Новая должность давала феноменальную власть, которая могла принести много добра, если ее разумно употребить.
Мима и сам не заметил, как попал в ту часть сада, которая так очаровала Восторг. Сейчас было темно; временные периоды Чистилища отражали земные. В полумраке экзотические растения почему-то казались больше, а скульптуры живее. Это действительно было восхитительное место, где любая женщина могла бы с удовольствием проводить время. Все здесь выглядело почти естественным — словно созданным силами природы, а не руками человека.
Вдруг облака раздвинулись, листья и статуи засеребрились в лунном свете. Подул легкий ветерок, качнув верхушки деревьев. Еще сильнее пахнуло обворожительной свежестью. Тропинка запетляла среди прелестных ландшафтов, маня его дальше, вперед.
Мима остановился, чтобы получше рассмотреть одну из скульптур. Она представляла собой две фигуры, мужскую и женскую, крепко обнимавшие друг друга. Собственно, это был акт физической любви. В Индии такие изваяния не были редкостью, однако эта статуя выглядела необыкновенно реалистично. Казалось даже, будто фигуры движутся.
Да они и в самом деле двигались. Мима подумал было, что его обманывает игра лунного света, как вдруг услышал какой-то шум. Фигуры были живыми!
Невозможно. Статуи не оживают!
Тем не менее шум и шевеление становились все явственнее. Мима внимательно со всех сторон осмотрел скульптурную группу и наконец притронулся к плечу мужчины. Камень был холоден. Значит, это какая-то механическая игрушка, имитирующая человеческое соитие. Любопытно.
Мима пошел дальше. Снова подул ветерок, ероша ему волосы. Свет луны сделался ярче. Деревья стали выше и красивее, а запах свежести еще усилился. Теперь под ногами слегка пружинил дерн.
Мима оглянулся, однако замка не увидел; казалось, что он очутился в лесу. Это не беспокоило, напротив, он радовался величине и естественности сада. Неудивительно, что Восторг была так очарована!
Он приблизился к еще одной скульптуре. Это изваяние было больше, реалистичнее и откровеннее первого. Фигуры вполне можно было принять за настоящих людей. Да и их поза была весьма интересной.
Мужчина повернул голову и увидел Миму.
— А, вот и хозяин Цитадели, — проговорил он.
Ошеломленный Мима сделал шаг назад. Надо же, оно разговаривает!
Женщина высвободилась из объятий и села на пьедестал, спустив вниз длинные голые ноги. У нее были на удивление пышные бедра и полная грудь, но в остальном она была тонкой и гибкой.
— Ну иди ко мне, — пригласила она Миму, раскрывая объятия.
Наложница?
— Кто вы такие? — спросил Мима и замолчал, с удивлением сообразив, что не заикается.
— Я — Сатана, воплощение Зла, — ответил мужчина. — А это одна из моих бесчисленных жен, каждая из которых более сладострастна и покорна, чем предыдущая.
— Сатана? — переспросил Мима, снова удивившись отсутствию заикания. — Здесь, в моей Цитадели?
— Это не совсем твоя Цитадель, Марс, — сказал Сатана. — Гуляя, ты из своего сада забрел в мои угодья, где реальность гораздо интереснее. Однако пусть тебя это не беспокоит; тебе здесь рады. Я все равно собирался побеседовать с тобой.
— Не ты ли — западное олицетворение Зла? — спросил Мима. — Меня предупреждали остерегаться тебя.
— Так оно и есть, и, конечно же, тебя предостерегали, — с радостью согласился Сатана. — Меня иногда называют Нефариус note 10 — и совершенно справедливо.
К такого рода речам Мима был не совсем готов. Он скорее ожидал встретить существо с копытами, хвостом и рогами, изрыгающее пламя. Незнакомец же был совершенно не таков: выглядел нормальным человеком, что подтверждалось и его занятиями с женщиной.
— Почему ты хотел встретиться со мной? — спросил Мима, снова радуясь тому, что не заикается.
— Разве не так поступают добрые соседи? — удивился Сатана. — Внезапно вступить в должность инкарнации — дело нелегкое, что обязывает всех остальных всячески помогать тебе освоиться на новом поприще.
Мима пожал плечами:
— Я весьма ценю это желание. Однако имею основания полагать, что всем остальным ты доставляешь главным образом неприятности. Ты — воплощение Зла и должен бы стараться все как можно больше осложнить для меня.
Сатана обезоруживающе усмехнулся, а женщина улыбнулась.
— Это подтверждает важность личного общения. Как видишь, не такой уж я черствый, каким меня некоторые изображают. Ладно, давай потолкуем.
Он спрыгнул с пьедестала, нимало не смущаясь своей наготой, и женщина последовала за ним. Она была крепко сложена, и когда коснулась земли, ее грудь величественно колыхнулась. Какая замечательная из нее вышла бы наложница!
Пока они шли, небосвод посветлел, но не от восхода, а от какого-то свечения, исходящего отовсюду. Сияли деревья, земля и даже они сами, словно озаренные изнутри. Все окружающее виделось со сверхъестественной ясностью, поскольку тени отсутствовали. Сад был невыразимо прекрасен — настоящий Эдем.
Женщина взяла Миму за руку. Он с удивлением посмотрел на нее.
Женщину тоже было превосходно видно, что делало ее телесные формы произведением совершенной красоты. Она улыбнулась Миме.
— Тебе нравится Лилит? (*8) — спросил Сатана. — Она была моделью для всей скульптуры и с удовольствием попозирует тебе, причем так, как ты пожелаешь. У нее опыта побольше, чем у любой смертной женщины.
Значит, она принадлежит к миру духов; он мог бы и догадаться.
— Благодарю тебя. У меня уже есть женщина.
— Однако нет подходящей наложницы здесь, в Чистилище, — сказал Сатана.
— Столь статному мужчине одной женщины маловато.
— Верно, — ответил Мима, — но принц никогда не возьмет бывшей у кого-то женщины.
— Ладно, уже готово, — проговорил Сатана. Он щелкнул пальцами, и Лилит исчезла. Сатана щелкнул еще раз, и возникла другая женщина. Эта обладала столь же соблазнительной красотой, но в ее внешности было больше невинности. — Вот Лила note 11; к ней не прикасался ни один мужчина.
Лила улыбнулась Миме. Она была ничуть не хуже, чем наложницы, которых присылал Раджа.
Все же Мима сомневался:
— Не знаю, как отнесется Восторг к наложнице-духу.
— Что ж, спроси у нее, — посоветовал Сатана. — Лилу ты сможешь получить в любой момент.
Он небрежно махнул рукой, и девушка исчезла.
— Как тебе понравился первый рабочий день?
— Ничего, — настороженно ответил Мима.
— Насколько я знаю, тебе выпало руководить сражением в своих собственных владениях?
— Я старался остановить его! — воскликнул Мима.
— Остановить? Это еще зачем?
— Потому что оно было бессмысленным. Люди зря погибали в том бою. Уже заключили мир.
Сатана улыбнулся:
— Теперь я понимаю, как здесь могут возникнуть осложнения. И все-таки, независимо от обстоятельств, хорошая битва есть хорошая битва. Почему бы тебе просто не получать удовольствие от самого зрелища?
— Получать удовольствие! — вскричал Мима. — Но это отвратительно!
— Отчего же, принц? Война — благородное занятие. В битве — упоение и слава.
— Такие слова я ожидал бы услышать от Шивы, — пробормотал Мима. — В войне коренится бесконечное зло. Кровопролитие, Голод и Мор следуют за мной, когда я появляюсь.
— Шива (*9) — ваш бог разрушения, — сказал Сатана. — Мне это нравится. Однако прикинь, что стало бы с миром, если бы не было войны. Мы знаем, что смертные несовершенны; они всегда недовольны своей участью и поэтому норовят улучшить собственный жребий за счет своих соседей. Люди используют друг друга, крадут друг у друга, порабощают один другого и никогда от этого не откажутся. Целые общества покорялись другими обществами либо своими властолюбивыми вождями. Страдания повсеместны. Уж я-то в этом разбираюсь, поскольку ко мне приходят души, выродившиеся под влиянием всех этих обстоятельств и наконец проклятые. Человеческие существа несправедливы друг к другу; каждый хочет иметь больше, чем ему причитается по праву, и обязательно возьмет это силой, если она у него есть.
А существует ли способ вернуть человечеству справедливость? Разум? Человек — не разумное животное, как бы он там себя ни называл. Им по-прежнему правят эгоистические побуждения. К разуму он обращается, лишь когда это ему выгодно — для собственного возвеличивания. Когда разум подсказывает человеку, что он не прав, то он отметает все доводы. Нет, принц, в конце концов остается только одно средство — восстановить справедливость с помощью силы. Это и называется войной.
— Но война не восстанавливает справедливости! — возразил Мима, растерявшийся от таких рассуждений. — Ведь известно, сколько она порождает беззаконий!
— Только когда ею злоупотребляют, — мягко проговорил Сатана. — Вот для того и существует инкарнация Войны — следить, чтобы войной пользовались правильно.
Мима вспомнил свою дневную работу.
— Сегодня у меня это не очень хорошо получилось.
— Ничего, наберешься опыта, и все будет в порядке. У всех нас так было. Никто тебя за это винить не станет.
— Я бы предпочел совершенно уничтожить войны, чтобы не руководить никакими сражениями.
— Тогда ты станешь пренебрегать своими обязанностями. В ограниченных масштабах война необходима. Это то же самое, что выжигать поле под паром, чтобы очистить его от сорной травы, кустарников и удобрить золой. Тогда оно даст жизнь новым всходам. Сам процесс выжигания может показаться жестоким, но в сущности он полезен. Не стоит заблуждаться относительно жестокости войн. Это всего лишь средство для достижения определенной цели.
— Не всякое средство оправданно, а война…
— Как скальпель хирурга, который пресекает роет раковой опухоли. Да, при этом необходимо затронуть и здоровую плоть, что следует считать небольшой жертвой для достижения значительных результатов.
— Но война, — возразил Мима, — не хирургия, а резня! Я наблюдал сегодня эту кровавую бойню, когда…
— Вред может причинить любой бесконтрольный процесс. Вот превосходный пример: огонь. Он может быть и величайшим врагом человека, и его лучшим другом. Просто надо научиться им пользоваться. И то, что в дурном виде мы называем резней, в хорошей форме есть ампутация. Винить следует не инструмент, а неправильное его использование, как я уже говорил.
В этих словах крылась некая коварная логика, которой Мима не доверял.
— Все же я предпочел бы полностью избавиться от войны.
— Ты не сумеешь, — сказал Сатана. — Да и не захочешь, когда действительно постигнешь ее.
— Тогда объясни, что я могу и должен делать, — кисло проговорил Мима.
— Разумеется. Как я сказал, воплощения должны помогать друг другу. Ты не можешь полностью уничтожить войну, поскольку она не является причиной. Это лишь симптом, видимое проявление более фундаментальной болезни. И, только обратясь к основной проблеме, ты вправе надеяться избавиться от войны. Собственно, в твоих силах лишь раздуть ее до огромных размеров, либо притушить, введя в определенные рамки по своему усмотрению.
Мима вспомнил о невероятных трудностях, с которыми он столкнулся, пытаясь прекратить битву между Гуджаратом и Махараштрой; видимо, существовала какая-то необходимость в столкновении, которая превозмогала здравый смысл.
— И что же это за скрытая причина, которую я не хотел бы уничтожить, даже если б смог?
— Сама природа человека, — ответил Сатана. — Люди — создания не совершенные; будь они таковыми, не нужны стали бы Рай и Ад. Человек есть сплав добра и зла, и все его бытие в качестве смертного существа направлено на то, чтобы определить количество этих содержащихся в нем элементов, дабы затем его классифицировать и направить в соответствующее место Того Света. Естественно, земная жизнь полна невзгод и тревог: добро и зло кидают человека из стороны в сторону. Когда люди объединяются в более крупные сообщества, называемые нациями или королевствами, то эти большие группы приобретают свойства личностей, из которых состоят. Существует некая материя социальной напряженности, структура сложнейших и неуловимых взаимовлияний. Все это неизбежно накапливается и разрастается, пока не выливается в откровенную войну — наиболее острую форму соперничества. Ее нельзя устранить, не подавив наиболее действенного способа самовыражения общества. Если бы все подобные взаимодействия и впрямь поддавались устранению, то человека нельзя было бы надлежащим образом определить и не было бы смысла в смерти. Следовательно, тебе, как воплощению Войны, не положено предотвращать войну; напротив, ты должен оформлять и направлять этот видимый аспект общественного стресса и использовать его, чтобы уменьшить социальное неравенство и способствовать скорейшему возникновению более эффективного руководства. Тебе надлежит превратить войну в истинно полезный инструмент для исправления несправедливости, которым она может и должна стать.
Мима не верил Сатане, однако его рассуждения были неотразимы.
— Я обдумаю это, — нехотя произнес он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Мима и сам не заметил, как попал в ту часть сада, которая так очаровала Восторг. Сейчас было темно; временные периоды Чистилища отражали земные. В полумраке экзотические растения почему-то казались больше, а скульптуры живее. Это действительно было восхитительное место, где любая женщина могла бы с удовольствием проводить время. Все здесь выглядело почти естественным — словно созданным силами природы, а не руками человека.
Вдруг облака раздвинулись, листья и статуи засеребрились в лунном свете. Подул легкий ветерок, качнув верхушки деревьев. Еще сильнее пахнуло обворожительной свежестью. Тропинка запетляла среди прелестных ландшафтов, маня его дальше, вперед.
Мима остановился, чтобы получше рассмотреть одну из скульптур. Она представляла собой две фигуры, мужскую и женскую, крепко обнимавшие друг друга. Собственно, это был акт физической любви. В Индии такие изваяния не были редкостью, однако эта статуя выглядела необыкновенно реалистично. Казалось даже, будто фигуры движутся.
Да они и в самом деле двигались. Мима подумал было, что его обманывает игра лунного света, как вдруг услышал какой-то шум. Фигуры были живыми!
Невозможно. Статуи не оживают!
Тем не менее шум и шевеление становились все явственнее. Мима внимательно со всех сторон осмотрел скульптурную группу и наконец притронулся к плечу мужчины. Камень был холоден. Значит, это какая-то механическая игрушка, имитирующая человеческое соитие. Любопытно.
Мима пошел дальше. Снова подул ветерок, ероша ему волосы. Свет луны сделался ярче. Деревья стали выше и красивее, а запах свежести еще усилился. Теперь под ногами слегка пружинил дерн.
Мима оглянулся, однако замка не увидел; казалось, что он очутился в лесу. Это не беспокоило, напротив, он радовался величине и естественности сада. Неудивительно, что Восторг была так очарована!
Он приблизился к еще одной скульптуре. Это изваяние было больше, реалистичнее и откровеннее первого. Фигуры вполне можно было принять за настоящих людей. Да и их поза была весьма интересной.
Мужчина повернул голову и увидел Миму.
— А, вот и хозяин Цитадели, — проговорил он.
Ошеломленный Мима сделал шаг назад. Надо же, оно разговаривает!
Женщина высвободилась из объятий и села на пьедестал, спустив вниз длинные голые ноги. У нее были на удивление пышные бедра и полная грудь, но в остальном она была тонкой и гибкой.
— Ну иди ко мне, — пригласила она Миму, раскрывая объятия.
Наложница?
— Кто вы такие? — спросил Мима и замолчал, с удивлением сообразив, что не заикается.
— Я — Сатана, воплощение Зла, — ответил мужчина. — А это одна из моих бесчисленных жен, каждая из которых более сладострастна и покорна, чем предыдущая.
— Сатана? — переспросил Мима, снова удивившись отсутствию заикания. — Здесь, в моей Цитадели?
— Это не совсем твоя Цитадель, Марс, — сказал Сатана. — Гуляя, ты из своего сада забрел в мои угодья, где реальность гораздо интереснее. Однако пусть тебя это не беспокоит; тебе здесь рады. Я все равно собирался побеседовать с тобой.
— Не ты ли — западное олицетворение Зла? — спросил Мима. — Меня предупреждали остерегаться тебя.
— Так оно и есть, и, конечно же, тебя предостерегали, — с радостью согласился Сатана. — Меня иногда называют Нефариус note 10 — и совершенно справедливо.
К такого рода речам Мима был не совсем готов. Он скорее ожидал встретить существо с копытами, хвостом и рогами, изрыгающее пламя. Незнакомец же был совершенно не таков: выглядел нормальным человеком, что подтверждалось и его занятиями с женщиной.
— Почему ты хотел встретиться со мной? — спросил Мима, снова радуясь тому, что не заикается.
— Разве не так поступают добрые соседи? — удивился Сатана. — Внезапно вступить в должность инкарнации — дело нелегкое, что обязывает всех остальных всячески помогать тебе освоиться на новом поприще.
Мима пожал плечами:
— Я весьма ценю это желание. Однако имею основания полагать, что всем остальным ты доставляешь главным образом неприятности. Ты — воплощение Зла и должен бы стараться все как можно больше осложнить для меня.
Сатана обезоруживающе усмехнулся, а женщина улыбнулась.
— Это подтверждает важность личного общения. Как видишь, не такой уж я черствый, каким меня некоторые изображают. Ладно, давай потолкуем.
Он спрыгнул с пьедестала, нимало не смущаясь своей наготой, и женщина последовала за ним. Она была крепко сложена, и когда коснулась земли, ее грудь величественно колыхнулась. Какая замечательная из нее вышла бы наложница!
Пока они шли, небосвод посветлел, но не от восхода, а от какого-то свечения, исходящего отовсюду. Сияли деревья, земля и даже они сами, словно озаренные изнутри. Все окружающее виделось со сверхъестественной ясностью, поскольку тени отсутствовали. Сад был невыразимо прекрасен — настоящий Эдем.
Женщина взяла Миму за руку. Он с удивлением посмотрел на нее.
Женщину тоже было превосходно видно, что делало ее телесные формы произведением совершенной красоты. Она улыбнулась Миме.
— Тебе нравится Лилит? (*8) — спросил Сатана. — Она была моделью для всей скульптуры и с удовольствием попозирует тебе, причем так, как ты пожелаешь. У нее опыта побольше, чем у любой смертной женщины.
Значит, она принадлежит к миру духов; он мог бы и догадаться.
— Благодарю тебя. У меня уже есть женщина.
— Однако нет подходящей наложницы здесь, в Чистилище, — сказал Сатана.
— Столь статному мужчине одной женщины маловато.
— Верно, — ответил Мима, — но принц никогда не возьмет бывшей у кого-то женщины.
— Ладно, уже готово, — проговорил Сатана. Он щелкнул пальцами, и Лилит исчезла. Сатана щелкнул еще раз, и возникла другая женщина. Эта обладала столь же соблазнительной красотой, но в ее внешности было больше невинности. — Вот Лила note 11; к ней не прикасался ни один мужчина.
Лила улыбнулась Миме. Она была ничуть не хуже, чем наложницы, которых присылал Раджа.
Все же Мима сомневался:
— Не знаю, как отнесется Восторг к наложнице-духу.
— Что ж, спроси у нее, — посоветовал Сатана. — Лилу ты сможешь получить в любой момент.
Он небрежно махнул рукой, и девушка исчезла.
— Как тебе понравился первый рабочий день?
— Ничего, — настороженно ответил Мима.
— Насколько я знаю, тебе выпало руководить сражением в своих собственных владениях?
— Я старался остановить его! — воскликнул Мима.
— Остановить? Это еще зачем?
— Потому что оно было бессмысленным. Люди зря погибали в том бою. Уже заключили мир.
Сатана улыбнулся:
— Теперь я понимаю, как здесь могут возникнуть осложнения. И все-таки, независимо от обстоятельств, хорошая битва есть хорошая битва. Почему бы тебе просто не получать удовольствие от самого зрелища?
— Получать удовольствие! — вскричал Мима. — Но это отвратительно!
— Отчего же, принц? Война — благородное занятие. В битве — упоение и слава.
— Такие слова я ожидал бы услышать от Шивы, — пробормотал Мима. — В войне коренится бесконечное зло. Кровопролитие, Голод и Мор следуют за мной, когда я появляюсь.
— Шива (*9) — ваш бог разрушения, — сказал Сатана. — Мне это нравится. Однако прикинь, что стало бы с миром, если бы не было войны. Мы знаем, что смертные несовершенны; они всегда недовольны своей участью и поэтому норовят улучшить собственный жребий за счет своих соседей. Люди используют друг друга, крадут друг у друга, порабощают один другого и никогда от этого не откажутся. Целые общества покорялись другими обществами либо своими властолюбивыми вождями. Страдания повсеместны. Уж я-то в этом разбираюсь, поскольку ко мне приходят души, выродившиеся под влиянием всех этих обстоятельств и наконец проклятые. Человеческие существа несправедливы друг к другу; каждый хочет иметь больше, чем ему причитается по праву, и обязательно возьмет это силой, если она у него есть.
А существует ли способ вернуть человечеству справедливость? Разум? Человек — не разумное животное, как бы он там себя ни называл. Им по-прежнему правят эгоистические побуждения. К разуму он обращается, лишь когда это ему выгодно — для собственного возвеличивания. Когда разум подсказывает человеку, что он не прав, то он отметает все доводы. Нет, принц, в конце концов остается только одно средство — восстановить справедливость с помощью силы. Это и называется войной.
— Но война не восстанавливает справедливости! — возразил Мима, растерявшийся от таких рассуждений. — Ведь известно, сколько она порождает беззаконий!
— Только когда ею злоупотребляют, — мягко проговорил Сатана. — Вот для того и существует инкарнация Войны — следить, чтобы войной пользовались правильно.
Мима вспомнил свою дневную работу.
— Сегодня у меня это не очень хорошо получилось.
— Ничего, наберешься опыта, и все будет в порядке. У всех нас так было. Никто тебя за это винить не станет.
— Я бы предпочел совершенно уничтожить войны, чтобы не руководить никакими сражениями.
— Тогда ты станешь пренебрегать своими обязанностями. В ограниченных масштабах война необходима. Это то же самое, что выжигать поле под паром, чтобы очистить его от сорной травы, кустарников и удобрить золой. Тогда оно даст жизнь новым всходам. Сам процесс выжигания может показаться жестоким, но в сущности он полезен. Не стоит заблуждаться относительно жестокости войн. Это всего лишь средство для достижения определенной цели.
— Не всякое средство оправданно, а война…
— Как скальпель хирурга, который пресекает роет раковой опухоли. Да, при этом необходимо затронуть и здоровую плоть, что следует считать небольшой жертвой для достижения значительных результатов.
— Но война, — возразил Мима, — не хирургия, а резня! Я наблюдал сегодня эту кровавую бойню, когда…
— Вред может причинить любой бесконтрольный процесс. Вот превосходный пример: огонь. Он может быть и величайшим врагом человека, и его лучшим другом. Просто надо научиться им пользоваться. И то, что в дурном виде мы называем резней, в хорошей форме есть ампутация. Винить следует не инструмент, а неправильное его использование, как я уже говорил.
В этих словах крылась некая коварная логика, которой Мима не доверял.
— Все же я предпочел бы полностью избавиться от войны.
— Ты не сумеешь, — сказал Сатана. — Да и не захочешь, когда действительно постигнешь ее.
— Тогда объясни, что я могу и должен делать, — кисло проговорил Мима.
— Разумеется. Как я сказал, воплощения должны помогать друг другу. Ты не можешь полностью уничтожить войну, поскольку она не является причиной. Это лишь симптом, видимое проявление более фундаментальной болезни. И, только обратясь к основной проблеме, ты вправе надеяться избавиться от войны. Собственно, в твоих силах лишь раздуть ее до огромных размеров, либо притушить, введя в определенные рамки по своему усмотрению.
Мима вспомнил о невероятных трудностях, с которыми он столкнулся, пытаясь прекратить битву между Гуджаратом и Махараштрой; видимо, существовала какая-то необходимость в столкновении, которая превозмогала здравый смысл.
— И что же это за скрытая причина, которую я не хотел бы уничтожить, даже если б смог?
— Сама природа человека, — ответил Сатана. — Люди — создания не совершенные; будь они таковыми, не нужны стали бы Рай и Ад. Человек есть сплав добра и зла, и все его бытие в качестве смертного существа направлено на то, чтобы определить количество этих содержащихся в нем элементов, дабы затем его классифицировать и направить в соответствующее место Того Света. Естественно, земная жизнь полна невзгод и тревог: добро и зло кидают человека из стороны в сторону. Когда люди объединяются в более крупные сообщества, называемые нациями или королевствами, то эти большие группы приобретают свойства личностей, из которых состоят. Существует некая материя социальной напряженности, структура сложнейших и неуловимых взаимовлияний. Все это неизбежно накапливается и разрастается, пока не выливается в откровенную войну — наиболее острую форму соперничества. Ее нельзя устранить, не подавив наиболее действенного способа самовыражения общества. Если бы все подобные взаимодействия и впрямь поддавались устранению, то человека нельзя было бы надлежащим образом определить и не было бы смысла в смерти. Следовательно, тебе, как воплощению Войны, не положено предотвращать войну; напротив, ты должен оформлять и направлять этот видимый аспект общественного стресса и использовать его, чтобы уменьшить социальное неравенство и способствовать скорейшему возникновению более эффективного руководства. Тебе надлежит превратить войну в истинно полезный инструмент для исправления несправедливости, которым она может и должна стать.
Мима не верил Сатане, однако его рассуждения были неотразимы.
— Я обдумаю это, — нехотя произнес он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43