Еще прошлым летом он рассказывал о…
– Я догадываюсь, о чем, дальше!
– Он услышал, как тренеры в разговорах между собой поминали Коржанск, место, где служил Ступин. Мы случайно узнали, что в Коржанске растет сын Ступина, отыскали мальчика, приблизили к себе, окружили его любовью, и он сам принес фото, на котором…
– Хватит! Я все понял. Молиться будешь?
Я поднял пистолет, прицелился лежащему подле моих ног человеку между прищуренных глаз с блуждающими зрачками.
– Ты не имеешь права! Есть закон! Суд! Правила…
– У меня свои правила и свой закон!
– Ты не сможешь. Убить беззащитного человека непросто! Тебя потом совесть замучает.
– Ты же смог сегодня днем убить Толика? Пусть и не такого уж беззащитного. А насчет совести… Знаешь, Семен, тот мальчик, который умер сегодня в подвале столовой пионерлагеря «Звездный»… он был моим сыном.
Пузатый человечек с лысым черепом, такой забавный и безобидный внешне, открыл было рот, но не нашелся, что мне ответить, и лишь когда палец моей руки начал плавным движением давить на курок, он поймал мой взгляд и закричал:
– Ты сумасшедший!
– Я был им…
Выстрел. Маленькая дырочка на переносице. Струйка крови. Если Будда был прав, то в следующей жизни он будет копошиться в дерьме, пока какому-нибудь рыболову не потребуется опарыш для наживки…
…Когда рядом со мной на шоссе, чихая и кашляя, затормозил милицейский джип с майором Дроздовым за рулем и телом капитана Чернышева в кресле справа от бывшего автогонщика, я уже сидел верхом на мотоцикле.
Дроздов вышел из машины, бегом подбежал ко мне, узнал и грязно выругался:
– …мать! Машина, блин, совсем сдохла! Еле на двадцати тянет… Где этот?
– Вон там лежит с дыркой во лбу.
– Пристрелил?
– Да. Пистолет найдешь рядом с трупом.
– Правильно! Машина, блин, совсем того, но я рискнул, не стал радировать, подмогу звать, чтобы не помешали его кончить. Знаешь ли, не доверяю я судам и знаю, на что способны адвокаты… А ты за каким хером его раздел и шмотки с трупа на себя напялил? С ума сошел?.. Да и мало тебе это тряпье…
– Я сейчас уезжаю, майор.
– Куда?
– Не знаю. Поеду вон по той грунтовке к лесу, а там видно будет.
– Какой грунтовке? Не вижу ни хера в темноте… Погоди! Как это ты уезжаешь?
– На мотоцикле.
– Нет, ты точно сбрендил!
– Майор, ты когда сегодня с Москвой связывался, до или после того, как Коробову звонил?
– А это здесь при чем?
– А при том, что, когда твое начальство услышит фамилию Ступин и проверит ее по картотекам да компьютерным базам данных… в общем, сам увидишь, что будет.
– Ты что, шпион? Диверсант?
Я грустно улыбнулся. Ниндзя и есть средневековые шпионы-диверсанты.
– Угадал, майор.
– Ну и какого же государства ты шпион? – усмехнулся Дроздов. – Диверсант хренов.
– Правильнее будет сказать, что я шпион не другого государства, а другой эпохи. Диверсант Средних веков.
– Ну точно – ты тронулся!
– Пусть так. У меня к тебе есть одна просьба: будь другом, дай мне полчаса, не труби сразу тревогу. Ладно?
– Послушай, Ступин, ты же взрослый мужик, должен понимать, что полчаса тебя не спасут, уедешь из Коржанского района, все равно найдут, если серьезно искать начнут.
– И все же выполнишь мою просьбу?
– Нравишься ты мне, хоть и псих.
– Да или нет?
– Ну да, да!
– Спасибо, майор, прощай!
– Езжай, увидимся на допросах.
– Сомневаюсь…
Я завел мотоцикл, развернулся и медленно поехал по обочине шоссе, зорко вглядываясь в темноту. Вот и грунтовка. Сворачиваю, еду в полной темноте. Ночь мне сестра, мы с ней друг друга понимаем. И она, и я – источники людских страхов, так принято считать, и в этом есть свой глубокий смысл.
Я сжег сегодня вечером на опушке леса, в километре пути от пионерлагеря «Звездный», паспорт Толика и документы Творогова. Обратно в Питер пути нет. Впереди меня ожидает маленький одноэтажный деревянный домик в окрестностях города Ярославля. Совсем такой же домик, как и тот, что был у Нади. Вечность тому назад, когда я преображался из недотепы Козловского в бизнесмена Творогова, в соответствии с постулатами древнего искусства йомогами-но дзютцу, искусства двух параллельных жизней, я обзавелся еще одним паспортом, помимо паспорта Творогова. Йомогами-но предполагает, что человек живет в двух разных местах одновременно и в обоих местах его знают как другую личность. Под Ярославлем меня знают как удачливого «челнока», специализирующегося на перевозке радиоэлектроники из Турции. Я подолгу пропадаю за границей, и в мое отсутствие за домом присматривает пожилая соседка. Милая, разговорчивая бабушка, очень похожая на ту, с которой я сегодня утром беседовал возле дома Надежды. Я всегда привожу старушке из дальних странствий какой-нибудь гостинец, и она всегда рада и мне, и гостинцу, В свой последний приезд я сказал бабушке, что следующий раз привезу с собой невесту, женщину по имени Клара, и дочку, не родную, но мою дочку. Теперь придется оправдываться, объяснять, почему приехал один, без гостинцев, без невесты, без дочки…
Клару я больше никогда не увижу. Я понял за прошедшие сутки, что ее жизнь вместе со мной будет похожа на жизнь рядом с миной замедленного действия с проржавевшим детонатором. Я приношу дорогим мне людям одни несчастья, все, с кем я, так или иначе, близок, платят за это слишком большую цену. У меня генетическая несовместимость с людьми этой эпохи, я случайно забрел в этот век из прошлого, я мыслю и действую по-другому (эрудиция и интеллект не в счет – это количественные, а не качественные величины), у меня иное тело, рефлексы и разум, чувствовать так же, как окружающие, для меня означает сойти с ума. Я другой, и я обречен на одиночество. Чужой всем пришелец из минувших эпох, изгой Средневековья, последний ниндзя… Нелегко будет добраться до Ярославля без документов и еще находясь в розыске, а ведь травля неизбежна. Люди этого времени боятся меня, как когда-то их предки боялись моего предка – демона-оборотня Тэнгу. Ну да ничего, шесть тысяч американских долларов, спрятанных на груди, мне помогут. Та сумма, в которую была оценена жизнь сына, поможет бежать отцу.
В который раз судьба улыбнулась мне улыбкой бультерьера! Улыбкой существа, с радостью смыкающего челюсти на шее любого, кто покусится на жизнь хозяина… О Великий Будда! Не дай мне сойти с ума!!!
* * *
Мужчина расплатился с шофером такси по счетчику и добавил «сверху» пятнадцатикопеечную монету – «на чай!»
– Забери пятнашку, сынок. – Шофер вернул монетку. – Нечего деньгами сорить. Ты, как я погляжу, не завскладом и не продавцом в мясном отделе работаешь.
– Угадал, отец, я инженер.
– Оно и видно. У меня внук инженер. Сто двадцать в месяц, зато двадцать четыре дня отпуска. Ты, наверное, как раз из отпуска едешь?
– Нет, отец. Я возвращаюсь с похорон. Деда хоронил.
– То-то, я смотрю, хмурый и неразговорчивый.
– Прощай, отец, мне еще нужно успеть привести себя в порядок и к восьми пятнадцати быть на работе.
– А у меня, считай, смена закончилась. Сейчас загоню машину в гараж и домой, на боковую.
– Завидую…
Мужчина вылез из старенькой «Волги» с шашечками на борту и побрел к подъезду блочной пятиэтажки.
На площадке первого этажа мужчина задержался. Его удивили блики белой бумаги в дырочках почтового ящика с номером его квартиры. Чтобы парторг на работе не придрался, он выписывал газету «Известия», но сегодня был понедельник, а по понедельникам газет не носят. А может быть, это и не ему вовсе корреспонденция, а очередное письмо соседям по коммуналке, привет от родственников из Свердловска? Или это письмо от девушки Нади? От нее что-то давно уже нет писем…
Мужчина открыл почтовый ящик, достал конверт с портретом космонавта Титова на лицевой стороне и в графе «Кому» прочитал свою фамилию. Почерк деда он узнал сразу. Характерное написание буквы «эс», знакомая чудная закорючка буквы «тэ». Сомнений нет – письмо от деда, с похорон которого он только что вернулся…
Бегом, через три ступеньки, мужчина поднялся к себе на пятый этаж. Дверь открывал, не боясь шума, знал, что соседи по коммуналке неделю как уехали в отпуск, в Гагры.
Через минуту он уже сидел на раскладушке в своей двенадцатиметровой комнате и распечатывал странное послание. В конверте оказался сложенный пополам листок в косую клетку из школьной тетради за две копейки. На листке рукой деда было написано всего два слова: «Прости меня». И все. Больше ничего.
Ему захотелось крикнуть: «За что, дедушка?» Но он знал, что это бесполезно. Дед задал ему последний коан, на решение которого, возможно, уйдет половина жизни…
Мужчина пожал плечами, тряхнул головой, поднялся с раскладушки и сделал два шага к подоконнику, на котором лежал коробок со спичками и стояла пепельница для друзей. Сам он не курил, но друзей в его доме, на горе соседям, бывало множество, и большинство из них баловались сигаретами. Даже некоторые девушки втайне от строгих мам не прочь были разок-другой затянуться дефицитной «Явой» явской.
Мужчина зажег спичку, и огонек пламени жадно лизнул листок в косую линейку, а потом и конверт с портретом Титова. Бумага скорчилась в пепельнице, застыла причудливой инсталляцией гонимых художников-авангардистов. Сжигать личную переписку вошло последнее время у него в привычку…
Мужчина собрался было скинуть с плеч плащ-болонью, но не стал этого делать. Часов в комнате не было, однако он знал, что сейчас ровно семь утра… До работы добираться почти полтора часа, он опаздывал.
Направившись было к выходу, хозяин двенадцатиметровой комнатушки замер на пороге, секунду подумал и нагнулся к паркетным половицам. Ловко поддев прямоугольник паркетной доски, он достал из тайника цепочку-кусари, поставил пахнущие мастикой досточки на место и сунул кусари в карман плаща. Дед учил всегда быть начеку и постоянно готовить себя… К чему? Мужчина не знал, но он верил деду и помнил его слова: «Если клинок хорошо заточить – рано или поздно на нем появится кровь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
– Я догадываюсь, о чем, дальше!
– Он услышал, как тренеры в разговорах между собой поминали Коржанск, место, где служил Ступин. Мы случайно узнали, что в Коржанске растет сын Ступина, отыскали мальчика, приблизили к себе, окружили его любовью, и он сам принес фото, на котором…
– Хватит! Я все понял. Молиться будешь?
Я поднял пистолет, прицелился лежащему подле моих ног человеку между прищуренных глаз с блуждающими зрачками.
– Ты не имеешь права! Есть закон! Суд! Правила…
– У меня свои правила и свой закон!
– Ты не сможешь. Убить беззащитного человека непросто! Тебя потом совесть замучает.
– Ты же смог сегодня днем убить Толика? Пусть и не такого уж беззащитного. А насчет совести… Знаешь, Семен, тот мальчик, который умер сегодня в подвале столовой пионерлагеря «Звездный»… он был моим сыном.
Пузатый человечек с лысым черепом, такой забавный и безобидный внешне, открыл было рот, но не нашелся, что мне ответить, и лишь когда палец моей руки начал плавным движением давить на курок, он поймал мой взгляд и закричал:
– Ты сумасшедший!
– Я был им…
Выстрел. Маленькая дырочка на переносице. Струйка крови. Если Будда был прав, то в следующей жизни он будет копошиться в дерьме, пока какому-нибудь рыболову не потребуется опарыш для наживки…
…Когда рядом со мной на шоссе, чихая и кашляя, затормозил милицейский джип с майором Дроздовым за рулем и телом капитана Чернышева в кресле справа от бывшего автогонщика, я уже сидел верхом на мотоцикле.
Дроздов вышел из машины, бегом подбежал ко мне, узнал и грязно выругался:
– …мать! Машина, блин, совсем сдохла! Еле на двадцати тянет… Где этот?
– Вон там лежит с дыркой во лбу.
– Пристрелил?
– Да. Пистолет найдешь рядом с трупом.
– Правильно! Машина, блин, совсем того, но я рискнул, не стал радировать, подмогу звать, чтобы не помешали его кончить. Знаешь ли, не доверяю я судам и знаю, на что способны адвокаты… А ты за каким хером его раздел и шмотки с трупа на себя напялил? С ума сошел?.. Да и мало тебе это тряпье…
– Я сейчас уезжаю, майор.
– Куда?
– Не знаю. Поеду вон по той грунтовке к лесу, а там видно будет.
– Какой грунтовке? Не вижу ни хера в темноте… Погоди! Как это ты уезжаешь?
– На мотоцикле.
– Нет, ты точно сбрендил!
– Майор, ты когда сегодня с Москвой связывался, до или после того, как Коробову звонил?
– А это здесь при чем?
– А при том, что, когда твое начальство услышит фамилию Ступин и проверит ее по картотекам да компьютерным базам данных… в общем, сам увидишь, что будет.
– Ты что, шпион? Диверсант?
Я грустно улыбнулся. Ниндзя и есть средневековые шпионы-диверсанты.
– Угадал, майор.
– Ну и какого же государства ты шпион? – усмехнулся Дроздов. – Диверсант хренов.
– Правильнее будет сказать, что я шпион не другого государства, а другой эпохи. Диверсант Средних веков.
– Ну точно – ты тронулся!
– Пусть так. У меня к тебе есть одна просьба: будь другом, дай мне полчаса, не труби сразу тревогу. Ладно?
– Послушай, Ступин, ты же взрослый мужик, должен понимать, что полчаса тебя не спасут, уедешь из Коржанского района, все равно найдут, если серьезно искать начнут.
– И все же выполнишь мою просьбу?
– Нравишься ты мне, хоть и псих.
– Да или нет?
– Ну да, да!
– Спасибо, майор, прощай!
– Езжай, увидимся на допросах.
– Сомневаюсь…
Я завел мотоцикл, развернулся и медленно поехал по обочине шоссе, зорко вглядываясь в темноту. Вот и грунтовка. Сворачиваю, еду в полной темноте. Ночь мне сестра, мы с ней друг друга понимаем. И она, и я – источники людских страхов, так принято считать, и в этом есть свой глубокий смысл.
Я сжег сегодня вечером на опушке леса, в километре пути от пионерлагеря «Звездный», паспорт Толика и документы Творогова. Обратно в Питер пути нет. Впереди меня ожидает маленький одноэтажный деревянный домик в окрестностях города Ярославля. Совсем такой же домик, как и тот, что был у Нади. Вечность тому назад, когда я преображался из недотепы Козловского в бизнесмена Творогова, в соответствии с постулатами древнего искусства йомогами-но дзютцу, искусства двух параллельных жизней, я обзавелся еще одним паспортом, помимо паспорта Творогова. Йомогами-но предполагает, что человек живет в двух разных местах одновременно и в обоих местах его знают как другую личность. Под Ярославлем меня знают как удачливого «челнока», специализирующегося на перевозке радиоэлектроники из Турции. Я подолгу пропадаю за границей, и в мое отсутствие за домом присматривает пожилая соседка. Милая, разговорчивая бабушка, очень похожая на ту, с которой я сегодня утром беседовал возле дома Надежды. Я всегда привожу старушке из дальних странствий какой-нибудь гостинец, и она всегда рада и мне, и гостинцу, В свой последний приезд я сказал бабушке, что следующий раз привезу с собой невесту, женщину по имени Клара, и дочку, не родную, но мою дочку. Теперь придется оправдываться, объяснять, почему приехал один, без гостинцев, без невесты, без дочки…
Клару я больше никогда не увижу. Я понял за прошедшие сутки, что ее жизнь вместе со мной будет похожа на жизнь рядом с миной замедленного действия с проржавевшим детонатором. Я приношу дорогим мне людям одни несчастья, все, с кем я, так или иначе, близок, платят за это слишком большую цену. У меня генетическая несовместимость с людьми этой эпохи, я случайно забрел в этот век из прошлого, я мыслю и действую по-другому (эрудиция и интеллект не в счет – это количественные, а не качественные величины), у меня иное тело, рефлексы и разум, чувствовать так же, как окружающие, для меня означает сойти с ума. Я другой, и я обречен на одиночество. Чужой всем пришелец из минувших эпох, изгой Средневековья, последний ниндзя… Нелегко будет добраться до Ярославля без документов и еще находясь в розыске, а ведь травля неизбежна. Люди этого времени боятся меня, как когда-то их предки боялись моего предка – демона-оборотня Тэнгу. Ну да ничего, шесть тысяч американских долларов, спрятанных на груди, мне помогут. Та сумма, в которую была оценена жизнь сына, поможет бежать отцу.
В который раз судьба улыбнулась мне улыбкой бультерьера! Улыбкой существа, с радостью смыкающего челюсти на шее любого, кто покусится на жизнь хозяина… О Великий Будда! Не дай мне сойти с ума!!!
* * *
Мужчина расплатился с шофером такси по счетчику и добавил «сверху» пятнадцатикопеечную монету – «на чай!»
– Забери пятнашку, сынок. – Шофер вернул монетку. – Нечего деньгами сорить. Ты, как я погляжу, не завскладом и не продавцом в мясном отделе работаешь.
– Угадал, отец, я инженер.
– Оно и видно. У меня внук инженер. Сто двадцать в месяц, зато двадцать четыре дня отпуска. Ты, наверное, как раз из отпуска едешь?
– Нет, отец. Я возвращаюсь с похорон. Деда хоронил.
– То-то, я смотрю, хмурый и неразговорчивый.
– Прощай, отец, мне еще нужно успеть привести себя в порядок и к восьми пятнадцати быть на работе.
– А у меня, считай, смена закончилась. Сейчас загоню машину в гараж и домой, на боковую.
– Завидую…
Мужчина вылез из старенькой «Волги» с шашечками на борту и побрел к подъезду блочной пятиэтажки.
На площадке первого этажа мужчина задержался. Его удивили блики белой бумаги в дырочках почтового ящика с номером его квартиры. Чтобы парторг на работе не придрался, он выписывал газету «Известия», но сегодня был понедельник, а по понедельникам газет не носят. А может быть, это и не ему вовсе корреспонденция, а очередное письмо соседям по коммуналке, привет от родственников из Свердловска? Или это письмо от девушки Нади? От нее что-то давно уже нет писем…
Мужчина открыл почтовый ящик, достал конверт с портретом космонавта Титова на лицевой стороне и в графе «Кому» прочитал свою фамилию. Почерк деда он узнал сразу. Характерное написание буквы «эс», знакомая чудная закорючка буквы «тэ». Сомнений нет – письмо от деда, с похорон которого он только что вернулся…
Бегом, через три ступеньки, мужчина поднялся к себе на пятый этаж. Дверь открывал, не боясь шума, знал, что соседи по коммуналке неделю как уехали в отпуск, в Гагры.
Через минуту он уже сидел на раскладушке в своей двенадцатиметровой комнате и распечатывал странное послание. В конверте оказался сложенный пополам листок в косую клетку из школьной тетради за две копейки. На листке рукой деда было написано всего два слова: «Прости меня». И все. Больше ничего.
Ему захотелось крикнуть: «За что, дедушка?» Но он знал, что это бесполезно. Дед задал ему последний коан, на решение которого, возможно, уйдет половина жизни…
Мужчина пожал плечами, тряхнул головой, поднялся с раскладушки и сделал два шага к подоконнику, на котором лежал коробок со спичками и стояла пепельница для друзей. Сам он не курил, но друзей в его доме, на горе соседям, бывало множество, и большинство из них баловались сигаретами. Даже некоторые девушки втайне от строгих мам не прочь были разок-другой затянуться дефицитной «Явой» явской.
Мужчина зажег спичку, и огонек пламени жадно лизнул листок в косую линейку, а потом и конверт с портретом Титова. Бумага скорчилась в пепельнице, застыла причудливой инсталляцией гонимых художников-авангардистов. Сжигать личную переписку вошло последнее время у него в привычку…
Мужчина собрался было скинуть с плеч плащ-болонью, но не стал этого делать. Часов в комнате не было, однако он знал, что сейчас ровно семь утра… До работы добираться почти полтора часа, он опаздывал.
Направившись было к выходу, хозяин двенадцатиметровой комнатушки замер на пороге, секунду подумал и нагнулся к паркетным половицам. Ловко поддев прямоугольник паркетной доски, он достал из тайника цепочку-кусари, поставил пахнущие мастикой досточки на место и сунул кусари в карман плаща. Дед учил всегда быть начеку и постоянно готовить себя… К чему? Мужчина не знал, но он верил деду и помнил его слова: «Если клинок хорошо заточить – рано или поздно на нем появится кровь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56