Но нам необходимо иметь союзников, или хотя бы сочувствующих рядом. Под боком. И лучше капитана не найти.
— Значит, дело было так….
Рассказываю все. Начинаю от красочного описания серых ступеней морга и завершаю рассказ мокрым ночным фонтаном. Не пропускаю не единой мелочи. От количества подробностей зависит, поверит в мой рассказ капитан, либо откроет беспорядочную стрельбу.
На протяжении всего повествования лицо капитана Угробова меняется от удивленного, до ошарашенного. От издевательски неверующего, до сомнительно осуждающего. Угробов то ходит вокруг меня, то ложится грудью на стол, то судорожно тянет сигарету за сигаретой, то делает пометки на приказах о награждении.
— Вот и вся история, товарищ капитан. Теперь вы знаете, чем занимается наш отдел.
Угробов, зажав рот ладонью, задумчиво постукивает пальцами по столу. В стуке отчетливо слышится мелодия песни о трудной и опасной милицейской службе. Я тактично выдерживаю тишину. Капитан думает.
— Ты должен знать, сынок, я многое видел на оперативной работе. И слышал много оправданий. Пустых и лживых. Но ты, лейтенант, переплюнул всех. Калеки-джины, туннели без уборщиц, вселенная под прицелом. А ведь, знаешь, Пономарев, я тебе поверю. Другому бы не поверил, выгнал бы взашей. Но тебе поверю. После того, как ты вернул мое имущество, иначе не могу. Черт с тобой, рискну погонами. Возьму на чистую совесть грех.
— Спасибо, товарищ капитан, — дрожит голос, хрипит от волнения.
— Не за что, сынок. Сомневаться и обвинять мы все горазды. А поверить в удивительное, вот здесь и нужна гражданская смелость. Чтобы потом перед внуками стыдно не было. А то, понимаешь, подойдут и спросят, а что это ты дед не помогал молодому лейтенанту Пономареву вселенную спасать? Почему из-за твоего неверия в молодые кадры мы вынуждены жить в таком дерьме? Вот это страшно, лейтенант.
Жму крепкую капитанскую руку. На глазах у Угробова предательски блестит слеза сопричастности к великому делу.
— Работайте, Пономарев. Если потребуется помощь, в любое время дверь открыта. Награды ваши получите после того, как все уляжется. Значит, говоришь, бороды режет? Предупрежу соседей, чтобы присмотрели за подозрительными личностями. Иди, сынок, и купи им всем мыла.
В приемной томится в ожидании Баобабова. Секретарша Лидочка жмется к отключенной батарее отопления. Судя по активности одной, и по замороженности другой, между дамами произошла нешуточная разборка. Видать Мария все же не вытерпела и что-то во сне высказала.
— Ну как? — ангелу в памперсах на плече напарника не терпится услышать новости. — Выгоняют?
Секретарша Лидочка злобно сверкает зрачками. Доигрались, сволочи?
— Награждают, — растягиваю губы в искусственной улыбке от уха до уха. — Зеленый свет во всех начинаниях. Неограниченные возможности. Отдельные квартиры по первому требованию. И по кактусу в придачу на добрую память.
Лидочку скручивает животная зависть. Гремят батареи. Сантехники готовятся к зимнему отопительному сезону.
У нашего кабинета заскучавшие ребята из отряда быстрого реагирования, до сих пор не разобравшиеся с оплатой за вызов, лениво разгоняют застоявшуюся в ожидании новостей толпу телевизионщиков.
— Жизнь не шоколадка, всю не оближешь, — объясняет Баобабова бросившемуся под нашу защиту товарищу с палкой-микрофоном. Поворачивается ко мне, — Завтра во всех газетах пропишут, как мы с тобой нагрубили телевизионщиком.
Запираемся в кабинете. Старенькие желтые шторы и хмурое небо создают ровный полумрак. Самое подходящее освещение для разработки оперативного плана.
— Проанализирую все данные за последние две тысячи лет по разбойным нападениям на бородатых граждан.
— Особо выдели тех, у кого их срезали.
— Обязательно.
— Не забыть про фокусников.
— И про гадальщиц.
— Про доморощенных колдунов, как черной, так и белой школы. В последнее время их слишком много развелось.
— Отлично. Я возьму на себя факиров, фальшивомонетчиков, шпагоглотателей и завучей общеобразовательных школ.
— Олигархов проверяем?
— Смысл? Тот, кто срезал бороды, на мелочь не станет размениваться. По крупному хапнет. Можно сказать, в геополитическом масштабе.
— На обед колбасы купим. Надоело голодать.
— Оповестим камеры хранения в аэропортах и на вокзалах, чтобы незамедлительно сообщали обо всех подозрительных свертках.
— И кофе в пакетиках.
— Неплохо бы устроить засаду на месте нападения на Исполнителя. Преступник рано или поздно вернется на место преступления.
— Исполнители могли бы и чаем угостить.
— С печенюхами.
— С засохшей коркой.
— Сволочи.
— Жмоты.
Стук в дверь. На пороге официант с бешеными глазами и с подносом. На подносе два стакана с мутным чаем. И тарелка с одной печенюхой и одной коркой черного хлеба.
— Обед заказан и оплачен неизвестным, — сообщает с порога официант, вручая поднос. — На словах просили пожелать успехов в известном вам деле и приятного аппетита. Подносик верните пожалуйста.
Мы переглядываемся с напарником и громко кричим, обращаясь в пустоту:
— Хорошо прожаренный бифштекс с картошкой. Бутылку шампанского и чистые вилки.
После позорного бегства официанта рассаживаемся вокруг поставленного на стол подноса со скромным обедом. Душит незаслуженная обида на собственную глупость и жадность. Человек всегда должен желать большего, нежели может поиметь. Даже в мелочах. Сходимся на том, что в следующий раз хорошо подумаем, прежде чем желание оформлять.
— Как говорил мой сосед-инспектор — «Не уверен, пересчитай», — выкладывает Баобабова, деля по честному печенье и хлеб.
Относительно перекусив, распределяем обязанности. Баобабова направляется к тетке, которая когда-то работала санитаркой в психиатрической больнице. По мнению Марии в психушках томятся люди, которые могут немало поведать внимательному слушателю о всякого рода таинственных фактах. Увидел летающую тарелку, двинулся. Поговорил с инопланетянином, полные катушки ниток. Случайно стал свидетелем борьбы джина с еще неясно кем — полный пансион до конца жизни. Как сказала Баобабова перед уходом:
— Имеющий уши — услышит. Имеющий язык — растреплет все что знает прапорщику с удостоверением и волевым лицом.
После посещения тетки Мария планирует обойти городские парикмахерские. Все нормальные мужики посещают парикмахерские. А что делает нормальный мужик сидя в кресле, прислонивши затылок к теплому подголовнику, с придавленной простынею шеей. Выбалтывает секреты жизни молоденькой парикмахерше, которая, если ее не занимать разговорами, может отхватить от, месяцами нежно выращиваемой прически, лишний клок. Такая вот непутевая жизнь.
Провожаю напарника до ближайшей остановки общественного транспорта и частников. По дороге болтаем о всякой ерунде.
В городе ожидание осени. В автобусах нервная толчея и небывалый в этом сезоне наплыв контролеров. На улицах дворники подготавливают асфальт к первым осенним ливням. Поливочные машины, боясь опоздать, орошают серый асфальт влагой. Цены на зонтики взлетели на небывалую высоту. Уже не в моде солнечные очки и крем от солнечного удара. В моде калоши от Лимонти и плащи, туго свернутые рулонами. Первые отпускники, словно перелетные птицы, спешат к оставленным без присмотра квартирам.
В такой день приятно не спеша пройтись по городу. Погрузится в мысли, не замечать полные мусорные урны, заплеванные скамейки, изрисованные стены. И весь город, застывший в ожидании осени.
Запихиваю Баобабову в автобус, параллельно объясняя пассажирам, что никто здесь кино не снимает, а то, что товарищ в бронежилете и с оружием, так это от страшной и опасной жизни. Пассажира, не понаслышке зная о страхах и опасностях, успокаиваются.
Помахав удаляющемуся автобусу, поворачиваю обратно, в отделение.
Немного странно идти по улицам, которые могут в любой миг исчезнуть. Испарятся магазины и клумбы с цветами. Столбы и тумбы с афишами. Дорогие лимузины и дешевые автомобили. Одно желание маньяка, и весь мир поглотит небытие.
В затылок ударяет волна холода. Не замедляя, но и не ускоряя шага, иду по намеченному маршруту. Кто может следить за молодым лейтенантом, который взвалил на плечи ответственность за судьбу планеты?
Резко торможу у зеркальной витрины. Во всех учебниках описан способ обнаружения слежки при помощи зеркальных витрин. Жаль, что составители не учитывают — каких витрин. Молодой лейтенант, пялящийся на женское нижнее белье, не самое достойное зрелище.
Осматриваю отражение улицы. На первый взгляд ничего подозрительного. Люди бегут по своим делам, машины едут. Птички порхают, облака плывут. Выделяю из толпы несколько подозрительных человек. Два мужика с носилками в камуфляже, которых я заметил еще на остановке. Бедуин на верблюде, припарковавшийся в неположенном месте. И длинноногая девушка в наглухо застегнутом дождевике и черных очках.
Продолжаю изучать витрину. Плохого разведчика выдает нервозность. Хорошего — незаметность.
Мужики в камуфляже проходят мимо. Судя по разговору, ребята никак не могут продать носилки. Извечная проблема, где найти недостающие четыре рубля. Этих можно вычеркивать. Люди, таскающие по городу три мешка цемента не могут вызвать подозрение.
Бедуин тоже отпадает. К нему только что подкатил дорожный патруль. Следом за ними эвакуатор. Разборка часа на два.
А вот с длинноногой все сложнее.
Походкой, от которой выворачиваются шеи всех мужиков на улице, включая инспекторов, бедуина и верблюда, подходит к той же витрине, у которой позорюсь я. Боковым зрением запоминаю на всякий случай ее портрет. Волосы скрыты под красным платком. На руках перчатки. Длинные полы плаща развеваются, как знамена победоносной армии. На правой щеке родинка.
Останавливается рядом, почти плечо к плечу и молча разглядывает содержимое магазина.
— Вы Лесик Пономарев?
Вздрагиваю. Ожидал чего угодно, но только не этого. Оправдываются худшие опасения. Слежка, плавно переходящая в прямой контакт.
— С кем имею честь? — от неожиданности заикаюсь.
— Это не важно, — торопливо говорит длинноногая девушка, не поворачивая головы. — У меня мало времени. Слушайте внимательно и запоминайте.
От девчонки веет таким холодом, что становится страшно. Чувство, что находишься в рефрижераторе рядом с тушами замороженных свиней, полное.
— Вам никогда не найти человека, которого ищите.
— Откуда вы взяли, что мы кого-то ищем? — перебиваю незнакомку, соображая, арестовать ее сейчас, или дождаться окончания исповеди.
— Это тоже не важно. Меня просили передать, что вы и ваша коллега в бронежилете лезете не в свое дело. Опасное дело. Пока мы только предупреждаем, но если вы приблизитесь к нам еще на шаг, мы будем вынуждены применить все известные методы и средства, чтобы не подпустить вас еще ближе.
Мозг молодого лейтенанта анализирует быстро. Мы с Марией на верном пути. Мы разворошили осиное гнездо. В деле Исполнителей действует целая, хорошо организованная банда. Возможно, она прекрасно вооружена и готова к длительному сопротивлению. Но они боятся. Поэтому действовать в сложившейся обстановке необходимо быстро, проверяя и рассчитывая каждый шаг.
Разворачиваюсь к длинноногой незнакомке и хорошо поставленным голосом молодого лейтенанта предъявляю на нее свои права:
— Гражданка неизвестная! Вы арестованы!
Длинноногая гражданка, теоретически уже арестованная, испуганно вскидывает руки. Мужики в камуфляже, привлеченные этим движение, резко меняют маршрут движения и врезаются в меня на полной скорости. Три мешка цемента неудачно выпадают из носилок и обрушиваются на молодое тело лейтенанта всей своей тяжестью.
Воспользовавшись неуправляемой ситуацией, длинноногая незнакомка, срывается с места и скрывается в потоке людей.
— Стоять!
Скидываю мешки, вскакиваю на ноги и, растолкав охающих и путающихся под ногами мужичков в камуфляже, пытаюсь преследовать таинственную незнакомку. Ее красный платок то и дело мелькает среди спешащих человеческих тел. У меня первый разряд по бегу среди толпы. Догнать, что в свисток свистнуть.
На полной скорости врезаюсь в верблюда, которого переводит через дорогу бедуин. Переводит, надо заметить, в неположенном месте. Куда смотрит дорожная инспекция?
Бедуин, падая, успевает зацепиться за меня крепкими бедуинскими объятиями. Верещит что-то по-своему, не разобрать. Наверно, ругается.
— Отпустите! — кричу не понимающему русский язык бедуину. — Я при исполнении.
Чудовищным усилием воли и силы отрываю от себя пальцы бедуина и бросаюсь в погоню за длинноногой. В последний момент замечаю на губах верблюда презрительную улыбку.
В районе двух кварталов настичь беглянку не удается. Руководствуюсь правилами ведения погони в городских условиях. Максимум два квартала погони.
— Гадина!
Прохожие подозрительно шарахаются в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Значит, дело было так….
Рассказываю все. Начинаю от красочного описания серых ступеней морга и завершаю рассказ мокрым ночным фонтаном. Не пропускаю не единой мелочи. От количества подробностей зависит, поверит в мой рассказ капитан, либо откроет беспорядочную стрельбу.
На протяжении всего повествования лицо капитана Угробова меняется от удивленного, до ошарашенного. От издевательски неверующего, до сомнительно осуждающего. Угробов то ходит вокруг меня, то ложится грудью на стол, то судорожно тянет сигарету за сигаретой, то делает пометки на приказах о награждении.
— Вот и вся история, товарищ капитан. Теперь вы знаете, чем занимается наш отдел.
Угробов, зажав рот ладонью, задумчиво постукивает пальцами по столу. В стуке отчетливо слышится мелодия песни о трудной и опасной милицейской службе. Я тактично выдерживаю тишину. Капитан думает.
— Ты должен знать, сынок, я многое видел на оперативной работе. И слышал много оправданий. Пустых и лживых. Но ты, лейтенант, переплюнул всех. Калеки-джины, туннели без уборщиц, вселенная под прицелом. А ведь, знаешь, Пономарев, я тебе поверю. Другому бы не поверил, выгнал бы взашей. Но тебе поверю. После того, как ты вернул мое имущество, иначе не могу. Черт с тобой, рискну погонами. Возьму на чистую совесть грех.
— Спасибо, товарищ капитан, — дрожит голос, хрипит от волнения.
— Не за что, сынок. Сомневаться и обвинять мы все горазды. А поверить в удивительное, вот здесь и нужна гражданская смелость. Чтобы потом перед внуками стыдно не было. А то, понимаешь, подойдут и спросят, а что это ты дед не помогал молодому лейтенанту Пономареву вселенную спасать? Почему из-за твоего неверия в молодые кадры мы вынуждены жить в таком дерьме? Вот это страшно, лейтенант.
Жму крепкую капитанскую руку. На глазах у Угробова предательски блестит слеза сопричастности к великому делу.
— Работайте, Пономарев. Если потребуется помощь, в любое время дверь открыта. Награды ваши получите после того, как все уляжется. Значит, говоришь, бороды режет? Предупрежу соседей, чтобы присмотрели за подозрительными личностями. Иди, сынок, и купи им всем мыла.
В приемной томится в ожидании Баобабова. Секретарша Лидочка жмется к отключенной батарее отопления. Судя по активности одной, и по замороженности другой, между дамами произошла нешуточная разборка. Видать Мария все же не вытерпела и что-то во сне высказала.
— Ну как? — ангелу в памперсах на плече напарника не терпится услышать новости. — Выгоняют?
Секретарша Лидочка злобно сверкает зрачками. Доигрались, сволочи?
— Награждают, — растягиваю губы в искусственной улыбке от уха до уха. — Зеленый свет во всех начинаниях. Неограниченные возможности. Отдельные квартиры по первому требованию. И по кактусу в придачу на добрую память.
Лидочку скручивает животная зависть. Гремят батареи. Сантехники готовятся к зимнему отопительному сезону.
У нашего кабинета заскучавшие ребята из отряда быстрого реагирования, до сих пор не разобравшиеся с оплатой за вызов, лениво разгоняют застоявшуюся в ожидании новостей толпу телевизионщиков.
— Жизнь не шоколадка, всю не оближешь, — объясняет Баобабова бросившемуся под нашу защиту товарищу с палкой-микрофоном. Поворачивается ко мне, — Завтра во всех газетах пропишут, как мы с тобой нагрубили телевизионщиком.
Запираемся в кабинете. Старенькие желтые шторы и хмурое небо создают ровный полумрак. Самое подходящее освещение для разработки оперативного плана.
— Проанализирую все данные за последние две тысячи лет по разбойным нападениям на бородатых граждан.
— Особо выдели тех, у кого их срезали.
— Обязательно.
— Не забыть про фокусников.
— И про гадальщиц.
— Про доморощенных колдунов, как черной, так и белой школы. В последнее время их слишком много развелось.
— Отлично. Я возьму на себя факиров, фальшивомонетчиков, шпагоглотателей и завучей общеобразовательных школ.
— Олигархов проверяем?
— Смысл? Тот, кто срезал бороды, на мелочь не станет размениваться. По крупному хапнет. Можно сказать, в геополитическом масштабе.
— На обед колбасы купим. Надоело голодать.
— Оповестим камеры хранения в аэропортах и на вокзалах, чтобы незамедлительно сообщали обо всех подозрительных свертках.
— И кофе в пакетиках.
— Неплохо бы устроить засаду на месте нападения на Исполнителя. Преступник рано или поздно вернется на место преступления.
— Исполнители могли бы и чаем угостить.
— С печенюхами.
— С засохшей коркой.
— Сволочи.
— Жмоты.
Стук в дверь. На пороге официант с бешеными глазами и с подносом. На подносе два стакана с мутным чаем. И тарелка с одной печенюхой и одной коркой черного хлеба.
— Обед заказан и оплачен неизвестным, — сообщает с порога официант, вручая поднос. — На словах просили пожелать успехов в известном вам деле и приятного аппетита. Подносик верните пожалуйста.
Мы переглядываемся с напарником и громко кричим, обращаясь в пустоту:
— Хорошо прожаренный бифштекс с картошкой. Бутылку шампанского и чистые вилки.
После позорного бегства официанта рассаживаемся вокруг поставленного на стол подноса со скромным обедом. Душит незаслуженная обида на собственную глупость и жадность. Человек всегда должен желать большего, нежели может поиметь. Даже в мелочах. Сходимся на том, что в следующий раз хорошо подумаем, прежде чем желание оформлять.
— Как говорил мой сосед-инспектор — «Не уверен, пересчитай», — выкладывает Баобабова, деля по честному печенье и хлеб.
Относительно перекусив, распределяем обязанности. Баобабова направляется к тетке, которая когда-то работала санитаркой в психиатрической больнице. По мнению Марии в психушках томятся люди, которые могут немало поведать внимательному слушателю о всякого рода таинственных фактах. Увидел летающую тарелку, двинулся. Поговорил с инопланетянином, полные катушки ниток. Случайно стал свидетелем борьбы джина с еще неясно кем — полный пансион до конца жизни. Как сказала Баобабова перед уходом:
— Имеющий уши — услышит. Имеющий язык — растреплет все что знает прапорщику с удостоверением и волевым лицом.
После посещения тетки Мария планирует обойти городские парикмахерские. Все нормальные мужики посещают парикмахерские. А что делает нормальный мужик сидя в кресле, прислонивши затылок к теплому подголовнику, с придавленной простынею шеей. Выбалтывает секреты жизни молоденькой парикмахерше, которая, если ее не занимать разговорами, может отхватить от, месяцами нежно выращиваемой прически, лишний клок. Такая вот непутевая жизнь.
Провожаю напарника до ближайшей остановки общественного транспорта и частников. По дороге болтаем о всякой ерунде.
В городе ожидание осени. В автобусах нервная толчея и небывалый в этом сезоне наплыв контролеров. На улицах дворники подготавливают асфальт к первым осенним ливням. Поливочные машины, боясь опоздать, орошают серый асфальт влагой. Цены на зонтики взлетели на небывалую высоту. Уже не в моде солнечные очки и крем от солнечного удара. В моде калоши от Лимонти и плащи, туго свернутые рулонами. Первые отпускники, словно перелетные птицы, спешат к оставленным без присмотра квартирам.
В такой день приятно не спеша пройтись по городу. Погрузится в мысли, не замечать полные мусорные урны, заплеванные скамейки, изрисованные стены. И весь город, застывший в ожидании осени.
Запихиваю Баобабову в автобус, параллельно объясняя пассажирам, что никто здесь кино не снимает, а то, что товарищ в бронежилете и с оружием, так это от страшной и опасной жизни. Пассажира, не понаслышке зная о страхах и опасностях, успокаиваются.
Помахав удаляющемуся автобусу, поворачиваю обратно, в отделение.
Немного странно идти по улицам, которые могут в любой миг исчезнуть. Испарятся магазины и клумбы с цветами. Столбы и тумбы с афишами. Дорогие лимузины и дешевые автомобили. Одно желание маньяка, и весь мир поглотит небытие.
В затылок ударяет волна холода. Не замедляя, но и не ускоряя шага, иду по намеченному маршруту. Кто может следить за молодым лейтенантом, который взвалил на плечи ответственность за судьбу планеты?
Резко торможу у зеркальной витрины. Во всех учебниках описан способ обнаружения слежки при помощи зеркальных витрин. Жаль, что составители не учитывают — каких витрин. Молодой лейтенант, пялящийся на женское нижнее белье, не самое достойное зрелище.
Осматриваю отражение улицы. На первый взгляд ничего подозрительного. Люди бегут по своим делам, машины едут. Птички порхают, облака плывут. Выделяю из толпы несколько подозрительных человек. Два мужика с носилками в камуфляже, которых я заметил еще на остановке. Бедуин на верблюде, припарковавшийся в неположенном месте. И длинноногая девушка в наглухо застегнутом дождевике и черных очках.
Продолжаю изучать витрину. Плохого разведчика выдает нервозность. Хорошего — незаметность.
Мужики в камуфляже проходят мимо. Судя по разговору, ребята никак не могут продать носилки. Извечная проблема, где найти недостающие четыре рубля. Этих можно вычеркивать. Люди, таскающие по городу три мешка цемента не могут вызвать подозрение.
Бедуин тоже отпадает. К нему только что подкатил дорожный патруль. Следом за ними эвакуатор. Разборка часа на два.
А вот с длинноногой все сложнее.
Походкой, от которой выворачиваются шеи всех мужиков на улице, включая инспекторов, бедуина и верблюда, подходит к той же витрине, у которой позорюсь я. Боковым зрением запоминаю на всякий случай ее портрет. Волосы скрыты под красным платком. На руках перчатки. Длинные полы плаща развеваются, как знамена победоносной армии. На правой щеке родинка.
Останавливается рядом, почти плечо к плечу и молча разглядывает содержимое магазина.
— Вы Лесик Пономарев?
Вздрагиваю. Ожидал чего угодно, но только не этого. Оправдываются худшие опасения. Слежка, плавно переходящая в прямой контакт.
— С кем имею честь? — от неожиданности заикаюсь.
— Это не важно, — торопливо говорит длинноногая девушка, не поворачивая головы. — У меня мало времени. Слушайте внимательно и запоминайте.
От девчонки веет таким холодом, что становится страшно. Чувство, что находишься в рефрижераторе рядом с тушами замороженных свиней, полное.
— Вам никогда не найти человека, которого ищите.
— Откуда вы взяли, что мы кого-то ищем? — перебиваю незнакомку, соображая, арестовать ее сейчас, или дождаться окончания исповеди.
— Это тоже не важно. Меня просили передать, что вы и ваша коллега в бронежилете лезете не в свое дело. Опасное дело. Пока мы только предупреждаем, но если вы приблизитесь к нам еще на шаг, мы будем вынуждены применить все известные методы и средства, чтобы не подпустить вас еще ближе.
Мозг молодого лейтенанта анализирует быстро. Мы с Марией на верном пути. Мы разворошили осиное гнездо. В деле Исполнителей действует целая, хорошо организованная банда. Возможно, она прекрасно вооружена и готова к длительному сопротивлению. Но они боятся. Поэтому действовать в сложившейся обстановке необходимо быстро, проверяя и рассчитывая каждый шаг.
Разворачиваюсь к длинноногой незнакомке и хорошо поставленным голосом молодого лейтенанта предъявляю на нее свои права:
— Гражданка неизвестная! Вы арестованы!
Длинноногая гражданка, теоретически уже арестованная, испуганно вскидывает руки. Мужики в камуфляже, привлеченные этим движение, резко меняют маршрут движения и врезаются в меня на полной скорости. Три мешка цемента неудачно выпадают из носилок и обрушиваются на молодое тело лейтенанта всей своей тяжестью.
Воспользовавшись неуправляемой ситуацией, длинноногая незнакомка, срывается с места и скрывается в потоке людей.
— Стоять!
Скидываю мешки, вскакиваю на ноги и, растолкав охающих и путающихся под ногами мужичков в камуфляже, пытаюсь преследовать таинственную незнакомку. Ее красный платок то и дело мелькает среди спешащих человеческих тел. У меня первый разряд по бегу среди толпы. Догнать, что в свисток свистнуть.
На полной скорости врезаюсь в верблюда, которого переводит через дорогу бедуин. Переводит, надо заметить, в неположенном месте. Куда смотрит дорожная инспекция?
Бедуин, падая, успевает зацепиться за меня крепкими бедуинскими объятиями. Верещит что-то по-своему, не разобрать. Наверно, ругается.
— Отпустите! — кричу не понимающему русский язык бедуину. — Я при исполнении.
Чудовищным усилием воли и силы отрываю от себя пальцы бедуина и бросаюсь в погоню за длинноногой. В последний момент замечаю на губах верблюда презрительную улыбку.
В районе двух кварталов настичь беглянку не удается. Руководствуюсь правилами ведения погони в городских условиях. Максимум два квартала погони.
— Гадина!
Прохожие подозрительно шарахаются в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51