Он описал «очень мощных созданий, похожих на прямоходящих жуков, но усиленных или закованных в металл. Каждое из существ ростом вдвое превосходит человека и очень агрессивно. Помощь может потребоваться в том случае, если количество врагов возрастет».
После этого его донесения носили случайный и бессвязный характер. Схватки стали «более частыми и ожесточенными», а ксеносы «не уменьшаются в численности». Спустя неделю донесения стали более тревожными. «Обнаружилась целая раса, которая оказывает нам сопротивление, и нам не удается полностью его преодолеть. Они отказываются от любых контактов и переговоров. Они сваливаются на нас прямо из своих берлог. Против своей воли я испытываю восхищение их отвагой, хотя они созданы совсем не такими, как мы. Их воинское мастерство выше всяких похвал. Это достойные противники, заслуживающие подробного описания в наших летописях».
Еще через неделю послания от высланного десанта стали намного сдержаннее и были составлены уже не Фромом, а мастером флота. «Мы встретили грозного превосходящего противника. Для покорения этого мира необходимы все силы Легиона. В настоящий момент мы смиренно просим подкрепления».
Последнее донесение Фрома, отправленное спустя две недели после высадки, представляло собой сплошной скрежет, совершенно не поддающийся дешифровке. Все звуки человеческой речи прорывались с чудовищными искажениями, и слова теряли смысл. Удалось понять только последнее высказывание. Каждое слово в нем, казалось, было произнесено с нечеловеческими усилиями.
«Этот. Мир. Убийца».
Так они его и назвали.
Экспедиционный корпус Детей Императора был сравнительно мал: одна рота Легиона, поддерживаемая боевой баржей «Гордое сердце», под командованием лорда Эйдолона. После кратковременного и сравнительно мирного путешествия в недавно покоренные миры на Поясе Сатира Ланксуса, они направлялись для воссоединения со своим примархом и остальными ротами Легиона к звезде Кароллис, чтобы начать массовое наступление в скоплении Малый Бифолд. Но во время похода Сто сороковая экспедиция запросила поддержки, а экспедиционный корпус оказался ближайшим к ней воинским подразделением имперских сил. Лорд Эйдолон немедленно запросил у своего примарха разрешения сменить курс и отправиться на помощь экспедиции.
Фулгрим без промедления ответил согласием. Дети Императора никогда не позволили бы себе оставить без поддержки своих собратьев Астартес. Эйдолон получил кратковременное позволение и благословение примарха изменить маршрут и поддержать окруженную экспедицию. На помощь устремились и другие подразделения. Пришло сообщение о том, что Кровавые Ангелы уже в пути, а затем с Шестьдесят третьей экспедиции пришло и обещание солидного подкрепления от самого Воителя.
Группа лорда Эйдолона, первой прибывшая к месту событий, могла оказать временную поддержку в критической ситуации.
Боевая баржа лорда Эйдолона присоединилась к судам Сто сороковой экспедиции, стоящим на орбите Сто Сорок Двадцать. Эта флотилия была относительно небольшой и компактной: восемнадцать транспортных судов, по большей части поддерживающих и эскортирующих величественную боевую баржу «Мизерикорд». Боевые силы были представлены тремя ротами Кровавых Ангелов под командованием капитана Фрома и четырьмя тысячами солдат Имперской армии, отлично вооруженных, но без поддержки механикумов.
Матануил Август, командующий Сто сороковой экспедицией, приветствовал лорда Эйдолона и его офицеров на борту баркаса. Высокий худощавый Август, с раздвоенной белой бородкой, выглядел раздражительным и нервным.
– Я благодарен за ваш немедленный отклик, лорд Эйдолон, – сказал он.
– А где Фром? – прямо спросил Эйдолон.
Август беспомощно пожал плечами.
– Где командир армейских дивизий?
Последовало еще одно неопределенное пожатие плечами.
– Они все там, внизу.
Внизу. На поверхности Убийцы. Сверху мир казался серым туманным шаром с беспокойной атмосферой. Сто сороковую экспедицию к этой одиноко расположенной системе привлекли любопытные нечитаемые сигналы выносных маяков, неоспоримое и явное свидетельство разумной жизни. Особое внимание было нацелено на четвертую от солнца планету, единственную среди всех, обладавшую атмосферой. Беспилотные разведчики обнаружили многочисленные следы живых существ, но никаких откликов на посланные сигналы не поступало.
В первую очередь на посадочных модулях приземлились пятьдесят Кровавых Ангелов. И бесследно пропали. Спокойное до сих пор состояние атмосферы в момент соприкосновения с корпусами спускаемых аппаратов сменилось яростными бурями, словно произошла аллергическая реакция. Из-за сильнейших штормов связь с поверхностью стала невозможной. Следующие пятьдесят космодесантников спустились на поверхность, но и они словно испарились.
Тогда Фром и другие офицеры флота заподозрили, что разумные существа каким-то образом управляют состоянием атмосферы Сто Сорок Двадцать в целях самозащиты. Неистовые штормовые фронты, позже названные шторм-щитами, поднимаются навстречу спускаемым модулям и, возможно, уничтожают их. После этого Фром решил прибегнуть к помощи прыжковых ранцев – единственных приспособлений, которые выдерживали спуск на поверхность планеты. Третью группу он сам повел вниз, и впоследствии от него поступали только отрывочные донесения, хотя в группу входил и астропат, чтобы преодолеть искажения вокс-связи при прохождении через атмосферу.
Ситуация с каждым днем становилась все тяжелее. Отряд за отрядом команды армейских солдат и космодесантников по приказу Августа отправлялись на поверхность планеты в тщетных попытках удовлетворить бессвязные просьбы Фрома о помощи. Все они или были поглощены бурями или бесследно исчезали под их непроницаемой пеленой. Однажды поднятые шторм-щиты не опускались. Не было получено ни одного отчетливого пикта с поверхности, ни детальной топографической карты местности, ни устойчивой голосовой или телепатической связи между поверхностью и орбитой. Сто Сорок Двадцать была бездной, из которой никто не возвращался.
– Нам придется действовать вслепую, – сказал Эйдолон своим офицерам. – Спуск на прыжковых ранцах.
– Господин, не лучше ли вам немного подождать, – предложил Август. – Мы получили известие, что Кровавые Ангелы отправились в путь и спешат на помощь капитану Фрому, к тому же Лунные Волки находятся в четырех днях пути отсюда и тоже направляются к Сто Сорок Двадцать. Возможно, объединенными силами вам удастся…
Эта фраза решила все. Тарвиц прекрасно знал, что Эйдолон не намерен делиться славой с элитой Воителя. Его командир с радостью решил продемонстрировать превосходство своей роты и спасти воинов соперничающего Легиона, если термин «спасти» можно употребить в данном случае. Природа поступков и их цена говорили сами за себя.
Эйдолон приказал готовиться к незамедлительной высадке.
12
ЕСТЕСТВО ВРАГА
СЛЕД
ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ ДЕРЕВЬЕВ
Воины-мегарахниды обладали трехметровым ростом и восемью конечностями. На нижних четырех они передвигались с ошеломительной скоростью, а четыре верхние конечности использовали как оружие. Их тела, по весу и размеру составляющие примерно треть человеческого корпуса, были сегментированы подобно телам насекомых: небольшое сухощавое брюшко свисало между четырех широко расставленных тонких двигательных конечностей; массивный торс в прочной броне, от которого отходили все восемь конечностей, и плоская, широкая, клинообразная голова, снабженная мощным ротовым аппаратом, издающим чирикающие звуки, тяжелым крепким гребнем над бровями и едва различимыми глазами. Все четыре верхние конечности в точности повторяли трофей, добытый Люцием в первой схватке: металлизированное лезвие метровой длины, начинающееся сразу над суставом. Каждый участок тел мегарахнидов был надежно защищен гибкой, почти волокнистой броней серого цвета, кроме крепкого и окостеневшего хитинового гребня над головой, имевшего естественное происхождение.
По мере продолжения боев Тарвиц решил, что разгадал назначение этих гребней. Чем крупнее хитиновый нарост, тем старше – и сильнее – воин.
Первого врага Тарвиц уничтожил выстрелами из болтера. Мегарахнид ринулся на них из зарослей внезапно задрожавшей травы и одним ударом верхней конечности обезглавил Керкорта. Даже в момент удара он казался гиперактивным пятном, словно его метаболизм и скорость жизненных процессов были гораздо быстрее, чем химические и физические процессы у генетически модифицированных воинов Кемоса. Тарвиц немедленно открыл огонь; три заряда оставили вмятины на срединной линии одетого броней торса, а четвертый превратил голову твари в фонтан из белой мастики и обломков костяного гребня. Ноги мегарахнида подогнулись, царапнули землю, верхние конечности взмахнули лезвиями, и существо рухнуло на землю. Но до этого раздался еще один звук падающего тела: обезглавленное тело Керкорта упало в красноватую пыль, а кровь еще продолжала толчками вытекать из рассеченной артерии.
На этом скоротечный поединок закончился. Вся схватка заняла столько времени, сколько понадобилось несчастному Керкорту, чтобы упасть.
Вслед за первым мегарахнидом появился второй. Верхние конечности неуловимым для глаз движением вырвали болтер из рук Тарвица и оставили глубокую царапину на нагрудной броне, перечеркнув изображение имперской аквилы. Это считалось страшным преступлением. Из всех Легионов только Детям Императора особым разрешением самого Императора было позволено носить на доспехах знак аквилы. Тарвиц отшатнулся. Вокруг него в зарослях гремели болтерные очереди и раздавались отчаянные крики, но горше всего было оскорбление. Он выхватил палаш, мгновенно активировал его и обеими руками нанес удар обидчику.
Длинное тяжелое лезвие отскочило от гребня на голове чужака, и Тарвицу пришлось снова отступить, чтобы избежать столкновения с четырьмя острыми руками-лезвиями.
Второй удар получился удачнее. Меч прошел рядом с гребнем и глубоко врезался в шею мегарахнида, в то место, где голова соединялась с корпусом. Грудная оболочка раскололась до самой середины, и из трещины выплеснулась блестящая струя белого ихора. Мегарахнид вздрогнул и покачнулся, чувствуя приближение гибели, а Тарвиц поспешно выдернул меч. Через мгновение мегарахнид был уже мертв. Дрожащие руки-лезвия протянулись к голове Тарвица и с обеих сторон обхватили его помертвевшее от ужаса лицо, прикрытое шлемом. Прикосновение было почти ласковым. Во время падения раздался отвратительный скрип, и на полированной поверхности визора появились четыре царапины от кончиков лезвий.
Раздался чей-то отчаянный вопль. Болтер оглушительно палил беспрерывными очередями, и осколки расщепленных снарядами стеблей фонтанами взлетали в воздух.
Третий враг выскочил из зарослей, но Тарвиц уже пришел в ярость. Развернувшись всем телом, он рассек мегарахнида в том месте, где верхняя часть туловища соединялась с нижней, между верхними и нижними конечностями.
Белесая жидкость брызнула в стороны, и верхняя часть тела полетела на землю. Брюшко, болтавшееся между четырьмя ногами, продолжало двигаться вперед, пока не столкнулось с толстым стеблем и не упало.
В этот момент бой закончился. Стебли травы прекратили паническую дрожь, а проклятые личинки возобновили свой свист и шипение.
После девяноста часов, проведенных на поверхности, они двадцать восемь раз столкнулись с мегарахнидами в зарослях гигантских трав, и семеро воинов были убиты или пропали. Они двигались вперед автоматически, словно в каком-то трансе. Не было ни руководящих указаний, ни стратегической линии. Они не смогли войти в контакт с Кровавыми Ангелами, как не смогли связаться со своим командиром или хоть какими-то частями экспедиции. Они просто продвигались вперед и через каждые несколько километров отражали атаки.
По мнению Тарвица, это была почти идеальная война. Она казалась простой и захватывающей, в полной мере испытывала их боевое искусство и физическую выдержку. Словно на тренировке, только под угрозой смерти. Уже через несколько дней он с удовольствием осознал, насколько повысилась концентрация его внимания с момента высадки. Его инстинкты приобрели остроту и отточенность, сравнимую с остротой вражеских рук-лезвий. Каждое мгновение он был настороже, не имея возможности расслабиться или отвлечься, поскольку нападения мегарахнидов всегда были стремительными и яростными, враги появлялись словно из воздуха. Отряд шел и сражался, потом снова шел и снова сражался, не имея возможности отдохнуть или подумать. Ни раньше, ни потом Тарвицу не приходилось принимать участие в таком совершенном воинском противостоянии, не обремененном ни политикой, ни проблемами верований.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
После этого его донесения носили случайный и бессвязный характер. Схватки стали «более частыми и ожесточенными», а ксеносы «не уменьшаются в численности». Спустя неделю донесения стали более тревожными. «Обнаружилась целая раса, которая оказывает нам сопротивление, и нам не удается полностью его преодолеть. Они отказываются от любых контактов и переговоров. Они сваливаются на нас прямо из своих берлог. Против своей воли я испытываю восхищение их отвагой, хотя они созданы совсем не такими, как мы. Их воинское мастерство выше всяких похвал. Это достойные противники, заслуживающие подробного описания в наших летописях».
Еще через неделю послания от высланного десанта стали намного сдержаннее и были составлены уже не Фромом, а мастером флота. «Мы встретили грозного превосходящего противника. Для покорения этого мира необходимы все силы Легиона. В настоящий момент мы смиренно просим подкрепления».
Последнее донесение Фрома, отправленное спустя две недели после высадки, представляло собой сплошной скрежет, совершенно не поддающийся дешифровке. Все звуки человеческой речи прорывались с чудовищными искажениями, и слова теряли смысл. Удалось понять только последнее высказывание. Каждое слово в нем, казалось, было произнесено с нечеловеческими усилиями.
«Этот. Мир. Убийца».
Так они его и назвали.
Экспедиционный корпус Детей Императора был сравнительно мал: одна рота Легиона, поддерживаемая боевой баржей «Гордое сердце», под командованием лорда Эйдолона. После кратковременного и сравнительно мирного путешествия в недавно покоренные миры на Поясе Сатира Ланксуса, они направлялись для воссоединения со своим примархом и остальными ротами Легиона к звезде Кароллис, чтобы начать массовое наступление в скоплении Малый Бифолд. Но во время похода Сто сороковая экспедиция запросила поддержки, а экспедиционный корпус оказался ближайшим к ней воинским подразделением имперских сил. Лорд Эйдолон немедленно запросил у своего примарха разрешения сменить курс и отправиться на помощь экспедиции.
Фулгрим без промедления ответил согласием. Дети Императора никогда не позволили бы себе оставить без поддержки своих собратьев Астартес. Эйдолон получил кратковременное позволение и благословение примарха изменить маршрут и поддержать окруженную экспедицию. На помощь устремились и другие подразделения. Пришло сообщение о том, что Кровавые Ангелы уже в пути, а затем с Шестьдесят третьей экспедиции пришло и обещание солидного подкрепления от самого Воителя.
Группа лорда Эйдолона, первой прибывшая к месту событий, могла оказать временную поддержку в критической ситуации.
Боевая баржа лорда Эйдолона присоединилась к судам Сто сороковой экспедиции, стоящим на орбите Сто Сорок Двадцать. Эта флотилия была относительно небольшой и компактной: восемнадцать транспортных судов, по большей части поддерживающих и эскортирующих величественную боевую баржу «Мизерикорд». Боевые силы были представлены тремя ротами Кровавых Ангелов под командованием капитана Фрома и четырьмя тысячами солдат Имперской армии, отлично вооруженных, но без поддержки механикумов.
Матануил Август, командующий Сто сороковой экспедицией, приветствовал лорда Эйдолона и его офицеров на борту баркаса. Высокий худощавый Август, с раздвоенной белой бородкой, выглядел раздражительным и нервным.
– Я благодарен за ваш немедленный отклик, лорд Эйдолон, – сказал он.
– А где Фром? – прямо спросил Эйдолон.
Август беспомощно пожал плечами.
– Где командир армейских дивизий?
Последовало еще одно неопределенное пожатие плечами.
– Они все там, внизу.
Внизу. На поверхности Убийцы. Сверху мир казался серым туманным шаром с беспокойной атмосферой. Сто сороковую экспедицию к этой одиноко расположенной системе привлекли любопытные нечитаемые сигналы выносных маяков, неоспоримое и явное свидетельство разумной жизни. Особое внимание было нацелено на четвертую от солнца планету, единственную среди всех, обладавшую атмосферой. Беспилотные разведчики обнаружили многочисленные следы живых существ, но никаких откликов на посланные сигналы не поступало.
В первую очередь на посадочных модулях приземлились пятьдесят Кровавых Ангелов. И бесследно пропали. Спокойное до сих пор состояние атмосферы в момент соприкосновения с корпусами спускаемых аппаратов сменилось яростными бурями, словно произошла аллергическая реакция. Из-за сильнейших штормов связь с поверхностью стала невозможной. Следующие пятьдесят космодесантников спустились на поверхность, но и они словно испарились.
Тогда Фром и другие офицеры флота заподозрили, что разумные существа каким-то образом управляют состоянием атмосферы Сто Сорок Двадцать в целях самозащиты. Неистовые штормовые фронты, позже названные шторм-щитами, поднимаются навстречу спускаемым модулям и, возможно, уничтожают их. После этого Фром решил прибегнуть к помощи прыжковых ранцев – единственных приспособлений, которые выдерживали спуск на поверхность планеты. Третью группу он сам повел вниз, и впоследствии от него поступали только отрывочные донесения, хотя в группу входил и астропат, чтобы преодолеть искажения вокс-связи при прохождении через атмосферу.
Ситуация с каждым днем становилась все тяжелее. Отряд за отрядом команды армейских солдат и космодесантников по приказу Августа отправлялись на поверхность планеты в тщетных попытках удовлетворить бессвязные просьбы Фрома о помощи. Все они или были поглощены бурями или бесследно исчезали под их непроницаемой пеленой. Однажды поднятые шторм-щиты не опускались. Не было получено ни одного отчетливого пикта с поверхности, ни детальной топографической карты местности, ни устойчивой голосовой или телепатической связи между поверхностью и орбитой. Сто Сорок Двадцать была бездной, из которой никто не возвращался.
– Нам придется действовать вслепую, – сказал Эйдолон своим офицерам. – Спуск на прыжковых ранцах.
– Господин, не лучше ли вам немного подождать, – предложил Август. – Мы получили известие, что Кровавые Ангелы отправились в путь и спешат на помощь капитану Фрому, к тому же Лунные Волки находятся в четырех днях пути отсюда и тоже направляются к Сто Сорок Двадцать. Возможно, объединенными силами вам удастся…
Эта фраза решила все. Тарвиц прекрасно знал, что Эйдолон не намерен делиться славой с элитой Воителя. Его командир с радостью решил продемонстрировать превосходство своей роты и спасти воинов соперничающего Легиона, если термин «спасти» можно употребить в данном случае. Природа поступков и их цена говорили сами за себя.
Эйдолон приказал готовиться к незамедлительной высадке.
12
ЕСТЕСТВО ВРАГА
СЛЕД
ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ ДЕРЕВЬЕВ
Воины-мегарахниды обладали трехметровым ростом и восемью конечностями. На нижних четырех они передвигались с ошеломительной скоростью, а четыре верхние конечности использовали как оружие. Их тела, по весу и размеру составляющие примерно треть человеческого корпуса, были сегментированы подобно телам насекомых: небольшое сухощавое брюшко свисало между четырех широко расставленных тонких двигательных конечностей; массивный торс в прочной броне, от которого отходили все восемь конечностей, и плоская, широкая, клинообразная голова, снабженная мощным ротовым аппаратом, издающим чирикающие звуки, тяжелым крепким гребнем над бровями и едва различимыми глазами. Все четыре верхние конечности в точности повторяли трофей, добытый Люцием в первой схватке: металлизированное лезвие метровой длины, начинающееся сразу над суставом. Каждый участок тел мегарахнидов был надежно защищен гибкой, почти волокнистой броней серого цвета, кроме крепкого и окостеневшего хитинового гребня над головой, имевшего естественное происхождение.
По мере продолжения боев Тарвиц решил, что разгадал назначение этих гребней. Чем крупнее хитиновый нарост, тем старше – и сильнее – воин.
Первого врага Тарвиц уничтожил выстрелами из болтера. Мегарахнид ринулся на них из зарослей внезапно задрожавшей травы и одним ударом верхней конечности обезглавил Керкорта. Даже в момент удара он казался гиперактивным пятном, словно его метаболизм и скорость жизненных процессов были гораздо быстрее, чем химические и физические процессы у генетически модифицированных воинов Кемоса. Тарвиц немедленно открыл огонь; три заряда оставили вмятины на срединной линии одетого броней торса, а четвертый превратил голову твари в фонтан из белой мастики и обломков костяного гребня. Ноги мегарахнида подогнулись, царапнули землю, верхние конечности взмахнули лезвиями, и существо рухнуло на землю. Но до этого раздался еще один звук падающего тела: обезглавленное тело Керкорта упало в красноватую пыль, а кровь еще продолжала толчками вытекать из рассеченной артерии.
На этом скоротечный поединок закончился. Вся схватка заняла столько времени, сколько понадобилось несчастному Керкорту, чтобы упасть.
Вслед за первым мегарахнидом появился второй. Верхние конечности неуловимым для глаз движением вырвали болтер из рук Тарвица и оставили глубокую царапину на нагрудной броне, перечеркнув изображение имперской аквилы. Это считалось страшным преступлением. Из всех Легионов только Детям Императора особым разрешением самого Императора было позволено носить на доспехах знак аквилы. Тарвиц отшатнулся. Вокруг него в зарослях гремели болтерные очереди и раздавались отчаянные крики, но горше всего было оскорбление. Он выхватил палаш, мгновенно активировал его и обеими руками нанес удар обидчику.
Длинное тяжелое лезвие отскочило от гребня на голове чужака, и Тарвицу пришлось снова отступить, чтобы избежать столкновения с четырьмя острыми руками-лезвиями.
Второй удар получился удачнее. Меч прошел рядом с гребнем и глубоко врезался в шею мегарахнида, в то место, где голова соединялась с корпусом. Грудная оболочка раскололась до самой середины, и из трещины выплеснулась блестящая струя белого ихора. Мегарахнид вздрогнул и покачнулся, чувствуя приближение гибели, а Тарвиц поспешно выдернул меч. Через мгновение мегарахнид был уже мертв. Дрожащие руки-лезвия протянулись к голове Тарвица и с обеих сторон обхватили его помертвевшее от ужаса лицо, прикрытое шлемом. Прикосновение было почти ласковым. Во время падения раздался отвратительный скрип, и на полированной поверхности визора появились четыре царапины от кончиков лезвий.
Раздался чей-то отчаянный вопль. Болтер оглушительно палил беспрерывными очередями, и осколки расщепленных снарядами стеблей фонтанами взлетали в воздух.
Третий враг выскочил из зарослей, но Тарвиц уже пришел в ярость. Развернувшись всем телом, он рассек мегарахнида в том месте, где верхняя часть туловища соединялась с нижней, между верхними и нижними конечностями.
Белесая жидкость брызнула в стороны, и верхняя часть тела полетела на землю. Брюшко, болтавшееся между четырьмя ногами, продолжало двигаться вперед, пока не столкнулось с толстым стеблем и не упало.
В этот момент бой закончился. Стебли травы прекратили паническую дрожь, а проклятые личинки возобновили свой свист и шипение.
После девяноста часов, проведенных на поверхности, они двадцать восемь раз столкнулись с мегарахнидами в зарослях гигантских трав, и семеро воинов были убиты или пропали. Они двигались вперед автоматически, словно в каком-то трансе. Не было ни руководящих указаний, ни стратегической линии. Они не смогли войти в контакт с Кровавыми Ангелами, как не смогли связаться со своим командиром или хоть какими-то частями экспедиции. Они просто продвигались вперед и через каждые несколько километров отражали атаки.
По мнению Тарвица, это была почти идеальная война. Она казалась простой и захватывающей, в полной мере испытывала их боевое искусство и физическую выдержку. Словно на тренировке, только под угрозой смерти. Уже через несколько дней он с удовольствием осознал, насколько повысилась концентрация его внимания с момента высадки. Его инстинкты приобрели остроту и отточенность, сравнимую с остротой вражеских рук-лезвий. Каждое мгновение он был настороже, не имея возможности расслабиться или отвлечься, поскольку нападения мегарахнидов всегда были стремительными и яростными, враги появлялись словно из воздуха. Отряд шел и сражался, потом снова шел и снова сражался, не имея возможности отдохнуть или подумать. Ни раньше, ни потом Тарвицу не приходилось принимать участие в таком совершенном воинском противостоянии, не обремененном ни политикой, ни проблемами верований.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53