«А где он?» Полковник Башкирцев не та фигура, чтобы председатель отчитывался перед ним о своих перемещениях, но дело не терпело отлагательств.
— Когда он будет? — спросил Башкирцев.
— Не могу знать, — ответил секретарь и добавил, — Николай Митрофанович поехал с докладом к президенту. Генерал Чернов — с ним.
— Вот как? — Башкирцев попытался представить, насколько полным будет доклад председателя.
Хотя… Николай Митрофанович Евстафьев был опытным политиком и, что не менее важно, искусным царедворцем. То, что он взял с собой Чернова, говорило о многом.
Скорее всего, Чернову, не имевшему опыта руководства масштабными операциями, отводилась роль козла отпущения. «Желаете наказать кого-нибудь? А вот он здесь, извольте! По рогам ему, да промеж ему! Три шкуры спустим с нерадивого, только глазом моргните!»
Ну, а Чернов, получив заслуженную порку, будет пытаться найти кого-нибудь, стоящего на ступеньку ниже — своего собственного козла отпущения. А для этой роли как нельзя больше подходит полковник Башкирцев. Вот только…
Свалить вину на Башкирцева ему не удастся. Полковник кивнул, улыбаясь своим мыслям, и раскрыл папку.
— Завизируйте, пожалуйста! Сейчас, — он взглянул на часы, висевшие над входом в кабинет председателя, — 17:08.
Секретарь взял у Башкирцева бумаги: копии приказов об отключении мобильных операторов и рапорт на имя председателя ФСБ, в котором полковник подвергал сомнению правильность действий Чернова.
Секретарю потребовалось менее минуты, чтобы ознакомиться с документами. В Организации не любили людей, сачущих через голову начальства; тех, кто хоть раз проявил нелояльность по отношению к руководству, обычно заносили в негласный «черный список». И появление на столе председателя документа, подобного рапорту Башкирцева, означало ЧП, прежде всего для того, кто подал рапорт.
Секретарь нахмурился; копии приказов об отключении он положил на стол, а рапорт держал в руках, словно предлагал, пока не поздно, взять его обратно.
Башкирцев закрыл папку и убрал руки за спину. Он ждал, когда секретарь поставит на бумаги число, время и личный штамп.
Секретарь еще раз посмотрел на полковника и наткнулся на его уверенный взгляд.
— Хорошо, — сказал он. Зеленые цифры на электронном табло сменились. — 17:09, — сказал секретарь и завизировал документы.
Башкирцев поблагодарил его кивком головы, четко развернулся через левое плечо и вышел из приемной.
Он в первый раз за всю службу вступил в эти закулисные игры, вышел на поля кабинетных сражений, но, обдумывая свой поступок, Башкирцев понимал, что другого выхода у него не было.
Чтобы попасть в кабинет, в котором было назначено совещание, министрам пришлось пройти целый ряд процедур.
Сначала их провели через комнату, где в воздухе явственно пахло медикаментами; затем в течение двух-трех минут облучали мощными ультрафиолетовым лампами. Но и эти меры предосторожности показались устроителям совещания недостаточными. Место во главе стола, где должен был сидеть президент, обнесли прозрачным плексигласовым экраном.
Большие часы в углу кабинета, стилизованные под «ампир», давно уже пробили четыре часа пополудни. Все, кроме президента, были на месте, а он не появлялся. На памяти собравшихся такого еще не бывало: президент никогда не опаздывал.
Председатель ФСБ Евстафьев оглядывал лица федеральных министров. Все были собранны и напряжены. Обычно в ожидании начала совещания министры негромко переговаривались, обсуждая какие-нибудь не самые важные вопросы. О главных говорили на самом совещании. Но сегодня все молчали, будто желая подчеркнуть значение одной единственной темы, ради которой они собрались.
Президент появился в 16:14, и не из парадного коридора, как обычно, а из неприметной боковой двери, о существовании которой не всякий догадывался.
Послышался шум отодвигаемых стульев: президента приветствовали стоя. Президент прошел на свое место, передвинул приготовленные для него бумаги и пригласил всех садиться. Обычно он это делал еще на ходу: с разрешающим жестом рукой и коротко кивал. Но сегодня выдержал нарочитую паузу — разговор предстоял очень серьезный.
Цепкий глаз Евстафьева подметил еще одну деталь. Министры были одеты сообразно обычному протоколу — черные или темно-синие костюмы, рубашки и галстуки. Президент же выглядел подчеркнуто скромно — строгий костюм и черная водолазка. По разумению председателя ФСБ, это не сулило ничего хорошего. Евстафьев превратился в одну чуткую вибрирующую антенну, улавливающую любое изменение в привычной атмосфере.
Президент некоторое время листал бумаги, лежавшие перед ним на столе, затем вопросительно посмотрел на Евстафьева. Это должно было означать: «Как? Разве вы еще не начали?» Председатель выдержал этот взгляд и тут же отпасовал его генералу Чернову. Чернов заерзал и втянул голову в плечи. Больше всего ему хотелось убежать отсюда.
Евстафьев не стал дожидаться, пока президент обратится к нему лично: он почему-то был уверен, что услышит не доброжелательное — «Николай Митрофанович», а сухое и отстраняющее «вы».
— Юрий Геннадьевич, — сказал Евстафьев. — Доложите, пожалуйста.
Чернов кивнул, словно клюнул невидимое зерно, рассыпанное перед ним по столу, встал я подошел к специально подготовленному экрану. Кто-то из референтов включил проектор, связанный с ноутбуком, и на экране появилась карта Москвы.
Карта была выполнена в миролюбивых зеленых тонах; с юго-востока на северо-запад тянулась цепочка красных пятен, напоминавших отвратительные нарывы. Красные пятна обозначали очаги эпидемии. Эти данные уже шесть часов назад устарели.
Чернов прокашлялся.
— Вчера, двадцатого сентября, около семи часов утра по московскому времени в столичное управление ФСБ РФ поступило сообщение о возможном проникновении на территорию города лица, инфицированного штаммом А-Эр-Си-66. Данный вирус обладает высокой степенью вирулентности и способен поражать все слои населения, все возрастные группы, в большинстве случаев вызывая смерть больного. Управлением были приняты меры по изоляции возможного носителя… которые, к сожалению, не принесли результатов. С высокой долей вероятности можно предполагать, что носителю все-таки удалось проникнуть в город и тем самым создать реальную угрозу для распространения эпидемии.
Региональными управлениями здравоохранения был предпринят целый комплекс профилактических мер. В течение суток с момента получения сигнала не было зарегистрировано ни одного случая заболевания…
— Значит ли это, что их действительно не было? — перебил президент. — Или больные просто не обращались за медицинской помощью?
— Я думаю, — Чернов подыскивал правильные, нейтральные выражения, — что ни одну из этих причин нельзя исключить.
Президент кивнул.
— Продолжайте.
— Начиная с сегодняшнего утра ситуация несколько изменилась — в худшую сторону. По сообщениям из районных поликлиник, количество вызовов врачей на дом превысило среднестатистическое в 1, 8 раза. Городская станция «скорой помощи» отмечает двукратное увеличение вызовов. Наибольшее количество обращений за медицинской помощью отмечено в регионах, выделенных на карте в красный цвет. Мы предполагаем, что их расположение повторяет путь первичного носителя инфекции. Положение осложняется тем, что путь передачи вируса — воздушно-капельный, как это бывает при гриппе. Однако эпидемиологические службы отмечают, что эпидемический барьер еще не пройден, что позволяет с некоторым оптимизмом… э-э-э… строить прогнозы относительно распространения болезни.
— Вам известно точное количество заболевших? — спросил президент.
— Э-э-э… Около восьми тысяч человек.
— Вы говорите, что в большинстве случаев человек погибает. Я правильно понял? — снова спросил президент.
— Да. К сожалению, медицина не располагает… — начал Чернов, но президент его не дослушал.
— В таком случае мне не совсем понятно, где вы видите основания для оптимизма. Какие конкретные меры приняты для того, чтобы не допустить распространения эпидемии?
— Нами задействованы все лечебные учреждения. В городских больницах и специализированных клиниках выделено достаточное количество мест для того, чтобы изолировать всех заболевших. На местах с населением проводится разъяснительная работа, нацеленная на правильное и своевременное применение профилактических мер…
— Для поддержания порядка на улицах, — подал голос Евстафьев, — в город введены воинские части. Транспортное сообщение временно блокировано.
Евстафьев хотел, чтобы у президента сложилось впечатление, будто он лично несет ответственность за поддержание порядка в городе. А за все остальное — Чернов. Теперь напротив фамилии «Евстафьев» в сознании президента будет стоять маленький плюс, а вот напротив «Чернова» — большой минус.
Но не подозревавший подвоха Чернов с благодарностью взглянул на шефа. У него появилось несколько секунд, чтобы перевести дух и собрать разбегающиеся мысли. По спине струились потоки горячего пота, и генерал чувствовал себя так, словно угодил в баню.
В кабинете повисло напряженное молчание. В наступившей тишине раздался негромкий голос президента.
— Я пока не услышал ничего, кроме общих фраз. Насколько я понимаю, для того чтобы остановить эпидемию, необходимо четко разделить здоровых и больных. То, что делаете вы, — это только запоздалая реакция. Меры по нейтрализации эпидемии, — он заглянул в бумаги, — должны носить упреждающий характер. Эти меры уже разработаны?
Евстафьев подумал, что он бы дорого дал за возможность заглянуть в бумаги, подготовленные президентскими советниками. Что в них? Насколько полно отражена информация о природе и действии вируса? Даже сейчас, когда второй президентский срок перевалил за середину, Евстафьев не всегда мог понять, насколько высок уровень осведомленности главы государства в том или ином вопросе. Это всегда оставалось загадкой, поэтому он всегда исходил из того, что президент знает все и обо всем.
Конечно, Евстафьев понимал, что так не может быть: один человек не в состоянии переработать такую лавину информации, что-то обязательно упустит, но вот поди ж, разбери, что именно президент упустил, а в чем ориентируется свободно.
В любом случае лучше перестраховаться.
Евстафьев повернулся на стуле к Чернову и недовольно нахмурился.
— Юрий Геннадьевич! Ну?
Сыграно было тонко: не «генерал Чернов», а именно «Юрий Геннадьевич». Не начальственный разнос, а искреннее удивление: мол, как же это так? Вы, которому я так доверял?
Чернов с тоской посмотрел на минеральную воду, стоявшую на столе, и судорожно глотнул.
— В настоящее время нами ведется активная работа… по разработке… мер, которые позволили бы… Учитывая соображения секретности…
Евстафьев поджал губы, всем своим видом показывая, что не считает соображения секретности приоритетной задачей.
— Полагаю, в настоящее время ими можно пренебречь. Главное — это жизнь людей, — веско изрек он и бросил быстрый взгляд на президента.
Хотя президент не произнес ни слова, безошибочным чутьем царедворца Евстафьев понял, что попал в цель. Чувствительные антенны его пока не подводили. Он похвалил себя за предусмотрительность и благоразумие: сначала, узнав, что их вызывают в Кремль, председатель хотел взять Чернова в свой лимузин, но вовремя передумал. Он представил, как бы это смотрелось сейчас, после совещания: Евстафьев и Чернов уехали в одной машине. Нет, теперь от него надо держаться подальше, как от прокаженного. Точнее — как от заболевшего А-Эр-Си-66, поправил он себя, используя более современное сравнение.
Президент кивнул.
— Я жду вас с докладом через два часа. Премьер-министру, вице-премьерам и федеральным министрам предлагается ознакомиться с документами и внести свои предложения по разработке комплекса безотлагательных мер, направленных на нейтрализацию эпидемии, — он легко поднялся и вышел.
В кабинете на Лубянке Евстафьева ожидал еще один неприятный сюрприз: рапорт полковника Башкирцева и копии приказов, подготовленных более пяти часов назад: около полудня — сразу же, как только полковнику стал известен механизм активации вируса.
Председатель несколько минут взвешивал все «за» и «против». Затем нажал кнопку селектора.
— Генерала Карлова — ко мне! Быстро!
Генерал сидел у себя в кабинете. Стопка изрисованных листов постепенно росла. Корзина была полна бумажной лапши.
Он отчаянно надеялся на чудо, хотя и не хотел себе в этом признаваться. «Чудо», «случай», «везение», «удача»… Он в это не верил. Но это не мешало ему надеяться, что оно все-таки случится.
— Есть! — вдруг воскликнул референт.
Карлов вздрогнул, но тут же взял себя в руки и постарался выглядеть бесстрастным. Что бы ни произошло, он должен хотя бы выглядеть бесстрастным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Когда он будет? — спросил Башкирцев.
— Не могу знать, — ответил секретарь и добавил, — Николай Митрофанович поехал с докладом к президенту. Генерал Чернов — с ним.
— Вот как? — Башкирцев попытался представить, насколько полным будет доклад председателя.
Хотя… Николай Митрофанович Евстафьев был опытным политиком и, что не менее важно, искусным царедворцем. То, что он взял с собой Чернова, говорило о многом.
Скорее всего, Чернову, не имевшему опыта руководства масштабными операциями, отводилась роль козла отпущения. «Желаете наказать кого-нибудь? А вот он здесь, извольте! По рогам ему, да промеж ему! Три шкуры спустим с нерадивого, только глазом моргните!»
Ну, а Чернов, получив заслуженную порку, будет пытаться найти кого-нибудь, стоящего на ступеньку ниже — своего собственного козла отпущения. А для этой роли как нельзя больше подходит полковник Башкирцев. Вот только…
Свалить вину на Башкирцева ему не удастся. Полковник кивнул, улыбаясь своим мыслям, и раскрыл папку.
— Завизируйте, пожалуйста! Сейчас, — он взглянул на часы, висевшие над входом в кабинет председателя, — 17:08.
Секретарь взял у Башкирцева бумаги: копии приказов об отключении мобильных операторов и рапорт на имя председателя ФСБ, в котором полковник подвергал сомнению правильность действий Чернова.
Секретарю потребовалось менее минуты, чтобы ознакомиться с документами. В Организации не любили людей, сачущих через голову начальства; тех, кто хоть раз проявил нелояльность по отношению к руководству, обычно заносили в негласный «черный список». И появление на столе председателя документа, подобного рапорту Башкирцева, означало ЧП, прежде всего для того, кто подал рапорт.
Секретарь нахмурился; копии приказов об отключении он положил на стол, а рапорт держал в руках, словно предлагал, пока не поздно, взять его обратно.
Башкирцев закрыл папку и убрал руки за спину. Он ждал, когда секретарь поставит на бумаги число, время и личный штамп.
Секретарь еще раз посмотрел на полковника и наткнулся на его уверенный взгляд.
— Хорошо, — сказал он. Зеленые цифры на электронном табло сменились. — 17:09, — сказал секретарь и завизировал документы.
Башкирцев поблагодарил его кивком головы, четко развернулся через левое плечо и вышел из приемной.
Он в первый раз за всю службу вступил в эти закулисные игры, вышел на поля кабинетных сражений, но, обдумывая свой поступок, Башкирцев понимал, что другого выхода у него не было.
Чтобы попасть в кабинет, в котором было назначено совещание, министрам пришлось пройти целый ряд процедур.
Сначала их провели через комнату, где в воздухе явственно пахло медикаментами; затем в течение двух-трех минут облучали мощными ультрафиолетовым лампами. Но и эти меры предосторожности показались устроителям совещания недостаточными. Место во главе стола, где должен был сидеть президент, обнесли прозрачным плексигласовым экраном.
Большие часы в углу кабинета, стилизованные под «ампир», давно уже пробили четыре часа пополудни. Все, кроме президента, были на месте, а он не появлялся. На памяти собравшихся такого еще не бывало: президент никогда не опаздывал.
Председатель ФСБ Евстафьев оглядывал лица федеральных министров. Все были собранны и напряжены. Обычно в ожидании начала совещания министры негромко переговаривались, обсуждая какие-нибудь не самые важные вопросы. О главных говорили на самом совещании. Но сегодня все молчали, будто желая подчеркнуть значение одной единственной темы, ради которой они собрались.
Президент появился в 16:14, и не из парадного коридора, как обычно, а из неприметной боковой двери, о существовании которой не всякий догадывался.
Послышался шум отодвигаемых стульев: президента приветствовали стоя. Президент прошел на свое место, передвинул приготовленные для него бумаги и пригласил всех садиться. Обычно он это делал еще на ходу: с разрешающим жестом рукой и коротко кивал. Но сегодня выдержал нарочитую паузу — разговор предстоял очень серьезный.
Цепкий глаз Евстафьева подметил еще одну деталь. Министры были одеты сообразно обычному протоколу — черные или темно-синие костюмы, рубашки и галстуки. Президент же выглядел подчеркнуто скромно — строгий костюм и черная водолазка. По разумению председателя ФСБ, это не сулило ничего хорошего. Евстафьев превратился в одну чуткую вибрирующую антенну, улавливающую любое изменение в привычной атмосфере.
Президент некоторое время листал бумаги, лежавшие перед ним на столе, затем вопросительно посмотрел на Евстафьева. Это должно было означать: «Как? Разве вы еще не начали?» Председатель выдержал этот взгляд и тут же отпасовал его генералу Чернову. Чернов заерзал и втянул голову в плечи. Больше всего ему хотелось убежать отсюда.
Евстафьев не стал дожидаться, пока президент обратится к нему лично: он почему-то был уверен, что услышит не доброжелательное — «Николай Митрофанович», а сухое и отстраняющее «вы».
— Юрий Геннадьевич, — сказал Евстафьев. — Доложите, пожалуйста.
Чернов кивнул, словно клюнул невидимое зерно, рассыпанное перед ним по столу, встал я подошел к специально подготовленному экрану. Кто-то из референтов включил проектор, связанный с ноутбуком, и на экране появилась карта Москвы.
Карта была выполнена в миролюбивых зеленых тонах; с юго-востока на северо-запад тянулась цепочка красных пятен, напоминавших отвратительные нарывы. Красные пятна обозначали очаги эпидемии. Эти данные уже шесть часов назад устарели.
Чернов прокашлялся.
— Вчера, двадцатого сентября, около семи часов утра по московскому времени в столичное управление ФСБ РФ поступило сообщение о возможном проникновении на территорию города лица, инфицированного штаммом А-Эр-Си-66. Данный вирус обладает высокой степенью вирулентности и способен поражать все слои населения, все возрастные группы, в большинстве случаев вызывая смерть больного. Управлением были приняты меры по изоляции возможного носителя… которые, к сожалению, не принесли результатов. С высокой долей вероятности можно предполагать, что носителю все-таки удалось проникнуть в город и тем самым создать реальную угрозу для распространения эпидемии.
Региональными управлениями здравоохранения был предпринят целый комплекс профилактических мер. В течение суток с момента получения сигнала не было зарегистрировано ни одного случая заболевания…
— Значит ли это, что их действительно не было? — перебил президент. — Или больные просто не обращались за медицинской помощью?
— Я думаю, — Чернов подыскивал правильные, нейтральные выражения, — что ни одну из этих причин нельзя исключить.
Президент кивнул.
— Продолжайте.
— Начиная с сегодняшнего утра ситуация несколько изменилась — в худшую сторону. По сообщениям из районных поликлиник, количество вызовов врачей на дом превысило среднестатистическое в 1, 8 раза. Городская станция «скорой помощи» отмечает двукратное увеличение вызовов. Наибольшее количество обращений за медицинской помощью отмечено в регионах, выделенных на карте в красный цвет. Мы предполагаем, что их расположение повторяет путь первичного носителя инфекции. Положение осложняется тем, что путь передачи вируса — воздушно-капельный, как это бывает при гриппе. Однако эпидемиологические службы отмечают, что эпидемический барьер еще не пройден, что позволяет с некоторым оптимизмом… э-э-э… строить прогнозы относительно распространения болезни.
— Вам известно точное количество заболевших? — спросил президент.
— Э-э-э… Около восьми тысяч человек.
— Вы говорите, что в большинстве случаев человек погибает. Я правильно понял? — снова спросил президент.
— Да. К сожалению, медицина не располагает… — начал Чернов, но президент его не дослушал.
— В таком случае мне не совсем понятно, где вы видите основания для оптимизма. Какие конкретные меры приняты для того, чтобы не допустить распространения эпидемии?
— Нами задействованы все лечебные учреждения. В городских больницах и специализированных клиниках выделено достаточное количество мест для того, чтобы изолировать всех заболевших. На местах с населением проводится разъяснительная работа, нацеленная на правильное и своевременное применение профилактических мер…
— Для поддержания порядка на улицах, — подал голос Евстафьев, — в город введены воинские части. Транспортное сообщение временно блокировано.
Евстафьев хотел, чтобы у президента сложилось впечатление, будто он лично несет ответственность за поддержание порядка в городе. А за все остальное — Чернов. Теперь напротив фамилии «Евстафьев» в сознании президента будет стоять маленький плюс, а вот напротив «Чернова» — большой минус.
Но не подозревавший подвоха Чернов с благодарностью взглянул на шефа. У него появилось несколько секунд, чтобы перевести дух и собрать разбегающиеся мысли. По спине струились потоки горячего пота, и генерал чувствовал себя так, словно угодил в баню.
В кабинете повисло напряженное молчание. В наступившей тишине раздался негромкий голос президента.
— Я пока не услышал ничего, кроме общих фраз. Насколько я понимаю, для того чтобы остановить эпидемию, необходимо четко разделить здоровых и больных. То, что делаете вы, — это только запоздалая реакция. Меры по нейтрализации эпидемии, — он заглянул в бумаги, — должны носить упреждающий характер. Эти меры уже разработаны?
Евстафьев подумал, что он бы дорого дал за возможность заглянуть в бумаги, подготовленные президентскими советниками. Что в них? Насколько полно отражена информация о природе и действии вируса? Даже сейчас, когда второй президентский срок перевалил за середину, Евстафьев не всегда мог понять, насколько высок уровень осведомленности главы государства в том или ином вопросе. Это всегда оставалось загадкой, поэтому он всегда исходил из того, что президент знает все и обо всем.
Конечно, Евстафьев понимал, что так не может быть: один человек не в состоянии переработать такую лавину информации, что-то обязательно упустит, но вот поди ж, разбери, что именно президент упустил, а в чем ориентируется свободно.
В любом случае лучше перестраховаться.
Евстафьев повернулся на стуле к Чернову и недовольно нахмурился.
— Юрий Геннадьевич! Ну?
Сыграно было тонко: не «генерал Чернов», а именно «Юрий Геннадьевич». Не начальственный разнос, а искреннее удивление: мол, как же это так? Вы, которому я так доверял?
Чернов с тоской посмотрел на минеральную воду, стоявшую на столе, и судорожно глотнул.
— В настоящее время нами ведется активная работа… по разработке… мер, которые позволили бы… Учитывая соображения секретности…
Евстафьев поджал губы, всем своим видом показывая, что не считает соображения секретности приоритетной задачей.
— Полагаю, в настоящее время ими можно пренебречь. Главное — это жизнь людей, — веско изрек он и бросил быстрый взгляд на президента.
Хотя президент не произнес ни слова, безошибочным чутьем царедворца Евстафьев понял, что попал в цель. Чувствительные антенны его пока не подводили. Он похвалил себя за предусмотрительность и благоразумие: сначала, узнав, что их вызывают в Кремль, председатель хотел взять Чернова в свой лимузин, но вовремя передумал. Он представил, как бы это смотрелось сейчас, после совещания: Евстафьев и Чернов уехали в одной машине. Нет, теперь от него надо держаться подальше, как от прокаженного. Точнее — как от заболевшего А-Эр-Си-66, поправил он себя, используя более современное сравнение.
Президент кивнул.
— Я жду вас с докладом через два часа. Премьер-министру, вице-премьерам и федеральным министрам предлагается ознакомиться с документами и внести свои предложения по разработке комплекса безотлагательных мер, направленных на нейтрализацию эпидемии, — он легко поднялся и вышел.
В кабинете на Лубянке Евстафьева ожидал еще один неприятный сюрприз: рапорт полковника Башкирцева и копии приказов, подготовленных более пяти часов назад: около полудня — сразу же, как только полковнику стал известен механизм активации вируса.
Председатель несколько минут взвешивал все «за» и «против». Затем нажал кнопку селектора.
— Генерала Карлова — ко мне! Быстро!
Генерал сидел у себя в кабинете. Стопка изрисованных листов постепенно росла. Корзина была полна бумажной лапши.
Он отчаянно надеялся на чудо, хотя и не хотел себе в этом признаваться. «Чудо», «случай», «везение», «удача»… Он в это не верил. Но это не мешало ему надеяться, что оно все-таки случится.
— Есть! — вдруг воскликнул референт.
Карлов вздрогнул, но тут же взял себя в руки и постарался выглядеть бесстрастным. Что бы ни произошло, он должен хотя бы выглядеть бесстрастным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33