Любое
собрание. Любое заседание. Любая речь. Любая газета. Смотрите. Читайте.
Слушайте. Это и есть наша реальная жизнь, а не маскировка и обман. Обмана
нет. Обманываетесь вы сами по своей доброй воле. Вы видите то, что хотите
видеть, ибо всему придаете какой-то смысл. А смысла никакого нет. Вот, к
примеру, такую-то область за то-то наградили орденом. Область! Такой-то
Заместитель поехал туда. Речь произнес. Орден вручил. Это не спектакль. Это
-- реальная жизнь. Сама жизнь, а не мираж. Гораздо более реальная жизнь, чем
кукиши в карманах наших интеллектуалов. А если и есть у нас интригующие вас
подземелья, то происходящее там столь же обыденно и серо, как наши очередные
собрания. Мы отбываем номер. Везде и всегда. Положено, и все тут. Ничего за
кулисами у нас нет, ибо у нас нет кулис. Мы сами все за кулисами. А зрителей
мы стараемся ликвидировать, чтобы они не заметили, кто мы на самом деле.
Ужас нашего бытия -- в грандиозных масштабах и безысходности пустяка.
ГРУППЫ
Состав групп был крайне разнородный, начиная от талантливых ученых,
сделавших потом себе имя в науке (их были единицы), и кончая бездарными
шарлатанами, жаждавшими легкой поживы в удобной конъюнктуре (их было
большинство). А конъюнктура была в высшей степени удобной. Делалась карьера.
Росла репутация порядочного и прогрессивного человека. Сложился даже особый
тип интеллектуалов, которых Болтун обозначил термином "якобы
репрессированные". Их идеал -- в шикарном ресторане или богатой квартире
жрать цыплят табака и шашлыки, запивая хорошими сухими винами, пить
французский коньяк или английское виски, спать по очереди со всеми
приглянувшимися бабами или мужиками и выглядеть при этом несправедливо
зажимаемыми и гонимыми. Классическими особями такого типа была Мыслитель и
Супруга.
Научные и учебные учреждения сначала охотно допускали у себя такие
группы. Еще бы! Все хотели идти в ногу с прогрессом и быть передовыми.
Образовывались новые сектора, кафедры, отделы и даже институты. И даже целые
отрасли науки.
Одной из таких групп была группка, сложившаяся вокруг Учителя. Сам
Учитель по мнению специалистов, приложивших немало усилий, чтобы не
допустить его в официальную науку, был способный ученый, но был заражен
вздорными социальными идеями и не умел себя вести в приличном обществе.
Члены его группы были неплохие поначалу люди. Но они были бездарны, как и
прочие нормальные люди, и в меру безнравственны. Они обворовывали своего
учителя, печатали статейки с его идеями, но без ссылок на него. А когда
ситуация изменилась к худшему, они потихоньку и постепенно предали его и
разбрелись кто куда. Из их среды вышли наиболее способные погромщики идей
Учителя.
От работ Учителя не сохранилось почти ничего. Несколько маленьких
заметок в малоизвестных журналах. И небольшой отрывок из рукописи по теории
социальных систем, которую под своим именем опубликовал Мальчик, выступавший
экспертом по делу Учителя и сделавший приличную карьеру за счет науки.
ГОСУДАРСТВО
В применении к ибанскому обществу все традиционные понятия социальных
наук потеряли смысл, говорил Клеветник. Это относится в первую очередь к
понятиям государства, братии, политики, права. Официальная точка зрения по
этим вопросам общеизвестна. И я не буду ее излагать. Не буду с ней и
полемизировать, ибо она есть явление вненаучное.
Государство есть система социальной власти данного общества. В ибанском
обществе это есть система из огромного числа людей и организаций. В системе
власти здесь занята по меньшей мере пятая часть взрослого населения.
Поскольку общество в целом рассматривается как социальный индивид,
государство есть его управляющий волевой орган.
Подавляющее большинство представителей власти суть низкооплачиваемые
служащие. Это власть нищих или нищая власть. Это весьма существенно. Отсюда
-- неизбежная тенденция компенсировать низкую зарплату путем использования
служебного положения. Поэтому ничего удивительного нет в том, что многие
представители власти с низкими окладами живут значительно лучше более высоко
оплачиваемых сограждан. Так что власть привлекательна материально даже на
низших ступенях. Подавляющее большинство представителей власти официально
обладают ничтожной долей власти. Отсюда тенденция компенсировать неполноту
власти за счет превышения официальных полномочий. И возможности здесь для
власти практически неограничены. Неудивительно также то, что практически
огромной властью располагают ничтожные чиновники аппарата власти.
Отсюда, между прочим, ненависть рядовой власти к научно-технической
интеллигенции и деятелям искусства более высокого ранга, распространяемая по
закону компенсации бессилия на самую незащищенную и бедную часть творческой
интеллигенции. Ненависть к интеллигенции вообще есть элемент идеологии всей
массы ибанской власти хотя бы еще потому, что в низших звеньях власть
образуется из низкообразованной и наименее одаренной части населения, а в
высших звеньях из лиц, которые с точки зрения образованности и талантов
повсюду и всегда уступали и уступают многим своим сверстникам, выходящим в
ученые, художники, артисты, писатели и т.п.
Ибанская власть всесильна и вместе с тем бессильна. Она всесильна
негативно, т.е. по возможностям безнаказанно делать зло. Она бессильна
позитивно, т.е. по возможностям безвозмездно делать добро. Она имеет
огромную разрушительную и ничтожную созидательную силу. Успехи хозяйственной
(и вообще деловой) жизни страды не есть заслуга власти как таковой. Эти
успехи, как правило, есть неизбежное зло с точки зрения власти. Тем более --
успехи культуры. Это вообще не есть функция власти. Иллюзия того, что это --
продукт деятельности власти, создается потому, что здесь формально обо всем
принимаются решения, составляются планы, издаются распоряжения, делаются
отчеты. На самом деле здесь имеет место лишь формальное наложение, а не
отношение причины и следствий. Существование самодовлеющей власти облекается
здесь в форму руководства всем. Даже погодой. Даже биологической природой
человека.
Всемогущая власть здесь бессильна провести до конца и заранее
задуманным способом даже малюсенькую реформочку в масштабах страны, если эта
реформочка призвана повысить уровень организации общества, т.е. позитивна.
Она одним мановением руки способна разрушить целые направления науки и
искусства, отрасли хозяйства, вековые уклады и даже целые народы. Но она не
способна защитить даже маленькое творческое дело от ударов среды, если
последняя вознамерилась стереть это дело в порошок.
Власть ибанского типа принципиально ненадежна. Она не способна
достаточно долго и систематически выполнять свои обещания. Не потому, что
она состоит из обманщиков. При наличии самых искренних намерений что-то
сделать, власть не способна сдержать свое слово по условиям своего
функционирования. Это касается, конечно, позитивных намерений в первую
очередь и лишь в некоторой мере негативных. Почему? Лиц, обещавших дело,
легко заменить лицами, которые само это обещание истолкуют как ошибку (для
дискредитации сменяемых лиц). Общая тенденция к отсутствию стабильности норм
жизни и тенденция властей к преобразованиям может изменить ситуацию так, что
прежние обещания теряют смысл или забываются. Сменят, например, Хряка. Кто
вспомнит о том, что он обещал бесплатный городской транспорт в таком-то году
и удвоенные нормы выдачи жилья? Власть имеет, как правило, ложное
представление о состоянии дел в стране, необходимым элементом которого
является преувеличение хорошего и преуменьшение плохого. Власть в принципе
исключает научный взгляд на свое общество и исходит при этом в своих
намерениях из общих ложных предпосылок. Хряк, например, убежден в успехе
своей кукурузной программы. И попробуйте, растолкуйте ему, что эта затея
обречена на провал в силу самих социальных принципов этого общества!
Ненадежность обещаний властей становится привычной формой
государственной жизни. Властям в глубине души никто не верит. Не верят и они
сами. И принимая решения, это предполагают априори. Неявно, конечно. И,
повторяю, в том, что касается позитивной деятельности. А в том, что касается
негативной деятельности, стоит только дать сигнал. Ломать -- не строить.
Плюс ко всему прочему почти полная безответственность за ход
государственных дел. Присваивая себе все положительное независимо от его
природы, власть строит свою деятельность так, чтобы не нести никакой
ответственности за промахи и недостатки. Внутри власти для этого есть
система круговой поруки. Наказания тут исключение и не такая уж страшная
вещь. Что это за наказание, если первого заместителя министра сделали
начальником главка или вторым заместителем? В крайнем случае находятся козлы
отпущения, на которых сваливают все.
Ибанской власти придают вид добровольно выбираемой населением. В этом
есть грандиозная ложь и глубокая правда. В чем тут ложь, вам хорошо
известно. О каких свободных выборах может идти речь, если кандидаты на
выборные должности отбираются властями, выбирать приходится из одного,
избранные имеют лишь одну функцию -- аплодировать высшим властям, одобрять
все то, что им прикажут свыше. И вместе с тем, ибанская система власти есть
продукт доброй воли населения. Ибанские власти поступают нелепо, сохраняя
надоевшую всем и вызывающую насмешки бутафорию выборов. Им надо бы просто
заставить смотреть на добровольность власти с иной точки зрения.
О СЛАВЕ
По западному радио передали интервью Правдеца. Я человек не тщеславный,
сказал Учитель. Но сейчас я хотел бы быть знаменитым. Я тебя понимаю, сказал
Крикун.
Боже, ты видишь, -- плачу.
Могу на колени встать.
Пошли мне, боже, удачу.
Хочу знаменитым стать.
Ты знаешь, я не тщеславен.
И не корыстолюбив.
Я равнодушен к славе.
Доволен уж тем, что жив.
Мне слава нужна для дела.
Давно я о нем молчу.
В душе моей накипело,
Я в морду им дать хочу.
Мне слава нужна для силы,
Как молоту нужен пар.
Чтоб крепче я им влепил бы,
Чтоб тверже был мой удар.
ПЛАТА И РАСПЛАТА
За блага, которые имеет ибанский народ, надо платить, говорит
Неврастеник. Начальство, например, не хочет выглядеть смешным, глупым,
жестоким, несправедливым. И народ должен считать его серьезным, умным,
добрым, справедливым. И не только считать. Народ должен вести себя так, как
будто начальство на самом деле не смешное, умное, доброе, справедливое и
т.п. Аналогично в отношении оценки всех прочих сторон жизни общества. Вы
заметили, конечно, что каждый ибанец по отдельности поносит наше общество и
наше начальство, а когда они вместе, то восхваляют все наше и готовы в
клочья разорвать хулителей. Тут нет противоречия. В первом случае имеет
место осмысление своей жизни, во втором -- плата за ее достоинства. Плата
вносится публично. Понимание индивидуально и не имеет социальной ценности.
Но это со временем приведет к катастрофическим последствиям, говорит
Журналист. А какое это имеет значение, говорит Неврастеник. Если катастрофа
кратковременно, она воспринимается как случайность. Если она растянута во
времени, она не воспринимается как катастрофа. Недовольные верят только
прорицателям и пророкам, которые всегда несут чушь. А довольные не верят
никому. Не верят даже руководству, которому доверяют полностью. Вера есть
субъективное состояние, а доверие -- общественный договор. А для руководства
всякие предсказания, не соответствующие его сегодняшней демагогии, суть
клевета. В результате тот, кто расплачивается, не знает, что он
расплачивается за чужие грехи. И потому всем на все наплевать.
ЧАС ДЕВЯТЫЙ
Кружку спирта закусил я рукавом.
Дым махорки -- облака под потолком.
И коптилки еле светится огонь.
Тары-тары без конца скулит гармонь.
Мне везет. Со мною есть сегодня ты.
У ребят об этом даже нет мечты.
Пусть скорей дежурный делает отбой.
Потемнее уголок найдем с тобой.
Я шинель свою на землю положу.
В жизни первый раз, люблю тебя, скажу.
А ребята не уснут и будут ждать,
Все потребуют в деталях рассказать.
Тебе утром, говорит она, в полет.
И какой, скажи, пожалуйста, расчет
Мне с тобой напрасно время проводить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
собрание. Любое заседание. Любая речь. Любая газета. Смотрите. Читайте.
Слушайте. Это и есть наша реальная жизнь, а не маскировка и обман. Обмана
нет. Обманываетесь вы сами по своей доброй воле. Вы видите то, что хотите
видеть, ибо всему придаете какой-то смысл. А смысла никакого нет. Вот, к
примеру, такую-то область за то-то наградили орденом. Область! Такой-то
Заместитель поехал туда. Речь произнес. Орден вручил. Это не спектакль. Это
-- реальная жизнь. Сама жизнь, а не мираж. Гораздо более реальная жизнь, чем
кукиши в карманах наших интеллектуалов. А если и есть у нас интригующие вас
подземелья, то происходящее там столь же обыденно и серо, как наши очередные
собрания. Мы отбываем номер. Везде и всегда. Положено, и все тут. Ничего за
кулисами у нас нет, ибо у нас нет кулис. Мы сами все за кулисами. А зрителей
мы стараемся ликвидировать, чтобы они не заметили, кто мы на самом деле.
Ужас нашего бытия -- в грандиозных масштабах и безысходности пустяка.
ГРУППЫ
Состав групп был крайне разнородный, начиная от талантливых ученых,
сделавших потом себе имя в науке (их были единицы), и кончая бездарными
шарлатанами, жаждавшими легкой поживы в удобной конъюнктуре (их было
большинство). А конъюнктура была в высшей степени удобной. Делалась карьера.
Росла репутация порядочного и прогрессивного человека. Сложился даже особый
тип интеллектуалов, которых Болтун обозначил термином "якобы
репрессированные". Их идеал -- в шикарном ресторане или богатой квартире
жрать цыплят табака и шашлыки, запивая хорошими сухими винами, пить
французский коньяк или английское виски, спать по очереди со всеми
приглянувшимися бабами или мужиками и выглядеть при этом несправедливо
зажимаемыми и гонимыми. Классическими особями такого типа была Мыслитель и
Супруга.
Научные и учебные учреждения сначала охотно допускали у себя такие
группы. Еще бы! Все хотели идти в ногу с прогрессом и быть передовыми.
Образовывались новые сектора, кафедры, отделы и даже институты. И даже целые
отрасли науки.
Одной из таких групп была группка, сложившаяся вокруг Учителя. Сам
Учитель по мнению специалистов, приложивших немало усилий, чтобы не
допустить его в официальную науку, был способный ученый, но был заражен
вздорными социальными идеями и не умел себя вести в приличном обществе.
Члены его группы были неплохие поначалу люди. Но они были бездарны, как и
прочие нормальные люди, и в меру безнравственны. Они обворовывали своего
учителя, печатали статейки с его идеями, но без ссылок на него. А когда
ситуация изменилась к худшему, они потихоньку и постепенно предали его и
разбрелись кто куда. Из их среды вышли наиболее способные погромщики идей
Учителя.
От работ Учителя не сохранилось почти ничего. Несколько маленьких
заметок в малоизвестных журналах. И небольшой отрывок из рукописи по теории
социальных систем, которую под своим именем опубликовал Мальчик, выступавший
экспертом по делу Учителя и сделавший приличную карьеру за счет науки.
ГОСУДАРСТВО
В применении к ибанскому обществу все традиционные понятия социальных
наук потеряли смысл, говорил Клеветник. Это относится в первую очередь к
понятиям государства, братии, политики, права. Официальная точка зрения по
этим вопросам общеизвестна. И я не буду ее излагать. Не буду с ней и
полемизировать, ибо она есть явление вненаучное.
Государство есть система социальной власти данного общества. В ибанском
обществе это есть система из огромного числа людей и организаций. В системе
власти здесь занята по меньшей мере пятая часть взрослого населения.
Поскольку общество в целом рассматривается как социальный индивид,
государство есть его управляющий волевой орган.
Подавляющее большинство представителей власти суть низкооплачиваемые
служащие. Это власть нищих или нищая власть. Это весьма существенно. Отсюда
-- неизбежная тенденция компенсировать низкую зарплату путем использования
служебного положения. Поэтому ничего удивительного нет в том, что многие
представители власти с низкими окладами живут значительно лучше более высоко
оплачиваемых сограждан. Так что власть привлекательна материально даже на
низших ступенях. Подавляющее большинство представителей власти официально
обладают ничтожной долей власти. Отсюда тенденция компенсировать неполноту
власти за счет превышения официальных полномочий. И возможности здесь для
власти практически неограничены. Неудивительно также то, что практически
огромной властью располагают ничтожные чиновники аппарата власти.
Отсюда, между прочим, ненависть рядовой власти к научно-технической
интеллигенции и деятелям искусства более высокого ранга, распространяемая по
закону компенсации бессилия на самую незащищенную и бедную часть творческой
интеллигенции. Ненависть к интеллигенции вообще есть элемент идеологии всей
массы ибанской власти хотя бы еще потому, что в низших звеньях власть
образуется из низкообразованной и наименее одаренной части населения, а в
высших звеньях из лиц, которые с точки зрения образованности и талантов
повсюду и всегда уступали и уступают многим своим сверстникам, выходящим в
ученые, художники, артисты, писатели и т.п.
Ибанская власть всесильна и вместе с тем бессильна. Она всесильна
негативно, т.е. по возможностям безнаказанно делать зло. Она бессильна
позитивно, т.е. по возможностям безвозмездно делать добро. Она имеет
огромную разрушительную и ничтожную созидательную силу. Успехи хозяйственной
(и вообще деловой) жизни страды не есть заслуга власти как таковой. Эти
успехи, как правило, есть неизбежное зло с точки зрения власти. Тем более --
успехи культуры. Это вообще не есть функция власти. Иллюзия того, что это --
продукт деятельности власти, создается потому, что здесь формально обо всем
принимаются решения, составляются планы, издаются распоряжения, делаются
отчеты. На самом деле здесь имеет место лишь формальное наложение, а не
отношение причины и следствий. Существование самодовлеющей власти облекается
здесь в форму руководства всем. Даже погодой. Даже биологической природой
человека.
Всемогущая власть здесь бессильна провести до конца и заранее
задуманным способом даже малюсенькую реформочку в масштабах страны, если эта
реформочка призвана повысить уровень организации общества, т.е. позитивна.
Она одним мановением руки способна разрушить целые направления науки и
искусства, отрасли хозяйства, вековые уклады и даже целые народы. Но она не
способна защитить даже маленькое творческое дело от ударов среды, если
последняя вознамерилась стереть это дело в порошок.
Власть ибанского типа принципиально ненадежна. Она не способна
достаточно долго и систематически выполнять свои обещания. Не потому, что
она состоит из обманщиков. При наличии самых искренних намерений что-то
сделать, власть не способна сдержать свое слово по условиям своего
функционирования. Это касается, конечно, позитивных намерений в первую
очередь и лишь в некоторой мере негативных. Почему? Лиц, обещавших дело,
легко заменить лицами, которые само это обещание истолкуют как ошибку (для
дискредитации сменяемых лиц). Общая тенденция к отсутствию стабильности норм
жизни и тенденция властей к преобразованиям может изменить ситуацию так, что
прежние обещания теряют смысл или забываются. Сменят, например, Хряка. Кто
вспомнит о том, что он обещал бесплатный городской транспорт в таком-то году
и удвоенные нормы выдачи жилья? Власть имеет, как правило, ложное
представление о состоянии дел в стране, необходимым элементом которого
является преувеличение хорошего и преуменьшение плохого. Власть в принципе
исключает научный взгляд на свое общество и исходит при этом в своих
намерениях из общих ложных предпосылок. Хряк, например, убежден в успехе
своей кукурузной программы. И попробуйте, растолкуйте ему, что эта затея
обречена на провал в силу самих социальных принципов этого общества!
Ненадежность обещаний властей становится привычной формой
государственной жизни. Властям в глубине души никто не верит. Не верят и они
сами. И принимая решения, это предполагают априори. Неявно, конечно. И,
повторяю, в том, что касается позитивной деятельности. А в том, что касается
негативной деятельности, стоит только дать сигнал. Ломать -- не строить.
Плюс ко всему прочему почти полная безответственность за ход
государственных дел. Присваивая себе все положительное независимо от его
природы, власть строит свою деятельность так, чтобы не нести никакой
ответственности за промахи и недостатки. Внутри власти для этого есть
система круговой поруки. Наказания тут исключение и не такая уж страшная
вещь. Что это за наказание, если первого заместителя министра сделали
начальником главка или вторым заместителем? В крайнем случае находятся козлы
отпущения, на которых сваливают все.
Ибанской власти придают вид добровольно выбираемой населением. В этом
есть грандиозная ложь и глубокая правда. В чем тут ложь, вам хорошо
известно. О каких свободных выборах может идти речь, если кандидаты на
выборные должности отбираются властями, выбирать приходится из одного,
избранные имеют лишь одну функцию -- аплодировать высшим властям, одобрять
все то, что им прикажут свыше. И вместе с тем, ибанская система власти есть
продукт доброй воли населения. Ибанские власти поступают нелепо, сохраняя
надоевшую всем и вызывающую насмешки бутафорию выборов. Им надо бы просто
заставить смотреть на добровольность власти с иной точки зрения.
О СЛАВЕ
По западному радио передали интервью Правдеца. Я человек не тщеславный,
сказал Учитель. Но сейчас я хотел бы быть знаменитым. Я тебя понимаю, сказал
Крикун.
Боже, ты видишь, -- плачу.
Могу на колени встать.
Пошли мне, боже, удачу.
Хочу знаменитым стать.
Ты знаешь, я не тщеславен.
И не корыстолюбив.
Я равнодушен к славе.
Доволен уж тем, что жив.
Мне слава нужна для дела.
Давно я о нем молчу.
В душе моей накипело,
Я в морду им дать хочу.
Мне слава нужна для силы,
Как молоту нужен пар.
Чтоб крепче я им влепил бы,
Чтоб тверже был мой удар.
ПЛАТА И РАСПЛАТА
За блага, которые имеет ибанский народ, надо платить, говорит
Неврастеник. Начальство, например, не хочет выглядеть смешным, глупым,
жестоким, несправедливым. И народ должен считать его серьезным, умным,
добрым, справедливым. И не только считать. Народ должен вести себя так, как
будто начальство на самом деле не смешное, умное, доброе, справедливое и
т.п. Аналогично в отношении оценки всех прочих сторон жизни общества. Вы
заметили, конечно, что каждый ибанец по отдельности поносит наше общество и
наше начальство, а когда они вместе, то восхваляют все наше и готовы в
клочья разорвать хулителей. Тут нет противоречия. В первом случае имеет
место осмысление своей жизни, во втором -- плата за ее достоинства. Плата
вносится публично. Понимание индивидуально и не имеет социальной ценности.
Но это со временем приведет к катастрофическим последствиям, говорит
Журналист. А какое это имеет значение, говорит Неврастеник. Если катастрофа
кратковременно, она воспринимается как случайность. Если она растянута во
времени, она не воспринимается как катастрофа. Недовольные верят только
прорицателям и пророкам, которые всегда несут чушь. А довольные не верят
никому. Не верят даже руководству, которому доверяют полностью. Вера есть
субъективное состояние, а доверие -- общественный договор. А для руководства
всякие предсказания, не соответствующие его сегодняшней демагогии, суть
клевета. В результате тот, кто расплачивается, не знает, что он
расплачивается за чужие грехи. И потому всем на все наплевать.
ЧАС ДЕВЯТЫЙ
Кружку спирта закусил я рукавом.
Дым махорки -- облака под потолком.
И коптилки еле светится огонь.
Тары-тары без конца скулит гармонь.
Мне везет. Со мною есть сегодня ты.
У ребят об этом даже нет мечты.
Пусть скорей дежурный делает отбой.
Потемнее уголок найдем с тобой.
Я шинель свою на землю положу.
В жизни первый раз, люблю тебя, скажу.
А ребята не уснут и будут ждать,
Все потребуют в деталях рассказать.
Тебе утром, говорит она, в полет.
И какой, скажи, пожалуйста, расчет
Мне с тобой напрасно время проводить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63