Длинная лестница была тяжелым испытанием, но вид из окна отодвинул все горести на второй план; ему теперь было уже не так жалко себя, как раньше.
Жажда увидеть и узнать мир пылала в нем, как скрытый огонь, согревая все его существо до кончиков пальцев. Он попросит Моргенса рассказать ему побольше о Наббане, Южных островах и шести королях.
На четвертом этаже, куда он попал таким неоригинальным способом, Саймон услышал чьи-то удаляющиеся шаги — кто-то спускался по лестнице немного впереди него. На секунду он застыл, испугавшись, что его обнаружили — прямого запрещения подниматься в башню не было, но не было и никакой причины быть здесь, и пономарь резонно мог предположить какую-нибудь проказу. Однако это было действительно странно — шаги продолжали удаляться. Конечно, Барнаба или кто-нибудь другой не замедлили бы подняться, чтобы схватить его за шиворот и отвести вниз. Саймон спускался по винтовой лестнице сначала осторожно, а потом все быстрее и быстрее по мере того, как росло его любопытство.
Наконец лестница кончилась в пустынном вестибюле башни. Он был слабо освещен; на стенах висели темные выцветшие гобелены с изображениями вероятно религиозными, но давно уже никому не понятными. Он остановился у последней ступеньки, скрытый темнотой лестницы. Звук шагов смолк, и в холле царила тишина. Он пошел так бесшумно, как только мог, по каменным плитам пола, чувствуя, что каждый случайный скрип доносится до ребристого дубового потолка.
Центральная дверь вестибюля была закрыта, единственным источником света были окна над ней. Как мог неизвестный, кто бы он ни был, открыть и закрыть тяжелую дверь так, чтобы он не услышал? Его и самого беспокоил скрип, который могли издать гигантские створки. Он снова оглядел вестибюль.
Вот оно! Из-под бахромчатой кромки расшитого серебром гобелена, висевшего у лестницы, виднелись две небольших выпуклости — ботинки. Присмотревшись внимательнее, он мог различить изгибы старой ткани там, где кто-то за ней стоял.
Кто это мог быть? Может, толстый Джеремия выследил его, чтобы подшутить?
Что ж, если так, Саймон скоро увидит его.
Босиком почти бесшумно он прокрался по каменному полу к подозрительным выпуклостям. В то мгновение, когда он протянул руку к краю гобелена, Саймон вспомнил странные слова брата Кадраха о занавесках, сказанные им, когда они смотрели кукольное представление. Он помедлил, потом, устыдившись своей слабости, отдернул гобелен.
Вместо того чтобы приоткрыть край и обнаружить шпиона, массивная ткань сорвалась со своих креплений и рухнула вниз, как чудовищное затвердевшее одеяло. Саймон только успел заметить маленькое ошарашенное лицо, тяжесть драпировки сбила его с ног. Пока он, ругаясь, пытался освободиться, маленькая фигура в коричневом проскочила мимо.
Саймон слышал, как кто-бы-он-ни-был боролся с тяжелой дверью, в то время как сам он сражался с окутавшей его пыльной тканью. Наконец он освободился и прыгнул через комнату, чтобы схватить врага прежде, чем он проскользнет в уже приоткрытую дверь. Мальчик крепко ухватил грубый камзол. Шпион был пойман.
Саймон был чертовски зол, главным образом от смущения.
— Кто ты такой?! — прорычал он. — Ты, шпион-за-людьми!
Его пленник не ответил ничего, но стал еще сильнее вырываться. Но, кем бы он ни был, сил у него было недостаточно, чтобы ослабить крепкую хватку Саймона.
Пытаясь втянуть упирающегося шпиона обратно в дверь — а это было нелегко — Саймон вдруг поразился, узнав песочный камзол, который он уже видел в церкви во время разговора принцев. Саймон свирепо дернул и втащил голову и плечи юноши в дверь, где он надеялся разглядеть их получше.
Пленник был небольшого роста, с тонкими, почти острыми чертами лица. Было что-то лисье в линии носа и подбородка, но это не отталкивало. Волосы юноши были цвета воронова крыла. Из-за маленького роста шпиона Саймон даже подумал, не ситхи ли он поймал, и попытался припомнить рассказы Шема о том, что нельзя отпускать ногу пууки и тогда получишь горшок золота, но не успев потратить ни пенни из воображаемого богатства, Саймон обратил внимание на капельки пота на лбу пленника и его пылающие щеки и решил, что это не сверхъестественное существо.
— Как тебя зовут, ты? — потребовал он. Пойманный юнец снова забился у него в руках, явно теряя силы. Вскоре он прекратил сопротивление.
— Твое имя? — спросил Саймон на этот раз мягче.
— Малахиас, — юноша отвернулся, тяжело дыша.
— Ну, Малахиас, отчего ты преследуешь меня? — он слегка тряхнул юнца за плечо, просто чтобы напомнить, кто кого поймал.
Юноша сердито посмотрел на Саймона. У него были темные глаза.
— Я не шпионил за тобой! — сказал он возмущенно. Когда он снова отвернулся, Саймона пронзило что-то знакомое в лице Малахиаса, что-то, что он должен был узнать.
— Кто же ты тогда, а? — спросил Саймон и потянулся, чтобы повернуть к себе его голову. — Ты работаешь где-нибудь здесь, в Хейхолте?
Вместо ответа Малахиас внезапно уперся руками ему в грудь и на удивление сильно толкнул Саймона. Тот выпустил камзол юноши, отступил назад и с размаху сея на пол. Прежде чем он успел пошевельнуться, Малахиас выскочил за дверь, захлопнув ее за собой с громким скрипом, усиленным эхом.
Саймон все еще сидел на каменном полу — больная нога, ноющий копчик и смертельно раненное самолюбие, требующие немедленного внимания, когда пономарь Барнаба вышел из холла канцелярии, чтобы узнать, в чем причина странного шума.
Он остановился, как оглушенный, переводя взгляд от сидящего на полу босого Саймона к порванному и смятому гобелену, валяющемуся у лестницы, и потом снова к Саймону. Барнаба молчал, но жилки на его висках бились, подобно барабанной дроби. Он хмурил брови до тех пор, пока глаза его не превратились в щелочки.
Саймон, разбитый наголову, униженный и ошеломленный, мог только сидеть и трясти головой, как пьяница, споткнувшийся о собственную кружку и приземлившийся на кошку лорд-мэра.
Глава 6. КУРГАН НА СКАЛЕ
В наказание за последнее и самое тяжкое преступление Саймон должен был прекратить посещения Моргенса и вернуться в помещение для слуг. Целыми днями он бродил, не выходя за границы своей тюрьмы, от посудомоечной до бельевой, неугомонно и уныло, как хохлатая пустельга.
Я сам себе это устроил, думал он иногда. Я именно такой идиот, как говорит Дракон.
Почему они все рады доставлять мне неприятности? — сердился он в другие моменты. Всякий подумает, что я дикое животное, которому нельзя доверять.
Рейчел, исходя из соображений милосердия, находила массу мелких дел, к которым он мог бы приложить руки, дни не тянулись больше так мучительно медленно, как раньше, но Саймону это казалось лишним доказательством того, что ему предстоит вечно быть ломовой лошадью. Он будет влачить свою тяжкую ношу до тех пор, пока не станет слишком старым для тяжелой работы, и тогда его уведут и стукнут по голове деревянной колотушкой Шема.
Тем временем проползли последние тоскливые дни новандера, и декандер вошел бочком, как крадущийся вор.
В конце второй недели нового месяца Саймону вернули свободу — правда, в несколько урезанном варианте. Ему была строго-настрого запрещена Башня Зеленого ангела и некоторые излюбленные места; ему разрешили снова помогать Моргенсу, но дали дополнительные вечерние поручения, вынуждавшие его неукоснительно возвращаться в помещение для слуг после обеда. Тем не менее короткие визиты к доктору принесли Саймону огромное облегчение. Моргенс же в своих трудах все больше и больше полагался на Саймона.
Доктор учил его уходу за фантастическими предметами, которыми была завалена мастерская.
Кроме того, Саймон приступил к мучительным занятиям чтением. Это было куда труднее, чем мести полы и мыть пыльные мензурки, но доктор направлял его твердой рукой, утверждая, что без грамоты Саймон никогда не станет поистине полезным помощником.
В день святого Туната, двадцать первого декандера, Хейхолт наполнила необычная суета. День святого был последним из основных праздников перед Эйдонмансой, и затевалось грандиозное торжество. Служанки укрепляли веточки омелы и остролиста вокруг тонких белых свечей из пчелиного воска, которые будут зажжены после заката солнца в каждом окне, ярким светом вызывая странствующего святого Туната из промозглой зимней тьмы, чтобы призвать благословение на замок и его обитателей. Остальные слуги таскали к очагам смолистые поленья и раскладывали на полу свежий камыш.
Саймон, который все послеобеденное время только и делал, что стремился остаться незамеченным, был все-таки обнаружен, схвачен и послан к доктору Моргенсу, узнать, нету ли у того масла, подходящего для полировки, — передовые отряды Рейчел потратили весь имеющийся запас на Великий стол, а работы в Главном зале только начались.
Мальчик уже провел в покоях доктора целое утро, читая одно за другим пугающие слова из книги под названием «Совранские лекарства целителей Вранна», но все равно предпочитал худшие задания Моргенса ужасам сверкающих сталью глаз Рейчел. Он стрелой вылетел из Главного зала и пронесся по длинному коридору канцелярии на внутренние выпасы под Зеленым ангелом. В считанные секунды он одолел мост через ров, как ястреб-перепелятник на крыле, и спустя мгновение во второй раз за этот день оказался перед дверью доктора Моргенса.
Доктор долго не отвечал на его стук, но Саймон слышал голоса, доносившиеся изнутри, и ждал терпеливо как мог, отщипывая кусочки от растрескавшейся дверной рамы, когда старик наконец подошел. Моргенс расстался с Саймоном совсем недавно, но ничего не сказал по поводу его повторного появления. Он казался усталым и расстроенным; почувствовав его состояние, Саймон молча двинулся за ним по слабо освещенному коридору.
Тяжелые занавеси закрывали окна. Пока глаза его не привыкли к темноте комнаты, Саймон не мог разглядеть и следа какого-нибудь посетителя. Потом он увидел смутный силуэт человека, сидевшего на большом корабельном сундуке в углу. Человек этот в сером плаще смотрел в пол, и лицо его было скрыто, но Саймон узнал его.
— Извините меня, принц Джошуа, — сказал Моргенс. — Это Саймон, мой новый ученик.
Джошуа Безрукий поднял голову. Его светлые глаза — голубые или серые — скользнули по лицу Саймона равнодушно, как торговец-хирка мог бы посмотреть на лошадь, которую он не собирается покупать. После молниеносного осмотра принц снова обратил свое внимание на доктора Моргенса, как будто Саймон в один миг прекратил существование. Доктор жестом велел мальчику уйти и ждать в другом конце комнаты.
— Ваше высочество, — сказал он принцу, — боюсь, что больше я ничего не в состоянии сделать. Мое искусство как доктора и аптекаря исчерпано. — Старик нервно потер руки. — Простите меня. Вы знаете, что я люблю короля и не могу видеть, как он страдает, но… но есть некоторые вещи, в которые не должны вмешиваться такие, как я, — слишком много зависит от случайности, он непредвидимых обстоятельств. Одна из этих вещей — судьба королевства.
Теперь Моргенс, которого Саймон никогда еще не видел в таком волнении, вытащил из складок одежды маленький предмет на золотой цепочке и стал нервно перебирать ее. Насколько было известно Саймону, доктор, ненавидевший показную пышность, никогда не носил драгоценностей.
— Но, помоги ему Бог, я же не прошу вас вмешиваться в порядок престолонаследования! — тихий голос Джошуа звенел как натянутая тетива.
Вынужденный слушать столь важную беседу, Саймон чувствовал себя страшно смущенным, но у него не было никакой возможности скрыться, не обратив на себя внимания.
— Я не прошу вас ни во что вмешиваться. Моргенс, — продолжал Джошуа. — Я только хочу получить от вас какое-нибудь средство, чтобы облегчить его последние минуты. Умрет ли он завтра или через год, Элиас все равно будет Верховным королем, а я только наместником Наглимунда. — Принц покачал головой. — Наконец, вспомните о старинных узах, связывающих вас с моим отцом, — вы, его врач и летописец его жизни на протяжении десятков лет, — Джошуа протянул руку, указывая на груду несшитых книжных листов, сваленную на изъеденном червем письменном столе доктора.
Доктор пишет о жизни короля? — подумал Саймон. Он впервые слышал о такой работе. Сегодня утром, похоже, доктор был полон загадок.
Джошуа сделал еще одну попытку:
— Неужели у вас нет жалости? Он похож на раненого льва, огромного зверя, которого тащат шакалы! Благой Узирис, какая несправедливость!..
— Но, ваше высочество… — с болью начал Моргенс, и тут все трое услышали топот бегущих ног и шум голосов во дворе замка. Джошуа с побелевшим лицом и лихорадочно горящими глазами вскочил, обнажив меч так быстро, что казалось, он появился в левой руке принца сам собой. Громкий стук потряс дверь. Моргенс двинулся было вперед, но был остановлен яростным шипением принца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124