Спустя два часа полиция обнаружила в пустом бунгало разрозненные предметы одежды – мужской и женской, – которые мистеру Бьюли пришлось оставить, и несколько туалетных принадлежностей, как и все прочее, тщательно очищенных от отпечатков пальцев. Но ни драгоценностей, ни жены в бунгало не оказалось.
За несколько дней до того старший инспектор Мастерс откопал свидетеля, который впервые мог привести Роджера Бьюли в тень виселицы.
– Он у нас в руках! – ликовал Мастерс.
В Торки на Мензис-стрит находилось маленькое машинописное бюро мисс Милдред Лайонс, машинистки и по совместительству нотариуса. Утром 6 июля мистер Бьюли позвонил ей из телефонной будки, поскольку в бунгало телефона не было, попросив ее прийти и отпечатать несколько писем.
Мисс Лайонс, испуганная веснушчатая девушка, поведала полисменам свою историю в пыльном маленьком офисе на Мензис-стрит.
– Я п-поехала на велосипеде вскоре после полудня. Он продиктовал шесть писем, которые я тут же отпечатала. Это были деловые письма. Нет, я не обратила внимания на адреса.
– А вы не помните, о чем были письма?
– Нет. Обычные д-деловые письма.
– Продолжайте, мисс.
– Мы находились в гостиной. Портьеры на окнах были почти задернуты, и он сидел в тени. Миссис Бенедикт время от времени забегала в комнату, чтобы поцеловать его. Мне было очень неловко. Когда я уходила, мистер Бенедикт велел мне оставить письма открытыми, сказав, что сам их отправит.
Роджер Бьюли заплатил машинистке фальшивым десятишиллинговым банкнотом.
Мастерс не сомневался, что он сделал это не нарочно. Это стало тем непредвиденным случаем, который рано или поздно происходит с любым убийцей, если полиции хватает терпения ждать. Но его последствия оказались весьма серьезными для веснушчатой рыжеволосой девушки, которая теперь дрожала, сидя за машинкой и нажимая на клавиши, словно они придавали ей смелости.
– Я была в б-бешенстве, – тряхнула головой мисс Лайонс. – Я обнаружила это, только зайдя в бар на Эспланаде в половине десятого вечера, тут же села на велосипед и поехала туда, чтобы сообщить ему об этом.
Вечер был теплый. И на небе светила луна. Подъехав к бунгало, мисс Лайонс почувствовала, что ее смелости изрядно поубавилось.
По какой причине? В общем, ни по какой. Просто было уже около десяти, в доме не горел свет, и ее миссия начала казаться нелепой. Знай она, что два констебля, Харрис и Питерсон, наблюдают за бунгало, все могло бы сложиться по-другому.
В качестве компромисса мисс Лайонс прислонила велосипед к столбу ворот, прошла по дорожке и нажала кнопку звонка. Ответа не последовало. Удивляться не приходилось, так как звонок не работал. Но мисс Лайонс вновь ощутила гнев при виде света за неплотно задернутыми портьерами в окне справа от двери.
Свет горел в гостиной. Движимая естественным человеческим любопытством, свойственным всем нам, Милдред Лайонс встала на цыпочки, заглянула внутрь и застыла как вкопанная.
В комнате горела масляная лампа, свисающая с потолка под желтым абажуром. Пламя было тусклым.
На кушетке у стены лежало тело миссис Бенедикт – ее одежда была в беспорядке, чулок порван, одна туфля упала. Женщина была мертва. Ее, несомненно, задушили, так как лицо распухло и посинело, а на шее виднелась багровая складка. Роджер Бьюли, тяжело дыша, стоял посреди комнаты, зажигая сигарету.
Если бы мисс Лайонс в тот момент закричала…
Но она была не способна на это. Ей до сих пор мерещился убийца, успокаивающий себя табаком при зловещем тусклом свете.
Повернувшись как сомнамбула, мисс Лайонс подошла к воротам, села на велосипед и медленно поехала прочь. Оказавшись на солидном расстоянии от бунгало, она начала вращать педали как безумная. Она не собиралась ничего никому рассказывать и не стала бы этого делать, если бы бдительные полисмены сами не пришли осведомиться, что ей понадобилось в бунгало.
Сделав это признание, Милдред Лайонс закатила истерику. Старший инспектор Мастерс, одной рукой успокаивающе похлопывая ее по плечу, протянул другую к телефону и позвонил в Лондон.
– Он у нас в руках! – сообщил Мастерс заместителю комиссара на другом конце провода. – Это солидное доказательство. Если девушка выступит в суде свидетелем, ему конец.
– Вы уверены? – осведомился заместитель комиссара. Мастерс уставился на телефон.
– Прежде всего, мы должны его поймать, – продолжал заместитель комиссара. – Вы не видите в этом никаких трудностей?
– Нет, сэр, не вижу! Пока что мы сообщим прессе, что хотим побеседовать с этим субъектом. Но если вы позволите мне поднять общую тревогу и объявить его в розыск…
– Э-э… вы бы не хотели обсудить это с вашим другом, сэром Генри Мерривейлом?
– Незачем беспокоить из-за этого старика, сэр. Только дайте мне разрешение… благодарю вас, сэр… и мы прищучим этого негодяя за две недели!
Но Мастерс заблуждался.
Описанные события имели место одиннадцать лет назад, в течение которых на мир обрушились смерть и разрушение. Но поймать Роджера Бьюли так и не удалось. Ему снова повезло, и теперь до него было не добраться.
Глава 2
Сентябрьским вечером, когда уличные фонари снова сияли, отмечая конец войны с Гитлером, мистер Деннис Фостер направлялся по Лоуэр-Черинг-Кросс-роуд к театру «Гранада».
Лоуэр-Черинг-Кросс-роуд – не слишком вдохновляющая улица. Задняя стена Национальной галереи с ее слепыми окнами, замаскированная кирпичами статуя Генри Ирвинга, и еще не снесенное бомбоубежище служили малоприятными напоминаниями.
Однако свет фонарей, даже спустя несколько месяцев казавшийся чудом, все изменил. Они создавали ощущение карнавала после долгих черных лет. И молодой мистер Деннис Фостер, младший партнер адвокатской фирмы «Макинтош и Фостер», двигался вперед все более бодрым шагом.
«Я выгляжу довольным, – говорил он себе. – А я не должен выглядеть таковым. Это глупо».
Ибо он шел в театр «Гранада» не смотреть пьесу, которую видел несколько раз за два года ее пребывания в репертуаре, а по просьбе режиссера, мисс Берил Уэст, и собирался повидать за кулисами своего друга – одного из ведущих молодых актеров английской сцены, – после чего пойти с ним в ресторан «Айви».
«Это означает видеть жизнь!» – думал Деннис.
Он был стойким консерватором, членом Реформ-клуба, одним из тех, кто «смотрит на мир с тревогой». От мягкой фетровой шляпы до портфеля и зонтика Деннис был настолько «правильным», насколько это может обеспечить воспитание. Царство сцены было для него странными опасными джунглями, наполненными романтикой и блеском, которые он не вполне одобрял. Честно говоря, его можно было принять за напыщенное ничтожество.
Но это не было правдой. Деннис Фостер, недавно демобилизованный из Королевского флота после ран, полученных во время службы на трех эсминцах, возможно, был излишне серьезным, но при этом настолько честным и искренним, что все любили его и доверяли ему.
В глубине души, признавался себе Деннис, он был доволен своим знакомством с миром театра, как и знакомством с настоящим старшим инспектором Скотленд-Ярда. Но в этом было нечто озадачивающее. Например…
Театр «Гранада» находился рядом с театром Гаррика. Выше железного навеса над дверью в фойе бросались в глаза белые металлические буквы: «БРЮС РЭНСОМ В «КНЯЗЕ ТЬМЫ». К полинявшим афишам была приклеена по диагонали узкая полоска бумаги с надписью: «Последний спектакль 8 сентября». А внизу афиши, под всеми прочими именами, было указано: «Режиссер БЕРИЛ УЭСТ».
– Привет, Деннис! – окликнул женский голос. Берил, выглядевшая слегка обеспокоенной, поджидала его у входа в фойе.
Деннис никак не мог свыкнуться с мыслью о женщине-режиссере. Он воображал представителей этой профессии нервно расхаживающими взад-вперед по проходам и рвущими на себе волосы от ярости (что они, видит бог, часто проделывают). Но, однажды посетив репетицию, он был удивлен спокойной деловитостью, с которой эта миловидная девушка управляла Брюсом Рэнсомом.
– Дело в том, что я его понимаю, – объяснила она. – Он сущий ребенок.
– Только не говори это при Брюсе.
– Можешь не волноваться.
Часы на церкви Святого Мартина в Поле показывали без четверти девять – время, когда зрители еще не покинули театры. При бледном свете фонарей Черинг-Кросс-роуд была такой тихой, что Деннис мог слышать радио в аркаде развлечений между театром Гаррика и «Гранадой». Он быстро подошел к Берил.
Ее лицо частично оставалось в тени на фоне света в выложенном мраморными плитками пустом фойе позади. На плечи Берил было наброшено легкое пальто, а густые черные волосы повязаны косынкой по сельской моде. Темно-голубые, широко расставленные глаза слегка выпуклы, как у всех людей с развитым воображением. Мягкий подвижный рот мог выражать множество эмоций.
Берил была в высшей степени импульсивной особой. Казалось, она никогда не пребывала в состоянии покоя. Об этом свидетельствовали ее руки, быстрые глаза и все линии стройной фигуры.
– Дорогой! – воскликнула Берил, подставляя лицо для поцелуя.
Деннис неохотно поцеловал ее, медленно наклонив голову, как человек, которому собираются ее отрубить. Берил весело засмеялась:
– Тебе это не нравится, верно, Деннис?
– Что именно?
– Ужасная театральная привычка целоваться при каждой встрече.
– Честно говоря, нет, – ответил Деннис с достоинством (по крайней мере, надеясь на это). Он не собирался произносить следующую фразу, но она так долго вертелась у него в голове, что вырвалась сама собой. – Когда я целую девушку, то хочу, чтобы это что-то значило.
– Дорогой! Ты имеешь в виду, что мог бы потерять голову и обнять меня прямо здесь?
– Я не имел в виду ничего подобного! – горячо возразил Деннис, возможно тайком сознавая, что это не так.
Настроение Берил внезапно изменилось. Она взяла его за руки и потянула в пустое фойе.
– Я очень сожалею, Деннис! – воскликнула девушка тоном такого глубочайшего раскаяния, словно была готова пасть ниц. – Я позвала тебя, потому что нуждаюсь в твоем совете. Я хочу, чтобы ты поговорил с Брюсом. Кажется, ты один из немногих, кто имеет на него хоть какое-то влияние.
Это уже было гораздо лучше. Деннис Фостер с серьезным видом склонил голову и поджал губы.
– Посмотрим, что можно сделать. А что за неприятности?
Берил колебалась.
– Полагаю, ты знаешь, – она рассеянно кивнула в сторону афиш снаружи, – что послезавтра последний спектакль?
– Да.
– А я, боюсь, даже не смогу остаться на прощальную вечеринку. Завтра во второй половине дня я отправляюсь в Штаты.
– Ты – в Штаты?
– Чтобы наблюдать за бродвейской премьерой – конечно, с американскими актерами. Меня не будет всего три недели. А тем временем Брюс собирается отправиться на длительные каникулы в какое-то деревенское захолустье, которое выбрал в справочнике Брэдшо. Он поедет под вымышленным именем (как это похоже на Брюса!) ловить рыбу, играть в гольф и вести растительное существование.
– Это пойдет ему на пользу, Берил.
– Да, но дело не в том! – Она всплеснула руками. – Неужели ты не понимаешь, что мы должны поговорить с ним сейчас? Иначе он так упрется, что никто не сможет его переубедить. Это насчет пьесы.
– «Князя тьмы»?
– Нет-нет! Новой пьесы, в которой он собирается играть после длительного отдыха.
Зубы Берил вонзились в розовую нижнюю губу. Румянец, появляющийся и исчезающий под слишком белой кожей, делал ее лет на десять моложе теперешних тридцати лет, а сомнение и нерешительность лишь подчеркивали неуемную энергию.
– Занавес опустится через десять минут, – добавила она, посмотрев на часы. – Лучше войдем.
Они спустились по выложенным ковром ступенькам между бело-розовыми стенами старого театра, оказавшись в темноте задних рядов партера.
Пыль, словно исходящая от актерского грима, щекотала им ноздри. Деннис видел сцену как большое яркое пятно, на фоне которого темнели неподвижные головы и спины зрителей впереди. Тишину в партере не нарушали ни кашель, ни шорох. Мисс Магда Берн, игравшая в паре с Брюсом, как раз вышла в одном из своих знаменитых сверхэмоциональных эпизодов, которые ужасно раздражали других актеров, но захватывали публику. Зачаровывающие голос, магия личности Брюса (странно, каким флегматичным он зачастую выглядел не на сцене!) плыли над огнями рампы, как некая физическая сила, более ощутимая, чем сама жизнь.
Но Берил Уэст, которая какое-то время наблюдала за происходящим на сцене, вздыхая и переминаясь с ноги на ногу, сделала жест, выражающий абсолютную безнадежность.
– О боже! – прошептала она.
– Что не так?
– Деннис, хорошо, что шоу закрывается. Это ужасно! Актеры засыхают на глазах… Брюс только что снова это продемонстрировал…
Деннис уставился на нее в темноте:
– Ты имеешь в виду, что они после двух лет начали забывать реплики?
– В том-то и беда, что нет!
– О чем ты?
– Они настолько хорошо знают текст, что произносят его автоматически – играя сцену и думая о своем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28