Тебе придется хорошенько повеселиться, независимо от того, хочется тебе этого или нет.
Я пожал плечами. Ее не переспоришь.
– А теперь посмотри на себя в зеркало, – потребовала она. – Что ты видишь?
Я послушно подошел к зеркалу. На меня смотрел самый обычный юноша, который вполне мог оказаться и жителем Дельты, и жителем Страны Тростников, одетый вполне прилично, чтобы принадлежать к весьма уважаемой, хотя и не слишком богатой семье.
Внезапно изображение изменилось, и тысячи сияющих пятен поплыли во тьме, словно звезды, как их описывал поэт: пузырьки, плавающие в море вечности.
Но это были не звезды. Огоньки превратились в тысячи бумажных фонариков, вырезанных в форме птиц, необычных зверей или смешных лиц, протянутых гирляндами от крыши к крыше или поднятых в воздух на шестах. Тут был мужчина, одетый гигантским змеем с серебряными крыльями, там над толпой шел клоун на ходулях, а его костюм с развевающимися лентами сверкал, переливаясь всеми цветами радуги. Женщина в маске извивалась в неистовом танце, а ее платье, казалось, горело. Но в толпе было и множество буднично одетых горожан, много молодежи и бегавших и кричавших детей.
– Сюда, – сказала Лекканут-На, указывая моим пальцем на темный закуток за рядом бочек. Я протянул руку, схватился за обруч бочки и протащил себя сквозь зеркало.
Шум праздника подействовал на меня, как взрыв; в узких улочках эхо многократно повторяло музыку и смех. Я вышел из-за бочек. Никто не заметил моего чудесного появления.
Должно быть, я провел не меньше часа, просто глазея на празднество, на необычные костюмы и разнообразие масок, на идолов многочисленных богов и полубогов, которых несли на плечах их приверженцы. Бесконечная толпа напоминала море. Я позволил ее волне подхватить себя, и нас выбросило на одну из крупнейших площадей столицы. Я стоял неподвижно, прислонившись к столбу, любуясь огромными храмами с отполированными черными колоннами, отражавшими свет факелов, на гигантские статуи царей, героев и знати, которые в таком количестве возвышались на крышах, что казались еще одной празднично бурлящей толпой, взирающей на нас с небес. И еще казалось, что многие из них держат в руках звезды, но в действительности это были всего лишь фонари.
Кто– то сзади схватил меня за плечо; я вырвался, порядком испугавшись. Обернувшись и отступив на шаг, я оказался лицом к лицу с коренастым бородатым торговцем. На лице его играла широкая ухмылка, а в руках он держал кипу разноцветных масок с тесемками-завязками.
– Выбери одну, – велел он. – Для себя.
Не понимая, в чем дело, я все же последовал его совету. Я повертел маску в руках. Она была сделана из плотной бумаги, раскрашена и усыпана сверкающими блестками.
– С тебя одна рыба.
– Что?… – опешил я. Возможно, в Городе-в-Дельте существовал какой-то не известный мне обычай менять маски на рыбу? Но у меня, конечно же, не было с собой рыбы, ни живой, ни мертвой.
(Внутри меня хмыкнула потерявшая от изумления дар речи, Лекканут-На.)
Продавец подчеркнуто нахмурил брови.
– У тебя что, нет ни одной? Увы, бедный мальчик.
– Я просто не понимаю, что вы имеете в виду.
– Ты не здешний?
– Нет, я из Страны Тростников.
Он снова комично нахмурился пожал плечами.
– Что ж, тогда, бедный мальчик из Страны Тростников, позволь мне объяснить тебе, что в Городе-в-Дельте всех волнует только такойвид рыбы…
Он подбросил в воздух мелкую монетку.
С момента прибытия в город мне ни разу не предоставлялся случай потратить деньги, но у меня с собой был кошелек на длинном шнурке вокруг шеи. Это подсказала мне Лекканут-На. Я вытащил его из-под рубашки и нашел в нем медную монетку, действительно, с изображением рыбы. Я понятия не имел, что это означает, а надпись в темноте прочитать не мог. Я даже не знал реальной стоимости этой монетки, но отдал ее торговцу который скрылся в толпе так быстро, что мне даже показалось – как я попытался пошутить про себя – не без помощи магии.
Пестрые ларьки и палатки с навесами заполнили все пространство площади подобно цыганскому табору – настоящий город в городе. Я бродил среди рядов и отдельных павильонов, выходя на площадки, где кувыркались акробаты, а силачи поднимали громадные тяжести. Меня особенно заинтересовал один из них – невероятно здоровый жирный детина, истекавший потом и громко хрюкавший, поднимая статую такого же здоровенного жирного мужчины с придурковатым лицом и корзинкой в руках. Толпа смеялась и хлопала в ладоши, в бронзовую корзину летели монетки. Иной раз кто-нибудь для смеха швырял туда камень. Атлет скалил зубы и шипел, но толпа лишь смеялась и хлопала еще громче. Как я понял, весь интерес заключался в том, что, если бы он уронил статую, все кинулись бы забирать свои деньги.
Хотя тяжеловес и блестел от пота, меня пробрала дрожь. Ночной воздух оказался гораздо холоднее, чем казалось вначале. Я пожалел, что не оделся потеплее.
Заплатив еще одну монетку-рыбу, я попал в павильон, не имея ни малейшего понятия, что там происходит. Музыканты, сидевшие на высоких стульях, играли на тростниковых флейтах. Жуткие калеки – кто без руки, кто без ноги – как черви, извивались в неописуемо страшном танце. Девушка примерно моих лет с печальным лицом безуспешно пыталась взлететь с помощью прозрачных крыльев. Недоразвитые руки – не длиннее моих пальцев – болтались у нее на плечах, крошечные кисти сжимались и разжимались.
(– Побочные продукты неудачных экспериментов с магией, – заявила Лекканут-На у меня в голове, – собранные здесь на развлечение толпы. Боюсь, для них это единственный способ не умереть от голода, но, если тебя т слишком прельщают подобные зрелища, пойдем-ка отсюда побыстрее.)
Я вышел из павильона и столкнулся с дюжиной юношей и девушек – аристократов, судя по внешнему виду. Они раскланялись самым изысканным образом что я тщетно попытался повторить. О чем они говорили, я так и не понял – нет, они не говорили на другом языке, просто я, вопреки их ожиданиям, не понимал слов. Одна девушка протянула мне дорогие подарки: какие-то драгоценности, серебряный кинжал, позолоченное зеркальце, а юноша продолжал задавать совершенно непонятные вопросы и ждал ответа.
Когда стало ясно, что я не в состоянии поддерживать беседу, девушка забрала свои дары.
– Он не от ветра, – сказал кто-то.
– И не из облака.
– И не из воды.
– Еще один мошенник.
Они ушли, покатываясь от хохота. Я снял маску и тупо уставился им вслед. Я так и не понял, что же произошло. Кстати, маска, как оказалось, имела форму рыбы. Рыба за рыбу, оригинально…
Я привязал маску к поясу. В небе надо мной неожиданно с грохотом взорвались тысячи разноцветных огней, и в течение нескольких мгновений там извивался крылатый дракон, вскоре исчезнувший в темноте. Хвост у него был раза в три длиннее туловища.
Толпа пришла в восторг от этого зрелища – все смеялись, хлопали и улюлюкали. Неподалеку заплакал ребенок.
Дракон был чудом, как я решил, но истинное чудо этой ночи состояло в том, что я смог смешаться с толпой, со всеми этими людьми, и никто не показывал на меня пальцем, не кричал в страхе, что среди них ужасный чародей, убийца королей, мальчик, запросто разговаривающий с трупами.
Нет, ничего подобного не было. Был просто мальчик, говоривший на языке этого города с акцентом жителя Страны Тростников.
Я чувствовал себя необыкновенно легко, я ощущал себя свободным, словно с меня упали тяжеленные оковы.
На радостях я потратил еще две «рыбины» на настоящую рыбу, обильно сдобренную пряностями и поджаренную на вертеле. Жир потек у меня по подбородку. Я вытер его рукавом.
Я немного посмотрел религиозную пьесу – ее исполняли ярко разодетые актеры в масках. Сцена располагалась на огромной повозке, которая медленно двигалась сквозь расступавшуюся толпу, и следить за развитием сюжета можно было, только идя за ней. Какое-то время я так и делал, но все равно понял очень немногое, хотя все действующие лица были достаточно типичны: крокодилоголовый мужчина, который, бесспорно, мог быть только Сюрат-Кемадом, дама в голубом – Шедельвендрой, Матерью Вод, ребенок с листом и сухой веткой в руке, символизировавший быстротечность времени.
Я зашел в другой павильон. ( Тебе здесь больше понравится, – раздался в моем сознании голос Лекканут-На.)
Там со смехом резвились дети – они корчили смешные рожицы и в шутку дрались, но вскоре расселись по местам. Среди присутствовавших я заметил несколько юношей примерно моих лет и даже постарше, но большинство посетителей были детьми.
На прогнившую сцену вышел клоун-фокусник, показывавший нехитрые трюки, распространенные, как я подозревал, повсеместно: делал вид, что находит яйцо или живую рыбу в ухе одного из зрителей, птицы вылетали у него из рукавов, он глотал огонь и выдыхал его. Кроме того, он постоянно шутил. Зрители смеялись над его остротами. Даже я оценил некоторые из них.
Неожиданно я почувствовал, что он смотрит прямо на меня. Все повернулись в мою сторону.
– Мальчик мой, мальчик мой, – сказал он. – Эй, ты, там. Почему такой мрачный? Ты что, не умеешь улыбаться? Иди-ка сюда.
Десятки рук вытолкнули меня вперед. Дети улюлюкали и хлопали в ладоши. Клоун взял меня за руку и повел с собой на платформу.
– Что ж, – сказал он. – Придется мне наколдовать тебе немножко радости и счастья.
Я почувствовал, что он него пахнет вином. Как я понял, он изрядно выпил, но способности к колдовству у него не было никакой, не говоря уж об истинной черной магии. Самое интересное заключалось в том, что этот обманщик действительно считал себя могущественным чародеем. Я сразу же вспомнил совет Лекканут-На использовать свои возможности для развлечения, если подвернется случай.
– Улыбайся! – потребовал фокусник. Он сдавил мне лицо, скроив смешную мину. Дети встретили это громким смехом. Я отпрянул назад.
Он вытащил голубя у меня из рукава. Но птица была сделана из бумаги; внутри нее лежал леденец, который он вложил мне в ладонь. Я засунул его в карман до будущих времен.
Клоун посмотрел на меня с тем же выражением, что и продавец масок. Аудитория засмеялась.
– Дай-ка я попробую еще разок.
Подчеркнуто гротесковым движением он вытянул из своего уха ярко синий шарф, делая вид, что изнемогает от усилий.
Все последующее было уже делом моих рук: к синему шарфу оказался привязан красный, к нему – желтый, затем зеленый, и на каждом из них ожили лица смеющихся детей. Нарисованные лица действительно смеялись, как и дети в первом ряду, узнавшие свои портреты. Затем шел белый шарф с портретом мальчика в черном, кричавшим и строившим смешные рожицы.
Фокусник, уже изрядно встревоженный, продолжал вытаскивать шарфы. Я играл роль ассистента, поддерживая их длинные концы, чтобы зрители могли получше рассмотреть изображения. Я растянул концы шарфов по всей сцене, а затем, протиснувшись сквозь восторженную толпу, развесил их по шестам шатра. Смех усилился, а бедный фокусник, с округлившимися от страха глазами, все тянул и тянул шарфы из уха – они бились у его ног, как свежепойманные рыбки, переворачивались, смеялись и переговаривались между собой.
В конце на свет появились два самых больших шарфа. Я поднял над головой один из них: на нем красовалось мое собственное лицо, только сильно увеличенное. На последнем шарфе был портрет фокусника. Я торжественно вручил его ему. Он взял шарф негнущимися от страха руками.
– Это просто невероятно!– заявил мой портрет. – Как тебе удалось это сделать?
– Глупый мальчишка! – рассерженно ответил шарф клоуна. – Я могучий волшебник. Я не могу открыть своих тайн простому смертному! Убирайся отсюда!
Я засунул свой шарф в карман жакета, вежливо поклонился и, сойдя со сцены, незаметно выскользнул из шатра.
Ну и каков же был результат? Улыбнулся ли я в конце концов? Испытывал ли хоть малейшее сомнение в корректности или уместности своей маленькой шутки? Лекканут-На, конечно же, сочла ее забавной. А Секенр? Кто ж его знает…
Но как бы мне хотелось, чтобы Тика была со мной и видела все это.
Толпа на площади начала редеть. Прошло гораздо больше времени, чем я рассчитывал – уже вечерело. Дымка в воздухе, через которую прежде пробивался свет, сгустилась еще больше. Пить хотелось так, что пересохло в горле.
Я так и не понял, как мне удалось потерять счет времени. Но мне кажется, все это было аллегорией моей собственной жизни и моей собственной глупости. Чародей, чтобы его узнали, на какое-то время может выйти из тени, но он подобен элегантно одетому, надушенному и загримированному трупу, вышедшему из могилы на праздник жизни. Несмотря на силу его воли, несмотря на лучшие душевные качества, черная магия попросту затягивает его. Тени вскоре вновь плотно сомкнутся над ним.
Пришло время уходить. Я вновь бродил по пустынным улицам города в одиночестве. Статуи на крышах – их фонари теперь погасли – стали темными, равнодушными ко всему колоссами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Я пожал плечами. Ее не переспоришь.
– А теперь посмотри на себя в зеркало, – потребовала она. – Что ты видишь?
Я послушно подошел к зеркалу. На меня смотрел самый обычный юноша, который вполне мог оказаться и жителем Дельты, и жителем Страны Тростников, одетый вполне прилично, чтобы принадлежать к весьма уважаемой, хотя и не слишком богатой семье.
Внезапно изображение изменилось, и тысячи сияющих пятен поплыли во тьме, словно звезды, как их описывал поэт: пузырьки, плавающие в море вечности.
Но это были не звезды. Огоньки превратились в тысячи бумажных фонариков, вырезанных в форме птиц, необычных зверей или смешных лиц, протянутых гирляндами от крыши к крыше или поднятых в воздух на шестах. Тут был мужчина, одетый гигантским змеем с серебряными крыльями, там над толпой шел клоун на ходулях, а его костюм с развевающимися лентами сверкал, переливаясь всеми цветами радуги. Женщина в маске извивалась в неистовом танце, а ее платье, казалось, горело. Но в толпе было и множество буднично одетых горожан, много молодежи и бегавших и кричавших детей.
– Сюда, – сказала Лекканут-На, указывая моим пальцем на темный закуток за рядом бочек. Я протянул руку, схватился за обруч бочки и протащил себя сквозь зеркало.
Шум праздника подействовал на меня, как взрыв; в узких улочках эхо многократно повторяло музыку и смех. Я вышел из-за бочек. Никто не заметил моего чудесного появления.
Должно быть, я провел не меньше часа, просто глазея на празднество, на необычные костюмы и разнообразие масок, на идолов многочисленных богов и полубогов, которых несли на плечах их приверженцы. Бесконечная толпа напоминала море. Я позволил ее волне подхватить себя, и нас выбросило на одну из крупнейших площадей столицы. Я стоял неподвижно, прислонившись к столбу, любуясь огромными храмами с отполированными черными колоннами, отражавшими свет факелов, на гигантские статуи царей, героев и знати, которые в таком количестве возвышались на крышах, что казались еще одной празднично бурлящей толпой, взирающей на нас с небес. И еще казалось, что многие из них держат в руках звезды, но в действительности это были всего лишь фонари.
Кто– то сзади схватил меня за плечо; я вырвался, порядком испугавшись. Обернувшись и отступив на шаг, я оказался лицом к лицу с коренастым бородатым торговцем. На лице его играла широкая ухмылка, а в руках он держал кипу разноцветных масок с тесемками-завязками.
– Выбери одну, – велел он. – Для себя.
Не понимая, в чем дело, я все же последовал его совету. Я повертел маску в руках. Она была сделана из плотной бумаги, раскрашена и усыпана сверкающими блестками.
– С тебя одна рыба.
– Что?… – опешил я. Возможно, в Городе-в-Дельте существовал какой-то не известный мне обычай менять маски на рыбу? Но у меня, конечно же, не было с собой рыбы, ни живой, ни мертвой.
(Внутри меня хмыкнула потерявшая от изумления дар речи, Лекканут-На.)
Продавец подчеркнуто нахмурил брови.
– У тебя что, нет ни одной? Увы, бедный мальчик.
– Я просто не понимаю, что вы имеете в виду.
– Ты не здешний?
– Нет, я из Страны Тростников.
Он снова комично нахмурился пожал плечами.
– Что ж, тогда, бедный мальчик из Страны Тростников, позволь мне объяснить тебе, что в Городе-в-Дельте всех волнует только такойвид рыбы…
Он подбросил в воздух мелкую монетку.
С момента прибытия в город мне ни разу не предоставлялся случай потратить деньги, но у меня с собой был кошелек на длинном шнурке вокруг шеи. Это подсказала мне Лекканут-На. Я вытащил его из-под рубашки и нашел в нем медную монетку, действительно, с изображением рыбы. Я понятия не имел, что это означает, а надпись в темноте прочитать не мог. Я даже не знал реальной стоимости этой монетки, но отдал ее торговцу который скрылся в толпе так быстро, что мне даже показалось – как я попытался пошутить про себя – не без помощи магии.
Пестрые ларьки и палатки с навесами заполнили все пространство площади подобно цыганскому табору – настоящий город в городе. Я бродил среди рядов и отдельных павильонов, выходя на площадки, где кувыркались акробаты, а силачи поднимали громадные тяжести. Меня особенно заинтересовал один из них – невероятно здоровый жирный детина, истекавший потом и громко хрюкавший, поднимая статую такого же здоровенного жирного мужчины с придурковатым лицом и корзинкой в руках. Толпа смеялась и хлопала в ладоши, в бронзовую корзину летели монетки. Иной раз кто-нибудь для смеха швырял туда камень. Атлет скалил зубы и шипел, но толпа лишь смеялась и хлопала еще громче. Как я понял, весь интерес заключался в том, что, если бы он уронил статую, все кинулись бы забирать свои деньги.
Хотя тяжеловес и блестел от пота, меня пробрала дрожь. Ночной воздух оказался гораздо холоднее, чем казалось вначале. Я пожалел, что не оделся потеплее.
Заплатив еще одну монетку-рыбу, я попал в павильон, не имея ни малейшего понятия, что там происходит. Музыканты, сидевшие на высоких стульях, играли на тростниковых флейтах. Жуткие калеки – кто без руки, кто без ноги – как черви, извивались в неописуемо страшном танце. Девушка примерно моих лет с печальным лицом безуспешно пыталась взлететь с помощью прозрачных крыльев. Недоразвитые руки – не длиннее моих пальцев – болтались у нее на плечах, крошечные кисти сжимались и разжимались.
(– Побочные продукты неудачных экспериментов с магией, – заявила Лекканут-На у меня в голове, – собранные здесь на развлечение толпы. Боюсь, для них это единственный способ не умереть от голода, но, если тебя т слишком прельщают подобные зрелища, пойдем-ка отсюда побыстрее.)
Я вышел из павильона и столкнулся с дюжиной юношей и девушек – аристократов, судя по внешнему виду. Они раскланялись самым изысканным образом что я тщетно попытался повторить. О чем они говорили, я так и не понял – нет, они не говорили на другом языке, просто я, вопреки их ожиданиям, не понимал слов. Одна девушка протянула мне дорогие подарки: какие-то драгоценности, серебряный кинжал, позолоченное зеркальце, а юноша продолжал задавать совершенно непонятные вопросы и ждал ответа.
Когда стало ясно, что я не в состоянии поддерживать беседу, девушка забрала свои дары.
– Он не от ветра, – сказал кто-то.
– И не из облака.
– И не из воды.
– Еще один мошенник.
Они ушли, покатываясь от хохота. Я снял маску и тупо уставился им вслед. Я так и не понял, что же произошло. Кстати, маска, как оказалось, имела форму рыбы. Рыба за рыбу, оригинально…
Я привязал маску к поясу. В небе надо мной неожиданно с грохотом взорвались тысячи разноцветных огней, и в течение нескольких мгновений там извивался крылатый дракон, вскоре исчезнувший в темноте. Хвост у него был раза в три длиннее туловища.
Толпа пришла в восторг от этого зрелища – все смеялись, хлопали и улюлюкали. Неподалеку заплакал ребенок.
Дракон был чудом, как я решил, но истинное чудо этой ночи состояло в том, что я смог смешаться с толпой, со всеми этими людьми, и никто не показывал на меня пальцем, не кричал в страхе, что среди них ужасный чародей, убийца королей, мальчик, запросто разговаривающий с трупами.
Нет, ничего подобного не было. Был просто мальчик, говоривший на языке этого города с акцентом жителя Страны Тростников.
Я чувствовал себя необыкновенно легко, я ощущал себя свободным, словно с меня упали тяжеленные оковы.
На радостях я потратил еще две «рыбины» на настоящую рыбу, обильно сдобренную пряностями и поджаренную на вертеле. Жир потек у меня по подбородку. Я вытер его рукавом.
Я немного посмотрел религиозную пьесу – ее исполняли ярко разодетые актеры в масках. Сцена располагалась на огромной повозке, которая медленно двигалась сквозь расступавшуюся толпу, и следить за развитием сюжета можно было, только идя за ней. Какое-то время я так и делал, но все равно понял очень немногое, хотя все действующие лица были достаточно типичны: крокодилоголовый мужчина, который, бесспорно, мог быть только Сюрат-Кемадом, дама в голубом – Шедельвендрой, Матерью Вод, ребенок с листом и сухой веткой в руке, символизировавший быстротечность времени.
Я зашел в другой павильон. ( Тебе здесь больше понравится, – раздался в моем сознании голос Лекканут-На.)
Там со смехом резвились дети – они корчили смешные рожицы и в шутку дрались, но вскоре расселись по местам. Среди присутствовавших я заметил несколько юношей примерно моих лет и даже постарше, но большинство посетителей были детьми.
На прогнившую сцену вышел клоун-фокусник, показывавший нехитрые трюки, распространенные, как я подозревал, повсеместно: делал вид, что находит яйцо или живую рыбу в ухе одного из зрителей, птицы вылетали у него из рукавов, он глотал огонь и выдыхал его. Кроме того, он постоянно шутил. Зрители смеялись над его остротами. Даже я оценил некоторые из них.
Неожиданно я почувствовал, что он смотрит прямо на меня. Все повернулись в мою сторону.
– Мальчик мой, мальчик мой, – сказал он. – Эй, ты, там. Почему такой мрачный? Ты что, не умеешь улыбаться? Иди-ка сюда.
Десятки рук вытолкнули меня вперед. Дети улюлюкали и хлопали в ладоши. Клоун взял меня за руку и повел с собой на платформу.
– Что ж, – сказал он. – Придется мне наколдовать тебе немножко радости и счастья.
Я почувствовал, что он него пахнет вином. Как я понял, он изрядно выпил, но способности к колдовству у него не было никакой, не говоря уж об истинной черной магии. Самое интересное заключалось в том, что этот обманщик действительно считал себя могущественным чародеем. Я сразу же вспомнил совет Лекканут-На использовать свои возможности для развлечения, если подвернется случай.
– Улыбайся! – потребовал фокусник. Он сдавил мне лицо, скроив смешную мину. Дети встретили это громким смехом. Я отпрянул назад.
Он вытащил голубя у меня из рукава. Но птица была сделана из бумаги; внутри нее лежал леденец, который он вложил мне в ладонь. Я засунул его в карман до будущих времен.
Клоун посмотрел на меня с тем же выражением, что и продавец масок. Аудитория засмеялась.
– Дай-ка я попробую еще разок.
Подчеркнуто гротесковым движением он вытянул из своего уха ярко синий шарф, делая вид, что изнемогает от усилий.
Все последующее было уже делом моих рук: к синему шарфу оказался привязан красный, к нему – желтый, затем зеленый, и на каждом из них ожили лица смеющихся детей. Нарисованные лица действительно смеялись, как и дети в первом ряду, узнавшие свои портреты. Затем шел белый шарф с портретом мальчика в черном, кричавшим и строившим смешные рожицы.
Фокусник, уже изрядно встревоженный, продолжал вытаскивать шарфы. Я играл роль ассистента, поддерживая их длинные концы, чтобы зрители могли получше рассмотреть изображения. Я растянул концы шарфов по всей сцене, а затем, протиснувшись сквозь восторженную толпу, развесил их по шестам шатра. Смех усилился, а бедный фокусник, с округлившимися от страха глазами, все тянул и тянул шарфы из уха – они бились у его ног, как свежепойманные рыбки, переворачивались, смеялись и переговаривались между собой.
В конце на свет появились два самых больших шарфа. Я поднял над головой один из них: на нем красовалось мое собственное лицо, только сильно увеличенное. На последнем шарфе был портрет фокусника. Я торжественно вручил его ему. Он взял шарф негнущимися от страха руками.
– Это просто невероятно!– заявил мой портрет. – Как тебе удалось это сделать?
– Глупый мальчишка! – рассерженно ответил шарф клоуна. – Я могучий волшебник. Я не могу открыть своих тайн простому смертному! Убирайся отсюда!
Я засунул свой шарф в карман жакета, вежливо поклонился и, сойдя со сцены, незаметно выскользнул из шатра.
Ну и каков же был результат? Улыбнулся ли я в конце концов? Испытывал ли хоть малейшее сомнение в корректности или уместности своей маленькой шутки? Лекканут-На, конечно же, сочла ее забавной. А Секенр? Кто ж его знает…
Но как бы мне хотелось, чтобы Тика была со мной и видела все это.
Толпа на площади начала редеть. Прошло гораздо больше времени, чем я рассчитывал – уже вечерело. Дымка в воздухе, через которую прежде пробивался свет, сгустилась еще больше. Пить хотелось так, что пересохло в горле.
Я так и не понял, как мне удалось потерять счет времени. Но мне кажется, все это было аллегорией моей собственной жизни и моей собственной глупости. Чародей, чтобы его узнали, на какое-то время может выйти из тени, но он подобен элегантно одетому, надушенному и загримированному трупу, вышедшему из могилы на праздник жизни. Несмотря на силу его воли, несмотря на лучшие душевные качества, черная магия попросту затягивает его. Тени вскоре вновь плотно сомкнутся над ним.
Пришло время уходить. Я вновь бродил по пустынным улицам города в одиночестве. Статуи на крышах – их фонари теперь погасли – стали темными, равнодушными ко всему колоссами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67