Они оба знали, почему она не может.
— Лучше зови меня Мима, — пропел он.
— Мима — это имя, которое тебе дали в балагане, — догадалась принцесса.
— Там ты встретил женщину, которую любишь.
«Где я был счастлив», — согласился он.
Она легла на свою большую мягкую постель с пуховыми подушками и разноцветными одеялами, а он сел у двери и уснул, как спят воины, готовый к любому внезапному вторжению. Лампу они не погасили, дабы никто не смог прокрасться незамеченным.
Вдруг Мима проснулся и вскочил на ноги. Чудовищный демон крался к постели. Малахитовый Восторг повернулась, увидела его и закричала.
Мима прыгнул, выхватывая меч из ножен, но демон беззвучно просочился сквозь стену и исчез.
Принц подошел к кровати, где лежала Малахитовый Восторг, дрожа от потрясения. Ее чувства представляли собой спутанный клубок отвращения, страха и стыда, поскольку она понимала, что обременяет Миму, несмотря на твердое намерение не причинять ему больше беспокойства.
Он подошел, сел на кровать и обнял ее. «Невинности свойственно страшиться зла», — успокаивающе подумал Мима. Сам он, безусловно, не испытывал никакого страха, разве что омерзение к себе, так как позволил этой твари проникнуть в спальню. Ведь он был на страже, разве нет?
Девушка всхлипывала у него на плече. Но вскоре, почувствовав бесстрашие Мимы, успокоилась.
— Я… я прошу прощения за свою слабость, которая доставляет тебе столько хлопот. Я вовсе не хотела…
«Знаю». В Замке не было места притворству; ее страх был неподдельным, а его бесстрашие — искренним. Их обучали разным вещам.
— Ведь именно это и должен сделать Замок, — сказала она. — Бросить нас друг другу в объятия…
— Здесь нет любви, — ответил Мима. — Так я мог бы держать испуганного ребенка.
Его слова еще пуще смутили принцессу, тем более что она не могла этого отрицать.
— Ну и пусть я буду ребенком, — согласилась она. — Мои слабость и унижение открыты для тебя, и я заслуживаю презрения.
«Ты не выказала презрения, когда я заикался», — напомнил Мима.
— Но с заиканием ты ничего не можешь поделать!
— А ты ничего не можешь поделать с этим.
Девушка помолчала, задумавшись.
— Я не выказала презрения, потому что не чувствовала его, — медленно проговорила принцесса. — Но если бы вдруг почувствовала, то теперь изменила бы свое мнение. Ты смелый мужчина и добрый.
«Я принц. Я такой, каким меня обучили быть».
«Смелости — да, обучили, — подумала она в ответ, — однако не доброте».
«Наилучший правитель тот, кто смягчает правосудие милосердием», — отозвался Мима, вспоминая, чему его учили.
«В тебе милосердие сильнее, нежели ему надлежит быть».
Он знал, что это правда. Мима овладел всеми телесными способностями, необходимыми для исполнения его обязанностей, но не чувствами. Если бы он обладал должной твердостью, его бы не тронула судьба наложниц, которых он отверг, или раболепство офицера, доставившего его обратно. Он был слаб, и отец, Раджа, виртуозно играл на этой слабости.
— Ах, Мима! — воскликнула принцесса, прочитав его мысли. — Я и не знала!
«Тебе и не следовало знать. Разве на тебя не оказывали такое же давление, чтобы ты прилетела сюда?»
— Ну, не совсем. Отец просто взял да отправил меня в Замок. У меня не было выбора!
«Ты женщина, — согласился он. — Принц может уступить; принцесса обязана подчиниться».
— Физически, — уточнила она. — Но мое сердце принадлежит только мне.
«Или тому, кого ты любишь».
— Да, — подтвердила принцесса.
И тут нечаянно Миме открылась еще одна сторона ее смущения — у принцессы не было другой любви. Тот человек, который интересовал ее, ни в коей мере не был ровней Миме, да и принцем не был. Этот интерес за последние несколько часов испарился, словно утренняя роса. Она противилась приезду сюда просто потому, что не хотела быть пешкой в чужой игре, отданной какому-то мужчине для укрепления политического союза. Она же не наложница!
«Я никогда и не думал о тебе как о наложнице!» — мысленно заверил ее Мима.
— О, как бы мне хотелось держать свои мысли при себе! — застонала принцесса. — Все мои секреты так и сыплются из меня!
«Твои секреты тебя очень красят», — успокоил он.
— Лучше бы я лежала перед тобой обнаженной!
Она уже стояла голая перед ним, когда мылась. Тем не менее Мима совершенно точно понял, что она имела в виду. Женщина гораздо в большей степени, чем мужчина, создание, состоящее из лакомых тайн, сокровенных мест, и обнажать их — жестоко.
— Спасибо, — сказала она.
«Ляг. Усни. Я буду начеку».
— Демона вызывает наша разъединенность, — проговорила принцесса. — Обними меня и засни сам — тогда демон не явится.
Сущая правда. Эта тончайшая личностнейшая сеть Замка опутывала и раздражала Миму, но он не видел способа вырваться из нее.
Они легли рядом, она — в ночной рубашке, он — в дневной одежде, с мечом на поясе.
«Завтра мы бежим отсюда», — твердо решил Мима.
— Завтра, — подтвердила принцесса. И они тихо уснули.
4. БУРЯ
Когда утром они проснулись, Мима отвернулся, пока Малахитовый Восторг одевалась; затем они пошли в апартаменты Мимы, где отворачивалась уже она, когда он переодевался в чистое. Но это вряд ли имело значение: полная открытость их мыслей и чувств делала физическую скрытность бессмысленной.
Позавтракав, они пошли прогуляться к тихому озеру. «Дважды два — четыре, — напряженно думал Мима. — Дважды четыре — восемь». Такое упражнение хорошо отвлекало от всевозможных других мыслей.
Сначала Восторг поглядывала на него подозрительно, потом кивнула. Она была весьма сообразительна. «Дважды три — шесть, — считала девушка, снимая платье. — Дважды шесть — двенадцать».
Иногда их вычисления вклинивались одно в другое, мешая сосредоточиться. Тогда они просто начинали считать снова, покуда опять не сбивались.
Раздевшись, молодые люди вошли в воду и поплыли к дальнему берегу. Мима не решился прямо спросить Восторг, умеет ли она плавать, потому что это могло выдать его намерения. Было ясно, что плавает она очень хорошо; более того, девушка выглядела особенно мило, загребая воду рядом с Мимой. Он вспомнил русалку в чане, — но Восторг была куда красивее полущуки.
«Дважды двадцать четыре — сорок восемь!» — напряженно думала Восторг, напоминая Миме, чтобы он не отвлекался от своей арифметики. Он почувствовал себя виноватым.
Озеро они переплывали довольно быстро, но, когда уже приближались к противоположному берегу, вода вокруг них забурлила, и маленькие рыбешки самых разных цветов стали стайками шнырять вокруг.
А потом вдруг четыре рыбины высунули из воды головы и запели:
— Если б твой отец узнал, он бы страшно разгневался!
Восторг хлебнула полный рот воды и закашлялась. Несколько секунд она молотила по воде руками, затем наконец пришла в себя.
— Мой отец! — горестно воскликнула она.
Мима плавал поблизости, желая убедиться, прежде чем плыть дальше, что девушка оправилась. Говорящие рыбы его тоже немало поразили, но, видимо, это была всего лишь невинная демонстрация. Он оглянулся назад и увидел, что, рассекая поверхность озера, к ним приближается огромный плавник.
Вот теперь он ощутил страх, поскольку был безоружен и плохо подготовлен к защите в воде. Восторг, разумеется, была еще более уязвима. Она закричала.
Плавник обогнул их и пронесся между ними и берегом. Потом замер, выжидая.
Мима оценил положение. Говорящие рыбы доказывали, что их попытка убежать не осталась незамеченной, а плавник недвусмысленно давал понять, что она не останется безнаказанной. Мима вздохнул и показал рукой в сторону Замка. Они поплыли назад, и плавник не преследовал их.
Оставшуюся часть дня Мима и Восторг провели, гуляя в садах и отдыхая в беседках. Молодые люди все время были вместе, и это оказалось довольно приятно. Замок ничем не угрожал им, пока они были рядом и не пытались бежать. Однако такая близость постоянно возвращала мысли Мимы к очевидным достоинствам принцессы, что очень ей льстило, хотя она и пробовала бороться со своими чувствами, которые, в свою очередь, передавались ему, побуждая думать в том же направлении.
Они сидели в очаровательном патио note 6, ощущая себя пленниками.
— Что же нам делать, Мима? — спросила Восторг. — Ты же понимаешь, к чему это может привести.
— Понимаю, — отозвался он. — Хотя, возможно, если мы получше узнаем друг друга, то результат окажется вовсе не таким, какого ожидают.
— Разве? — озадаченно спросила принцесса.
«У каждого человека есть недостатки. Мое косноязычие видно всем. Ты была очень великодушна, но мне кажется, что очень скоро тебя это утомило бы».
— Тогда перестань петь и снова начни говорить! — воскликнула она, мгновенно все поняв.
— Д-д-д-да, — выдавил Мима.
— И если ты лучше узнаешь о моих недостатках, то наверняка найдешь меня куда менее интересной.
— К-к-к-каких н-н-н-н?.. — Однако его мысль была ясна задолго до того, как он смог ее выговорить.
Принцесса опечалилась.
— Я надеялась их скрыть, но, конечно, это было глупо. У меня три недостатка, и первый столь же очевиден, как и твой.
Мима посмотрел на нее, совершенно сбитый с толку:
— Это н-н-н-не оч-ч-ч-ч…
— Он совершенно очевиден, — повторила Восторг. — Я ужасно огорчила своего отца, потому что родилась… — Тут она запнулась, но он понял мысль.
«Девочкой! — подумал Мима. — Но какой же это недостаток?»
— Огромный, если нужен наследник-мужчина, — мрачно ответила принцесса.
— Й-й-й-я б-б-б-бы н-н-не с-с-сказал…
— Значит, ты добрее, чем мой отец.
Но в противном случае они бы не познакомились! Он не мог себе представить эту совершенно очаровательную женщину мужчиной. Какой грустный пример современных ценностей, когда такое существо считает свой пол недостатком!
— Ты не очень-то помогаешь, знаешь ли, — заметила принцесса.
Мима засмеялся. «Мне ненавистно наше положение, но я не в силах ненавидеть тебя, Малахитовый Восторг. Пока что я не нахожу в тебе недостатков, если не считать того, что ты назначена заменить женщину, которую я люблю».
— В тебе тоже их нет, Мима, — проговорила Восторг.
Ночью демон появился опять, повергнув принцессу в ужас. Мима недоумевал: днем она была уверенной в себе женщиной, во всех отношениях самостоятельной, а к вечеру становилась совершенно беспомощной.
— Да, это так, — призналась она. — Я, как известно, женщина. У меня нет сил переносить что-нибудь злобное или безобразное. Демоны с самого детства приводят меня в трепет. Я глубоко сожалею, что так обременяю тебя.
Действительно, подумал Мима, женский пол имеет некоторые недостатки. Ни один из мужчин, которых он знал, ни за что не позволил бы какому-то там демону испугать себя. С другой стороны, мужчин, конечно, обучали сражаться. Женщин же обучали быть зависимыми. На самом деле это был не то чтобы недостаток, а скорее требование культуры.
И если предназначение женщин — быть уязвимыми, то предназначение мужчин
— защищать их.
Мима, как и прошлой ночью, лег на кровать рядом с принцессой и, обняв ее, заснул.
Его сны всегда были беспорядочными, но в ту ночь — больше, чем когда-либо. Ему снилось, что он обнимает прекрасную женщину, и Мима знал, что этот сон был явью. Ему снилось, будто он отверг ее, и видел, как голову женщины насаживают на шест.
Мима проснулся от крика. Демон склонился над ними, с вожделением протягивая руки. Мима схватился за меч, но демон отпрянул и исчез.
Восторг кричала. Она прочитала его сон и увидела шест.
«Мы должны выбраться отсюда!» — подумал он, и девушка согласилась.
На следующий день они более тщательно исследовали дворец — и в углу одной из редко посещаемых комнат обнаружили бронзовое кольцо, вделанное в пол. Мима потянул за него, и оно оказалось ручкой металлического люка, который открывал вход в глубокий туннель. Каменные ступени уходили вниз и, загибаясь, исчезали из виду. Восторг зажгла лампу, и молодые люди начали спускаться. Лестница заканчивалась где-то под стеной, и дальше, за пределы Замка, вел квадратный проход. Это был тайный туннель, возможность побега!
Воздух сделался прохладным, стены липкими. Восторг старалась к ним не прикасаться и держалась поближе к Миме. На этот раз они не утруждали себя устным счетом, поскольку было ясно, что вчера им не удалось таким образом скрыть попытку бежать. Сегодня, по крайней мере, они стояли на ногах и у Мимы был меч.
Беглецы вошли в комнату, где находилось несколько каменных жертвенников, и на каждом из них что-то лежало. На первом было золотое кольцо, на втором — сверкающая медная лампа, а на третьем — отлитый из золота телец.
Восторг, которую всегда влекли драгоценности, остановилась и потянулась к золотому кольцу. Она примерила его на один палец, потом на другой, но оно не подошло, и девушка положила кольцо на место.
Мима взял лампу, чтобы посмотреть, не лучше ли она той, которая у них, однако лампа оказалась не заправленной. Она служила лишь украшением, и только. «Интересно, что будет, если ее потереть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
— Лучше зови меня Мима, — пропел он.
— Мима — это имя, которое тебе дали в балагане, — догадалась принцесса.
— Там ты встретил женщину, которую любишь.
«Где я был счастлив», — согласился он.
Она легла на свою большую мягкую постель с пуховыми подушками и разноцветными одеялами, а он сел у двери и уснул, как спят воины, готовый к любому внезапному вторжению. Лампу они не погасили, дабы никто не смог прокрасться незамеченным.
Вдруг Мима проснулся и вскочил на ноги. Чудовищный демон крался к постели. Малахитовый Восторг повернулась, увидела его и закричала.
Мима прыгнул, выхватывая меч из ножен, но демон беззвучно просочился сквозь стену и исчез.
Принц подошел к кровати, где лежала Малахитовый Восторг, дрожа от потрясения. Ее чувства представляли собой спутанный клубок отвращения, страха и стыда, поскольку она понимала, что обременяет Миму, несмотря на твердое намерение не причинять ему больше беспокойства.
Он подошел, сел на кровать и обнял ее. «Невинности свойственно страшиться зла», — успокаивающе подумал Мима. Сам он, безусловно, не испытывал никакого страха, разве что омерзение к себе, так как позволил этой твари проникнуть в спальню. Ведь он был на страже, разве нет?
Девушка всхлипывала у него на плече. Но вскоре, почувствовав бесстрашие Мимы, успокоилась.
— Я… я прошу прощения за свою слабость, которая доставляет тебе столько хлопот. Я вовсе не хотела…
«Знаю». В Замке не было места притворству; ее страх был неподдельным, а его бесстрашие — искренним. Их обучали разным вещам.
— Ведь именно это и должен сделать Замок, — сказала она. — Бросить нас друг другу в объятия…
— Здесь нет любви, — ответил Мима. — Так я мог бы держать испуганного ребенка.
Его слова еще пуще смутили принцессу, тем более что она не могла этого отрицать.
— Ну и пусть я буду ребенком, — согласилась она. — Мои слабость и унижение открыты для тебя, и я заслуживаю презрения.
«Ты не выказала презрения, когда я заикался», — напомнил Мима.
— Но с заиканием ты ничего не можешь поделать!
— А ты ничего не можешь поделать с этим.
Девушка помолчала, задумавшись.
— Я не выказала презрения, потому что не чувствовала его, — медленно проговорила принцесса. — Но если бы вдруг почувствовала, то теперь изменила бы свое мнение. Ты смелый мужчина и добрый.
«Я принц. Я такой, каким меня обучили быть».
«Смелости — да, обучили, — подумала она в ответ, — однако не доброте».
«Наилучший правитель тот, кто смягчает правосудие милосердием», — отозвался Мима, вспоминая, чему его учили.
«В тебе милосердие сильнее, нежели ему надлежит быть».
Он знал, что это правда. Мима овладел всеми телесными способностями, необходимыми для исполнения его обязанностей, но не чувствами. Если бы он обладал должной твердостью, его бы не тронула судьба наложниц, которых он отверг, или раболепство офицера, доставившего его обратно. Он был слаб, и отец, Раджа, виртуозно играл на этой слабости.
— Ах, Мима! — воскликнула принцесса, прочитав его мысли. — Я и не знала!
«Тебе и не следовало знать. Разве на тебя не оказывали такое же давление, чтобы ты прилетела сюда?»
— Ну, не совсем. Отец просто взял да отправил меня в Замок. У меня не было выбора!
«Ты женщина, — согласился он. — Принц может уступить; принцесса обязана подчиниться».
— Физически, — уточнила она. — Но мое сердце принадлежит только мне.
«Или тому, кого ты любишь».
— Да, — подтвердила принцесса.
И тут нечаянно Миме открылась еще одна сторона ее смущения — у принцессы не было другой любви. Тот человек, который интересовал ее, ни в коей мере не был ровней Миме, да и принцем не был. Этот интерес за последние несколько часов испарился, словно утренняя роса. Она противилась приезду сюда просто потому, что не хотела быть пешкой в чужой игре, отданной какому-то мужчине для укрепления политического союза. Она же не наложница!
«Я никогда и не думал о тебе как о наложнице!» — мысленно заверил ее Мима.
— О, как бы мне хотелось держать свои мысли при себе! — застонала принцесса. — Все мои секреты так и сыплются из меня!
«Твои секреты тебя очень красят», — успокоил он.
— Лучше бы я лежала перед тобой обнаженной!
Она уже стояла голая перед ним, когда мылась. Тем не менее Мима совершенно точно понял, что она имела в виду. Женщина гораздо в большей степени, чем мужчина, создание, состоящее из лакомых тайн, сокровенных мест, и обнажать их — жестоко.
— Спасибо, — сказала она.
«Ляг. Усни. Я буду начеку».
— Демона вызывает наша разъединенность, — проговорила принцесса. — Обними меня и засни сам — тогда демон не явится.
Сущая правда. Эта тончайшая личностнейшая сеть Замка опутывала и раздражала Миму, но он не видел способа вырваться из нее.
Они легли рядом, она — в ночной рубашке, он — в дневной одежде, с мечом на поясе.
«Завтра мы бежим отсюда», — твердо решил Мима.
— Завтра, — подтвердила принцесса. И они тихо уснули.
4. БУРЯ
Когда утром они проснулись, Мима отвернулся, пока Малахитовый Восторг одевалась; затем они пошли в апартаменты Мимы, где отворачивалась уже она, когда он переодевался в чистое. Но это вряд ли имело значение: полная открытость их мыслей и чувств делала физическую скрытность бессмысленной.
Позавтракав, они пошли прогуляться к тихому озеру. «Дважды два — четыре, — напряженно думал Мима. — Дважды четыре — восемь». Такое упражнение хорошо отвлекало от всевозможных других мыслей.
Сначала Восторг поглядывала на него подозрительно, потом кивнула. Она была весьма сообразительна. «Дважды три — шесть, — считала девушка, снимая платье. — Дважды шесть — двенадцать».
Иногда их вычисления вклинивались одно в другое, мешая сосредоточиться. Тогда они просто начинали считать снова, покуда опять не сбивались.
Раздевшись, молодые люди вошли в воду и поплыли к дальнему берегу. Мима не решился прямо спросить Восторг, умеет ли она плавать, потому что это могло выдать его намерения. Было ясно, что плавает она очень хорошо; более того, девушка выглядела особенно мило, загребая воду рядом с Мимой. Он вспомнил русалку в чане, — но Восторг была куда красивее полущуки.
«Дважды двадцать четыре — сорок восемь!» — напряженно думала Восторг, напоминая Миме, чтобы он не отвлекался от своей арифметики. Он почувствовал себя виноватым.
Озеро они переплывали довольно быстро, но, когда уже приближались к противоположному берегу, вода вокруг них забурлила, и маленькие рыбешки самых разных цветов стали стайками шнырять вокруг.
А потом вдруг четыре рыбины высунули из воды головы и запели:
— Если б твой отец узнал, он бы страшно разгневался!
Восторг хлебнула полный рот воды и закашлялась. Несколько секунд она молотила по воде руками, затем наконец пришла в себя.
— Мой отец! — горестно воскликнула она.
Мима плавал поблизости, желая убедиться, прежде чем плыть дальше, что девушка оправилась. Говорящие рыбы его тоже немало поразили, но, видимо, это была всего лишь невинная демонстрация. Он оглянулся назад и увидел, что, рассекая поверхность озера, к ним приближается огромный плавник.
Вот теперь он ощутил страх, поскольку был безоружен и плохо подготовлен к защите в воде. Восторг, разумеется, была еще более уязвима. Она закричала.
Плавник обогнул их и пронесся между ними и берегом. Потом замер, выжидая.
Мима оценил положение. Говорящие рыбы доказывали, что их попытка убежать не осталась незамеченной, а плавник недвусмысленно давал понять, что она не останется безнаказанной. Мима вздохнул и показал рукой в сторону Замка. Они поплыли назад, и плавник не преследовал их.
Оставшуюся часть дня Мима и Восторг провели, гуляя в садах и отдыхая в беседках. Молодые люди все время были вместе, и это оказалось довольно приятно. Замок ничем не угрожал им, пока они были рядом и не пытались бежать. Однако такая близость постоянно возвращала мысли Мимы к очевидным достоинствам принцессы, что очень ей льстило, хотя она и пробовала бороться со своими чувствами, которые, в свою очередь, передавались ему, побуждая думать в том же направлении.
Они сидели в очаровательном патио note 6, ощущая себя пленниками.
— Что же нам делать, Мима? — спросила Восторг. — Ты же понимаешь, к чему это может привести.
— Понимаю, — отозвался он. — Хотя, возможно, если мы получше узнаем друг друга, то результат окажется вовсе не таким, какого ожидают.
— Разве? — озадаченно спросила принцесса.
«У каждого человека есть недостатки. Мое косноязычие видно всем. Ты была очень великодушна, но мне кажется, что очень скоро тебя это утомило бы».
— Тогда перестань петь и снова начни говорить! — воскликнула она, мгновенно все поняв.
— Д-д-д-да, — выдавил Мима.
— И если ты лучше узнаешь о моих недостатках, то наверняка найдешь меня куда менее интересной.
— К-к-к-каких н-н-н-н?.. — Однако его мысль была ясна задолго до того, как он смог ее выговорить.
Принцесса опечалилась.
— Я надеялась их скрыть, но, конечно, это было глупо. У меня три недостатка, и первый столь же очевиден, как и твой.
Мима посмотрел на нее, совершенно сбитый с толку:
— Это н-н-н-не оч-ч-ч-ч…
— Он совершенно очевиден, — повторила Восторг. — Я ужасно огорчила своего отца, потому что родилась… — Тут она запнулась, но он понял мысль.
«Девочкой! — подумал Мима. — Но какой же это недостаток?»
— Огромный, если нужен наследник-мужчина, — мрачно ответила принцесса.
— Й-й-й-я б-б-б-бы н-н-не с-с-сказал…
— Значит, ты добрее, чем мой отец.
Но в противном случае они бы не познакомились! Он не мог себе представить эту совершенно очаровательную женщину мужчиной. Какой грустный пример современных ценностей, когда такое существо считает свой пол недостатком!
— Ты не очень-то помогаешь, знаешь ли, — заметила принцесса.
Мима засмеялся. «Мне ненавистно наше положение, но я не в силах ненавидеть тебя, Малахитовый Восторг. Пока что я не нахожу в тебе недостатков, если не считать того, что ты назначена заменить женщину, которую я люблю».
— В тебе тоже их нет, Мима, — проговорила Восторг.
Ночью демон появился опять, повергнув принцессу в ужас. Мима недоумевал: днем она была уверенной в себе женщиной, во всех отношениях самостоятельной, а к вечеру становилась совершенно беспомощной.
— Да, это так, — призналась она. — Я, как известно, женщина. У меня нет сил переносить что-нибудь злобное или безобразное. Демоны с самого детства приводят меня в трепет. Я глубоко сожалею, что так обременяю тебя.
Действительно, подумал Мима, женский пол имеет некоторые недостатки. Ни один из мужчин, которых он знал, ни за что не позволил бы какому-то там демону испугать себя. С другой стороны, мужчин, конечно, обучали сражаться. Женщин же обучали быть зависимыми. На самом деле это был не то чтобы недостаток, а скорее требование культуры.
И если предназначение женщин — быть уязвимыми, то предназначение мужчин
— защищать их.
Мима, как и прошлой ночью, лег на кровать рядом с принцессой и, обняв ее, заснул.
Его сны всегда были беспорядочными, но в ту ночь — больше, чем когда-либо. Ему снилось, что он обнимает прекрасную женщину, и Мима знал, что этот сон был явью. Ему снилось, будто он отверг ее, и видел, как голову женщины насаживают на шест.
Мима проснулся от крика. Демон склонился над ними, с вожделением протягивая руки. Мима схватился за меч, но демон отпрянул и исчез.
Восторг кричала. Она прочитала его сон и увидела шест.
«Мы должны выбраться отсюда!» — подумал он, и девушка согласилась.
На следующий день они более тщательно исследовали дворец — и в углу одной из редко посещаемых комнат обнаружили бронзовое кольцо, вделанное в пол. Мима потянул за него, и оно оказалось ручкой металлического люка, который открывал вход в глубокий туннель. Каменные ступени уходили вниз и, загибаясь, исчезали из виду. Восторг зажгла лампу, и молодые люди начали спускаться. Лестница заканчивалась где-то под стеной, и дальше, за пределы Замка, вел квадратный проход. Это был тайный туннель, возможность побега!
Воздух сделался прохладным, стены липкими. Восторг старалась к ним не прикасаться и держалась поближе к Миме. На этот раз они не утруждали себя устным счетом, поскольку было ясно, что вчера им не удалось таким образом скрыть попытку бежать. Сегодня, по крайней мере, они стояли на ногах и у Мимы был меч.
Беглецы вошли в комнату, где находилось несколько каменных жертвенников, и на каждом из них что-то лежало. На первом было золотое кольцо, на втором — сверкающая медная лампа, а на третьем — отлитый из золота телец.
Восторг, которую всегда влекли драгоценности, остановилась и потянулась к золотому кольцу. Она примерила его на один палец, потом на другой, но оно не подошло, и девушка положила кольцо на место.
Мима взял лампу, чтобы посмотреть, не лучше ли она той, которая у них, однако лампа оказалась не заправленной. Она служила лишь украшением, и только. «Интересно, что будет, если ее потереть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43