— Ух ты! — удивился полицейский в форме.
— Разрывными? — спросил Сэнди. — Что это значит?
— Пуля, которая, попав в цель, разлетается на осколки.
— На много осколков, — уточнил Кастнер. — И пробив кости черепа, делает из мозгов кашу.
Маккейн повернулся к черному детективу:
— Что еще раз подтверждает мои слова, Роулинс, — это была казнь.
Поскольку Маккейн не смотрел на него, Сэнди воспользовался этой возможностью. Он осторожно извлек из кармана камеру и навел ее на труп. Не стоило рисковать, пуская в ход вспышку, но света было достаточно. Он прикрыл окошечко вспышки большим пальцем. Быстрый взгляд убедил его, что Роулинс и остальные стояли лицом к Маккейну.
— Он расправился с сумасшедшим, который убил полдюжины нормальных людей, и собирался перестрелять остальных. — Роулинс облизал губы и покачал головой. — Это не казнь. Просто прикончили бешеного пса. Раздавили таракана.
Стоя лицом к копам, Сэнди приподнял камеру на уровень бедра и начал нажимать кнопку спуска.
— Может быть, — произнес Маккейн. — Но я хотел бы знать, кто его раздавил.
Торопливо отщелкав полдюжины кадров, Сэнди сунул камеру обратно в карман. Он обильно вспотел. Ему казалось, что он сломя голову пробежал две мили.
— Куда как просто выяснить, — ухмыльнулся Роулинс. — Просто в пяти районах города переловим всех белых мужчин, шатенов среднего роста и телосложения и проверим, не таскают ли они на щиколотках кобуру.
— Мы найдем его, — сказал Маккейн. — Человек, который совершил такое, спас целый вагон, не может не считать себя героем. Кому-нибудь он да проговорится. Никак не сможет держать язык за зубами. И тогда мы до него доберемся.
— И что тогда? — обеспокоенно спросил Сэнди. Они говорили о человеке, который спас ему жизнь. — Что вы с ним сделаете?
Маккейн искоса посмотрел на него:
— Может, и ничего. Куча людей хочет завалить его благодарственными телеграммами — чертовски уверен, что к ним относишься и ты, и все остальные из этого вагона, — но много других настроены не столь благожелательно. Он в самом деле спас жизни, но, может, он из тех лунатиков с оружием, а сегодня вечером он считается киллером. Не лучший образец гражданской сознательности.
— Вы хотите посадить его за решетку? — спросил Сэнди.
Маккейн покачал головой:
— Не обязательно. Но я хочу знать, кто он такой. Хочу знать о любом, который шатается по моему участку, держа при себе такое огнестрельное оружие и умея с таким убийственным эффектом пускать его в ход.
— Но ведь у вас нет его описания. Вы знаете только, что это — темноволосый человек белой расы среднего роста, веса и телосложения, не так ли? — спросил Сэнди.
— Мы даже не знаем цвета его глаз, — добавил Роулинс.
Сэнди чуть не брякнул, что они карие, но в последний момент спохватился.
— Думаешь, что выжившие прикрывают его? — спросил полицейский в форме.
Прищурившись, Маккейн смерил взглядом Сэнди:
— Что скажешь на это, мистер газетчик? Ведь ты и твои друзья тут не собираются чинить препоны правосудию, не так ли?
У Сэнди одеревенел язык. Ему казалось, что он сделан из сухой кожи. Сглотнув, он попытался изобразить возмущение.
— Если вы считаете, что мы договорились и соорудили какое-то ложное описание, как, по-вашему, нам это удалось? Все мы были не в том состоянии, чтобы связно соображать. Если вы хотите удостовериться, что я ел на обед, детектив, проверьте пути внизу. Оставшись в живых, мы просто испытали колоссальное облегчение.
— Если бы даже они хотели это сделать, — сказал Роулинс, — сомневаюсь, что у них было бы время. И давай примем то, что у нас есть: этот второй стрелявший был белым мужчиной со средними показателями по всем статьям, который прикрыл лицо и исчез.
— Пожалуй что так, — согласился Маккейн. — Во всяком случае, больше у нас нет ничего существенного. Как я и говорил: будем искать, может, и наткнемся. Это всего лишь вопрос времени.
Но я должен найти его первым, подумал Сэнди, представляя себе и зрелище ток-шоу, и контракт на книгу.
Спаситель… второй стрелок… бледнолицый… как бы его ни называть, только один человек во всем городе может опознать его. А Сэнди не собирался растрачивать себя по мелочам. Он выжил в этом поезде смерти — и завтра над его головой взойдет солнце журналистской удачи. Но что будет на следующий день и еще через день? Он станет — в полном смысле слова — вчерашней новостью.
Но этого не произойдет, если у него окажется туз в рукаве… и он правильно сыграет.
Нет, мама Палмер вырастила явно не дурачка. Раз в жизни на голову ему свалилась потрясающая удача, шанс сменить свой статус очевидца на нечто большее в мире массмедиа: он найдет Спасителя, сделает из его истории сенсационную публикацию, а затем представит его самого.
Он вспомнил репортеров, которые своими великими публикациями остались в памяти последующих поколений: Джимми Бреслина с письмами сына Сэма, Вудварда и Бернстайна с их Глубокой Глоткой.
А как насчет Сэнди Палмера и его Спасителя?
5
Джек сидел в темноте, потягивая «Корону» и глядя телевизор. Его пугало предчувствие того, что он мог услышать и увидеть, но он не выключал ТВ. Обычно Джек предпочитал Пятый канал, который кончал блок ночных известий в десять часов, но сегодня вечером было не важно, какой нью-йоркский канал выбрать: все они прервали расписанный порядок передач, чтобы рассказывать о массовой бойне в подземке.
Но главная изюминка, сюжет внутри главной истории, который и вынуждал всех не отрываться от телевизоров, был таинственный человек, который прикончил убийцу и потом исчез. Все хотели знать, кто он такой.
Джек закусил губу в ожидании, что сейчас пойдут описания очевидцев, появится рисунок по словесному портрету. В любой момент на экране мелькнет лицо, очень похожее на его собственное. Он съежился, когда за частоколом камер и микрофонов увидел кое-кого из спасшихся, которых запомнил еще в поезде. Большинство могли сказать лишь, как благодарны за то, что остались в живых, и что обязаны спасением жизни тому таинственному человеку, которого кое-кто называл Спасителем. Что же до того, как он выглядел, никто не имел, что добавить в камеру, кроме того, что уже сообщалось: белый мужчина, шатен, лет от двадцати пяти до пятидесяти.
Испытав облегчение, Джек откинул голову и прикрыл глаза. Пока все хорошо. Но полного спокойствия еще не было. Точнее, до него было далеко. Кто-то же мог хорошо рассмотреть его; например, тот парнишка, что старался поднять девушку-киноведа; он сидел всего в паре футов. Может, именно сейчас он и напрягает память, сидя рядом с полицейским художником.
Наконец телевизионщики перешли к другим историям, и Джек, расслабившись, стал расхаживать по квартире, переходя из комнаты в комнату. Вот и стопка видеокассет — его личный кинофестиваль фильмов Теренса Фишера. Он планировал начать его сегодня же вечером, открыв «Проклятьем Франкенштейна», но понял, что не сможет так долго высидеть перед экраном. Обычно ему хватало места в квартире с двумя спальнями, но сегодня было ощущение, что на шее у него петля. Которая медленно затягивается.
Придется уносить ноги отсюда.
Но куда? Он томился по Джиа, но она уехала из города. Как только ее отпустили из школы, она сложила вещи Вики и улетела в Оттумну, в Айову, чтобы недельку погостить у родителей — это было частью непрекращающихся стараний, чтобы Вики поддерживала связь с обширной родней. Он тяжело переживал, когда две главные женщины в жизни были так далеко от него, он неохотно делил их с другими людьми, пусть даже с кровными родственниками, но никогда не говорил Джиа об этом. Кто знает, сколько еще осталось жить бабушке Вики.
Может, просто зайти к Хулио, постоять у стойки бара, взять пива и сделать вид, что всего лишь проводишь обыкновенный вечер. Но там, скорее всего, работает телевизор, и все, вместо того чтобы смотреть матч «Янки» и «Метс», будут следить за специальными репортажами об убийствах в подземке и говорить лишь о них.
А как насчет того, чтобы просто пойти прогуляться?
Но что, если — он понимал, что это смешно, но мысль не оставляла его, — что, если он столкнется на улице с кем-то из пассажиров того поезда и тот опознает его?
Да, вполне возможно. То есть маловероятно, но лучше не стоит.
Давай посмотрим правде в лицо, подумал он. Сегодня вечером я в безопасности. Изображения еще нет. Завтра пойдет совсем другая история.
Сегодня у него еще есть последняя возможность прогуляться в соответствии с собственным желанием.
Может, в самом деле воспользоваться этим преимуществом?
Ополоснувшись под душем, он оделся, приняв совершенно иной вид: брюки хаки, светло-голубая рубашка с отложным воротничком под широким свитером с вырезом у горла, которому предстояло скрыть нейлоновую кобуру с «Глоком-19», прикрепленную сзади на поясе.
По пути к дверям он остановился и обвел взглядом тесную переднюю комнату, в которой хранил все свои вещи. Старые и привычные вещи. Многие назвали бы их барахлом — премии и награды, рекламы, дешевая посуда с какой-то распродажи, комиксы и портреты звезд радиошоу, мебель столетней давности. Ностальгия по другому поколению.
Что он может вспомнить о своем детстве, которое пришлось на семидесятые? И помнил он о нем немного, да и не волновало оно его. Зачем беречь коробку с Кроликом Брейди на крышке, когда можно обзавестись такой же, с крышки которой из-под полей черной широкополой шляпы на тебя смотрит Тень? Декодер радио Сиротки Энни, официальный сертификат клуба Дока Сэвиджа… вот разве и все, что оставалось из его прошлого.
Джиа постоянно возмущалась его привязанностью к этому барахлу и часто спрашивала, чем ее объяснить, — почему именно коробка для завтраков, или магическое кольцо, или дешевая пластмассовая дудочка непонятно из какого времени, — и он никогда не мог найтись с ответом. Да и не пытался. Какие-то смутные воспоминания в самом деле могли сформировать в глубине души желание сберечь эти эфемерные ассоциации, не имеющие отношения к его прошлому, — но стоит ли думать почему? Просто он любил их. И достаточно.
Но если ему придется рвать концы и бежать, то все это необходимо оставить за спиной. Как ни странно, его это не волновало. Это всего лишь вещи. Удобные, уютные вещи, но тем не менее… Он может уйти, неся с собой лишь минутное сожаление.
Хотя Джиа и Вики… расставшись с ними, он станет киллером.
Этого не случится, сказал он себе, спускаясь по лестнице к улице.
Он сделает все, что в его силах, дабы этот проклятый инцидент не разрушил его жизнь и его дело.
Его дело… он так и не проверил сообщения на автоответчике.
Дойдя до Бродвея, он нашел телефонную будку и набрал свой номер с кодом. Был всего один звонок. От женщины, которая сказала, что ей посоветовали обратиться к нему, как к человеку, который сможет помочь ей разрешить проблему, имеющую отношение к ее подруге и какой-то секте. Она оставила номер своего телефона, но не сказала, кто ей посоветовал, и не привела никаких подробностей ни о секте, ни о своей проблеме. Он решил, что стоит перезвонить ей. Что-то странное в ее голосе заинтересовало его, вызвало желание заняться ее проблемой.
Взгляд на часы: 11.20. Звонить ей, может, поздновато, но ему настоятельно требовалось чем-то заняться. Хотя бы этим делом. Новый клиент с новой неотложной задачей — все это займет его мысли и время, пока он будет оправляться от шока этого вечера.
Набрал ее номер. Когда женщина ответила, он сказал:
— Это Джек. Вы мне звонили.
— Ох… я не ждала, что вы так быстро перезвоните. — Приятный голос: мягкий и серьезный. Не очень старый, не очень молодой.
Для начала неплохо, подумал Джек.
— Кое-какие проблемы могут подождать, — сказал он, — а другие нет. О ваших вы ничего не сказали. Если необходимо, я могу встретиться с вами сегодня же вечером.
— Господи, уже поздно, но…
— Где вы живете?
— Я… я бы предпочла не говорить.
— Ни адреса, ни даже района города?
— Н-н-ну… это называется Цветочный квартал. Это…
— Знаю его. — Верхние двадцатые в районе Шестой авеню, за Челси. — Если хотите, я могу встретить вас в любом месте минут через пятнадцать.
— Сегодня же вечером? Я даже не…
— Леди, звонили мне вы.
Пауза, в течение которой он, мог поклясться, слышал, как она закусила губу.
— О'кей. Но в каком-нибудь общественном месте.
В каком-нибудь общественном… можно встретиться на Сорок второй. Одно из немногих мест в городе, где народу кишит не меньше, чем в аду, каким его изобразил Дисней. Может, даже слишком общественное. Лучше поближе к ее дому…
Например, в «Папайе» на углу Седьмой авеню и Двадцать третьей улицы, но обычно по ночам там сумасшедший дом. Он усмехнулся. Может, стоит завести ее и предложить «Убежище де Сада» или садомазохистский экстра-клуб рядом с отелем «Челси». Стоп… это годится.
— Как насчет отеля «Челси»?
— Где это? Что-то тут не так.
— Мне показалось, вы сказали, что живете в Цветочном квартале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56