Перед тем как подняться на крыльцо, он обошел дом, чтобы взглянуть на разбитое окно второго этажа. Дождь, который лил несколько дней, закончился, ярко сияло солнце, небо голубело над головой, дул приятный ветерок. Уолту на миг захотелось на пляж – как здорово было бы оказаться там сейчас с Дженни и их сынишкой Алексом. Весной он купил сыну нового воздушного змея, с динозаврами, и они запускали его при каждом удобном случае.
Потом он снова вспомнил сына Эмили Рэнделл на больничной койке, и сердце у него сжалось. На этой поганой работе сердце у него сжималось каждый божий день.
Раздраженно вздохнув, Уолт провел рукой по тронутым сединой волосам и направился обратно к переднему крыльцу. Он был удивлен, что плотники до сих пор не появились, чтобы вставить стекло, и мысленно положил себе отыскать их для миссис Рэнделл, если ей понадобится помощь.
Он поднялся по ступенькам на крыльцо, позвонил в дверь и принялся терпеливо ждать, сжимая в руке пакет из «Данкин донатс». Два стакана с кофе, черным. Если она предпочитает с сахаром и сливками, может добавить их сама.
Но, когда дверь открылась и Уолт увидел выражение лица бедной женщины, он разом позабыл про кофе. Он искал в памяти слово, которое обозначало бы это бледное лицо и пустые глаза, потерянный и пронизывающий взгляд. И он нашел это слово. У Эмили Рэнделл был такой вид, как будто она увидела привидение. Как будто все призраки ее жизни явились к ней этой ночью, и теперь она едва ли была в силах поверить, что днем к ней не явится новый дух.
– Миссис Рэнделл, вы меня помните? – спросил он ее. – Детектив Сарбекер.
Ее глаза на миг просветлели, и она открыла дверь шире.
– Да, детектив. Спасибо, что пришли так быстро. Мне… мне нужно поговорить с вами.
Она бросила мимолетный взгляд на пакет из «Данкин донатс», и Уолт почувствовал себя очень неловко, почти по-дурацки, из-за того, что держит его в руках. Он поднял его, чуть ли не всучил ей.
– Я принес нам кофе, – неуклюже пояснил он. – Подумал, после потрясения, которое вы пережили ночью, вам не помешает чашечка кофе.
Миссис Рэнделл отважно попыталась изобразить улыбку и попытка ее с треском провалилась.
– Думаю, кофе мне уже не поможет, детектив. Но все равно спасибо за заботу.
Она развернулась и пошла в дом, ее уязвимый и поруганный дом, и Уолту не оставалось ничего другого, как закрыть дверь и последовать за ней. В гостиной она уселась на диван и жестом пригласила его садиться в кресло напротив.
– Я думаю, мой бывший муж был прав, – начала она без предисловий. – Думаю, в самом деле существует преследователь, помешанный на «Обманном лесе», и я считаю, что это он виноват в том, что случилось с Натаном и с Томасом.
Уолт ощутил, как его охватила грусть, но попытался не выказать ее.
– Прежде чем мы перейдем к этому, миссис Рэнделл…
– Зовите меня Эмили.
– Эмили. Прежде чем мы перейдем к этому, я хотел бы услышать ваш рассказ о прошлой ночи. Я знаю, что вы уже дали показания, но я хотел бы услышать все это непосредственно от вас, если не возражаете. Все, что помните.
Она заморгала, помолчала, а потом изложила ему, с начала и до конца, ее версию событий этого утра. Из всей истории Уолт не слышал только о том, что случилось накануне утром в квартире мужчины, с которым она встречалась. Судя по ее тону, она ожидала, что он осуждающе отнесется к этим отношениям, но Уолт не сказал ни слова. И потом, была еще ее уверенность в том, что ее кто-то преследует.
– Я знаю, это покажется паранойей, – сказала она – Может быть, так оно и есть. Может быть, мне следовало бы обратиться к врачу. Но в этом деле слишком много совпадений.
Уолт согласился. Но не мог не задаться вопросом, не существуют ли некоторые из этих совпадений лишь в ее воображении. Впрочем, вслух он говорить об этом не стал. Ни к чему волновать женщину.
– Ну? – осведомилась она. – Что скажете?
Уолт неторопливо отпил кофе, потом склонился вперед и заставил женщину встретиться с ним взглядом.
– Буду откровенен с вами, Эмили, – сказал он. Однако он кривил душой. Он намеревался быть откровенным ровно в той степени, которую, по его мнению, она могла воспринять.
– Уж пожалуйста, – ответила она чуть вызывающе.
– Наша следственная бригада, которая побывала здесь сегодня утром, собрала образцы волос и крови, а также отпечатки пальцев. Если этого малого хотя бы раз задерживали за что-нибудь, где угодно в свободном мире, мы сумеем установить его личность. Если же нет, у нас нет ни единого шанса, если он больше не покажется.
Эмили хмуро усмехнулась:
– Он покажется, детектив.
– Зовите меня Уолт, – предложил Сарбекер. – В настоящий момент все, что мы можем для вас сделать, это регулярно патрулировать окрестности вашего дома на машине и уведомить больничную охрану, что вам может грозить опасность, чтобы они приглядывали за вами, когда вы там.
Лицо Эмили недвусмысленно отразило страдание. В глубине души Уолт ощутил какой-то отклик.
После того, что эта бедняжка так недавно пережила, он начал чувствовать острую необходимость сделать что-нибудь, чтобы она больше не страдала.
Уолт Сарбекер был не из тех, кто принимает каждое дело близко к сердцу. Вообще говоря, до сих пор все именно так и было. Но он ведь живой человек, а эта женщина уже потеряла так много.
– Что касается вашей теории, – сообщил он ей, – я разговаривал с докторами о вашем бывшем муже и вашем сыне. В обоих случаях ничто не указывает на попытку убийства. Скорее всего, это просто была попытка совершения кражи, и этот малый больше не вернется. Но если даже существует некий преследователь, у которого бзик на произведениях вашего бывшего мужа, он не имеет никакого отношения к тому, что произошло с мистером Рэнделлом и Натаном Прошу прощения, если вам от этого только тяжелее. Но никакой связи просто нет. С другой стороны… – Уолт умолк, поняв, что он уходит от темы, и покачал головой.
– Что? – спросила Эмили.
– Ничего. Ничего относящегося к делу.
– Что? – повторила она снова, на этот раз настойчиво.
Уолт пожал плечами.
– Ну, если верить доктору Гершманну, между состоянием Томаса и Натана определенно существует какая-то связь. Что-то там такое с мозговой активностью.
Глаза женщины расширились.
– Но… они же сказали мне, что нет ничего общего. Они… – Она впилась взглядом в Уолта. – Послушайте, детектив, эти врачи ни черта не понимают. Здесь что-то происходит. Они не знают, почему Натан не очнулся. Теперь появилась какая-то связь с тем, что произошло с Томасом…
– Ваш бывший муж пытался покончить с собой, Эмили, – без обиняков сказал Уолт.
Женщина вздрогнула, и ему стало тошно.
– Извините, – сказал он. – Но это правда.
– Возможно, – ответила она. – Но за всю свою жизнь Томас Рэнделл ни разу ничего не бросил на полпути. Не могу себе представить, чтобы он провалил такое простое дело, как самоубийство.
– Медицинские курьезы вам придется обсуждать с доктором Кардифф или с доктором Гершманном, – сказал он, пытаясь взять разговор в свои руки. – Я здесь затем, чтобы сообщить вам, что, в каком бы состоянии они ни находились, это не имеет отношения к тому, что произошло здесь сегодня утром.
Эмили посмотрела на него долгим взглядом, потом со вздохом уронила голову.
– Я понимаю, что вы, наверное, правы. Не так. Я понимаю, что вы правы. Но просто… вся логика в мире не может отменить того, что все это ужасно странно. У меня такое ощущение, как будто, несмотря на весь кошмар произошедшего, все это часть чего-то другого. Как будто должно случиться что-то по-настоящему ужасное, а я ничего не могу с этим поделать.
Уолт открыл рот, снова закрыл его. Ответить на это ему было нечего.
Ворчун стоял в коридоре перед каморкой Натана в холодном, насквозь продуваемом каменном мешке крепости шакала Фонаря. Даже из-за двери он слышал негромкое похрапывание мальчика. Так аккуратно, как только мог, он отпер дверь и приоткрыл ее. Гном в полосатом костюме вступил в клетушку и отметил, как странно потяжелели пистолеты, которые он носил под мышками. Инструменты смерти, вот что они такое. И всегда были. Но теперь они почему-то стали ему чужими.
На грязном одеяле, дрожа от пронизывающего холода влажных стен, спал Натан. Его голое тело покрывали темные воспаленные багровые и черные синяки. Кровь запеклась под носом, а на одеяле под ним краснело свежее пятно, источника которого Ворчун разглядеть не смог. Мальчик хрипло закашлялся во сне, изо рта у него показалась кровь, потекла вниз по щеке.
С холодным, как каменные стены крепости, рассудком и сердцем Ворчун вышел в коридор и принес тяжелое меховое одеяло, которое позаимствовал из своих покоев. Быстро оглядевшись вокруг, чтобы убедиться, что за ним никто не наблюдает, он вернулся в каморку мальчика и закутал его в одеяло.
От духа, исходившего от Натана, Ворчуна едва не вывернуло. Кровь, грязь и болезнь были составными частями этого запаха. Но присутствовало и еще что-то. Что-то более мрачное. Что-то такое, что должно было очень скоро появиться – появиться, чтобы забрать ребенка отсюда, спасти его, так как сам Ворчун Натана спасти не мог.
Гном поглядел на него, на нежное, нездоровое, страдальческое лицо мальчугана, которому не исполнилось еще и шести. Он был всего лишь мальчик.
– Прости, Натан, – прошептал он. – Меня придумывали не таким.
Во сне тело Натана скрутила судорога, и по его лицу пробежала осмысленная рябь.
– Папочка, – плаксиво прошептал мальчик. Затем его лицо снова разгладилось, и он опять впал в забытье.
Ворчун посмотрел на него еще немного, не в силах вымолвить ни слова, потом оставил Натана наедине с его болезнью и с его каморкой.
Но, подумал он, теперь мальчик хотя бы не замерзнет.
ГЛАВА 15
Лес поредел, и Томас с его спутниками вышли к реке Вверх. Здесь, на северо-востоке Обманного леса, к ней подступала блестящая песчаная ширь берега, и река несла свои воды более неспешно, чем в других местах своего извилистого пути вокруг леса.
Тилибом не любил песок. Он во всеуслышание жаловался на то, что песок скользит под подошвами и забивается между пальцев. Брауни тоже не испытывал радости. На движущихся песках не очень-то и спляшешь, если вздумается. Томас не обращал на их жалобы внимания. Колокольчик не в себе, а медведь не слишком-то настроен плясать, по крайней мере, с тех пор, как Томас появился в Обманном лесу.
У них полно других забот. С этими мыслями Томас зашагал по берегу к далеким Плешивым горам, и его спутники потянулись за ним, несмотря на ползучие пески. Далеко к югу небо над лесом начинало светлеть. Близился рассвет. Сейчас, как никогда, Томас был бы рад солнечным лучам.
Небо сегодня было лазурно-голубым, с желтыми и зелеными разводами – не то обрывки ползущих облаков, не то просто игра света. С реки тянуло холодком, и Томас поежился. Ему вспомнились его многочисленные прошлые путешествия сюда, наяву, как сейчас, и в снах, как это было многие годы. Он не помнил, чтобы когда-то прежде замерзал в Обманном лесу. Это был край, где неудобствам – настоящим неудобствам – не было места. Теперь все переменилось. Возможно, навсегда.
Во всяком случае, Томас понимал, что на самом деле воздух не столь уж и холодный. Там, откуда он пришел, где был его дом, все еще стоял жаркий и душный июль. В Обманном лесу, казалось, царила вечная осень. Пусть ранняя, но ровно тот ее миг, когда, несмотря на все очарование окружающего, воздух дышит предчувствием поры, которая наступит уже совсем скоро, и все начнет блекнуть и увядать; быстротечный миг, застывший навсегда. Во всяком случае, так он думал когда-то давным-давно. Похоже, «навсегда» – понятие не столь уж и непреходящее, как ему казалось.
Несколько часов они шли на запад по песчаному берегу широкой реки, огибавшей внешние границы Обманного леса. Хотя Томас ожидал, что мистер Тилибом будет постоянным источником плаксивых жалоб, колокольчик – если не считать звона его язычка – был странно тих. Наверное, подумал Томас, серьезность их положения наконец-то дошла до него, существа, всю расу которого уничтожил один пожар.
Один враг.
С этой мыслью Томас взглянул на лицо Тилибома, увидел в его глазах холодный блеск и понял, что маленький лиловый человечек, возможно, не так уж и не в себе, как ему казалось. Ведь жажда мести не обязательно порождает помрачение рассудка. После этого он стал относиться к Тилибому по-иному.
Вскоре берег стал довольно каменистым. Показался небольшой мол, вдающийся в воду, но никаких признаков кораблей. Равно как, обнаружил Томас, оглядев лес слева от них, никаких признаков жилья. Вообще никаких признаков жизни, если не считать этого мола.
Любопытно.
Миновав каменистую полосу, они завернули за поворот, и над ними, хотя и все так же далеко, нависли Плешивые горы. Томас на миг остановился, глядя на овеваемые всеми ветрами вершины с ошеломляющей смесью чувств: страхом, гневом, предвкушением и глубокой, неисцелимой печалью, когда он в который раз спросил себя о том, как это все докатилось до такого состояния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45