Оскар, заметив выражение лица Джима, резко обернулся, но не увидел ничего, кроме ржавого старого глушителя на пожухлой траве под деревом.
— Во дурак, — протянул он и длинно сплюнул сквозь дыру между передними зубами. — Ты такой же дурак, как и твой дружок.
Сказав так, Оскар с силой захлопнул дневник Гила, презрительно бросил его на асфальт, повернулся и пошел прочь, крутя головой. Книжечка дневника упала ребром и раскрылась, из нее вылетело с полдюжины страниц и весело припустилось по улице, словно в погоню за Оскаром. Джим настиг беглянок, подобрал дневник с асфальта и подал Гилу. Тот сидел словно в трансе, не замечая протянутой тетрадки. Джим испытал сильный соблазн открыть ее и прочитать несколько страниц — или запихнуть выпавшие листки под рубашку и унести домой. Но он не сделал ни того, ни другого. Он присел на траву рядом с другом, сделав вид, будто молчание меж ними имеет некое значение, и принялся смотреть на полосу темных, бурно клубящихся облаков, тянущихся со стороны гор Сан-Гейбриел.
На востоке небо пронизала молния — яркая изломанная узкая полоска лизнула вершины холмов, словно язык электрической змеи. Темная завеса дождя приближалась ровной стеной, подсвеченная вспышками молний, а вдоль улицы, хотя небо над головой еще было ясным, разносился грохот катящихся по скальному склону камней — эхо далекой бури, принесенное могучим ветром. И примерно за минуту до того, как на теплый асфальт упали первые капли дождя, а в воздухе над мостовой и тротуарами разлился острый, изумительный запах озона, над крышами домов торопливо проехал на велосипеде человек, бешено работавший педалями, словно именно быстрота вращения колес удерживала его в воздухе. Не в силах вымолвить ни слова, Джим проследил за тем, как летающий велосипед и его странно знакомый пассажир приблизились к нему и Гилу, затем проплыли у них над головами, над трубой дома Хасбро, над провисшими телефонными проводами и исчезли в небе, в темной стене дождя, которая обрушилась из разверзшихся небес и почти полностью закрыла собой улицу, заслонила весь мир. Джим торопливо запихнул дневник Гила под куртку, ошалело прокручивая в памяти фрагменты невероятного полета машины Хасбро, вспоминая отчаянно крутящего педали презревшего гравитацию — презревшего здравый смысл — Ройкрофта Сквайрса. Но почему именно Ройкрофт Сквайрс? Джим вспомнил выражение глаз отца, когда тот следил из окна за вооруженным косилкой Ямото, его непоколебимую убежденность, что «теперь все становится ясно». Неужели отец был прав? Или, может быть, совсем наоборот — ужасно заблуждался? Может быть, он заразился от отца сумасшествием?
Гил неожиданно очнулся от транса, вздрогнув, словно от испуга. Пригнувшись, они бросились бежать к дому Гила под тяжелыми каплями ливня. Когда Джим, уже в доме, отдал Гилу тетрадь дневника, тот без слов спрятал ее среди дюжины таких же. Джим тоже не стал вспоминать о случившемся, хотя недавние события кружились у него в голове со скоростью педалей под ногами Сквайрса. Должно быть, ему привиделось. Наверно, съел что-нибудь. Джим вспомнил прочитанный как-то рассказ о человеке, который, проглотив в один присест три дюжины сырых устриц, увидел в небе светящуюся свинью. Но он не ел никаких устриц.
Сквозь грохот ливня послышалось слабое треньканье колокольчика — перед домом Гила остановился белый грузовичок. Джим и Гил повернулись к кухонному окну; в тот же миг колокольчик смолк.
Дверь кабины отворилась, и под дождь вышел Джон Пиньон. На нем были белые парусиновые брюки и голубая куртка «человека с хорошим чувством юмора», и, прежде чем выбраться из кабины, он раскрыл над головой маленький и смешной прорезиненный зонтик. Джим понял, что сейчас его попросят вон, поскольку его вид напоминал о конкурентах. Кроме того, Джон Пиньон ему не нравился, и не только потому, что был коренастым и бледным, но более всего из-за привычки пожимать руку словно рыбьим плавником: слабо и мягко, подобострастно, будто ему чрезвычайно приятно и радостно видеть вас и — что еще хуже — нравилось дотрагиваться до вас, до вашей кожи. Джим очень не любил, когда его трогали. Он собирался «отшить Пиньона», как выражался в таких случаях Оскар Палчек.
Пиньон позвонил в дверь и воровато оглянулся через плечо, потом заглянул в дом сквозь дверное стекло, шалашиком сложив ладони перед лицом, и смотрел так на Джима и Гила секунд десять, прежде чем на него обратили внимание. После этого Пиньон выпрямился и растерянно улыбнулся. Гил открыл дверь.
— Преотвратная погодка, — приветствовал его Пиньон, обожающий употреблять в разговоре выражения из книг с английским юмором. — Становится сыровато.
Он подержал в своей руке руку Гила — может быть, единственную такую же холодную и рыбью, как и его собственная, на милю вокруг. После чего устремился за рукой Джима, но Джим, взрослый не по годам и давно научившийся от дяди Эдварда разным хитростям с рукопожатием, был к этому готов. Он первым протянул руку и прихватил только кончики пальцев Пиньона, да так, что тот уже не мог наложить на его ладонь ничего, кроме большого пальца. Схваченное в кулак Джим пожал от души, потом разжал ладонь и быстро спрятал ее за спину. Пиньон глупо улыбнулся.
— У тебя найдется минутка? — спросил Пиньон Гила напевным, заупокойным голосом, избегая смотреть на Джима.
«Черта с два я уйду», — подумал Джим. После схватки с Оскаром Палчеком его все еще переполняла решимость. Можно было даже говорить об отваге, если бы не странное происшествие с машиной Хасбро. Однако теперь Джим уже почти убедил себя в том, что все это ему привиделось. Наверняка именно так. Ведь Оскар ничего не заметил. Гил, по всей видимости, тоже. Но если кто-то и имел какое-то отношение к видениям Джима, то этим человеком мог быть только Пиньон и никто другой. Одно своевременное прибытие его грузовичка наводило на подозрения. Нет, сейчас Джим не мог уйти. Что-то определенно затевалось.
Пиньон, однако, был настолько же молчалив, насколько спокоен. Он улыбнулся Джиму — на этот раз недобро. В этом не было никаких сомнений. Пиньон не собирался раскрывать свои планы, в особенности перед племянником Эдварда Сент-Ивса, соратника Рассела Лазарела. Пиньон дождется, пока Джим уйдет.
Внезапно Джим ощутил прилив вдохновения. Он пробормотал слова прощания, пригнулся, выскочил под дождь, обогнул дом и оказался на заднем дворе, потом бесшумно скользнул в дверь кухни и, замирая от страха и восторга, начал красться к гостиной, откуда доносилось приглушенное бормотание Пиньона. Заслышав громкий звук, Джим упал на четвереньки: в ответ на неслышный вопрос Гила Пиньон громко выкрикнул: «Да!». Джим снова поднялся на ноги, обругав себя за то, что решил стать невидимым на четвереньках. Кровь лихорадочно гудела в ушах. Ему необходим был план. Отсюда он ничего не услышит. Вдали, в конце коридора, перед ним виднелись дверцы чулана. Джим на цыпочках пробрался туда, напряженно вспоминая, когда приходит домой из пекарни по субботам Вильма Пич. В четыре; у него есть еще несколько часов. Пиньон громко рассмеялся и издал странный резкий звук — хлопнул кулаком по раскрытой ладони, должно быть, чтобы подчеркнуть свою мысль. А когда Вильма Пич приезжает домой на обед? Сейчас почти полдень. Если Гил найдет его в чулане — Джим с криком набросится на него, как часто делает Оскар Палчек, и сделает вид, что это розыгрыш. Но если Вильма Пич откроет чулан, чтобы повесить туда плащ… Но об этом лучше не думать. Это будет означать конец света. Джим скользнул в чулан, протиснувшись мимо огромной шубы — из обезьяны, наверно, судя по запаху, напоминающему запах голубого грибка, появляющегося внутри ботинок, если они простоят слишком долго в чуланной сырости.
Джим прижался ухом к стене. За стеной царила тишина. Он не слышал ничего, кроме стука собственного сердца. Внезапно голос Пиньона загрохотал у него над самым ухом — от испуга Джим отшатнулся и упал прямо в обезьянью шубу. Он выпрямился и затих, дыша через рот и прислушиваясь.
— …голые эскимосы. Но это еще не все. Взять, например, северный ветер: если плыть вдоль побережья Арктики на север, этот ветер становится теплее. Насколько тебе известно, Лазарел в Арктике не был. А еще строит из себя путешественника! Тьфу! Да он просто сопляк, мальчишка, исследователь свалок на заднем дворе. Подумай вот над чем, Гил: если реки текут не из центра Земли — хотя я уверен, что это так и есть, — тогда почему айсберги состоят из пресной воды? И ответь мне, ради Бога, почему овцебыки мигрируют на север? Что они там ищут? Может быть, им нравится коротать зимы среди ледяных пустынь? Ответь мне, Гил!
Ответ Гилу был неизвестен, или же он просто решил оставить его при себе. Он что-то пробормотал о гравитации, как обычно, в первую очередь озабоченный физикой.
— Потрясающе, — ответил Пиньон. — Просто потрясающе. Видишь ли, Гил, сила тяжести при прохождении от наружной поверхности Земли вглубь меняется весьма существенно. Если мы начнем путешествие сквозь полярный вход по одной из этих рек, то наш вес вначале приблизительно удвоится. Но другое дело внутри! Внутри мы будем весить вполовину меньше! Человек весом в сто пятьдесят фунтов будет весить только семьдесят пять. Это должно произойти — на то существует центробежная сила. Внутри вращающегося полого шара вес тела существенно уменьшается.
Но не это главное. Уверен, что все это ты уже слышал от Лазарела. Не для того я ехал сегодня под проливным дождем, чтобы обсуждать с тобой общеизвестные истины. У меня есть кое-что, что Лазарелу и не снилось. Кое-что, о чем он представления не имеет! Внутри Земля населена людьми — удивительной расой. Говорил он тебе что-нибудь об этом? Думаю, нет.
Джим снова услышал хлопок — наверное, Пиньон опять хватил ладонью по ручке кресла, или по крышке стола. Собеседник Гила помолчал, откашлялся и наконец выложил свой последний козырь.
— Посланец подземных жителей связался со мной. Это очень любопытный джентльмен, смею заверить. Он обладает — как бы это выразиться? — некоторыми физиологическими особенностями, которые напомнили мне о тебе. Короче говоря, у него есть жабры. Это водяной человек, если такое название тебе больше нравится. Он твой близкий биологический родственник, вот что я хочу сказать. Твой и некоторых членов твоей семьи. Изгнанников из страны, лежащей в центре нашей планеты. Из рая, полного чудес и несметных богатств. Россыпи самоцветов. Реки, где среди камней полно золотых самородков. Огромные субтропические леса, не знающие смены времен года, где фрукты зреют постоянно. Там нет зимы, мой мальчик! Только вечные весна и лето.
Это страна из легенд — Ультима Туле, Атлантида, Шамбала, Агхарта, Пеллюсидар! Происхождение всех древних мифов теперь становится понятным. И ты, мой мальчик, тоже был изгнан из этого края вечного солнца, ты и твой несчастный отец… Вот так!
Джим отчетливо представлял себе, как Джон Пиньон качает головой и, может быть, гладит Гила по плечу — лживый старый лицемер. К нему явился посланец, надо же! А почему этот посланец выбрал именно Джона Пиньона? Почему не явился прямиком к Гилу Пичу? Зачем ему поощрять вторжение сквозь дыры в полюсах на свою родину безумцев вроде Джона Пиньона? Джим был вне себя. Неужели Гил клюнет на эту удочку? Хотя, конечно же, клюнет. Он уже на девяносто процентов сделал то, что от него хочет Пиньон. А почему бы и нет? Разве дядя Эдвард не мечтает о том же? А профессор Лазарел? Да и сам он тоже, решил после секундного размышления Джим. Он и наполовину не верил в посланца Пиньона, но в одном Ашблесс был прав — когда говорил на встрече ньютонианцев о том, что Пиньон легко обставит их всех. У него нет чести, за ним нет сплоченности ньютонианцев. Зато у него есть, или скоро будет, машина Гила Пича.
Входная дверь хлопнула, и Джим, вырванный из своих размышлений, от неожиданности снова упал в объятия волосатой шубы. Вильма Пич пришла домой на обед. Джим слышал, как она ходит буквально в футе от него. Сквозь щель между дверью и косяком он увидел перекинутый через ее руку плащ. Она не станет вешать его в чулан, конечно же не станет. Она заглянула домой совсем ненадолго, только пообедать — и снова на работу. Джим закрыл глаза и принялся ждать, придумывая различные объяснения и отбраковывая их одно за другим. В чулане ему не спрятаться, здесь слишком мало места.
— Что вы здесь делаете? — воскликнула миссис Пич. На одно полное отчаяния мгновение Джим уверился, что этот возглас относится к нему. Потом он услышал удаляющиеся по направлению к гостиной шаги. Вильма Пич заметила Джона Пиньона.
— Сударыня… — начал тот.
— Что вам здесь нужно?
— Меня беспокоит только благополучие вашего сына.
— Ваши скользкие делишки — вот что вас беспокоит, уж я-то знаю! Если хотите поговорить с Гилом, то сначала спросите меня. Я вас вижу насквозь. Не суйтесь к Гилу, он и без вас обойдется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51