Кроме того, и Джонатан, и Дули, и Профессор принимали во всем этом участие исключительно как зрители. А если бы кому-то стало известно, что вместе с ними плывет и Эскаргот, то кто мог знать, какие опасности и беды ждали бы их впереди?
Поэтому Эскаргот снимал свой плащ только для того, чтобы умыться. Однажды он вынул обе руки из рукавов и вдруг стал виден, вместе со своим плащом, который выглядел вполне обычно. Оказалось, для того чтобы он и его одежда были полностью невидимы, достаточно вдеть в рукав хотя бы одну руку. Эскаргот был такой же седой и такой же бородатый, как в тот день, когда они нашли его в Гавани Дроздов. Он объяснил, что создавал "некий образ" и надеялся сойти за пирата во время путешествия в апреле. По-видимому, чем более дико выглядел пират, тем более высоко его оценивали в определенных кругах.
Джонатан всегда думал об Эскарготе как о человеке пожилом - наверное, потому, что Дули постоянно называл его "старый дедушка". Но в то же время он считал, что того никак нельзя назвать стариком в общепринятом смысле этого слова. У Эскаргота волосы были черные как смоль, и хотя у него пробилось уже несколько седых волосков в бороде, об этом пока совершенно не стоило беспокоиться. Когда Джонатан увидел Эскаргота впервые, а было это довольно давно, тот показался ему щеголем. Его борода - или, скорее, бородка - была коротко и аккуратно подстрижена. Он носил высокую шляпу, в руках держал тросточку с серебряным набалдашником и никогда не появлялся в городе в дневное время без галстука, приколотого булавкой. Он поражал собеседников культурой речи, и в высказываниях его не было того морского жаргона, который появился позднее. При встрече он говорил "добрый день, сэр" и отвешивал легкий поклон и в разговоре тут и там вставлял "прошу" и "извольте". В то время Джонатан был весьма юн, ему очень нравились такие манеры, и он даже старался подражать им. Со временем, однако, он понял, что всегда был и остается простым Джонатаном Бингом и вся эта манерность была ненужной и глупой.
Несколько лет спустя Эскаргот появился вновь - он много путешествовал, но редко где надолго останавливался, - и тогда уже у него были пара очков с круглыми стеклами и твидовый костюм; он ходил по домам и продавал поваренные книги. Затем он опять исчез, и тогда от побережья до Белых Скал о нем стали ходить самые дикие и невероятные слухи.
Стоило Эскарготу снять свой плащ, и он тоже стал видимым. И хотя Джонатан не знал точно, как он должен выглядеть, но немного разочаровался. На первый взгляд плащ казался совершенно обычным, и никому бы, пожалуй, не пришло в голову, что это - одно из чудес эльфов. Он был белый, и только на складках казался розоватым. И вот однажды, когда они путешествовали уже три дня, Эскаргот снял плащ, и Джонатан увидел его настоящий цвет. Сквозь окно на него пролился сноп солнечного света, и он засиял всеми цветами радуги.
На солнце он переливался, и цвета двигались, как живые, а в тени внезапно тускнели и бледнели. Когда же Эскаргот сунул руку в рукав, плащ тут же исчез, разумеется, вместе с Эскарготом. Джонатану все время приходилось беспокоиться о том, как бы не наступить ему на ногу, и каждый раз проверять спальный мешок и сиденье на палубе, чтобы понять, не заняты ли они. Шкафчики открывались и закрывались, вода наливалась в чашку, висящую в воздухе, а ножик намазывал арахисовое масло на парящие куски хлеба. Ко всему этому нужно было привыкнуть, как и к тому, что неожиданно рядом с вами раздавался голос. Но, по-видимому, на то, чтобы привыкнуть жить рядом с невидимкой, требовалось не так уж много времени, и путешественники, принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, стали относиться к этому довольно спокойно. Весь третий день плот еле двигался, поскольку ветер почти стих. Джонатан думал, как было бы приятно просто лечь на палубу с книгой и погрузиться в чтение, пока ветер на задует вновь. А ветер, несомненно, когда-нибудь да задует. Профессор же, утверждавший, что вокруг них вся долина погружается в руины, считал, что лучше всего не сидеть и ждать ветра, а крутить гребное колесо.
Джонатан подозревал, что Профессором Вурцлом движут главным образом не эти соображения, а желание исследовать работу колеса, действие которого, как оказалось, было наиболее эффективным, когда двое крутили педалями одновременно. Пожалуй, с этой работой мог справиться и один человек, но только если бы он плыл по озеру в тихую безветренную погоду. Однако на реке, даже такой ленивой, как Ориэль, это было бы весьма сложно. На пару с Дули Джонатану удавалось так раскрутить колесо, что плот почти несся по водной глади. Конечно, на самом деле так только казалось, особенно если брать для сравнения поток воды, проносившийся мимо. Относительно берега движение было не столь быстрым. Профессор сказал, что они плыли со скоростью около трех узлов; Джонатан рассчитал, что это примерно та скорость, с какой человек шел бы вдоль берега. Затем он начал рассчитывать точно, за какое время они пройдут все мили, которые отделяют их от городка Твомбли. Потом ради интереса он рассчитал, сколько оборотов делает педалями за двадцать минут и сколько миль они проходят за это время. Оказалось, что всего одну милю, и чтобы пройти половину пути до дома, им с Дули (или кому-то другому) нужно сделать педалями шестьдесят секстиллионов оборотов. Такую цифру было даже страшно представить. Когда Джонатан показал свои расчеты Вурцлу, тот с минутку подумал и сказал, что расчеты почти верны, ну, плюс-минус биллион, и что лучше всего о таких вещах стараться не думать.
Но чем больше Джонатан старался об этом не думать, тем больше он об этом думал. Или думал о том, чтобы не думать об этом. Или через каждые пятнадцать секунд думал о том, что вот сколько времени прошло с тех пор, как он думал об этом в последний раз, и после этого чувствовал себя ужасно глупо. Все это просто сводило его с ума. Но через двадцать минут он уже забыл о том, о чем ему не стоит думать, и не думал об этом. Крутить педали, когда лопасти колеса легко входили в воду, не было таким уж трудоемким занятием, во всяком случае, это было не труднее, чем крутить педали велосипеда. Когда через час Профессор предложил сменить его, Джонатан ответил, что не стоит, потому что он только что вошел во вкус. Дули сказал то же самое, без сомнения испытывая чувство гордости оттого, что и он очень нужный член экипажа.
Невидимый Эскаргот, сидя на крыше рубки, радостно предложил Профессору забраться к нему наверх, но тот заметил, что крыша может не выдержать и "протянет ноги", как он выразился. Эскаргот согласился, хотя и не столь быстро, как ожидал Джонатан. Вместо этого он рассказал историю о том, как он занимался рубкой леса и потом должен был сплавлять бревна, увязанные в плоты, вниз по реке, от Города Пяти Монолитов к пристани Ивовый Лес. Эта работа сама по себе довольно захватывающая, но, по словам Эскаргота, во время этого путешествия он только и делал, что натыкался на троллей, гоблинов, дикарей и разбойников, которые жаждали завладеть этими бревнами или просто безумно хотели ввести Эскаргота в расходы.
Дули попросил дедушку рассказать историю о том, как он нашел клад из леденцов на палочках, и после недолгих колебаний Эскаргот рассказал ее. Джонатан был совершенно уверен, что Эскаргот, чтобы доставить Дули удовольствие, намеренно привирает.
День незаметно перешел в вечер, и едва зашло солнце, как задул ветер. Путешественники бросили крутить педали и часа три шли под парусами. Но ночь была такой темной, что они два раза подряд натыкались на мели, и им приходилось орудовать шестами, чтобы освободить плот. Путешествие ночью казалось плохой затеей, но, как заметил Эскаргот, за все три дня ветер еще ни разу не дул с такой силой.
Поэтому около десяти часов вечера они бросили якоря в тихой речной заводи - в одной из тех, что покрыты ковром из лилий и весьма похожи на болота, в которые время от времени угрожала превратиться вся река. Заводь была расположена в низине, и все луга вокруг до сих пор были залиты водой, которую принес шторм еще неделю назад. Толстые стволы ив торчали из тихой воды, и на всякий случай путешественники привязали веревку к самому толстому из них.
Эскаргот порылся в своем мешке и извлек оттуда бутылочку хереса и мешочек грецких орехов. При свете одного из фонарей все четверо уселись на палубе и стали грызть орехи и отхлебывать херес, который оказался весьма недурным - его сделали за морем, на Океанских Островах. Джонатан был удивлен, обнаружив, что Ахаву так же нравятся орехи, как и всем остальным, - даже больше, чем Дули, который просто разбивал их ради интереса и один за другим скармливал псу. Было несколько прохладно устраивать пикник на палубе, но ночь выдалась настолько ясной, а звезды сверкали так ярко, что не устроить его было бы просто стыдно. Когда из-за холмов наконец показалась луна, путешественники увидели лишь очень тоненький серп, но ведь два дня назад ее вообще не было. И серп этот глядел очень дружелюбно.
Дули, который под влиянием рассказов Эскаргота все еще находился в состоянии благоговейного ужаса, все же решил, что дедушка слегка привирает, рассказывая о том, как он летал к Луне и был там среди воздушных пиратов. Слово "привирает" показалось Джонатану вполне уместным, но его слегка удивила реакция самого Эскаргота на заявление Дули. Он пробормотал что-то насчет того, что это было давно, и тут же перевел разговор на другую тему. Объяснить это можно было лишь тем, что или эта история на самом деле была из области выдумок, или же, что очень вероятно, в ней должны были упоминаться украденные часы, а Эскаргот очень сожалел об этом факте. Джонатан не был уверен, прав он в своих размышлениях или нет, но, так или иначе, историй о Луне и воздушных пиратах в тот вечер больше не было.
Сменить тему разговора труда не составило. Эскаргот обратил их внимание на дрожащие огни, которые двигались среди деревьев на далеком берегу. Джонатан тут же вскочил и загасил все фонари, какие были на плоту. Путешественники напряженно всматривались в темноту. Света луны оказалось недостаточно для того, чтобы разглядеть, кто там шел. И слышали они лишь шуршание каких-то животных у берега, стрекотание сверчков да кваканье лягушек. Джонатан пристально разглядывал приближающиеся огни, и от попыток разглядеть что-либо в темноте его глаза сделались большими, как тарелки. Дули начал что-то шептать, но Эскаргот зашикал на него. Минут пять они сидели не шелохнувшись и наблюдали за тем, как по тропинке вдоль реки друг за другом прошли шестьдесят или даже восемьдесят гоблинов. По сравнению с той толпой, которая напала на их плот, эти гоблины были на удивление благоразумны - они шли, освещая свой путь полудюжиной горящих факелов. Среди них было несколько гоблинов огромного роста - в два раза больше, чем обычно, то есть почти таких же, как средний эльф. Однако из-за мерцающего пламени факелов сказать, какие именно гоблины отличались высоким ростом, было, как ни странно, невозможно. Когда они вышли прямо к реке и от плота их отделяло всего пятьдесят-шестьдесят ярдов, Джонатан разглядел наконец огромного, страшного гоблина, бледного и безобразного, который выглядел гораздо отвратительнее, чем его товарищи. Но едва Джонатан различил его в толпе других гоблинов, как он вдруг как будто сократился, изменился и уменьшился вдвое, а другой гоблин, рядом с ним, неожиданно увеличился в размере и стал ростом с эльфа, отчего все остальные стали казаться совсем мелкими.
- Что-то нехорошее они затеяли, - прошептал Профессор Вурцл, когда гоблины наконец прошли и только отблески факелов мелькали среди далеких деревьев. - Как вы думаете, куда они направляются?
- Может быть, к первой сторожевой башне, - предположил Эскаргот.
- Хозяин окажет им весьма горячий прием, - добавил Профессор. - Ему не понравились даже мы с Джонатаном и Дули, когда проплывали мимо на полуразвалившемся плоту; воображаю, как ему понравится толпа гоблинов с факелами.
- С таким же успехом они могли отправиться к переправе Сноупа, сказал Эскаргот.
Джонатан усмехнулся:
- В таком случае они легко могут натолкнуться на компанию Сквайра, и как же им не повезет тогда!
- Будем надеяться, что они не натолкнутся ни на кого этой ночью, произнес Эскаргот. - Нет, парни, этих гоблинов слишком много для того, чтобы играть с ними в ладушки, и, кроме того, они способны не только на то, чтобы наливать мед в шляпы честных людей.
- Это просто беспрецедентно, - проговорил Профессор, зажигая трубку. Мне очень сильно не понравились эти гоблины.
- А почему? - поинтересовался Дули.
- Они занимаются плохими делишками, - объяснил ему Эскаргот, - и гадят самыми разными способами.
Джонатан представил себе, как сощурился Эскаргот, и понадеялся, что он на самом деле так же уверен в своих силах, как старается это показать. Этот трудный разговор, когда каждый храбрился, был нужен им до окончания путешествия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53