А какие?
— "Иисус любит меня", «Старый крест», «Не оставляй меня» и «Господня благодать» в основном. Иногда «Вперед, Христово воинство».
Здесь в полном смысле слова были Соборная площадь и улица Святого Писания! Здесь был Молодежный Библейский Центр, где я ребенком часами пел эти самые гимны во время занятий в воскресной школе! Я еще не знал, как мне отнестись к тому, что я напевал их про себя, сидя за столом, но было утешительно слышать, что эта бессознательная привычка хоть немножко очеловечивала меня перед персоналом фирмы.
— Вы никогда не замечали, что поете? О, сэр, это так мило!
Звуки веселья из дальнего конца кабинета освободили миссис Рэмпейдж от страха, что в этот раз она и в самом деле перешла границы дозволенного, и она быстро ушла. Какое-то время я смотрел ей вслед, сначала в неуверенности, насколько глубоко должен я жалеть о ситуации, в которой моя секретарша сочла возможным назвать меня и мои привычки милыми, а потом в уверенности, что, вероятно, это все даже к лучшему.
— Все в порядке, все по порядку, — сказал я сам себе. — Больно бывает только в первые секунды.
С этими словами я снова занял свое место, чтобы продолжить усовершенствование финансовой жизни мистера С.
Очередной взрыв хохота и стук стаканов, донесшийся до меня, навели меня на мысль, что именно этот клиент ни за что не станет мириться с присутствием неизвестных «консультантов». Если фермеров не выдворить отсюда хотя бы на час, я потеряю значительную часть своего дохода.
— Ребята, — крикнул я, — выйдите сюда. Мы должны обсудить одну серьезную проблему.
Со стаканами в руках и сигарами в зубах мистер Кафф и мистер Клабб неторопливо вплыли в поле зрения. Как только я объяснил суть дела в самых общих выражениях, детективы с готовностью согласились отсутствовать в течение требуемого времени. Где им можно расположиться?
— В моей ванной комнате, — сказал я. — К ней примыкает небольшая библиотека со столом, письменным столом, кожаными стульями и диваном, бильярдным столом, широкоэкранным телевизором и баром. Поскольку вы еще не имели возможности съесть второй завтрак, можете заказать себе с кухни все что угодно.
Через пять минут бутылки, стаканы, шляпы и кипы бумаги разместились на столе в ванной, а рядом ведерко с пивом, я вышел через потайную дверь в тот момент, когда мистер Клабб заказывал моему, несомненно, изумленному шеф-повару ленч, состоящий из куриных крылышек, картофеля фри, луковых колечек и бифштекса с кровью. У меня еще оставалось время, и я снова углубился в детали дела. Через какое-то время я осознал, что напеваю — и не так уж тихо — самый невинный из гимнов: «Иисус любит меня». Затем, в точно назначенное время, миссис Рэмпейдж доложила о прибытии клиента и его компаньонов, и я попросил проводить их ко мне.
Хитрый, медленно двигающийся кит, заключенный в изысканный черный двубортный пиджак в светлую полоску, мистер С. по прозвищу Это Здание Проклято с обычным высокомерием вошел в мой кабинет и предложил мне свой обычный кивок, в то время как трое его «компаньонов» образовали полукруг в центре комнаты. Величественный до мозга костей, он делал вид, что не замечает миссис Рэмпейдж, тащившую черный кожаный стул из другой части кабинета вокруг моего стола, но когда стул оказался на месте, он сел на него, не оглядываясь. Затем наклонил свою плоскую голову и поднял маленькую бледную руку. Один из его «компаньонов» предусмотрительно придержал дверь, когда миссис Рэмпейдж уходила. По этому сигналу я сел, а два оставшихся помощника стали на расстоянии примерно восьми футов друг от друга. Третий закрыл дверь и расположился у правого плеча своего начальника. По завершении всех формальностей мой клиент вцепился своими обсидиановыми глазами в меня и поинтересовался:
— Все в порядке?
— Все хорошо, спасибо, — ответил я согласно древней формуле. — А у вас?
— Хорошо, — сказал он, — но могло быть и лучше. — Это тоже соответствовало давно установленной формуле. Его следующие слова крайне удивили меня, поскольку были отклонением от традиции. Он заметил неподвижное облако дыма и труп сигары Монфорта де М., возвышающийся как монолит над рифами сигаретных окурков в хрустальной ракушке, и с первой за все время нашего знакомства улыбкой на его рябом, с мелкими чертами лице произнес: — Не могу поверить в это, но кое-что уже стало лучше.
Вы отменили идиотский запрет на курение. Что ж, тем лучше для вас.
— Нам показалось, — сказал я, — что это реальный способ продемонстрировать свое уважение к курящим людям из наших самых уважаемых клиентов.
Имея дело с такими таинственными джентльменами, нельзя забывать время от времени посылать спонтанные намеки на глубочайшее уважение, с которым к ним относятся.
— Дьякон, — назвал он меня прозвищем, которое дал во время нашей первой встречи, — ты один из лучших в своем деле, уважение, о котором ты толкуешь, обоюдно, а кроме того, пожалуй, все сюрпризы должны быть приятны, как этот.
С этими словами С. щелкнул пальцами в сторону заваленной окурками ракушки, и пока он доставал заостренную коробочку, очень похожую на ту, что была у мистера Монфорта де М., но более вместительную, человек у его плеча смахнул импровизированную пепельницу со стола, высыпал ее содержимое в урну и снова поставил ее на край стола на равном расстоянии от нас обоих. Мой клиент открыл коробочку и продемонстрировал шесть цилиндров сигар, расположившихся внутри, вытащил одну и протянул оставшиеся мне.
— Будь моим гостем, Дьякон, — сказал он. — Лучших гаванских сигар, чем эти, не существует.
— Я очень ценю ваш жест, — ответил я, — но между тем, при всем уважении к вам, сейчас я бы предпочел воздержаться.
Резкая, как шрам, вертикальная складка неудовольствия появилась на лбу клиента, и заостренная коробочка с пятью ее обитателями приблизилась к моему носу еще на дюйм.
— Дьякон, ты хочешь, чтобы я курил один? — спросил мистер Это Здание Проклято С. — Эти сигары нельзя найти ни в одном из местных табачных магазинов, они лучшие из лучших, и их протягиваю тебе я как символ сотрудничества и уважения между нами, и прежде, чем приступить к делу, для меня было бы величайшим удовольствием и честью покурить вместе с тобой.
Как говорят или, более точно, как говорили раньше, нужда заставляет делать то, что не хочется.
— Простите меня, — сказал я и вытащил одну из этих тошнотворных штук из портсигара. — Уверяю вас, это честь для меня.
Мистер Это Здание Проклято С. обрезал закругленный кончик сигары, воткнул остаток в рот, потом подверг мою такой же операции. Его «компаньон» предоставил зажигалку, и мистер Это Здание Проклято С. наклонился вперед и окружил себя клубами дыма в манере Белы Лугоши, материализующегося перед невестами Дракулы. Помощник протянул мне горящую зажигалку, и в первый раз в своей жизни я взял в рот предмет, который казался в окружности таким же большим, как ручка бейсбольной биты, поднес его к танцующему пламени и втянул жгучий дым, от которого так много других людей получали удовольствие.
И легенда, и здравый смысл одновременно говорили о том, что я должен плеваться и кашлять в попытках избавиться от ядовитой субстанции. Должна была появиться тошнота и еще головокружение. Это правда, что я пережил некоторый первоначальный дискомфорт, как будто язык мой пересох или был обожжен, а полная новизна ощущений — толщина сигары, текстура дыма, густого, как шоколад, — заставила меня волноваться о своем здоровье. Однако несмотря на не такое уж и неприятное пощипывание поверхности языка, я выпустил свою первую затяжку дыма с чувством, что вкусил нечто столь же прекрасное, как первый глоток хорошо приготовленного мартини. Головорез убрал пламя, а я сделал еще одну затяжку, отклонился назад и выпустил невиданное количество дыма. Удивительно гладкий, в некотором смысле скорее прохладный, чем горячий, этот чудесный вкус напоминал вереск, глину, гриб сморчок, оленину и какую-то особенную специю вроде кориандра. Я повторил всю процедуру, и результат был еще более приятным — в этот раз я почувствовал привкус черного масляного соуса.
— Должен честно вам признаться, — сказал я клиенту, — что никогда не пробовал сигары приятнее этой.
— Клянусь, это так, — сказал мистер Это Здание Проклято С. и одарил меня по такому случаю еще тремя бесценными сигарами.
После этого мы обратились к приливным волнам наличности и взаимосвязанным корпоративным механизмам.
Таинственные джентльмены все до одного ценили определенные церемонии, такие, как, например, появление в разгар беседы кофе-эспрессо в фарфоровых чашках чуть больше наперстка и в сопровождении ассортимента бисквитов. Деловые вопросы отходили на второй план, пока пили кофе с бисквитами, и разговор в основном переходил на головоломки семейной жизни. Поскольку рассказывать о своей семье мне было нечего, а мистер Это Здание Проклято С, как большинство людей его типа, был щедро наделен дедушками, бабушками, мамами, папами, дядями, тетями, сыновьями, дочерьми, племянниками, племянницами и внуками, то эти замечания генеалогического характера носили скорее монологический характер, моя роль в разговоре ограничивалась кивками и мычанием. В связи с особым видом деятельности, которой занимались таинственные джентльмены, вопросы похорон их волновали чаще, чем людей других профессий. Попивая маленькими глоточками эспрессо и почти по-девичьи откусывая маленькие кусочки своих любимых конфет («Гидрокс & Милан»), мой клиент благосклонно потчевал меня само собой разумеющимися похвалами в адрес своего сына, Артура-младшего (Гарвард, английская литература), переживаниями о своей дочери Фиделии (трижды бывшей замужем и все неудачно), гимнами своим внукам (Сайресу, Тору и Гермионе: соответственно — гению, мечтателю и деспоту). Затем он соединил две непременные темы разговоров за чашкой кофе, вспомнив неуместное поведение Артура-младшего на похоронах дядюшки моего клиента, мистера Винсента Вафли С, который являлся главой их семейства и добился исключительно высокого положения.
К анекдоту требовалось обезглавливание и воспламенение еще одной чудесной сигары, и я с готовностью пошел в масть.
— Голова у Артура прикручена как надо, и семейные ценности привиты правильно, — сказал мой клиент. — Только отличные оценки в школе, женился на самостоятельной женщине с состоянием, трое прекрасных детей, я им горжусь. Трудяга. С утра до ночи не поднимает головы от книг, ходячая энциклопедия, а не парень, там, в Гарварде, профессора его любили. Мальчик знает, как жить, так ведь?
Я кивнул и втянул очередную порцию ароматного дыма.
— И вот он приходит на похороны моего дядюшки Винсента один, что меня сразу обеспокоило. Кроме того, не показывает должного уважения к смерти старика, который был сущим дьяволом — есть такие ребята, которые до сих пор кровью мочатся из-за того, что не так посмотрели на него сорок лет назад, — вдобавок ко всему я не знал, как теперь представить его друзьям и знакомым из-за того, что он не взял семью. Что я скажу? Посмотрите, это Артур-младший, мой сын, окончивший Гарвард, плюс его жена Гунтер, чьи предки были в Америке еще до того, как сюда приплыл «Мэйфлауэр», плюс трое его детей — Сайрес, маленький ублюдок еще умнее своего отца, Тор, который витает в облаках, но ничего плохого в этом нет, потому что такие люди нам тоже нужны, и Гермиона, на которую только глянешь и сразу поймешь — злая как змея, когда-нибудь она весь мир с ног на голову поставит. И вот я ему говорю: Артур, что, черт возьми, произошло, что, все остальные погибли в автокатастрофе или что? Он говорит: нет, папа, они просто не захотели идти, все эти большие семейные похороны всегда их смешат, а им не хочется, чтобы их сфотографировали, а потом показали в новостях. Не захотели идти, говорю я ему, что это еще за дерьмо, надо было заставить, а если бы кто-то сфотографировал, когда не надо, мы бы об этом позаботились, никаких проблем. Я продолжаю в том же духе, я даже говорю: что толку от Гарварда и всех этих книг, если они не делают тебя умнее, а потом мать Артура говорит мне: не бери в голову, пойди лучше помоги там.
Что же происходит дальше? Вместо того чтобы поступить по-умному и отойти, я завожусь из-за того, что по счетам платил я, что этот Гарвард высосал из моих карманов больше денег, чем любое казино, которое я видел, и если хотите найти настоящего, хорошего преступника, возьмите любого бостонского истинного американца в галстуке бабочкой, и вдруг — никто меня не слушает! Для меня это как красная тряпка для быка, Дьякон, это похороны моего дядюшки Винсента, и вместо того, чтобы поддержать меня, его мать говорит, что я не помогаю! Я ору: тебе нужна помощь? Иди и приведи его жену и детей, или я пошлю Карло и Томми, чтобы они сделали это. Ни с того ни с сего я так разбушевался, я думаю, что эти люди оскорбляют меня, как они полагают, они долго проживут после этого?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
— "Иисус любит меня", «Старый крест», «Не оставляй меня» и «Господня благодать» в основном. Иногда «Вперед, Христово воинство».
Здесь в полном смысле слова были Соборная площадь и улица Святого Писания! Здесь был Молодежный Библейский Центр, где я ребенком часами пел эти самые гимны во время занятий в воскресной школе! Я еще не знал, как мне отнестись к тому, что я напевал их про себя, сидя за столом, но было утешительно слышать, что эта бессознательная привычка хоть немножко очеловечивала меня перед персоналом фирмы.
— Вы никогда не замечали, что поете? О, сэр, это так мило!
Звуки веселья из дальнего конца кабинета освободили миссис Рэмпейдж от страха, что в этот раз она и в самом деле перешла границы дозволенного, и она быстро ушла. Какое-то время я смотрел ей вслед, сначала в неуверенности, насколько глубоко должен я жалеть о ситуации, в которой моя секретарша сочла возможным назвать меня и мои привычки милыми, а потом в уверенности, что, вероятно, это все даже к лучшему.
— Все в порядке, все по порядку, — сказал я сам себе. — Больно бывает только в первые секунды.
С этими словами я снова занял свое место, чтобы продолжить усовершенствование финансовой жизни мистера С.
Очередной взрыв хохота и стук стаканов, донесшийся до меня, навели меня на мысль, что именно этот клиент ни за что не станет мириться с присутствием неизвестных «консультантов». Если фермеров не выдворить отсюда хотя бы на час, я потеряю значительную часть своего дохода.
— Ребята, — крикнул я, — выйдите сюда. Мы должны обсудить одну серьезную проблему.
Со стаканами в руках и сигарами в зубах мистер Кафф и мистер Клабб неторопливо вплыли в поле зрения. Как только я объяснил суть дела в самых общих выражениях, детективы с готовностью согласились отсутствовать в течение требуемого времени. Где им можно расположиться?
— В моей ванной комнате, — сказал я. — К ней примыкает небольшая библиотека со столом, письменным столом, кожаными стульями и диваном, бильярдным столом, широкоэкранным телевизором и баром. Поскольку вы еще не имели возможности съесть второй завтрак, можете заказать себе с кухни все что угодно.
Через пять минут бутылки, стаканы, шляпы и кипы бумаги разместились на столе в ванной, а рядом ведерко с пивом, я вышел через потайную дверь в тот момент, когда мистер Клабб заказывал моему, несомненно, изумленному шеф-повару ленч, состоящий из куриных крылышек, картофеля фри, луковых колечек и бифштекса с кровью. У меня еще оставалось время, и я снова углубился в детали дела. Через какое-то время я осознал, что напеваю — и не так уж тихо — самый невинный из гимнов: «Иисус любит меня». Затем, в точно назначенное время, миссис Рэмпейдж доложила о прибытии клиента и его компаньонов, и я попросил проводить их ко мне.
Хитрый, медленно двигающийся кит, заключенный в изысканный черный двубортный пиджак в светлую полоску, мистер С. по прозвищу Это Здание Проклято с обычным высокомерием вошел в мой кабинет и предложил мне свой обычный кивок, в то время как трое его «компаньонов» образовали полукруг в центре комнаты. Величественный до мозга костей, он делал вид, что не замечает миссис Рэмпейдж, тащившую черный кожаный стул из другой части кабинета вокруг моего стола, но когда стул оказался на месте, он сел на него, не оглядываясь. Затем наклонил свою плоскую голову и поднял маленькую бледную руку. Один из его «компаньонов» предусмотрительно придержал дверь, когда миссис Рэмпейдж уходила. По этому сигналу я сел, а два оставшихся помощника стали на расстоянии примерно восьми футов друг от друга. Третий закрыл дверь и расположился у правого плеча своего начальника. По завершении всех формальностей мой клиент вцепился своими обсидиановыми глазами в меня и поинтересовался:
— Все в порядке?
— Все хорошо, спасибо, — ответил я согласно древней формуле. — А у вас?
— Хорошо, — сказал он, — но могло быть и лучше. — Это тоже соответствовало давно установленной формуле. Его следующие слова крайне удивили меня, поскольку были отклонением от традиции. Он заметил неподвижное облако дыма и труп сигары Монфорта де М., возвышающийся как монолит над рифами сигаретных окурков в хрустальной ракушке, и с первой за все время нашего знакомства улыбкой на его рябом, с мелкими чертами лице произнес: — Не могу поверить в это, но кое-что уже стало лучше.
Вы отменили идиотский запрет на курение. Что ж, тем лучше для вас.
— Нам показалось, — сказал я, — что это реальный способ продемонстрировать свое уважение к курящим людям из наших самых уважаемых клиентов.
Имея дело с такими таинственными джентльменами, нельзя забывать время от времени посылать спонтанные намеки на глубочайшее уважение, с которым к ним относятся.
— Дьякон, — назвал он меня прозвищем, которое дал во время нашей первой встречи, — ты один из лучших в своем деле, уважение, о котором ты толкуешь, обоюдно, а кроме того, пожалуй, все сюрпризы должны быть приятны, как этот.
С этими словами С. щелкнул пальцами в сторону заваленной окурками ракушки, и пока он доставал заостренную коробочку, очень похожую на ту, что была у мистера Монфорта де М., но более вместительную, человек у его плеча смахнул импровизированную пепельницу со стола, высыпал ее содержимое в урну и снова поставил ее на край стола на равном расстоянии от нас обоих. Мой клиент открыл коробочку и продемонстрировал шесть цилиндров сигар, расположившихся внутри, вытащил одну и протянул оставшиеся мне.
— Будь моим гостем, Дьякон, — сказал он. — Лучших гаванских сигар, чем эти, не существует.
— Я очень ценю ваш жест, — ответил я, — но между тем, при всем уважении к вам, сейчас я бы предпочел воздержаться.
Резкая, как шрам, вертикальная складка неудовольствия появилась на лбу клиента, и заостренная коробочка с пятью ее обитателями приблизилась к моему носу еще на дюйм.
— Дьякон, ты хочешь, чтобы я курил один? — спросил мистер Это Здание Проклято С. — Эти сигары нельзя найти ни в одном из местных табачных магазинов, они лучшие из лучших, и их протягиваю тебе я как символ сотрудничества и уважения между нами, и прежде, чем приступить к делу, для меня было бы величайшим удовольствием и честью покурить вместе с тобой.
Как говорят или, более точно, как говорили раньше, нужда заставляет делать то, что не хочется.
— Простите меня, — сказал я и вытащил одну из этих тошнотворных штук из портсигара. — Уверяю вас, это честь для меня.
Мистер Это Здание Проклято С. обрезал закругленный кончик сигары, воткнул остаток в рот, потом подверг мою такой же операции. Его «компаньон» предоставил зажигалку, и мистер Это Здание Проклято С. наклонился вперед и окружил себя клубами дыма в манере Белы Лугоши, материализующегося перед невестами Дракулы. Помощник протянул мне горящую зажигалку, и в первый раз в своей жизни я взял в рот предмет, который казался в окружности таким же большим, как ручка бейсбольной биты, поднес его к танцующему пламени и втянул жгучий дым, от которого так много других людей получали удовольствие.
И легенда, и здравый смысл одновременно говорили о том, что я должен плеваться и кашлять в попытках избавиться от ядовитой субстанции. Должна была появиться тошнота и еще головокружение. Это правда, что я пережил некоторый первоначальный дискомфорт, как будто язык мой пересох или был обожжен, а полная новизна ощущений — толщина сигары, текстура дыма, густого, как шоколад, — заставила меня волноваться о своем здоровье. Однако несмотря на не такое уж и неприятное пощипывание поверхности языка, я выпустил свою первую затяжку дыма с чувством, что вкусил нечто столь же прекрасное, как первый глоток хорошо приготовленного мартини. Головорез убрал пламя, а я сделал еще одну затяжку, отклонился назад и выпустил невиданное количество дыма. Удивительно гладкий, в некотором смысле скорее прохладный, чем горячий, этот чудесный вкус напоминал вереск, глину, гриб сморчок, оленину и какую-то особенную специю вроде кориандра. Я повторил всю процедуру, и результат был еще более приятным — в этот раз я почувствовал привкус черного масляного соуса.
— Должен честно вам признаться, — сказал я клиенту, — что никогда не пробовал сигары приятнее этой.
— Клянусь, это так, — сказал мистер Это Здание Проклято С. и одарил меня по такому случаю еще тремя бесценными сигарами.
После этого мы обратились к приливным волнам наличности и взаимосвязанным корпоративным механизмам.
Таинственные джентльмены все до одного ценили определенные церемонии, такие, как, например, появление в разгар беседы кофе-эспрессо в фарфоровых чашках чуть больше наперстка и в сопровождении ассортимента бисквитов. Деловые вопросы отходили на второй план, пока пили кофе с бисквитами, и разговор в основном переходил на головоломки семейной жизни. Поскольку рассказывать о своей семье мне было нечего, а мистер Это Здание Проклято С, как большинство людей его типа, был щедро наделен дедушками, бабушками, мамами, папами, дядями, тетями, сыновьями, дочерьми, племянниками, племянницами и внуками, то эти замечания генеалогического характера носили скорее монологический характер, моя роль в разговоре ограничивалась кивками и мычанием. В связи с особым видом деятельности, которой занимались таинственные джентльмены, вопросы похорон их волновали чаще, чем людей других профессий. Попивая маленькими глоточками эспрессо и почти по-девичьи откусывая маленькие кусочки своих любимых конфет («Гидрокс & Милан»), мой клиент благосклонно потчевал меня само собой разумеющимися похвалами в адрес своего сына, Артура-младшего (Гарвард, английская литература), переживаниями о своей дочери Фиделии (трижды бывшей замужем и все неудачно), гимнами своим внукам (Сайресу, Тору и Гермионе: соответственно — гению, мечтателю и деспоту). Затем он соединил две непременные темы разговоров за чашкой кофе, вспомнив неуместное поведение Артура-младшего на похоронах дядюшки моего клиента, мистера Винсента Вафли С, который являлся главой их семейства и добился исключительно высокого положения.
К анекдоту требовалось обезглавливание и воспламенение еще одной чудесной сигары, и я с готовностью пошел в масть.
— Голова у Артура прикручена как надо, и семейные ценности привиты правильно, — сказал мой клиент. — Только отличные оценки в школе, женился на самостоятельной женщине с состоянием, трое прекрасных детей, я им горжусь. Трудяга. С утра до ночи не поднимает головы от книг, ходячая энциклопедия, а не парень, там, в Гарварде, профессора его любили. Мальчик знает, как жить, так ведь?
Я кивнул и втянул очередную порцию ароматного дыма.
— И вот он приходит на похороны моего дядюшки Винсента один, что меня сразу обеспокоило. Кроме того, не показывает должного уважения к смерти старика, который был сущим дьяволом — есть такие ребята, которые до сих пор кровью мочатся из-за того, что не так посмотрели на него сорок лет назад, — вдобавок ко всему я не знал, как теперь представить его друзьям и знакомым из-за того, что он не взял семью. Что я скажу? Посмотрите, это Артур-младший, мой сын, окончивший Гарвард, плюс его жена Гунтер, чьи предки были в Америке еще до того, как сюда приплыл «Мэйфлауэр», плюс трое его детей — Сайрес, маленький ублюдок еще умнее своего отца, Тор, который витает в облаках, но ничего плохого в этом нет, потому что такие люди нам тоже нужны, и Гермиона, на которую только глянешь и сразу поймешь — злая как змея, когда-нибудь она весь мир с ног на голову поставит. И вот я ему говорю: Артур, что, черт возьми, произошло, что, все остальные погибли в автокатастрофе или что? Он говорит: нет, папа, они просто не захотели идти, все эти большие семейные похороны всегда их смешат, а им не хочется, чтобы их сфотографировали, а потом показали в новостях. Не захотели идти, говорю я ему, что это еще за дерьмо, надо было заставить, а если бы кто-то сфотографировал, когда не надо, мы бы об этом позаботились, никаких проблем. Я продолжаю в том же духе, я даже говорю: что толку от Гарварда и всех этих книг, если они не делают тебя умнее, а потом мать Артура говорит мне: не бери в голову, пойди лучше помоги там.
Что же происходит дальше? Вместо того чтобы поступить по-умному и отойти, я завожусь из-за того, что по счетам платил я, что этот Гарвард высосал из моих карманов больше денег, чем любое казино, которое я видел, и если хотите найти настоящего, хорошего преступника, возьмите любого бостонского истинного американца в галстуке бабочкой, и вдруг — никто меня не слушает! Для меня это как красная тряпка для быка, Дьякон, это похороны моего дядюшки Винсента, и вместо того, чтобы поддержать меня, его мать говорит, что я не помогаю! Я ору: тебе нужна помощь? Иди и приведи его жену и детей, или я пошлю Карло и Томми, чтобы они сделали это. Ни с того ни с сего я так разбушевался, я думаю, что эти люди оскорбляют меня, как они полагают, они долго проживут после этого?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58