет в золотой колеснице под звуки фанфар и которого сопровождает, по крайней мере, полк императорской гвардии. Я же человек в простой полотняной одежде, скачущий по городу в компании нескольких друзей.
У Гариона не выходили из головы слова Шелка. Почти полное отсутствие потребности в самовозвышении раскрывало еще одну грань этой сложной личности. Гарион был уверен, что даже король Сендарии Фулрах, самый скромный монарх на Западе, не столь равнодушен к своей королевской особе.
Дома, стоявшие вдоль улиц за площадью, были несколько больше тех, что они видели у городских ворот, и даже претендовали на оригинальность. Однако маллорейским скульпторам явно не хватало таланта, и украшавшая фасады лепнина казалась тяжелой и безвкусной.
— Это квартал для сержантов, — лаконично бросил Закет.
Город, казалось, не имел конца. То и дело на пути встречались площади, рынки, магазины, и везде толпились люди в яркой одежде свободного покроя — излюбленный стиль маллорейцев. Миновав последний дом в квартале для сержантов и равных им по чину штатских, они въехали в парк с лужайками и фонтанами, искрящимися на солнечном свете. По краям широких аллей росли тщательно подстриженные зеленые изгороди, перемежающиеся вишневыми деревьями, усыпанными розовыми цветами.
— Какая прелесть! — воскликнула Сенедра.
— Да, и у нас в Мал-Зэте есть такие вот красивые уголки, — отозвался Закет. — Даже военным оказалось не под силу изуродовать город и сделать его похожим на казарму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51