В общих чертах они совпадают.
У входа в Манильский залив Уотерхауз пишет букву «А» и обводит ее кружком.
- Здесь одна из станций, передающих сообщения шифром «Лазурь».
- Вы знаете это из данных радиопеленгации?
- Да.
- Она на Коррехидоре?
- На одном из островов возле Коррехидора.
Уотерхауз рисует еще кружок с буквой «А» в самой Маниле, потом по кружку в Токио, Рабауле, Пинанге и один в Индийском океане.
- Это что? - спрашивает Комсток.
- Из этой точки мы перехватили сообщение шифром «Лазурь» с немецкой подводной лодки.
- Откуда вы знаете, что это была именно немецкая подводная лодка?
- Узнал почерк радиста, - говорит Уотерхауз. - Значит, вот так расположены передатчики, не считая тех в Европе, которые передают сообщения шифром «Рыба-еж» и, следовательно, согласно утверждению один принадлежат к той же сети. Теперь пусть определенного числа из Токио ушло сообщение шифром «Лазурь». Мы не знаем, что там говорится, потому что еще не взломали «Лазурь». Знаем только, что сообщение отправлено вот сюда. - Он рисует линии, расходящиеся от Токио к Маниле, Рабаулу и Пинангу. - В каждом из этих городов есть крупная военная база. Соответственно из каждого идет поток сообщений японским базам в этом в регионе. - Он рисует линии покороче, соединяющие Манилу с различными точками на Филиппинах, а Рабаул - с Новой Гвинеей и Соломоновыми островами.
- Поправка, Уотерхауз, - говорит Комсток. - Новая Гвинея теперь наша.
- Но я возвращаюсь назад во времени! - восклицает Уотерхауз. - В 43-й, когда японские военные базы были по всему северному побережью Новой Гвинеи и на Соломоновых островах! Итак, скажем, в короткий промежуток времени после сообщения шифром «Лазурь» из Токио станции Рабаула, Манилы и других баз в этом регионе отправляют определенное количество радиограмм. Некоторые - шифрами, которые мы уже взломали. Разумно предположить, что часть из них - отклик на приказы, содержащиеся в сообщениях шифром «Лазурь».
- Но эти базы слали тысячи сообщений в день, - возражает Комсток. - Как можно вычленить отклик на неизвестные приказы?
- Задача чисто статистическая, - говорит Уотерхауз. - Предположим, сообщения шифром «Лазурь» ушли из Токио в Рабаул 15 октября 1943 г. Я беру сообщения, посланные из Рабаула 14 октября, и каждое индексирую всеми возможными способами: место назначения, длина и, если мы смогли их расшифровать, тема. Касается оно передислокации войск? Доставки припасов? Изменений в тактике? Потом я беру все сообщения, отправленные из Рабаула 16 октября - в день, после прихода сообщения, - и подвергаю точно такому же статистическому анализу.
Уотерхауз отходит от доски и поворачивается к слепящим вспышкам.
- Понимаете, все дело в информационных потоках. Информация течет из Токио в Рабаул. Мы не знаем, в чем она состоит, однако она каким-то образом повлияет на дальнейшее поведение Рабаула. Информация необратимо изменила Рабаул; сравнивая его наблюденное поведение до и после этого события, мы можем делать выводы.
- Какие? - с опаской спрашивает Комсток.
Уотерхауз пожимает плечами.
- Различия очень невелики. Почти неотличимы от шума. За время войны из Токио ушло тридцать одно сообщение шифром «Лазурь», и у меня было соответствующее количество материала. Но когда я собрал все данные вместе, то увидел определенные закономерности. И самая четкая - что в день после прихода сообщения шифром «Лазурь», скажем, в Рабаул, оттуда с большей степенью вероятности пойдут радиограммы касательно горных инженеров. У них будут последствия, которые можно проследить до того самого места, где петля замкнется.
- Какая петля?
- Ладно. Давайте начнем сверху. Сообщение шифром «Лазурь» уходит из Токио в Рабаул. - Уотерхауз рисует на доске толстую линию между двумя городами. - На следующий день Рабаул отправляет сообщение другим шифром - уже взломанным - вот сюда, подводной лодке, базирующейся на Молуккских островах. В радиограмме говорится, что подводная лодка должна забрать с пикета на Северном побережье Новой Гвинеи четырех пассажиров. Фамилии указаны. Смотрим по нашим архивам: это три авиамеханика и один горный инженер. Через несколько дней подводная лодка сообщает из моря Бисмарка, что забрала их всех. Еще через несколько дней наш разведчик в Маниле сообщает, что эта подводная лодка заходила в порт. В тот же день из Манилы в Токио уходит очередное сообщение шифром «Лазурь», - заключает Уотерхауз, рисуя последнюю сторону многоугольника, - и петля замыкается.
- Но это может быть череда случайных, несвязанных событий, - говорит первый математический дока раньше, чем то же самое успевает вставить Комсток. - Нипы отчаянно нуждаются в авиамеханиках. В таких сообщениях нет ничего не обычного.
- Зато есть нечто необычное в закономерности, - говорит Уотерхауз. - Если через несколько месяцев подводную лодку таким же образом отправляют забрать из Рабаула несколько горных инженеров и геодезистов, а по ее прибытии в Манилу оттуда в Токио уходит еще одно сообщение шифром «Лазурь», это уже выглядит подозрительно.
- Не знаю. - Комсток мотает головой. - Не уверен, что в штабе Генерала этому поверят. Слишком похоже на тыканье вслепую.
- Поправка, сэр. Это было тыканье вслепую. Но я потыкался, потыкался и кое-что нашел! - Уотерхауз стремглав вылетает из комнаты и мчится по коридору к своей лаборатории. Она занимает полкрыла. Хорошо, что Австралия такая большая, потому что если Уотерхауза не сдерживать, он захватит ее всю. Через пятнадцать минут он возвращается и грохает на стол футовую стопку перфокарт. - Все здесь.
Комсток в жизни не стрелял из винтовки, однако устройства для набивки и считывания перфокарт знает, как морпех - свой «спрингфилд». Он не впечатлен.
- Уотерхауз, в этой стопке примерно столько же информации, сколько в письме солдата его мамочке. Вы пытаетесь сказать мне...
- Нет, это только итог. Результат статистического анализа.
- Так какого дьявола вы набили его на перфоркарты? Почему не отпечатали на машинке, как все?
- Я его не набивал, - говорит Уотерхауз. - Набила машина.
- Набила машина... - очень медленно повторяет Комсток.
- Да. Когда закончила анализ. - Уотерхауз внезапно разражается блеющим смехом. - Вы же не подумали, что это сырые входные данные?
- Ну...
- Входные данные занимают несколько комнат. Я проанализировал почти все сообщения, перехваченные нами за время воины. Помните, несколько недель назад я потребовал грузовики. Они возили перфокарты в архив и обратно.
- Господи! - говорит Комсток. Еще бы он не помнил грузовики: постоянное урчание моторов под окнами, выхлопные газы, мелкие ДТП. В коридорах снуют туда-сюда рядовые с коробками на тележках. Наезжают людям на ноги. Пугают секретарш.
И шум. Шум, шум от треклятой машины Уотерхауза. Цветочные горшки падают со шкафов. В кофейных чашках - стоячие волны.
- Секундочку, - говорит один из сотрудников ЭТК тоном человека, внезапно понявшего, что ему впаривают лабуду. - Я видел грузовики. Видел перфокарты. Вы пытаетесь нас уверить, то проанализировали все и каждую расшифровку?
Уотерхауз немного подбирается.
- Ну, это единственный способ решить задачу.
Теперь математический дока готов пришлепнуть его на месте.
- Согласен, что единственный способ статистически подтвердить это... - он машет в сторону мандалы пересекающихся многоугольников на доске, - ...проанализировать, перфокарта за перфокартой, несколько грузовиков старых расшифровок. Тут сомнений нет. У нас другое возражение.
- Какое же?
Дока сердито смеется.
- Меня просто смущает тот неприятный факт, что в мире нет машины, способной так быстро проанализировать столько данных.
- Слышали шум? - спрашивает Уотерхауз.
- Шум слышали все, - вставляет Комсток. - И что?
- Ой. - Уотерхауз закатывает глаза, дивясь собственной глупости. - Все правильно. Простите. С этого надо было начать.
- С чего с этого? - спрашивает Комсток.
- Доктор Тьюринг из Кембриджского университета указал, что бу-бу-бу блям-блям-блям хо дядя янга ланга бинки джинки ой да, - говорит Уотерхауз или что-то в таком роде. Он переводит дыхание и роковым движением устремляется к доске. - Можно я это сотру?
Рядовой с губкой кидается к доске. Стенограф глотает таблетку амфетамина. Математики из ЭТК вгрызаются в карандаши, как собака в куриную косточку. Лампы вспыхивают. Уотерхауз хватает новый мелок и прижимает его к безупречно чистой доске. Острие с треском ломается, меловая пыль оседает на пол длинным параболическим облачком. Уотерхауз наклоняет голову, как священник перед началом службы, и набирает в грудь воздуха.
Через пять часов действие амфетамина заканчивается. Комсток ничком распростерт на столе посреди полной комнаты выжатых, измочаленных людей. Уотерхауз и рядовые с ног до головы в меловой пыли, похожи на привидения. Стенографы окружены грудой исписанных блокнотов. Они часто прерывают работу, чтобы помахать занемевшими пальцами. Магнитофоны бесполезно крутятся, одна катушка полна, другая пуста. Только фотограф еще держится и включает вспышку всякий раз, как Уотерхауз заканчивает исписывать доску.
Комсток понимает, что Уотерхауз выжидательно на него смотрит.
- Понятно, сэр? - спрашивает он.
Комсток украдкой заглядывает в блокнот, надеясь отыскать там подсказку. Видит четыре допущения Уотерхауза, которые записал в первые пять минут, и больше ничего, только слова «ЗАРЫВАТЬ» и «ВЫКАПЫВАТЬ», окруженные частоколом машинальных чиркушек.
Комстоку необходимо хоть что-нибудь сказать.
- Эта... э... м-м... процедура зарывания, которая... м-м... э-э...
- И есть самое главное! - радостно отвечает Уотерхауз. - Понимаете, машины ЭТК хороши как устройства ввода-вывода. С логическими элементами все достаточно ясно. Нужен был способ дать машине память, чтобы она могла, в терминологии Тьюринга, быстро зарывать данные и так же быстро их выкапывать Это я и сделал. Устройство электрическое, но его основные принципы знакомы любому органному мастеру.
- Можно мне... э-э... на него взглянуть? - спрашивает Комсток.
- Конечно! Оно у меня в лаборатории.
Однако не все так просто. Прежде надо сходить в туалет, затем перенести в лабораторию фотоаппараты и вспышки. Когда все наконец входят, Уотерхауз стоит возле исполинской конструкции из труб, опутанных бесконечными проводами.
- Это оно? - спрашивает Комсток.
По всему помещению катаются горошины ртути, как шарики от подшипников. Они давятся под ногами и разлетаются в стороны.
- Оно.
- Как вы его назвали?
- КОЗУ, - говорит Уотерхауз. - Контактное оперативное запоминающее устройство. Я собирался нарисовать на нем козу, ну такую, с рогами, только не успел. Да и художник из меня никакой.
Каждая труба имеет длину примерно два фута и диаметр около четырех дюймов. Их, должно быть, несколько сот - Комсток пытается вспомнить, сколько было в заявке, которую он подписал несколько месяцев назад. Уотерхауз заказал чертову уйму труб - хватило бы подвести водопровод и канализацию к целой военной базе.
Трубы смонтированы горизонтальными рядами, словно в уложенном на бок органе. В каждую вставлен маленький бумажный репродуктор от старого приемника.
- Репродуктор издает сигнал - ноту, которая резонирует в трубе, создавая стоячую волну, - говорит Уотерхауз. - Значит, в одних частях трубы давление низкое, в других - высокое. - Он пятится вдоль машины, рубя воздух руками. - Эти сифонные трубки наполнены ртутью. - Он указывает на несколько U-образных трубок, закрепленных по длине большой трубы.
- Я и сам вижу, - говорит Комсток. - Не могли бы вы отойти подальше? - просит он, заглядывая через плечо фотографа в видоискатель. - Вы мне загораживаете... так лучше... еще... еще, - потому что по-прежнему видит тень Уотерхауза. - Отлично!
Фотограф нажимает на спуск. Лампа вспыхивает.
- Высокое давление выталкивает ртуть, низкое - всасывает. Я поместил в каждую сифонную трубку электрические контакты - просто две проволочки на некотором расстоянии одна от другой. Если проволочки разделены воздухом (потому что высокое давление выдавило ртуть), ток не идет. Но если они погружены в ртуть (потому что ее засосало низким давлением), ток идет, поскольку ртуть - проводник! Таким образом сифонные трубки производят набор двоичных цифр, повторяющий рисунок стоячей волны: график гармоник той музыкальной ноты, которую издает репродуктор. Мы передаем этот вектор на колебательный контур, создающий звук в репродукторе, так что вектор битов самовозобновляется бесконечно, если только машина не решит записать новую последовательность.
- Так, значит, устройства ЭТК действительно контролируют эту штуковину? - спрашивает Комсток.
- В этом вся суть! Вот здесь логические платы зарывают и выкапывают данные! - говорит Уотерхауз. - Сейчас покажу!
И прежде чем Комсток успевает крикнуть «Не надо!», Уотерхауз кивает капралу в дальнем конце комнаты. На капрале наушники, какие обычно выдают артиллерийским расчетам самых больших орудий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
У входа в Манильский залив Уотерхауз пишет букву «А» и обводит ее кружком.
- Здесь одна из станций, передающих сообщения шифром «Лазурь».
- Вы знаете это из данных радиопеленгации?
- Да.
- Она на Коррехидоре?
- На одном из островов возле Коррехидора.
Уотерхауз рисует еще кружок с буквой «А» в самой Маниле, потом по кружку в Токио, Рабауле, Пинанге и один в Индийском океане.
- Это что? - спрашивает Комсток.
- Из этой точки мы перехватили сообщение шифром «Лазурь» с немецкой подводной лодки.
- Откуда вы знаете, что это была именно немецкая подводная лодка?
- Узнал почерк радиста, - говорит Уотерхауз. - Значит, вот так расположены передатчики, не считая тех в Европе, которые передают сообщения шифром «Рыба-еж» и, следовательно, согласно утверждению один принадлежат к той же сети. Теперь пусть определенного числа из Токио ушло сообщение шифром «Лазурь». Мы не знаем, что там говорится, потому что еще не взломали «Лазурь». Знаем только, что сообщение отправлено вот сюда. - Он рисует линии, расходящиеся от Токио к Маниле, Рабаулу и Пинангу. - В каждом из этих городов есть крупная военная база. Соответственно из каждого идет поток сообщений японским базам в этом в регионе. - Он рисует линии покороче, соединяющие Манилу с различными точками на Филиппинах, а Рабаул - с Новой Гвинеей и Соломоновыми островами.
- Поправка, Уотерхауз, - говорит Комсток. - Новая Гвинея теперь наша.
- Но я возвращаюсь назад во времени! - восклицает Уотерхауз. - В 43-й, когда японские военные базы были по всему северному побережью Новой Гвинеи и на Соломоновых островах! Итак, скажем, в короткий промежуток времени после сообщения шифром «Лазурь» из Токио станции Рабаула, Манилы и других баз в этом регионе отправляют определенное количество радиограмм. Некоторые - шифрами, которые мы уже взломали. Разумно предположить, что часть из них - отклик на приказы, содержащиеся в сообщениях шифром «Лазурь».
- Но эти базы слали тысячи сообщений в день, - возражает Комсток. - Как можно вычленить отклик на неизвестные приказы?
- Задача чисто статистическая, - говорит Уотерхауз. - Предположим, сообщения шифром «Лазурь» ушли из Токио в Рабаул 15 октября 1943 г. Я беру сообщения, посланные из Рабаула 14 октября, и каждое индексирую всеми возможными способами: место назначения, длина и, если мы смогли их расшифровать, тема. Касается оно передислокации войск? Доставки припасов? Изменений в тактике? Потом я беру все сообщения, отправленные из Рабаула 16 октября - в день, после прихода сообщения, - и подвергаю точно такому же статистическому анализу.
Уотерхауз отходит от доски и поворачивается к слепящим вспышкам.
- Понимаете, все дело в информационных потоках. Информация течет из Токио в Рабаул. Мы не знаем, в чем она состоит, однако она каким-то образом повлияет на дальнейшее поведение Рабаула. Информация необратимо изменила Рабаул; сравнивая его наблюденное поведение до и после этого события, мы можем делать выводы.
- Какие? - с опаской спрашивает Комсток.
Уотерхауз пожимает плечами.
- Различия очень невелики. Почти неотличимы от шума. За время войны из Токио ушло тридцать одно сообщение шифром «Лазурь», и у меня было соответствующее количество материала. Но когда я собрал все данные вместе, то увидел определенные закономерности. И самая четкая - что в день после прихода сообщения шифром «Лазурь», скажем, в Рабаул, оттуда с большей степенью вероятности пойдут радиограммы касательно горных инженеров. У них будут последствия, которые можно проследить до того самого места, где петля замкнется.
- Какая петля?
- Ладно. Давайте начнем сверху. Сообщение шифром «Лазурь» уходит из Токио в Рабаул. - Уотерхауз рисует на доске толстую линию между двумя городами. - На следующий день Рабаул отправляет сообщение другим шифром - уже взломанным - вот сюда, подводной лодке, базирующейся на Молуккских островах. В радиограмме говорится, что подводная лодка должна забрать с пикета на Северном побережье Новой Гвинеи четырех пассажиров. Фамилии указаны. Смотрим по нашим архивам: это три авиамеханика и один горный инженер. Через несколько дней подводная лодка сообщает из моря Бисмарка, что забрала их всех. Еще через несколько дней наш разведчик в Маниле сообщает, что эта подводная лодка заходила в порт. В тот же день из Манилы в Токио уходит очередное сообщение шифром «Лазурь», - заключает Уотерхауз, рисуя последнюю сторону многоугольника, - и петля замыкается.
- Но это может быть череда случайных, несвязанных событий, - говорит первый математический дока раньше, чем то же самое успевает вставить Комсток. - Нипы отчаянно нуждаются в авиамеханиках. В таких сообщениях нет ничего не обычного.
- Зато есть нечто необычное в закономерности, - говорит Уотерхауз. - Если через несколько месяцев подводную лодку таким же образом отправляют забрать из Рабаула несколько горных инженеров и геодезистов, а по ее прибытии в Манилу оттуда в Токио уходит еще одно сообщение шифром «Лазурь», это уже выглядит подозрительно.
- Не знаю. - Комсток мотает головой. - Не уверен, что в штабе Генерала этому поверят. Слишком похоже на тыканье вслепую.
- Поправка, сэр. Это было тыканье вслепую. Но я потыкался, потыкался и кое-что нашел! - Уотерхауз стремглав вылетает из комнаты и мчится по коридору к своей лаборатории. Она занимает полкрыла. Хорошо, что Австралия такая большая, потому что если Уотерхауза не сдерживать, он захватит ее всю. Через пятнадцать минут он возвращается и грохает на стол футовую стопку перфокарт. - Все здесь.
Комсток в жизни не стрелял из винтовки, однако устройства для набивки и считывания перфокарт знает, как морпех - свой «спрингфилд». Он не впечатлен.
- Уотерхауз, в этой стопке примерно столько же информации, сколько в письме солдата его мамочке. Вы пытаетесь сказать мне...
- Нет, это только итог. Результат статистического анализа.
- Так какого дьявола вы набили его на перфоркарты? Почему не отпечатали на машинке, как все?
- Я его не набивал, - говорит Уотерхауз. - Набила машина.
- Набила машина... - очень медленно повторяет Комсток.
- Да. Когда закончила анализ. - Уотерхауз внезапно разражается блеющим смехом. - Вы же не подумали, что это сырые входные данные?
- Ну...
- Входные данные занимают несколько комнат. Я проанализировал почти все сообщения, перехваченные нами за время воины. Помните, несколько недель назад я потребовал грузовики. Они возили перфокарты в архив и обратно.
- Господи! - говорит Комсток. Еще бы он не помнил грузовики: постоянное урчание моторов под окнами, выхлопные газы, мелкие ДТП. В коридорах снуют туда-сюда рядовые с коробками на тележках. Наезжают людям на ноги. Пугают секретарш.
И шум. Шум, шум от треклятой машины Уотерхауза. Цветочные горшки падают со шкафов. В кофейных чашках - стоячие волны.
- Секундочку, - говорит один из сотрудников ЭТК тоном человека, внезапно понявшего, что ему впаривают лабуду. - Я видел грузовики. Видел перфокарты. Вы пытаетесь нас уверить, то проанализировали все и каждую расшифровку?
Уотерхауз немного подбирается.
- Ну, это единственный способ решить задачу.
Теперь математический дока готов пришлепнуть его на месте.
- Согласен, что единственный способ статистически подтвердить это... - он машет в сторону мандалы пересекающихся многоугольников на доске, - ...проанализировать, перфокарта за перфокартой, несколько грузовиков старых расшифровок. Тут сомнений нет. У нас другое возражение.
- Какое же?
Дока сердито смеется.
- Меня просто смущает тот неприятный факт, что в мире нет машины, способной так быстро проанализировать столько данных.
- Слышали шум? - спрашивает Уотерхауз.
- Шум слышали все, - вставляет Комсток. - И что?
- Ой. - Уотерхауз закатывает глаза, дивясь собственной глупости. - Все правильно. Простите. С этого надо было начать.
- С чего с этого? - спрашивает Комсток.
- Доктор Тьюринг из Кембриджского университета указал, что бу-бу-бу блям-блям-блям хо дядя янга ланга бинки джинки ой да, - говорит Уотерхауз или что-то в таком роде. Он переводит дыхание и роковым движением устремляется к доске. - Можно я это сотру?
Рядовой с губкой кидается к доске. Стенограф глотает таблетку амфетамина. Математики из ЭТК вгрызаются в карандаши, как собака в куриную косточку. Лампы вспыхивают. Уотерхауз хватает новый мелок и прижимает его к безупречно чистой доске. Острие с треском ломается, меловая пыль оседает на пол длинным параболическим облачком. Уотерхауз наклоняет голову, как священник перед началом службы, и набирает в грудь воздуха.
Через пять часов действие амфетамина заканчивается. Комсток ничком распростерт на столе посреди полной комнаты выжатых, измочаленных людей. Уотерхауз и рядовые с ног до головы в меловой пыли, похожи на привидения. Стенографы окружены грудой исписанных блокнотов. Они часто прерывают работу, чтобы помахать занемевшими пальцами. Магнитофоны бесполезно крутятся, одна катушка полна, другая пуста. Только фотограф еще держится и включает вспышку всякий раз, как Уотерхауз заканчивает исписывать доску.
Комсток понимает, что Уотерхауз выжидательно на него смотрит.
- Понятно, сэр? - спрашивает он.
Комсток украдкой заглядывает в блокнот, надеясь отыскать там подсказку. Видит четыре допущения Уотерхауза, которые записал в первые пять минут, и больше ничего, только слова «ЗАРЫВАТЬ» и «ВЫКАПЫВАТЬ», окруженные частоколом машинальных чиркушек.
Комстоку необходимо хоть что-нибудь сказать.
- Эта... э... м-м... процедура зарывания, которая... м-м... э-э...
- И есть самое главное! - радостно отвечает Уотерхауз. - Понимаете, машины ЭТК хороши как устройства ввода-вывода. С логическими элементами все достаточно ясно. Нужен был способ дать машине память, чтобы она могла, в терминологии Тьюринга, быстро зарывать данные и так же быстро их выкапывать Это я и сделал. Устройство электрическое, но его основные принципы знакомы любому органному мастеру.
- Можно мне... э-э... на него взглянуть? - спрашивает Комсток.
- Конечно! Оно у меня в лаборатории.
Однако не все так просто. Прежде надо сходить в туалет, затем перенести в лабораторию фотоаппараты и вспышки. Когда все наконец входят, Уотерхауз стоит возле исполинской конструкции из труб, опутанных бесконечными проводами.
- Это оно? - спрашивает Комсток.
По всему помещению катаются горошины ртути, как шарики от подшипников. Они давятся под ногами и разлетаются в стороны.
- Оно.
- Как вы его назвали?
- КОЗУ, - говорит Уотерхауз. - Контактное оперативное запоминающее устройство. Я собирался нарисовать на нем козу, ну такую, с рогами, только не успел. Да и художник из меня никакой.
Каждая труба имеет длину примерно два фута и диаметр около четырех дюймов. Их, должно быть, несколько сот - Комсток пытается вспомнить, сколько было в заявке, которую он подписал несколько месяцев назад. Уотерхауз заказал чертову уйму труб - хватило бы подвести водопровод и канализацию к целой военной базе.
Трубы смонтированы горизонтальными рядами, словно в уложенном на бок органе. В каждую вставлен маленький бумажный репродуктор от старого приемника.
- Репродуктор издает сигнал - ноту, которая резонирует в трубе, создавая стоячую волну, - говорит Уотерхауз. - Значит, в одних частях трубы давление низкое, в других - высокое. - Он пятится вдоль машины, рубя воздух руками. - Эти сифонные трубки наполнены ртутью. - Он указывает на несколько U-образных трубок, закрепленных по длине большой трубы.
- Я и сам вижу, - говорит Комсток. - Не могли бы вы отойти подальше? - просит он, заглядывая через плечо фотографа в видоискатель. - Вы мне загораживаете... так лучше... еще... еще, - потому что по-прежнему видит тень Уотерхауза. - Отлично!
Фотограф нажимает на спуск. Лампа вспыхивает.
- Высокое давление выталкивает ртуть, низкое - всасывает. Я поместил в каждую сифонную трубку электрические контакты - просто две проволочки на некотором расстоянии одна от другой. Если проволочки разделены воздухом (потому что высокое давление выдавило ртуть), ток не идет. Но если они погружены в ртуть (потому что ее засосало низким давлением), ток идет, поскольку ртуть - проводник! Таким образом сифонные трубки производят набор двоичных цифр, повторяющий рисунок стоячей волны: график гармоник той музыкальной ноты, которую издает репродуктор. Мы передаем этот вектор на колебательный контур, создающий звук в репродукторе, так что вектор битов самовозобновляется бесконечно, если только машина не решит записать новую последовательность.
- Так, значит, устройства ЭТК действительно контролируют эту штуковину? - спрашивает Комсток.
- В этом вся суть! Вот здесь логические платы зарывают и выкапывают данные! - говорит Уотерхауз. - Сейчас покажу!
И прежде чем Комсток успевает крикнуть «Не надо!», Уотерхауз кивает капралу в дальнем конце комнаты. На капрале наушники, какие обычно выдают артиллерийским расчетам самых больших орудий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83