Потому что неожиданность. А я знал, что ты выберешься. И специально — а-ха-ха! — специально! — открыл дверь, когда ты спал. Испугался! А-ха-ха-ха-ха! Испугался! — Гном осекся смерил бессмертного презрительным взглядом: — А вот теперь можешь убивать. Потому что я уже и так мертв! Они убили меня, я не нужен им, никому, никому не нужен, все бросили старого Варна, забыли о нем, потому что — Туман! Завеса! И все они дрожат, они оставили меня, оставили, оставили! Оставили…
Он замолчал. Бессмертный пожал плечами. Затем обогнул горбуна и пошел дальше по коридору не оборачиваясь.
— Стой! — Варн повис у него на руке, вцепившись в кожу, так что Дрей поморщился. — Стой! Ты должен убить меня. Должен! Должен!
Бессмертный медленно обернулся:
— Я ничего не должен. Впрочем, если хочешь, я сделаю это. Вот только сперва отведи меня к воротам.
Горбун снова зашелся рассыпчатым липким смехом:
— Я знал, что мы договоримся! Знал! Знал! Пойдем. Кажется, я обречен вечно выводить тебя отсюда.
— Кажется, — пробормотал Дрей. — Кажется…
Он думал о том, что выкрикивал минуту назад старый гном. «Завеса? Туман?» Варн бредил или же за этими словами действительно что-то стоит? Должно быть, иначе откуда это запустенье в подземелье?
Они брели, снова вместе, снова Варн — впереди, как это было уже много ткарнов назад; и опять наверху Дрея дожидалась неизвестность. Но он — шел, потому что иного выхода не существовало, вернее, существовал, но только один. Тот самый, за которым… «завеса».
На сей раз ворота были плотно стянуты цепью, лишь наверху светлела полоска — достаточная, чтобы сумел подняться и пролезть наружу Дрей, но недосягаемая для старого гнома. Но Варн к этому и не стремился. Он стремился к другому…
Дрей постоял немного, глядя на скрюченное бездыханное тело, обернулся и полез наверх, к чернеющему небу. Стоило, наверное, спросить у горбуна о завесе и о том, что же случилось в его подземельях, но… то ли из жалости (хотя откуда у него, бессмертного, жалость), то ли из опасения, что сумасшедший старик все равно не скажет ничего стоящего — в общем, по Дрей этого не сделал. Ну и ладно. Как говорится, снявши голову…
Гритон-Сдраул встретил его ветром — резким, швырявшим в лицо пыль, мусор и листья деревьев. Неоткуда было взяться такому ветру, неоткуда, потому что вокруг города текла безымянная река, этакий гигантский водяной ров; неоткуда, но вот же взялся, и швырял, швырял, швырял в лицо пылинки, выжимая из глаз слезы, застревая в волосах.
Улицы источали запах страха; через плотно прикрытые ставни не пробивалось ни лучика света — а ведь было совсем рано. И еще — звуки. Вечерний город переливается, звенит криками матерей, зовущих домой заигравшихся детей, скрипит тележкой уличного торговца, который отправляется домой — до утра; бряцает оружием стражников, шепчется губами влюбленных — живет. А здесь не было ничего, только шуршали листья на мостовой, испуганно скрипела спешно закрываемая дверь, улетал во тьму задутый огонек свечи.
Гритон-Сдраул тоже жил — но по-другому, жизнью напуганной, потаенной, скрытой. Дрею вдруг очень захотелось оказаться где-нибудь далеко отсюда — но этого сделать он не мог. А значит, следовало искать пристанище. И, перепрыгнув через знакомый забор, пригибаясь, проскальзывая под тяжелыми ветвями одичавших плодовых деревьев, он пошел к домику, и что-то внутри замирало, ожидая невозможного: дверного скрипа, тоненькой фигурки в проеме. Всего этого не было, и, оказавшись внутри, он только здесь ощутил всю силу боли — от бессилия переиграть жизнь по-другому. «Бессильный бессмертный. Ха-ха».
Он рухнул на продавленную кровать и утонул в черном сне.
4
Сон колыхался вокруг него полупрозрачными волнами: то ли узорчатые портьеры из далекой, уже несуществующей жизни, то ли грязный саван. За этой трепещущей пеленой шевелились какие-то тени. «Туман, туман, туман… Завеса». И не разглядеть, что там, по ту сторону пелены, и не перейти эту дрожащую черту. И тени явятся тебе лишь по собственному хотению… если явятся.
И они являлись. Долгая череда, лица, лица, лица, все так странно знакомые — и незнакомые одновременно. Он знал, встречал их в своей неестественно долгой жизни, и сейчас они пришли, чтобы о чем-то сообщить. О чем? Губы пришельцев, плотно ли сомкнутые или же вяло разведенные, не шевелились, на лицах жили только глаза, глаза, глаза, и глаза эти кричали о чем-то. О чем?!
Лица, лица, лица… Он уже устал от лиц, он желал бы отвернуться, забыть, проснуться — и не мог.
Но что-то же они кричали, для чего-то же они шли мимо него, исчезая в никуда и возникая ниоткуда! Впрочем, почему ниоткуда? Вон же, присмотрись, вон же, за каждым силуэтом проглядывает, зыркает злобным глазом, скалится память — твоя память. Это никакое ни знамение, окстись — откуда? — это просто очередной смотр твоей совести, обрати-ка внимание: все, кто пришел к тебе, — не простые визитеры, всех их ты когда-то убил, во-он, в конце этой фантасмагорической шеренги, горбится Варн. Последний. Пока. «Простите, господа, кто здесь крайний? Вы? Ну так я за вами…»
Но вот ряд фигур заканчивается, они мелькают все быстрее, сливаясь снова в ту же самую пелену, а потом взрывается четким отпечатком лицо Варна. И тихий насмешливый голос остается следом застывшей лавы: «Завеса. Она ждет тебя. Но ты — не ходи! Не ходи! Не ходи-и-и!»
Дрей дернулся, чтобы отодвинуться от этого страшного лица, от этих страшных слов…
Проснулся.
В домике было мертвенно тихо. Он полежал немного, глядя в просевший потолок с разъехавшимися в стороны досками. Из щелей свешивался то ли мох, то ли клочья гнилой соломы — в сумраке не понять.
«Нужно бы найти что-нибудь из одежды. И поесть».
Впрочем, он знал: когда эти бытовые — бытовые?! — проблемы будут сняты, наступит время решать, что же ему делать дальше. И он знал, что решит. Поэтому, наверное, и искал одежду так неторопливо.
После того как в дальнем углу, в каком-то жалком подобии шкафчика бессмертный нашел-таки кое-что более-менее подходящее, когда выяснилось, что еды в домике нет никакой, и пришлось идти в сад и, таясь, обрывать большие, но еще недозрелые плоды, — когда все это было сделано, Дрей присел на кровать и вынужден был признать: пора. Пора что-то решать.
В общем-то, он мог бы просто уйти на восток, наплевав на завесу и прочие местные безобразия. Мог бы? Наверное, мог. Но Дрей этого не сделал. Где-то глубоко в подсознании, тем, что иногда называют интуицией, он знал, именно знал: завеса каким-то образом связана с Темным богом. И просто так ему уйти не удастся.
Следовало побольше разузнать о происходящем. Но у кого?! Не станешь же ловить первого попавшегося горожанина и пытать его? Не станешь. Тем более что первый попавшийся горожанин, скорее всего, не порадует ничем, кроме местных слухов, львиная доля которых — вымысел. Для того чтобы узнать больше, необходимо встретиться с власть имущими. Дрею была известна только одна такая особа, да и то — понаслышке. Он даже не знал, где эта особа сейчас находится. Но вот последнее-то выяснить было проще простого, подобные места легко найти. Намного труднее туда попасть.
Бессмертный дождался вечера и, когда город снова впал в полукоматозное состояние, вышел на улицу и поднял голову вверх. Этого хватило: вот она, башня — чернеет игольчатым шпилем, возвышаясь над всеми прочими городскими строениями.
«Значит, нам туда дорога…»
Дрей очень надеялся, что Прэггэ Мстительная окажется дома.
5
На сей раз — хвала Создателю! — обошлось без жертв. Бессмертный поклялся сам себе в том, что попадет в башню без крови, — и клятву сдержал.
Башню окружал высокий забор, дорога упиралась своим пыльным лбом в широкие расписные ворота с барельефными зверями и деревьями, с мощным запором, со стражниками. Дрей постучал и спустя некоторое время постучал снова. За воротами удивленно пробормотали какие-то слова, в смысл которых бессмертный предпочел не вникать. Потом маленькая калитка в стене со страшным скрежетом приоткрылась, в щели нарисовалось заспанное гномье лицо; в одной руке бдительного стража болтался, удерживаемый за повязку, шлем, другая опиралась на копье.
— Какого… тебе надоть? — прорычал гном. — Пшел вон, оборвыш!
Бессмертный положил на калитку ладонь, чтобы вояка случайно ее не захлопнул:
— Я к хозяйке.
— К кому?! — хохотнул гном.
— К Мстительной, — пояснил Дрей.
— И как же тебя представить? — съехидничал доблестный боец.
— Назови меня Странником. Да добавь, что ткарнов двадцать назад я сорвал Горный Цветок. Ступай. — И Дрей сам закрыл калитку — снаружи. Потом сел под стеной, чтобы ждать ответа. Он не сомневался, что правительница Гритон-Сдраула обязательно пожелает с ним встретиться. Потому и был так спокоен.
Стражник вернулся быстрее, чем Дрей ожидал. Наверное, Прэггэ очень хотела встретиться с нечаянным гостем.
Гном хмуро посмотрел на «оборвыша» и сотворил приглашающий жест, который, впрочем, можно было трактовать по-разному. Дрей не стал привередничать и вошел. Они пересекли внутренний двор, не блиставший особым великолепием, но и не впавший в окончательное запустение, и приблизились к башне.
У входа стражник препоручил гостя двум другим гномам, подтянутым и собранным, хотя под маской суровости на их лицах — Дрей это видел — пряталось встревоженное удивление. Что делает здесь этот альв? И какие общие интересы могут связывать его и Мстительную?
Но воинам не положено задавать вопросы, поэтому они безропотно повели Дрея наверх, к покоям Прэггэ.
Правительница встретила гостя в тронном зале — темном, с завешанными блеклыми портьерами окнами, с холодным эхом, игриво катавшимся по залу.
— Входи-входи-входи, — забегало оно по углам, не задевая, впрочем, паутину и не тревожа слежавшуюся пыль: зачем тревожить, зачем задевать?..
— Здравствуй-здравствуй-здравствуй, — мечется эхо от Дрея к низкой фигурке в противоположном конце зала.
Несколько зажженных свечей сокрушенно качают светлыми головками: к чему, мол, такой шум? И бессмертный смущенно замолкает, идет к низенькой фигурке, и никто не рискует остановить странного худого незнакомца, потому что никого и нет в зале — кроме этих двоих, да эха, да свечей.
— Я могла бы спросить, зачем ты пришел, — говорит Прэггэ, и Дрей видит, что ее уже немолодое лицо, властное и внешне спокойное, скрывает мертвенную усталость. Она — просто маленькая напуганная женщина, которая взвалила на свои плечи слишком тяжелый груз — и тот убивает ее.
— Я могла бы, — продолжает Прэггэ, — но не стану. Ты сам расскажешь. Но сперва я хочу кое-что рассказать тебе. Идем. — Она берет его холодной ладошкой за локоть и уводит прочь из тронного зала. Официальная часть встречи закончена.
— Ты голоден? — спрашивает Мстительная, пока они шагают по коридору, по мягкой ковровой дорожке, где в стенных нишах для свечей — темно, а за окнами
— хищно зевает ветер. — В зале накрыли стол, так что не беспокойся, я бываю и гостеприимной. Ты поешь, а я расскажу тебе о том, что ты, наверное, и желаешь выяснить.
— Завеса, — роняет Дрей, и слово полым шариком ударяется о мягкий ворс дорожки, застревая в нем.
— Да, — соглашается Прэггэ. — Завеса. Но прежде о другом. Я благодарю тебя за то, что ты помог Стилле бежать. Она ведь говорила тебе о том, что произошло?
— Твой родитель, совершивший переворот и уничтоживший почти всю правящую династию, кроме одной маленькой девчушки? Да, она говорила. — И слова падают, падают распухшими каплями, впитываясь в дорожку, одно за одним.
— Я не могла ни убить ее, ни отпустить, — признается Прэггэ. — Отпустить — потому что придворные, тогда еще игравшие какую-то роль в правлении, были против. Убить… ты знаешь сам.
— Знаю, — соглашается Дрей. — Знаю.
Шелестит за окном ветер: «О да, он знает!»
— А ты развязал этот узел. И еще — Торн тогда действовал на свой страх и риск.
— Но с твоего позволения, — уточняет бессмертный.
— Да. Он был мне нужен.
— А сейчас? — спрашивает Дрей.
— А сейчас мне нужен ты… наверное. Потому что я не уверена в том, что даже ты сможешь помочь.
«Завеса, — предупреждает заоконный ветер. — Завеса, завеса, завеса… Туман».
всплеск памяти
А все началось несколько месяцев назад.
Первыми завесу обнаружили как раз гномы Торна. Близился час Драконьей Подати, и, хотя в мертвом Эхрр-Ноом-Дил-Вубэке никто не собирался лететь за жертвами, здесь этого не знали. Поэтому Торн вынужден был оставить в покое Дрея и по возвращении почти сразу же отправился на промысел.
Если бы не это, завесу, наверное, обнаружили бы нескоро. Только обладатели безузорчатых рубашек ходили на север от Гритон-Сдраула, остальные же не рисковали покидать горы из-за древней вражды, той самой, что разлеглась злобным зверем на границе двух стран. Многие не помнили уже о причине этой вражды, впрочем, и теперь сие казалось неважным.
Да, завесу, наверное, обнаружили бы нескоро. Потому что кое-кто считал (и не без оснований), что двигаться она начала только тогда, когда ее заметили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Он замолчал. Бессмертный пожал плечами. Затем обогнул горбуна и пошел дальше по коридору не оборачиваясь.
— Стой! — Варн повис у него на руке, вцепившись в кожу, так что Дрей поморщился. — Стой! Ты должен убить меня. Должен! Должен!
Бессмертный медленно обернулся:
— Я ничего не должен. Впрочем, если хочешь, я сделаю это. Вот только сперва отведи меня к воротам.
Горбун снова зашелся рассыпчатым липким смехом:
— Я знал, что мы договоримся! Знал! Знал! Пойдем. Кажется, я обречен вечно выводить тебя отсюда.
— Кажется, — пробормотал Дрей. — Кажется…
Он думал о том, что выкрикивал минуту назад старый гном. «Завеса? Туман?» Варн бредил или же за этими словами действительно что-то стоит? Должно быть, иначе откуда это запустенье в подземелье?
Они брели, снова вместе, снова Варн — впереди, как это было уже много ткарнов назад; и опять наверху Дрея дожидалась неизвестность. Но он — шел, потому что иного выхода не существовало, вернее, существовал, но только один. Тот самый, за которым… «завеса».
На сей раз ворота были плотно стянуты цепью, лишь наверху светлела полоска — достаточная, чтобы сумел подняться и пролезть наружу Дрей, но недосягаемая для старого гнома. Но Варн к этому и не стремился. Он стремился к другому…
Дрей постоял немного, глядя на скрюченное бездыханное тело, обернулся и полез наверх, к чернеющему небу. Стоило, наверное, спросить у горбуна о завесе и о том, что же случилось в его подземельях, но… то ли из жалости (хотя откуда у него, бессмертного, жалость), то ли из опасения, что сумасшедший старик все равно не скажет ничего стоящего — в общем, по Дрей этого не сделал. Ну и ладно. Как говорится, снявши голову…
Гритон-Сдраул встретил его ветром — резким, швырявшим в лицо пыль, мусор и листья деревьев. Неоткуда было взяться такому ветру, неоткуда, потому что вокруг города текла безымянная река, этакий гигантский водяной ров; неоткуда, но вот же взялся, и швырял, швырял, швырял в лицо пылинки, выжимая из глаз слезы, застревая в волосах.
Улицы источали запах страха; через плотно прикрытые ставни не пробивалось ни лучика света — а ведь было совсем рано. И еще — звуки. Вечерний город переливается, звенит криками матерей, зовущих домой заигравшихся детей, скрипит тележкой уличного торговца, который отправляется домой — до утра; бряцает оружием стражников, шепчется губами влюбленных — живет. А здесь не было ничего, только шуршали листья на мостовой, испуганно скрипела спешно закрываемая дверь, улетал во тьму задутый огонек свечи.
Гритон-Сдраул тоже жил — но по-другому, жизнью напуганной, потаенной, скрытой. Дрею вдруг очень захотелось оказаться где-нибудь далеко отсюда — но этого сделать он не мог. А значит, следовало искать пристанище. И, перепрыгнув через знакомый забор, пригибаясь, проскальзывая под тяжелыми ветвями одичавших плодовых деревьев, он пошел к домику, и что-то внутри замирало, ожидая невозможного: дверного скрипа, тоненькой фигурки в проеме. Всего этого не было, и, оказавшись внутри, он только здесь ощутил всю силу боли — от бессилия переиграть жизнь по-другому. «Бессильный бессмертный. Ха-ха».
Он рухнул на продавленную кровать и утонул в черном сне.
4
Сон колыхался вокруг него полупрозрачными волнами: то ли узорчатые портьеры из далекой, уже несуществующей жизни, то ли грязный саван. За этой трепещущей пеленой шевелились какие-то тени. «Туман, туман, туман… Завеса». И не разглядеть, что там, по ту сторону пелены, и не перейти эту дрожащую черту. И тени явятся тебе лишь по собственному хотению… если явятся.
И они являлись. Долгая череда, лица, лица, лица, все так странно знакомые — и незнакомые одновременно. Он знал, встречал их в своей неестественно долгой жизни, и сейчас они пришли, чтобы о чем-то сообщить. О чем? Губы пришельцев, плотно ли сомкнутые или же вяло разведенные, не шевелились, на лицах жили только глаза, глаза, глаза, и глаза эти кричали о чем-то. О чем?!
Лица, лица, лица… Он уже устал от лиц, он желал бы отвернуться, забыть, проснуться — и не мог.
Но что-то же они кричали, для чего-то же они шли мимо него, исчезая в никуда и возникая ниоткуда! Впрочем, почему ниоткуда? Вон же, присмотрись, вон же, за каждым силуэтом проглядывает, зыркает злобным глазом, скалится память — твоя память. Это никакое ни знамение, окстись — откуда? — это просто очередной смотр твоей совести, обрати-ка внимание: все, кто пришел к тебе, — не простые визитеры, всех их ты когда-то убил, во-он, в конце этой фантасмагорической шеренги, горбится Варн. Последний. Пока. «Простите, господа, кто здесь крайний? Вы? Ну так я за вами…»
Но вот ряд фигур заканчивается, они мелькают все быстрее, сливаясь снова в ту же самую пелену, а потом взрывается четким отпечатком лицо Варна. И тихий насмешливый голос остается следом застывшей лавы: «Завеса. Она ждет тебя. Но ты — не ходи! Не ходи! Не ходи-и-и!»
Дрей дернулся, чтобы отодвинуться от этого страшного лица, от этих страшных слов…
Проснулся.
В домике было мертвенно тихо. Он полежал немного, глядя в просевший потолок с разъехавшимися в стороны досками. Из щелей свешивался то ли мох, то ли клочья гнилой соломы — в сумраке не понять.
«Нужно бы найти что-нибудь из одежды. И поесть».
Впрочем, он знал: когда эти бытовые — бытовые?! — проблемы будут сняты, наступит время решать, что же ему делать дальше. И он знал, что решит. Поэтому, наверное, и искал одежду так неторопливо.
После того как в дальнем углу, в каком-то жалком подобии шкафчика бессмертный нашел-таки кое-что более-менее подходящее, когда выяснилось, что еды в домике нет никакой, и пришлось идти в сад и, таясь, обрывать большие, но еще недозрелые плоды, — когда все это было сделано, Дрей присел на кровать и вынужден был признать: пора. Пора что-то решать.
В общем-то, он мог бы просто уйти на восток, наплевав на завесу и прочие местные безобразия. Мог бы? Наверное, мог. Но Дрей этого не сделал. Где-то глубоко в подсознании, тем, что иногда называют интуицией, он знал, именно знал: завеса каким-то образом связана с Темным богом. И просто так ему уйти не удастся.
Следовало побольше разузнать о происходящем. Но у кого?! Не станешь же ловить первого попавшегося горожанина и пытать его? Не станешь. Тем более что первый попавшийся горожанин, скорее всего, не порадует ничем, кроме местных слухов, львиная доля которых — вымысел. Для того чтобы узнать больше, необходимо встретиться с власть имущими. Дрею была известна только одна такая особа, да и то — понаслышке. Он даже не знал, где эта особа сейчас находится. Но вот последнее-то выяснить было проще простого, подобные места легко найти. Намного труднее туда попасть.
Бессмертный дождался вечера и, когда город снова впал в полукоматозное состояние, вышел на улицу и поднял голову вверх. Этого хватило: вот она, башня — чернеет игольчатым шпилем, возвышаясь над всеми прочими городскими строениями.
«Значит, нам туда дорога…»
Дрей очень надеялся, что Прэггэ Мстительная окажется дома.
5
На сей раз — хвала Создателю! — обошлось без жертв. Бессмертный поклялся сам себе в том, что попадет в башню без крови, — и клятву сдержал.
Башню окружал высокий забор, дорога упиралась своим пыльным лбом в широкие расписные ворота с барельефными зверями и деревьями, с мощным запором, со стражниками. Дрей постучал и спустя некоторое время постучал снова. За воротами удивленно пробормотали какие-то слова, в смысл которых бессмертный предпочел не вникать. Потом маленькая калитка в стене со страшным скрежетом приоткрылась, в щели нарисовалось заспанное гномье лицо; в одной руке бдительного стража болтался, удерживаемый за повязку, шлем, другая опиралась на копье.
— Какого… тебе надоть? — прорычал гном. — Пшел вон, оборвыш!
Бессмертный положил на калитку ладонь, чтобы вояка случайно ее не захлопнул:
— Я к хозяйке.
— К кому?! — хохотнул гном.
— К Мстительной, — пояснил Дрей.
— И как же тебя представить? — съехидничал доблестный боец.
— Назови меня Странником. Да добавь, что ткарнов двадцать назад я сорвал Горный Цветок. Ступай. — И Дрей сам закрыл калитку — снаружи. Потом сел под стеной, чтобы ждать ответа. Он не сомневался, что правительница Гритон-Сдраула обязательно пожелает с ним встретиться. Потому и был так спокоен.
Стражник вернулся быстрее, чем Дрей ожидал. Наверное, Прэггэ очень хотела встретиться с нечаянным гостем.
Гном хмуро посмотрел на «оборвыша» и сотворил приглашающий жест, который, впрочем, можно было трактовать по-разному. Дрей не стал привередничать и вошел. Они пересекли внутренний двор, не блиставший особым великолепием, но и не впавший в окончательное запустение, и приблизились к башне.
У входа стражник препоручил гостя двум другим гномам, подтянутым и собранным, хотя под маской суровости на их лицах — Дрей это видел — пряталось встревоженное удивление. Что делает здесь этот альв? И какие общие интересы могут связывать его и Мстительную?
Но воинам не положено задавать вопросы, поэтому они безропотно повели Дрея наверх, к покоям Прэггэ.
Правительница встретила гостя в тронном зале — темном, с завешанными блеклыми портьерами окнами, с холодным эхом, игриво катавшимся по залу.
— Входи-входи-входи, — забегало оно по углам, не задевая, впрочем, паутину и не тревожа слежавшуюся пыль: зачем тревожить, зачем задевать?..
— Здравствуй-здравствуй-здравствуй, — мечется эхо от Дрея к низкой фигурке в противоположном конце зала.
Несколько зажженных свечей сокрушенно качают светлыми головками: к чему, мол, такой шум? И бессмертный смущенно замолкает, идет к низенькой фигурке, и никто не рискует остановить странного худого незнакомца, потому что никого и нет в зале — кроме этих двоих, да эха, да свечей.
— Я могла бы спросить, зачем ты пришел, — говорит Прэггэ, и Дрей видит, что ее уже немолодое лицо, властное и внешне спокойное, скрывает мертвенную усталость. Она — просто маленькая напуганная женщина, которая взвалила на свои плечи слишком тяжелый груз — и тот убивает ее.
— Я могла бы, — продолжает Прэггэ, — но не стану. Ты сам расскажешь. Но сперва я хочу кое-что рассказать тебе. Идем. — Она берет его холодной ладошкой за локоть и уводит прочь из тронного зала. Официальная часть встречи закончена.
— Ты голоден? — спрашивает Мстительная, пока они шагают по коридору, по мягкой ковровой дорожке, где в стенных нишах для свечей — темно, а за окнами
— хищно зевает ветер. — В зале накрыли стол, так что не беспокойся, я бываю и гостеприимной. Ты поешь, а я расскажу тебе о том, что ты, наверное, и желаешь выяснить.
— Завеса, — роняет Дрей, и слово полым шариком ударяется о мягкий ворс дорожки, застревая в нем.
— Да, — соглашается Прэггэ. — Завеса. Но прежде о другом. Я благодарю тебя за то, что ты помог Стилле бежать. Она ведь говорила тебе о том, что произошло?
— Твой родитель, совершивший переворот и уничтоживший почти всю правящую династию, кроме одной маленькой девчушки? Да, она говорила. — И слова падают, падают распухшими каплями, впитываясь в дорожку, одно за одним.
— Я не могла ни убить ее, ни отпустить, — признается Прэггэ. — Отпустить — потому что придворные, тогда еще игравшие какую-то роль в правлении, были против. Убить… ты знаешь сам.
— Знаю, — соглашается Дрей. — Знаю.
Шелестит за окном ветер: «О да, он знает!»
— А ты развязал этот узел. И еще — Торн тогда действовал на свой страх и риск.
— Но с твоего позволения, — уточняет бессмертный.
— Да. Он был мне нужен.
— А сейчас? — спрашивает Дрей.
— А сейчас мне нужен ты… наверное. Потому что я не уверена в том, что даже ты сможешь помочь.
«Завеса, — предупреждает заоконный ветер. — Завеса, завеса, завеса… Туман».
всплеск памяти
А все началось несколько месяцев назад.
Первыми завесу обнаружили как раз гномы Торна. Близился час Драконьей Подати, и, хотя в мертвом Эхрр-Ноом-Дил-Вубэке никто не собирался лететь за жертвами, здесь этого не знали. Поэтому Торн вынужден был оставить в покое Дрея и по возвращении почти сразу же отправился на промысел.
Если бы не это, завесу, наверное, обнаружили бы нескоро. Только обладатели безузорчатых рубашек ходили на север от Гритон-Сдраула, остальные же не рисковали покидать горы из-за древней вражды, той самой, что разлеглась злобным зверем на границе двух стран. Многие не помнили уже о причине этой вражды, впрочем, и теперь сие казалось неважным.
Да, завесу, наверное, обнаружили бы нескоро. Потому что кое-кто считал (и не без оснований), что двигаться она начала только тогда, когда ее заметили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57