Остальные зовут меня кто как: Фред, Тед и даже Тод, и я отзываюсь как миленький – другого выхода у меня просто нет.
Услышав о предстоящей работе, Ларсон покривился, но его утешила оговорка, что мое задание «попроще». А я подумал, ничуть оно не проще и уж куда как менее приятно. Выйдя от Шефа, я спросил коллегу, какие замечания он получил во время беседы с клиентами.
– В порядке поступления: «будь проще», «не умничай», «тебе же сказали!». А тебе?
Я сказал, что что-то вроде этого. Ларсон тяжело вздохнул, повертел в руках упаковку с игрой и потопал в лабораторию. По дороге к своему кабинету, я заглянул к Яне.
Встречать и провожать клиентов – не главная Янина задача. Есть у нее и более важная работа: сбор сведений, которые могут понадобиться для расследования. Яна умна, если не «не по годам», то не по размерам – выглядит как подросток: худая, мелкая, в глазах, натурально, – энтузиазм, светлые волосы хвостиком с ленточкой и все такое.
«В ней есть какая-то незавершенность», – глядя в потолок, мечтательно произнес Шеф после двухчасового собеседования с юной соискательницей места «специалиста по информационным технологиям». И взял ее на работу.
Кабинетик у Яны крошечный и снизу доверху заставлен аппаратурой. Свободно пространства не хватило бы и для мусорной корзины. Однако хрупкая, миниатюрная Яна поместилась туда вместе с телескопическим креслом, обладавшим семнадцатью степенями свободы, и большим плюшевым медведем – самым обычным – с ватой внутри, но редкого для медведей василькового цвета.
– Слушай, – шепотом сказала мне Яна, – с медведем творятся какие-то странные вещи.
Я прикрыл дверь поплотнее и шепотом же ответил:
– Выкладывай.
– Уже во второй раз, приходя утром на работу, я нахожу Бьярки не на его обычном месте – на магнитно-резонансном распознавателе, а в кресле.
– Падает? – предположил я, оценив на глаз возможную траекторию падения Бьярки с двухметрового распознавателя в Янино телескопическое кресло.
– Может и падает, но это еще не все. Он подгоняет кресло под себя причем во всех семнадцати измерениях.
– Действительно, нелепость какая-то… Зачем ему подгонять кресло, если вы с ним практически одного роста.
– Он толще, – обиженно ответила Яна, – И руки короче, то есть лапы.
– Да-да, конечно, – поспешил согласиться я. – Особенно задние.
– Представляешь, какого это: каждое утро заново перенастраивать кресло!
– Представляю. Возьми кресло попроще.
– Я к этому привыкла, – вздохнула она и добавила: – И к Бьярки.
Меня осенило:
– А ты уверена, что он плюшевый?
– Уверена, – ответила она, погладив мягкую медвежью шерстку.
– Я не то хотел сказать. Ты уверена, что у него внутри опилки? Вдруг тебе подсунули переодетого медведем биоробота.
– Распознаватель меня бы предупредил. Сам подумай, позволил бы он чужеродному роботу сидеть не себе да еще в таком сверхсекретном месте, как мой кабинет.
– Твоя правда, – согласился я.
– Бьярки даже не механический – я проверяла.
Пускать такое дело на самотек нельзя ни в коем случае.
– Установи камеру слежения на ночь. Или нет, лучше две, даже четыре, – посоветовал я, вспомнив о Шефе.
– Знаешь, я об этом подумала. Но подглядывать как-то неловко. Мы же с ним друзья.
– Друзья так себя не ведут, – я злобно посмотрел на Бьярки и стал протискиваться к выходу. – Черт, чуть не забыл зачем пришел. Правда теперь не знаю, можно ли говорить при нем о служебных делах, – я кивнул в сторону Бьярки.
– Говори, всю ответственность беру на себя, – позволила Яна.
Бьярки в наказание отвернули мордой к стене.
Я объяснил суть нового задания, и мы вместе обмозговали, как и где найти список программистов из «Виртуальных Игр». В детали вдаваться нет никакой необходимости, скажу только, что предварительный ответ Яна выдала минут через десять.
Главным разработчиком «Шести дней творения» являлся некто Чарльз Корно. Жил он в Южном Пригороде: квартал С-14, дом 36. В «Виртуальных Играх» Яне сказали, что Корно любит работать дома и искать его следует именно там. Покончив с поисками Корно, Яна убежала к Ларсону смотреть игру.
3
В городе мой «Мак-Ларен» ориентируется не хуже меня. Ради спортивного интереса я ввел в автопилот не адрес, а имя Чарльза Корно. И что бы вы думали? Флаер полетел туда, куда следует – в Южный Пригород. Следовательно, Корно, во-первых, ни от кого не скрывается, во-вторых, является довольно-таки известной личностью, раз его адрес знает простой автопилот.
На Земле считают, что в провинции мода более консервативна, чем у них. Глядя на Южный Пригород с высоты птичьего полета, такого не скажешь. На Земле постеснялись бы так строить. Район этот богатый, и жители выпендриваются друг перед другом, кто, чем может. Конечно, самые богатые жители Фаон-Полиса успели ухватить участки возле самого озера, но потом, когда вокруг озера понастроили гигантских термитников, сильно об этом пожалели.
Среднестатистический житель Южного Пригорода жалеет лишь о том, что его сосед умудрился пригласить для строительства более сумасшедшего архитектора. Дома копировали и смешивали все стили, когда-либо существовавшие на прародине. Разумеется – в миниатюре. На неуютном Фаоне содержать дом – дело не дешевое. Но египетские пирамиды в масштабе один к семи…
Впрочем, средь обычного для Фаона полупустынного пейзажа пирамиды, вернее, пирамидки, выглядят вполне уместно. Гармонично, сказала бы Татьяна.
Нечто вроде этого я ожидал увидеть, подлетая к дому Чарльза Корно. Но ничего подобного: у Корно был аккуратный белый домик с плоской квадратной крышей, местами прозрачной. Портик с колоннами наводил на мысль о чем-то древнегреческом. Этаж был всего один, но довольно высокий. Автопилот предложил мне самому найти, где сесть. Посадочная площадка находилась на краю участка, в метрах тридцати от дома. Со стороны противоположной дому к ней примыкали густые заросли фаонских кактусов. Я подрулил к посадочной площадке и завис: на площадке были припаркованы два флаера и не какие-нибудь, а полицейский и «скорая». Антирадар добродушно сообщил, что меня уже засекли и что смываться поздно. Я приземлился рядом.
Два полицейских сержанта поприветствовали меня весьма сдержанно и спросили, какого черта мне здесь надо. Пришлось ответить, что в полете мне стало дурно; случайно я увидел на стоянке «скорую», пусть и мне поможет, решил я.
– Тебе еще недостаточно плохо, – сказал один из сержантов.
– Место занято, – сказал другой, постарше.
– Кем? – спросил я равнодушно.
– Кем надо, – объяснил первый.
– Пожалуй я полечу, – я шагнул к флаеру.
Старший вытащил дубинку и преградил мне ею путь, как шлагбаумом.
– Стой где стоишь, – прорычал он.
– И не дергайся, – добавил его напарник и положил руку на кобуру.
Дергаться я и так не собирался.
Возле дома послышались голоса, затем из-за угла появились три головы, остальные части тел скрывал кустарник, высаженный вдоль дорожки. Первые две были в медицинских шапках, и расстояние между ними – приблизительно два метра – не менялось. Я заключил, что медики тащат носилки. Третью голову я бы легко дал на отсечение, ибо она принадлежала старшему инспектору Виттенгеру.
Троица подошла к стоянке. В полном соответствии с моим прогнозом, на носилках лежал полиэтиленовый мешок размером с человеческое тело. Медики молча убрали его в свой флаер и залезли в кабину. Виттенгер заметил меня еще от дома, но виду не подал.
– Это еще кто? – он наконец обратил на меня внимание.
– Вот, господин полковник, поймали. Говорит, дескать, плохо ему стало. Увидел «скорую» и приземлился. Думал – помогут, – экономя слова, доложил тот сержант, что постарше.
– Хотел смыться, – дополнил другой.
– Это человек чересчур скромничает, – Виттенгер ткнул в меня пальцем. – Я полагаю, на него в полете кто-то напал, и он, заметив полицию, поспешил под нашу защиту. Так, господин, как вас там?
– Истинно так, инспектор, – признал я.
Сержанты дебиловато переглянулись.
– Пройдемте в дом, – велел он мне.
Я виновато опустил голову и поплелся к дому, Виттенгер пошел следом.
Дорожка к дому была выложена серыми шершавыми плитами – такие обычно с подогревом. По обе стороны дорожки рос черный вьющийся кустарник, его название, вероятно, сказали на том уроке ботаники, который я пропустил. В конце дорожки кустарник отрывался от земли и обвивал белые четырехгранные колонны, поддерживавшие портик. Высокие окна были забраны витой решеткой, черной, как и кустарник. На стенах между окон я заметил серовато-голубоватый рисунок – неясный, будто бы проступивший сквозь верхний слой белой краски. Входная дверь отличалась от окон отсутствием низкого подоконника. Мы зашли в дом.
– Туда, – инспектор указал на одну из дверей в пустом, светлом холле, где мы очутились миновав что-то вроде тамбура. За дверью оказалась кухня.
– Садитесь, – он пододвинул стул возле кухонного стола. Сам сел напротив, поставил локти на стол, подпер подбородок и посмотрел мне в глаза.
– Если бы вас здесь не было, я бы решил, что дело закончено, – сказал он.
– На носилках был Чарльз Корно?
– Да. И вы к нему ехали.
– Допустим. Допустим, что сейчас меня здесь нет. Тогда, как все произошло?
– А зачем он вам понадобился?– последовал встречный вопрос.
Толком я сам этого не знал. Для первого знакомства было достаточно журналистского удостоверения, лежавшего у меня в кармане. Журнал «Сектор Фаониссимо» – издание научно-популярное, и его вполне могла заинтересовать новая, весьма познавательная игра. И «Виртуальным Играм» лишняя реклама не помешает. Поэтому я был уверен, что Корно меня примет. Вообще-то, журнал «Сектор Фаониссимо» – это только рабочее прикрытие, но именно он дает повод называть наше агентство Редакцией, без кавычек.
– Инспектор, вы же знаете, в чем между нами разница. Мои тайны навсегда останутся моими, а ваши завтра же будут во всех газетах. К чему тогда терять время? – убеждал я его.
Но Виттенгер взялся за комлог.
– Давно я с Шефом не общался. Кстати, как он там?
Он в самом деле стал набирать номер Отдела. С Шефом Виттенгера объединяло одно прошлое расследование, в котором довелось принять участие и мне. Более того, Виттенгер Шефу кое-чем обязан, но вспоминает он об этом все реже и реже.
– Шефа нет на месте, – сказал я и нажал на «отмену».
– Фу, ну что за манеры, – скривился инспектор.
В холле послышалась какая-то возня. Хлопнула входная дверь. Я встал и подошел к окну. Полицейский в штатском выводил из дома скованного наручниками юношу в обтягивающих белых джинсах и ярко-синей куртке мехом наружу. Юноша извивался, стремясь выскользнуть из рук следователя, тот успокаивал арестованного подзатыльниками и тычками в спину.
– У ваших манеры еще хуже, – указал я на удалявшуюся парочку.
Виттенгер привстал и посмотрел в окно.
– Ньютроп, полегче! – сказал он по рации.
– Так ведь он сам… Черт… Стой скотина…, – послышалось в ответ.
Что там у них происходило, не давала разглядеть колонна, увитая черными побегами.
– Значит, это убийство, – заключил я.
– Оно самое, – кивнул инспектор.
– И убийца в ваших руках.
– В руках Ньютропа, – поправил меня инспектор.
– Повезло Ньютропу. Что же все-таки произошло?
– Около часа назад к нам на пульт позвонили из «скорой» и сообщили, что их клиент стал нашим. Мы, конечно же, очень обрадовались, поскольку надо же нам чем-то себя занять и вылетели по этому адресу. В тамбуре между входной дверью и дверью в холл лежал Чарльз Корно. «Скорая» ему уже ничем не могла помочь. Он умер за несколько минут до их прибытия. Вызвал «скорую» Рауль Амирес – это тот молодой человек, которого вы только что видели. Он нашел Корно в тамбуре, тот был без сознания. Амирес вызвал медиков. Медики вызвали нас.
Я возразил:
– Этого мало. Почему вы назвали смерть Чарльза Корно убийством? И почему убийца – Рауль Амирес?
Инспектор запустил пятерню в загривок.
– Смерть была вызвана кровоизлиянием в мозг. Это установили врачи из «скорой». Думаю, наши эксперты придут к такому же выводу. Кровоизлияние произошло вследствие сильного удара цефалошокера. Если правильно нанести удар, то смерть может сойти за естественную, но не в нашем случае. Видимо, в последний момент рука у Амиреса дрогнула и шокер оставил след. Шевелюра у покойного – будь здоров, след шокера едва просматривался. Цефалошокер мы нашли. Разумеется, нет никакой возможности определить, был ли нанесен удар именно этим шокером или каким-либо другим. Но на этом защиту не построишь, сами понимаете.
– Защиту можно построить на том, что убийцей является кто-то другой, – заметил я.
– Это вряд ли. Дом непреступен, как крепость. Внутри находились только жертва и Амирес.
– Кстати, кто такой этот Амирес? Что он вообще тут делал и есть ли у него мотив?
– Отвечаю по порядку. Рауль Амирес – ассистент Чарльза Корно, кодировщик. Над программами они работали вместе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Услышав о предстоящей работе, Ларсон покривился, но его утешила оговорка, что мое задание «попроще». А я подумал, ничуть оно не проще и уж куда как менее приятно. Выйдя от Шефа, я спросил коллегу, какие замечания он получил во время беседы с клиентами.
– В порядке поступления: «будь проще», «не умничай», «тебе же сказали!». А тебе?
Я сказал, что что-то вроде этого. Ларсон тяжело вздохнул, повертел в руках упаковку с игрой и потопал в лабораторию. По дороге к своему кабинету, я заглянул к Яне.
Встречать и провожать клиентов – не главная Янина задача. Есть у нее и более важная работа: сбор сведений, которые могут понадобиться для расследования. Яна умна, если не «не по годам», то не по размерам – выглядит как подросток: худая, мелкая, в глазах, натурально, – энтузиазм, светлые волосы хвостиком с ленточкой и все такое.
«В ней есть какая-то незавершенность», – глядя в потолок, мечтательно произнес Шеф после двухчасового собеседования с юной соискательницей места «специалиста по информационным технологиям». И взял ее на работу.
Кабинетик у Яны крошечный и снизу доверху заставлен аппаратурой. Свободно пространства не хватило бы и для мусорной корзины. Однако хрупкая, миниатюрная Яна поместилась туда вместе с телескопическим креслом, обладавшим семнадцатью степенями свободы, и большим плюшевым медведем – самым обычным – с ватой внутри, но редкого для медведей василькового цвета.
– Слушай, – шепотом сказала мне Яна, – с медведем творятся какие-то странные вещи.
Я прикрыл дверь поплотнее и шепотом же ответил:
– Выкладывай.
– Уже во второй раз, приходя утром на работу, я нахожу Бьярки не на его обычном месте – на магнитно-резонансном распознавателе, а в кресле.
– Падает? – предположил я, оценив на глаз возможную траекторию падения Бьярки с двухметрового распознавателя в Янино телескопическое кресло.
– Может и падает, но это еще не все. Он подгоняет кресло под себя причем во всех семнадцати измерениях.
– Действительно, нелепость какая-то… Зачем ему подгонять кресло, если вы с ним практически одного роста.
– Он толще, – обиженно ответила Яна, – И руки короче, то есть лапы.
– Да-да, конечно, – поспешил согласиться я. – Особенно задние.
– Представляешь, какого это: каждое утро заново перенастраивать кресло!
– Представляю. Возьми кресло попроще.
– Я к этому привыкла, – вздохнула она и добавила: – И к Бьярки.
Меня осенило:
– А ты уверена, что он плюшевый?
– Уверена, – ответила она, погладив мягкую медвежью шерстку.
– Я не то хотел сказать. Ты уверена, что у него внутри опилки? Вдруг тебе подсунули переодетого медведем биоробота.
– Распознаватель меня бы предупредил. Сам подумай, позволил бы он чужеродному роботу сидеть не себе да еще в таком сверхсекретном месте, как мой кабинет.
– Твоя правда, – согласился я.
– Бьярки даже не механический – я проверяла.
Пускать такое дело на самотек нельзя ни в коем случае.
– Установи камеру слежения на ночь. Или нет, лучше две, даже четыре, – посоветовал я, вспомнив о Шефе.
– Знаешь, я об этом подумала. Но подглядывать как-то неловко. Мы же с ним друзья.
– Друзья так себя не ведут, – я злобно посмотрел на Бьярки и стал протискиваться к выходу. – Черт, чуть не забыл зачем пришел. Правда теперь не знаю, можно ли говорить при нем о служебных делах, – я кивнул в сторону Бьярки.
– Говори, всю ответственность беру на себя, – позволила Яна.
Бьярки в наказание отвернули мордой к стене.
Я объяснил суть нового задания, и мы вместе обмозговали, как и где найти список программистов из «Виртуальных Игр». В детали вдаваться нет никакой необходимости, скажу только, что предварительный ответ Яна выдала минут через десять.
Главным разработчиком «Шести дней творения» являлся некто Чарльз Корно. Жил он в Южном Пригороде: квартал С-14, дом 36. В «Виртуальных Играх» Яне сказали, что Корно любит работать дома и искать его следует именно там. Покончив с поисками Корно, Яна убежала к Ларсону смотреть игру.
3
В городе мой «Мак-Ларен» ориентируется не хуже меня. Ради спортивного интереса я ввел в автопилот не адрес, а имя Чарльза Корно. И что бы вы думали? Флаер полетел туда, куда следует – в Южный Пригород. Следовательно, Корно, во-первых, ни от кого не скрывается, во-вторых, является довольно-таки известной личностью, раз его адрес знает простой автопилот.
На Земле считают, что в провинции мода более консервативна, чем у них. Глядя на Южный Пригород с высоты птичьего полета, такого не скажешь. На Земле постеснялись бы так строить. Район этот богатый, и жители выпендриваются друг перед другом, кто, чем может. Конечно, самые богатые жители Фаон-Полиса успели ухватить участки возле самого озера, но потом, когда вокруг озера понастроили гигантских термитников, сильно об этом пожалели.
Среднестатистический житель Южного Пригорода жалеет лишь о том, что его сосед умудрился пригласить для строительства более сумасшедшего архитектора. Дома копировали и смешивали все стили, когда-либо существовавшие на прародине. Разумеется – в миниатюре. На неуютном Фаоне содержать дом – дело не дешевое. Но египетские пирамиды в масштабе один к семи…
Впрочем, средь обычного для Фаона полупустынного пейзажа пирамиды, вернее, пирамидки, выглядят вполне уместно. Гармонично, сказала бы Татьяна.
Нечто вроде этого я ожидал увидеть, подлетая к дому Чарльза Корно. Но ничего подобного: у Корно был аккуратный белый домик с плоской квадратной крышей, местами прозрачной. Портик с колоннами наводил на мысль о чем-то древнегреческом. Этаж был всего один, но довольно высокий. Автопилот предложил мне самому найти, где сесть. Посадочная площадка находилась на краю участка, в метрах тридцати от дома. Со стороны противоположной дому к ней примыкали густые заросли фаонских кактусов. Я подрулил к посадочной площадке и завис: на площадке были припаркованы два флаера и не какие-нибудь, а полицейский и «скорая». Антирадар добродушно сообщил, что меня уже засекли и что смываться поздно. Я приземлился рядом.
Два полицейских сержанта поприветствовали меня весьма сдержанно и спросили, какого черта мне здесь надо. Пришлось ответить, что в полете мне стало дурно; случайно я увидел на стоянке «скорую», пусть и мне поможет, решил я.
– Тебе еще недостаточно плохо, – сказал один из сержантов.
– Место занято, – сказал другой, постарше.
– Кем? – спросил я равнодушно.
– Кем надо, – объяснил первый.
– Пожалуй я полечу, – я шагнул к флаеру.
Старший вытащил дубинку и преградил мне ею путь, как шлагбаумом.
– Стой где стоишь, – прорычал он.
– И не дергайся, – добавил его напарник и положил руку на кобуру.
Дергаться я и так не собирался.
Возле дома послышались голоса, затем из-за угла появились три головы, остальные части тел скрывал кустарник, высаженный вдоль дорожки. Первые две были в медицинских шапках, и расстояние между ними – приблизительно два метра – не менялось. Я заключил, что медики тащат носилки. Третью голову я бы легко дал на отсечение, ибо она принадлежала старшему инспектору Виттенгеру.
Троица подошла к стоянке. В полном соответствии с моим прогнозом, на носилках лежал полиэтиленовый мешок размером с человеческое тело. Медики молча убрали его в свой флаер и залезли в кабину. Виттенгер заметил меня еще от дома, но виду не подал.
– Это еще кто? – он наконец обратил на меня внимание.
– Вот, господин полковник, поймали. Говорит, дескать, плохо ему стало. Увидел «скорую» и приземлился. Думал – помогут, – экономя слова, доложил тот сержант, что постарше.
– Хотел смыться, – дополнил другой.
– Это человек чересчур скромничает, – Виттенгер ткнул в меня пальцем. – Я полагаю, на него в полете кто-то напал, и он, заметив полицию, поспешил под нашу защиту. Так, господин, как вас там?
– Истинно так, инспектор, – признал я.
Сержанты дебиловато переглянулись.
– Пройдемте в дом, – велел он мне.
Я виновато опустил голову и поплелся к дому, Виттенгер пошел следом.
Дорожка к дому была выложена серыми шершавыми плитами – такие обычно с подогревом. По обе стороны дорожки рос черный вьющийся кустарник, его название, вероятно, сказали на том уроке ботаники, который я пропустил. В конце дорожки кустарник отрывался от земли и обвивал белые четырехгранные колонны, поддерживавшие портик. Высокие окна были забраны витой решеткой, черной, как и кустарник. На стенах между окон я заметил серовато-голубоватый рисунок – неясный, будто бы проступивший сквозь верхний слой белой краски. Входная дверь отличалась от окон отсутствием низкого подоконника. Мы зашли в дом.
– Туда, – инспектор указал на одну из дверей в пустом, светлом холле, где мы очутились миновав что-то вроде тамбура. За дверью оказалась кухня.
– Садитесь, – он пододвинул стул возле кухонного стола. Сам сел напротив, поставил локти на стол, подпер подбородок и посмотрел мне в глаза.
– Если бы вас здесь не было, я бы решил, что дело закончено, – сказал он.
– На носилках был Чарльз Корно?
– Да. И вы к нему ехали.
– Допустим. Допустим, что сейчас меня здесь нет. Тогда, как все произошло?
– А зачем он вам понадобился?– последовал встречный вопрос.
Толком я сам этого не знал. Для первого знакомства было достаточно журналистского удостоверения, лежавшего у меня в кармане. Журнал «Сектор Фаониссимо» – издание научно-популярное, и его вполне могла заинтересовать новая, весьма познавательная игра. И «Виртуальным Играм» лишняя реклама не помешает. Поэтому я был уверен, что Корно меня примет. Вообще-то, журнал «Сектор Фаониссимо» – это только рабочее прикрытие, но именно он дает повод называть наше агентство Редакцией, без кавычек.
– Инспектор, вы же знаете, в чем между нами разница. Мои тайны навсегда останутся моими, а ваши завтра же будут во всех газетах. К чему тогда терять время? – убеждал я его.
Но Виттенгер взялся за комлог.
– Давно я с Шефом не общался. Кстати, как он там?
Он в самом деле стал набирать номер Отдела. С Шефом Виттенгера объединяло одно прошлое расследование, в котором довелось принять участие и мне. Более того, Виттенгер Шефу кое-чем обязан, но вспоминает он об этом все реже и реже.
– Шефа нет на месте, – сказал я и нажал на «отмену».
– Фу, ну что за манеры, – скривился инспектор.
В холле послышалась какая-то возня. Хлопнула входная дверь. Я встал и подошел к окну. Полицейский в штатском выводил из дома скованного наручниками юношу в обтягивающих белых джинсах и ярко-синей куртке мехом наружу. Юноша извивался, стремясь выскользнуть из рук следователя, тот успокаивал арестованного подзатыльниками и тычками в спину.
– У ваших манеры еще хуже, – указал я на удалявшуюся парочку.
Виттенгер привстал и посмотрел в окно.
– Ньютроп, полегче! – сказал он по рации.
– Так ведь он сам… Черт… Стой скотина…, – послышалось в ответ.
Что там у них происходило, не давала разглядеть колонна, увитая черными побегами.
– Значит, это убийство, – заключил я.
– Оно самое, – кивнул инспектор.
– И убийца в ваших руках.
– В руках Ньютропа, – поправил меня инспектор.
– Повезло Ньютропу. Что же все-таки произошло?
– Около часа назад к нам на пульт позвонили из «скорой» и сообщили, что их клиент стал нашим. Мы, конечно же, очень обрадовались, поскольку надо же нам чем-то себя занять и вылетели по этому адресу. В тамбуре между входной дверью и дверью в холл лежал Чарльз Корно. «Скорая» ему уже ничем не могла помочь. Он умер за несколько минут до их прибытия. Вызвал «скорую» Рауль Амирес – это тот молодой человек, которого вы только что видели. Он нашел Корно в тамбуре, тот был без сознания. Амирес вызвал медиков. Медики вызвали нас.
Я возразил:
– Этого мало. Почему вы назвали смерть Чарльза Корно убийством? И почему убийца – Рауль Амирес?
Инспектор запустил пятерню в загривок.
– Смерть была вызвана кровоизлиянием в мозг. Это установили врачи из «скорой». Думаю, наши эксперты придут к такому же выводу. Кровоизлияние произошло вследствие сильного удара цефалошокера. Если правильно нанести удар, то смерть может сойти за естественную, но не в нашем случае. Видимо, в последний момент рука у Амиреса дрогнула и шокер оставил след. Шевелюра у покойного – будь здоров, след шокера едва просматривался. Цефалошокер мы нашли. Разумеется, нет никакой возможности определить, был ли нанесен удар именно этим шокером или каким-либо другим. Но на этом защиту не построишь, сами понимаете.
– Защиту можно построить на том, что убийцей является кто-то другой, – заметил я.
– Это вряд ли. Дом непреступен, как крепость. Внутри находились только жертва и Амирес.
– Кстати, кто такой этот Амирес? Что он вообще тут делал и есть ли у него мотив?
– Отвечаю по порядку. Рауль Амирес – ассистент Чарльза Корно, кодировщик. Над программами они работали вместе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53