Очень хорошие, милые, красивые… Но… Другие. Совсем другие. Не такие, как она.
— А вы не пробовали найти ее? Через адресный стол?
— Видите ли, — Кашинцев встал со ступенек и потянулся. Он пытался бодриться, но голос его по-прежнему дрожал. — Я так и не узнал ее имени. Вот так… Глупо, правда? Что может быть глупее?
— Ну… Я бы не назвал ваш поступок глупым, — в голосе куратора слышалось уважение. — Скорее, наоборот. Извините, что говорю это… Конечно, это не совсем… Красиво, что ли? Но вы могли бы узнать ее имя от этого… С татуировкой. Его-то вы знаете?
— Конечно, знаю. Это тот самый подонок, из-за которого мы здесь с вами сидим.
— Как это? — не понял куратор.
— Мир до безобразия тесен. Иногда — настолько, что от этого тошнит. Это был Ильин.
Валерий Алексеевич опешил. Он в задумчивости почесал подбородок.
— Знаете, что я вам скажу, Игорь Константинович? Наверное, это правильно. Я имею в виду — что все так случилось. Защищайте девушку! Давайте докопаемся до сути и раздавим этот А-Эр-Си-66 к чертовой матери! Пусть ваш Ильин в гробу перевернется, или где он там сейчас находится! — куратор понял, что проболтался, но было уже поздно.
— Он погиб? — спросил Кашинцев. Валерий Алексеевич понизил голос до шепота.
— Спецобъект, на котором он изобретал свои несчастные вирусы, был подвергнут радикальной изоляции. Это значит — погребен под землей. Подобные сооружения строятся несколько необычно. У них нет фундамента; под ними — пустота. В случае опасности заряды, заложенные в несущих балках, подрываются, и все проваливается в огромную яму, которую потом засыпают. Получается такой симпатичный могильник.
— Надеюсь, он хорошенько помучился перед смертью, — глухо сказал мстительный Кашинцев.
— Я полагаю… — куратор не договорил, затрещала рация, и четкий голос произнес:
— Шестой, я — Центр! Приказываю немедленно оставить пост и следовать к станции метро «Дмитровская». Объект установлен. Необходимо войти в визуальный контакт и ждать дальнейших указаний.
— Центр, я — шестой! Понял вас — следовать к метро «Дмитровская». Жду вводных. Отбой!
Кашинцев ринулся вниз по лестнице, и куратору пришлось в буквальном смысле поймать его за шиворот.
— Да подождите вы! Пусть уедут!
— Да?!
Из выхлопной трубы «девяносто девятой» показался легкий парок конденсата, и машина сорвалась с места.
Куратор дождался, когда она выедет со двора.
— Вот теперь вперед! Теперь главное — не опоздать!
И они бросились на улицу.
Они шли молча, старательно обходя лужи, чтобы меньше испачкать обувь. В кармане у Гарина лежал моток бечевки, и он все думал, стоит ли им выставлять себя клоунами и обматываться. Он вдруг заметил, как Алена испуганно бросается его догонять, чуть только стоит ему немного уйти вперед. Да, видимо, придется им все-таки выглядеть глупо. И даже — подозрительно. Но… Ведь утопающий хватается за соломинку, не так ли? Наверное, маленький черный предмет, подмигивающий красной лампочкой, и был для Алены той самой соломинкой — последней надеждой в этом перевернувшемся с ног на голову мире.
Больница осталась позади; теперь слева от них возвышалось серо-голубое здание Стоматологического комплекса. Когда-то у Гарина проходили здесь занятия по челюстно-лицевой хирургии, правда, совсем недолго — он ведь не стоматолог, а «лечебник».
Вдруг спереди, со стороны входа в лесопарк, послышался топот шагов. Гарин пригляделся. Прямо на них неслась ватага бритоголовых парней лет восемнадцати-двадцати. Некоторые из них были одеты в камуфляжную форму, другие — в кожаные жилеты, но почти все — обуты в грубые армейские ботинки со шнуровкой, доходящей до середины голени.
Они бежали так быстро, что Гарин на мгновение опешил. Он, было, подумал, что эта стая мчится к ним. Недружелюбность их намерений была очевидна: в руках у бравых ребятишек — цепи, монтировки и бейсбольные биты.
Прятаться было поздно: парни уже заметили парочку, гуляющую по осеннему лесопарку. Убежать в лес? Гарин прикинул, насколько высоки их шансы на спасение. Тридцать пять лет активного небрежения спортом, двадцатилетний стаж курильщика, десять лет сидячей работы — все это было в «пассиве». А в «активе», похоже, ничего. Ну, и Алена… Гарин почему-то сомневался, что эта девушка создана для быстрого бега. Может быть, для чего-нибудь другого, — очень даже может быть! — но не для бега.
Он посмотрел на забор. Со стороны лесопарка плиты были абсолютно плоскими, только цепочка шестиугольных отверстий тянулась в двух метрах от земли. Надеяться на то, что у двух скромных тружеников инфекционной больницы вдруг откроется невиданная доселе прыгучесть, было, по меньшей мере, глупо, а для того чтобы перелезть через забор уже опробованным способом, требовалось время, которого у них не было.
Стая парней (помнится, в армии комбат обозначал подобный возраст несколько похабным, но верным выражением: «Член стоит, башка не варит») стремительно приближалась. Гарин уже мог разглядеть их перекошенные злобой лица, и тут он понял, что парни бежали не куда, а откуда. Они тоже убегали, как и Гарин с Аленой.
На лице одного из бритоголовых Гарин заметил мелкие капельки крови, в массивном узловатом кулаке была зажата монтировка. Стальной прут, отполированный мозолистыми ладонями, матово блестел, но самый конец прута был испачкан в чем-то темном.
Гарин прикрыл собой Алену и отступил с дороги в жидкую чавкающую грязь. Орда, топоча тяжелыми ботинками, пронеслась мимо. Ее предводитель бросил быстрый взгляд на странную парочку и, видимо, решил, что они не заслуживают их внимания; только тот самый, с капельками крови на круглом разрумянившемся лице, на бегу взмахнул монтировкой, и Гарин почувствовал щекой порыв ветра.
Стая добежала до первого перекрестка и повернула налево, вглубь леса.
— Кажется, пронесло, — сказал Гарин и вернулся на дорожку. — Это было бы не совсем справедливо: уберечься от вируса, убежать от пули и…
Алена прекрасно поняла, что он хотел сказать. С несправедливостью такого исхода она была совершенно согласна, но принципиальной разницы между вирусом, пулей и монтировками «скинхэдов» не видела. Скорее всего, это были звенья одной цепи.
Они с опаской двинулись дальше, к белому домику, стоявшему у входа в лесопарк. Когда-то такие домики построили у всех входов, в них собирались разместить кассы, потому что какому-то умнику пришла в голову мысль сделать вход в лесопарк платным.
Кассы не проработали ни дня, а теперь в этих домиках расположились небольшие магазинчики, торгующие пивом и сигаретами. В том, к которому они направлялись, также был магазинчик, а рядом с ним — летнее кафе — терраса, накрытая дырявым брезентовым тентом.
Золотоулыбчивые кавказцы в грязных халатах жарили неподалеку шашлык и подавали его на картонных тарелочках. Шашлык был невкусным, со множеством специй, забивавших запах несвежего мяса, но после пары бутылок крепкого пива это было неважно; и стоил шашлык недорого.
Подойдя к магазину, Гарин не увидел привычного оживления. В воздухе витал запах дыма, окрашенный вонью плавящегося нутряного жира. Столы были разбиты или перевернуты. Веселое блеянье Таркана, доносившееся из хрипатых колонок, поражало своим неуместным оптимизмом.
В траве, уже утратившей летнюю сочность и яркость, лежало что-то белое. Время от времени по нему пробегала короткая энергичная волна, походившая на судорогу. Гарин крепко сжал Аленину руку. Белое в траве оказалось телом молодого повара или официанта — поди теперь, разбери. В грудь и в живот его было воткнуто не меньше десятка шампуров, некоторые — с кусочками сырого мяса и кольцами лука. По бетонному полу веранды тянулась широкая красная полоса, уходящая за угол домика, на импровизованную кухню. Но сегодня красная полоса совсем не напоминала след от разбитой бутылки кетчупа.
Из открытой двери магазинчика торчали ноги в черных чулках; один тапок слетел, и Гарин разглядел дырку, сквозь которую светила желтая ороговевшая пятка; задравшаяся длинная юбка открывала безобразные сплетения варикозных узлов. Если раньше, когда они перелезали забор позади морга, у Гарина и была мысль зайти сюда, чтобы купить какой-нибудь водички, то теперь она бесследно исчезла.
— Пойдем отсюда быстрее! — сказал он Алене, закрывавшей рот ладошкой. Она только кивнула, с трудом сдерживая нервную икоту.
Они вышли на асфальтированную дорогу. Гарин затравленно оглянулся, ожидая в любую секунду услышать протяжный вой милицейской сирены, но на улице было тихо. Как-то подозрительно тихо.
«Странно, — подумал он, — в это время люди должны возвращаться с работы. Но где они?» Не было того привычного людского ручейка, который струился здесь ежевечерне, лишь одинокие пешеходы, стараясь держаться подальше друг от друга, осторожно пробирались вдоль домов.
Внимание Гарина привлек лысый мужчина с большим животом, прижимавший ко рту носовой платок.
«Значит, мне все это не снится… В Москве — эпидемия, и она продолжается».
Он достал из кармана моток бечевки, привязал один конец к брючному ремню, а вторым обвил Алену за талию.
— Поддерживай веревку, чтобы это не выглядело, как…
Она поняла.
— Да. Теперь мы в одной упряжке.
— Можно было бы доехать до Савеловского вокзала на метро… Или на автобусе, — Гарин почесал переносицу. — Но, думаю, лучше идти пешком. Здесь недалеко. Может, полчаса… Минут сорок, от силы.
— В метро сейчас опасно, — согласилась Алена.
— Знаешь, мы можем пройти вдоль железной дороги до «Дмитровской», а там…
— Я знаю этот район, — сказала Алена. — Здесь же институтская библиотека.
— Точно, точно. Мы тоже получали здесь книжки. Бывало, набьешь полную сумку учебников и потом не знаешь, как тащить. Правда, на третьем курсе у меня появилась машина. Старая такая, но зато ездила.
Они шли, болтая о пустяках. Ужасных событий на один день пришлось столько, что от них хотелось как-то на время отгородиться — чем угодно, хотя бы обычной болтовней. Теперь им казалось, что главное — говорить не останавливаясь.
— Пешком… прогуляемся… Пешком вовсе не опасно, — преувеличенно бодро твердил Гарин, будто забыв случайную встречу с бритоголовыми. И Алена также преувеличенно бодро кивала.
— Да! Да! Все в порядке! Мы просто гуляем! А эта веревочка, связывающая нас, как пуповина, — это просто… Маленькая шалость, да?
Они дошли до Тимирязевской улицы и тут только заметили, что обычно забитая пробкой улица пуста, а редкие машины проносились мимо на сумасшедшей скорости с закрытыми окнами и включенными фарами, как зимой.
На перекрестке, уткнувшись в бордюрный камень, стояла «скорая». Аварийная сигнализация тревожно мигала.
Гарин с Аленой подошли ближе и заглянули внутрь.
Внутренняя поверхность лобового стекла была забрызгана кровавой слизью; вытянувшись во весь рост, на сиденьях лежал человек в кожаной кепке. По тому, что на нем не было «скоропомощной» формы, Гарин понял, что это — водитель.
В салоне было пусто. На полу валялись скомканные простыни, все в бурых пятнах, и пластиковая маска аппарата искусственного дыхания. Гарин открыл кабину. Рация еле слышно потрескивала, глухой голос говорил что-то неразборчивое.
Человек в кепке, услышав щелчок замка, заворочался, приподнялся на локте и вдруг оглушительно чихнул. Красное облачко повисело в воздухе и медленно растаяло. Увидев живых, он протянул к ним руку и захрипел.
Алена завизжала. Она захлопнула дверь, прищемив человеку в кепке пальцы; тот закричал от боли, но тут же зашелся в приступе мучительного кашля, который перемежался новыми кровяными разрывами.
— Я не могу!! Я не могу больше!! — визжала Алена. — Зачем все это?! Зачем?! — она стала дергать веревку, пытаясь ее развязать, но от этого узел затягивался еще сильнее. — Зачем мы куда-то идем? Я не хочу больше!!
— Тихо! — Гарин обнял ее и гладил по спине, натыкаясь на выпирающую застежку лифчика; почему-то именно она — эта застежка — вызывала особенно острую жалость. — Не кричи! Нас могут услышать.
Это была ложь. Рядом не было никого. Люди разбежались по домам, попрятались по квартирам и ждали… Неизвестно чего.
— Пошли! — Гарин обхватил Алену за талию и повел вперед. Ходьба успокоила ее быстрее, чем слова. «Раз-два, раз-два, левой-правой, левой-правой…» Алена еще некоторое время всхлипывала в такт шагам, затем остановилась и утерла слезы.
— Прости. Но я правда больше не могу.
— А я не могу тебя отпустить. Как ты доберешься до дома? — Гарин выразительно постучал себя по карману. — Он ведь у нас один. На двоих.
— Андрей! Мы обязательно должны идти туда? — она увидела, как меняется его лицо: подбородок заострился, и черты стали как-то резче.
— Конечно, никто от нас этого не требует. Но… Я хочу вернуться домой. Понимаешь? Боюсь, без этих документов идти домой опасно, — Гарин осторожно взял ее под руку и мягко, но требовательно повел вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— А вы не пробовали найти ее? Через адресный стол?
— Видите ли, — Кашинцев встал со ступенек и потянулся. Он пытался бодриться, но голос его по-прежнему дрожал. — Я так и не узнал ее имени. Вот так… Глупо, правда? Что может быть глупее?
— Ну… Я бы не назвал ваш поступок глупым, — в голосе куратора слышалось уважение. — Скорее, наоборот. Извините, что говорю это… Конечно, это не совсем… Красиво, что ли? Но вы могли бы узнать ее имя от этого… С татуировкой. Его-то вы знаете?
— Конечно, знаю. Это тот самый подонок, из-за которого мы здесь с вами сидим.
— Как это? — не понял куратор.
— Мир до безобразия тесен. Иногда — настолько, что от этого тошнит. Это был Ильин.
Валерий Алексеевич опешил. Он в задумчивости почесал подбородок.
— Знаете, что я вам скажу, Игорь Константинович? Наверное, это правильно. Я имею в виду — что все так случилось. Защищайте девушку! Давайте докопаемся до сути и раздавим этот А-Эр-Си-66 к чертовой матери! Пусть ваш Ильин в гробу перевернется, или где он там сейчас находится! — куратор понял, что проболтался, но было уже поздно.
— Он погиб? — спросил Кашинцев. Валерий Алексеевич понизил голос до шепота.
— Спецобъект, на котором он изобретал свои несчастные вирусы, был подвергнут радикальной изоляции. Это значит — погребен под землей. Подобные сооружения строятся несколько необычно. У них нет фундамента; под ними — пустота. В случае опасности заряды, заложенные в несущих балках, подрываются, и все проваливается в огромную яму, которую потом засыпают. Получается такой симпатичный могильник.
— Надеюсь, он хорошенько помучился перед смертью, — глухо сказал мстительный Кашинцев.
— Я полагаю… — куратор не договорил, затрещала рация, и четкий голос произнес:
— Шестой, я — Центр! Приказываю немедленно оставить пост и следовать к станции метро «Дмитровская». Объект установлен. Необходимо войти в визуальный контакт и ждать дальнейших указаний.
— Центр, я — шестой! Понял вас — следовать к метро «Дмитровская». Жду вводных. Отбой!
Кашинцев ринулся вниз по лестнице, и куратору пришлось в буквальном смысле поймать его за шиворот.
— Да подождите вы! Пусть уедут!
— Да?!
Из выхлопной трубы «девяносто девятой» показался легкий парок конденсата, и машина сорвалась с места.
Куратор дождался, когда она выедет со двора.
— Вот теперь вперед! Теперь главное — не опоздать!
И они бросились на улицу.
Они шли молча, старательно обходя лужи, чтобы меньше испачкать обувь. В кармане у Гарина лежал моток бечевки, и он все думал, стоит ли им выставлять себя клоунами и обматываться. Он вдруг заметил, как Алена испуганно бросается его догонять, чуть только стоит ему немного уйти вперед. Да, видимо, придется им все-таки выглядеть глупо. И даже — подозрительно. Но… Ведь утопающий хватается за соломинку, не так ли? Наверное, маленький черный предмет, подмигивающий красной лампочкой, и был для Алены той самой соломинкой — последней надеждой в этом перевернувшемся с ног на голову мире.
Больница осталась позади; теперь слева от них возвышалось серо-голубое здание Стоматологического комплекса. Когда-то у Гарина проходили здесь занятия по челюстно-лицевой хирургии, правда, совсем недолго — он ведь не стоматолог, а «лечебник».
Вдруг спереди, со стороны входа в лесопарк, послышался топот шагов. Гарин пригляделся. Прямо на них неслась ватага бритоголовых парней лет восемнадцати-двадцати. Некоторые из них были одеты в камуфляжную форму, другие — в кожаные жилеты, но почти все — обуты в грубые армейские ботинки со шнуровкой, доходящей до середины голени.
Они бежали так быстро, что Гарин на мгновение опешил. Он, было, подумал, что эта стая мчится к ним. Недружелюбность их намерений была очевидна: в руках у бравых ребятишек — цепи, монтировки и бейсбольные биты.
Прятаться было поздно: парни уже заметили парочку, гуляющую по осеннему лесопарку. Убежать в лес? Гарин прикинул, насколько высоки их шансы на спасение. Тридцать пять лет активного небрежения спортом, двадцатилетний стаж курильщика, десять лет сидячей работы — все это было в «пассиве». А в «активе», похоже, ничего. Ну, и Алена… Гарин почему-то сомневался, что эта девушка создана для быстрого бега. Может быть, для чего-нибудь другого, — очень даже может быть! — но не для бега.
Он посмотрел на забор. Со стороны лесопарка плиты были абсолютно плоскими, только цепочка шестиугольных отверстий тянулась в двух метрах от земли. Надеяться на то, что у двух скромных тружеников инфекционной больницы вдруг откроется невиданная доселе прыгучесть, было, по меньшей мере, глупо, а для того чтобы перелезть через забор уже опробованным способом, требовалось время, которого у них не было.
Стая парней (помнится, в армии комбат обозначал подобный возраст несколько похабным, но верным выражением: «Член стоит, башка не варит») стремительно приближалась. Гарин уже мог разглядеть их перекошенные злобой лица, и тут он понял, что парни бежали не куда, а откуда. Они тоже убегали, как и Гарин с Аленой.
На лице одного из бритоголовых Гарин заметил мелкие капельки крови, в массивном узловатом кулаке была зажата монтировка. Стальной прут, отполированный мозолистыми ладонями, матово блестел, но самый конец прута был испачкан в чем-то темном.
Гарин прикрыл собой Алену и отступил с дороги в жидкую чавкающую грязь. Орда, топоча тяжелыми ботинками, пронеслась мимо. Ее предводитель бросил быстрый взгляд на странную парочку и, видимо, решил, что они не заслуживают их внимания; только тот самый, с капельками крови на круглом разрумянившемся лице, на бегу взмахнул монтировкой, и Гарин почувствовал щекой порыв ветра.
Стая добежала до первого перекрестка и повернула налево, вглубь леса.
— Кажется, пронесло, — сказал Гарин и вернулся на дорожку. — Это было бы не совсем справедливо: уберечься от вируса, убежать от пули и…
Алена прекрасно поняла, что он хотел сказать. С несправедливостью такого исхода она была совершенно согласна, но принципиальной разницы между вирусом, пулей и монтировками «скинхэдов» не видела. Скорее всего, это были звенья одной цепи.
Они с опаской двинулись дальше, к белому домику, стоявшему у входа в лесопарк. Когда-то такие домики построили у всех входов, в них собирались разместить кассы, потому что какому-то умнику пришла в голову мысль сделать вход в лесопарк платным.
Кассы не проработали ни дня, а теперь в этих домиках расположились небольшие магазинчики, торгующие пивом и сигаретами. В том, к которому они направлялись, также был магазинчик, а рядом с ним — летнее кафе — терраса, накрытая дырявым брезентовым тентом.
Золотоулыбчивые кавказцы в грязных халатах жарили неподалеку шашлык и подавали его на картонных тарелочках. Шашлык был невкусным, со множеством специй, забивавших запах несвежего мяса, но после пары бутылок крепкого пива это было неважно; и стоил шашлык недорого.
Подойдя к магазину, Гарин не увидел привычного оживления. В воздухе витал запах дыма, окрашенный вонью плавящегося нутряного жира. Столы были разбиты или перевернуты. Веселое блеянье Таркана, доносившееся из хрипатых колонок, поражало своим неуместным оптимизмом.
В траве, уже утратившей летнюю сочность и яркость, лежало что-то белое. Время от времени по нему пробегала короткая энергичная волна, походившая на судорогу. Гарин крепко сжал Аленину руку. Белое в траве оказалось телом молодого повара или официанта — поди теперь, разбери. В грудь и в живот его было воткнуто не меньше десятка шампуров, некоторые — с кусочками сырого мяса и кольцами лука. По бетонному полу веранды тянулась широкая красная полоса, уходящая за угол домика, на импровизованную кухню. Но сегодня красная полоса совсем не напоминала след от разбитой бутылки кетчупа.
Из открытой двери магазинчика торчали ноги в черных чулках; один тапок слетел, и Гарин разглядел дырку, сквозь которую светила желтая ороговевшая пятка; задравшаяся длинная юбка открывала безобразные сплетения варикозных узлов. Если раньше, когда они перелезали забор позади морга, у Гарина и была мысль зайти сюда, чтобы купить какой-нибудь водички, то теперь она бесследно исчезла.
— Пойдем отсюда быстрее! — сказал он Алене, закрывавшей рот ладошкой. Она только кивнула, с трудом сдерживая нервную икоту.
Они вышли на асфальтированную дорогу. Гарин затравленно оглянулся, ожидая в любую секунду услышать протяжный вой милицейской сирены, но на улице было тихо. Как-то подозрительно тихо.
«Странно, — подумал он, — в это время люди должны возвращаться с работы. Но где они?» Не было того привычного людского ручейка, который струился здесь ежевечерне, лишь одинокие пешеходы, стараясь держаться подальше друг от друга, осторожно пробирались вдоль домов.
Внимание Гарина привлек лысый мужчина с большим животом, прижимавший ко рту носовой платок.
«Значит, мне все это не снится… В Москве — эпидемия, и она продолжается».
Он достал из кармана моток бечевки, привязал один конец к брючному ремню, а вторым обвил Алену за талию.
— Поддерживай веревку, чтобы это не выглядело, как…
Она поняла.
— Да. Теперь мы в одной упряжке.
— Можно было бы доехать до Савеловского вокзала на метро… Или на автобусе, — Гарин почесал переносицу. — Но, думаю, лучше идти пешком. Здесь недалеко. Может, полчаса… Минут сорок, от силы.
— В метро сейчас опасно, — согласилась Алена.
— Знаешь, мы можем пройти вдоль железной дороги до «Дмитровской», а там…
— Я знаю этот район, — сказала Алена. — Здесь же институтская библиотека.
— Точно, точно. Мы тоже получали здесь книжки. Бывало, набьешь полную сумку учебников и потом не знаешь, как тащить. Правда, на третьем курсе у меня появилась машина. Старая такая, но зато ездила.
Они шли, болтая о пустяках. Ужасных событий на один день пришлось столько, что от них хотелось как-то на время отгородиться — чем угодно, хотя бы обычной болтовней. Теперь им казалось, что главное — говорить не останавливаясь.
— Пешком… прогуляемся… Пешком вовсе не опасно, — преувеличенно бодро твердил Гарин, будто забыв случайную встречу с бритоголовыми. И Алена также преувеличенно бодро кивала.
— Да! Да! Все в порядке! Мы просто гуляем! А эта веревочка, связывающая нас, как пуповина, — это просто… Маленькая шалость, да?
Они дошли до Тимирязевской улицы и тут только заметили, что обычно забитая пробкой улица пуста, а редкие машины проносились мимо на сумасшедшей скорости с закрытыми окнами и включенными фарами, как зимой.
На перекрестке, уткнувшись в бордюрный камень, стояла «скорая». Аварийная сигнализация тревожно мигала.
Гарин с Аленой подошли ближе и заглянули внутрь.
Внутренняя поверхность лобового стекла была забрызгана кровавой слизью; вытянувшись во весь рост, на сиденьях лежал человек в кожаной кепке. По тому, что на нем не было «скоропомощной» формы, Гарин понял, что это — водитель.
В салоне было пусто. На полу валялись скомканные простыни, все в бурых пятнах, и пластиковая маска аппарата искусственного дыхания. Гарин открыл кабину. Рация еле слышно потрескивала, глухой голос говорил что-то неразборчивое.
Человек в кепке, услышав щелчок замка, заворочался, приподнялся на локте и вдруг оглушительно чихнул. Красное облачко повисело в воздухе и медленно растаяло. Увидев живых, он протянул к ним руку и захрипел.
Алена завизжала. Она захлопнула дверь, прищемив человеку в кепке пальцы; тот закричал от боли, но тут же зашелся в приступе мучительного кашля, который перемежался новыми кровяными разрывами.
— Я не могу!! Я не могу больше!! — визжала Алена. — Зачем все это?! Зачем?! — она стала дергать веревку, пытаясь ее развязать, но от этого узел затягивался еще сильнее. — Зачем мы куда-то идем? Я не хочу больше!!
— Тихо! — Гарин обнял ее и гладил по спине, натыкаясь на выпирающую застежку лифчика; почему-то именно она — эта застежка — вызывала особенно острую жалость. — Не кричи! Нас могут услышать.
Это была ложь. Рядом не было никого. Люди разбежались по домам, попрятались по квартирам и ждали… Неизвестно чего.
— Пошли! — Гарин обхватил Алену за талию и повел вперед. Ходьба успокоила ее быстрее, чем слова. «Раз-два, раз-два, левой-правой, левой-правой…» Алена еще некоторое время всхлипывала в такт шагам, затем остановилась и утерла слезы.
— Прости. Но я правда больше не могу.
— А я не могу тебя отпустить. Как ты доберешься до дома? — Гарин выразительно постучал себя по карману. — Он ведь у нас один. На двоих.
— Андрей! Мы обязательно должны идти туда? — она увидела, как меняется его лицо: подбородок заострился, и черты стали как-то резче.
— Конечно, никто от нас этого не требует. Но… Я хочу вернуться домой. Понимаешь? Боюсь, без этих документов идти домой опасно, — Гарин осторожно взял ее под руку и мягко, но требовательно повел вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33