— Я вам очень признателен, — сказал я, надевая часы.
Все остальное я запихнул в карман пижамы, кроме сигары. Я заметил, что было около четырех часов утра. Сигару я протянул мистеру Каффу, попросив принять ее в знак моей благодарности.
— С благодарностью принимаю, — сказал он.
Мистер Кафф откусил кончик, выплюнул его прямо на ковер, зажег сигару и принялся пускать тошнотворные клубы дыма.
— Может быть, мы могли бы отложить наш разговор до того времени, пока я не приду в себя от своего же неразумного поведения. Давайте соберемся в... — Какое-то время я просидел, прижимая ладони к своим глазам. — В четыре часа дня?
— Всему свое время — принцип, которого мы строго придерживаемся, — сказал мистер Клабб. — У вас будет время на то, чтобы проглотить аспирин и алка-зельцер, а у ваших верных помощников — возможность насладиться превосходным завтраком, от воспоминаний о котором наши желудки начинают урчать. Человек вашего положения и достоинства должен найти в себе силы побороть последствия перебора спиртного и приняться за работу хотя бы для того, чтобы поднять с постели лакеев и слуг.
— Потому что такой человек, как вы, сэр, всегда помнит о том, что бизнес требует постоянного присутствия, не важно, каким больным и разбитым он себя чувствует, — сказал мистер Кафф.
— Старый мир поглотило пламя, а новый еще только зарождается, — сказал мистер Клабб. — Возьмите трубку.
— Ладно, — сказал я, — но мистеру Монкриффу это очень не понравится. Он работал на герцога Денби, а тот ужасный сноб.
— Все дворецкие — снобы, — сказал мистер Клабб. — Три жареных яйца по отдельности, а также шесть жареных ломтиков бекона, жареная картошка, гренки, горячий кофе и бутылка вашего лучшего коньяка для лучшего усвоения пищи.
Мистер Монкрифф поднял трубку телефона, выслушал мои приказания и проинформировал меня тихим, холодным голосом, что поговорит с поваром.
— Эта закуска предназначается вам и молодой леди, сэр?
С чувством невыносимого стыда, от которого усилилась тошнота, я осознал, что мистер Монкрифф наблюдал, как молодая спутница провожала меня наверх в спальню.
— Нет, — ответил я, — эта молодая леди, моя клиентка, была очень добра ко мне и проводила меня до спальни, когда мне стало плохо. Это еда для двух мужчин, моих гостей.
Непрошеное воспоминание нарисовало мне спектакль: тощая девица дергает меня за уши и визжит, что такой бесполезный старый пердун, как я, недостоин заниматься делами их группы.
— Дайте телефон, — сказал мистер Клабб.
В оцепенении я протянул ему трубку.
— Монкрифф, старик, — сказал он, — какая удача снова с тобой встретиться. Помнишь неприятности, которые были у герцога с полковником Флетчером и его дневником? Да, это мистер Клабб, и так чудесно снова слышать твой голос... Он тоже здесь, без него никак не обойтись... Я ему передам... Много тогда всего приключилось с герцогом, да, и нам понадобится все, как обычно... Рад слышать... В столовой через полчаса. — Он отдал трубку мне и сказал мистеру Каффу, что Монкрифф с нетерпением ждет партию в карты, а еще в подвале есть первоклассное «петрю», которое обязательно должно им понравиться.
Я купил шесть ящиков «шато-петрю» 1928 года на аукционе несколько лет назад и берег до тех времен, когда его и так высокая цена не удвоится, потом утроится или, может, даже удесятерится, и тогда я продал бы его в десять раз дороже.
— Капля хорошего вина приводит человека в чувство, — сказал мистер Кафф. — Питье делают, чтобы пить, так?
— Вы знаете мистера Монкриффа? — спросил я. — Вы работали на герцога?
— Мы ищем клиентов для своего скромного бизнеса вне зависимости от национальностей и границ, — ответил мистер Клабб. — Идти туда, где мы нужны, — вот наш девиз. Мы сохранили теплые воспоминания о старом добром герцоге, который показал себя как человек тихий, любящий юмор и очень энергичный, сэр, а что касается хлеба насущного, раз уж зашла речь, то еще и щедрый.
— Он давал до тех пор, пока мы не начали обижаться, — сказал мистер Кафф. — Старик плакал, как дитя, когда мы уходили от него.
— И до этого тоже много плакал, — сказал мистер Клабб. — Исходя из опыта, могу сказать, что такие бодрые ребята проводят в слезах больше времени, чем ваши мрачные клиенты.
— Я не думаю, что вы увидите в слезах меня, — сказал я. Быстрый взгляд, которым они перекинулись, напомнил мне о заговорщицком взгляде, который однажды проскочил, как искра, между двумя их соотечественниками из Нового Завета, когда один из них поймал свинью за задние ноги, другой схватился за передние и за нож, взгляд перед тем, как нож вскрыл горло свиньи и струя крови вырвалась наружу. — Я учту ваши советы, — сказал я, — и поищу анальгетики.
Я встал на ноги и потихоньку пошел в ванную.
— Могу я из чистого любопытства задать вам один вопрос? — поинтересовался я. — Вы отнесли меня к категории «бодрых ребят» или к какой-то другой?
— Вы человек средней силы характера, — сказал мистер Клабб. Я уже открыл рот, чтобы возразить, но он продолжил: — Но кое-что из вас еще можно сделать.
Я исчез в ванной. Достаточно я натерпелся этих круглолицых чурбанов, сказал я себе. Наслушался их историй до тошноты, пора накормить ублюдков и выкинуть прочь.
В состоянии, все более приближающемся к моему нормальному, я почистил зубы и сполоснул водой лицо, прежде чем вернуться в спальню. Выпрямился, принял на себя решительный вид исполнительного директора в кресле-вертушке и сказал:
— Дела несколько вышли из-под контроля, и я благодарю вас за то, что вы имели дело с моим клиентом, человеком, с которым, несмотря на внешний вид, я состою лишь в профессиональных отношениях. Теперь давайте вернемся к нашему настоящему делу. Я уверен, вы нашли мою жену и Лисона в Грин-Чимниз. Пожалуйста, дайте мне полный отчет о том, что произошло дальше.
— События несколько вышли из-под контроля, — сказал мистер Клабб. — Это может произойти с каждым из нас, и за это никого нельзя винить. Особенно это касается меня и мистера Каффа, потому что мы всегда осмотрительно оговариваем все в самом начале, так, как сделали с вами, сэр, что в принципе настолько очевидно, что и говорить не стоит. Мы предупреждали, что наша работа связана с изменениями постоянного характера, с тем, чего уже не вернуть на прежнее место. Особенно в тех случаях, когда мы договариваемся на определенное время, чтобы сделать первоначальный доклад, а клиент разочаровывает нас в указанный час. Когда нас подводит клиент, мы должны продолжить работу и довести ее до конца в соответствии с самыми высокими стандартами, без затаенной вражды и злого умысла, зная, что есть масса уважительных причин, по которым человек не может подойти к телефону.
— Я не знаю, на что вы намекаете своей лицемерной болтовней, — сказал я. — У нас не было договоренности такого сорта, и ваше нахальное поведение заставляет меня прийти к выводу, что вы провалили задание.
Мистер Клабб улыбнулся мне самой беспощадной улыбкой из своего арсенала.
— Одной из причин, по которым человек не может добраться до телефона, является временная потеря памяти. Вы забыли, что мы проинформировали вас о том, что предварительный доклад состоится в одиннадцать.
Ровно в одиннадцать часов я позвонил, никто не ответил. Я подождал двадцать гудков, сэр, прежде чем оставить попытку. Если бы я прождал сто гудков, сэр, результат оказался бы тем же, по той причине, сэр, что вы решили довести себя до состояния, в котором не могли вспомнить даже собственного имени.
— Наглая ложь, — воскликнул я, а потом вспомнил. Он действительно упоминал что-то о докладе в одиннадцать часов, вероятнее всего, в это время я угощал «Собачье Дерьмо» своим исполнением «Старого Креста». Мое лицо покраснело. — Простите меня, — сказал я, — я ошибся, все было так, как вы говорите.
— Мужественное признание, сэр, но что касается прощения, так на то Божья воля, — сказал мистер Клабб. — Мы ваши слуги, и исполнение ваших желаний — наша святая обязанность.
— Все просто, как дважды два, — сказал мистер Кафф, одаривая последний дюйм сигары любящим взглядом. Он уронил окурок на ковер и раздавил его ботинком. — Еда и питье для души и тела, сэр, — сказал он.
— Кстати говоря, — сказал мистер Клабб, — пожалуй, мы продолжим наш доклад в столовой, пора наброситься на деликатесы, которые заказал этот невиданный негодяй Рэгги Монкрифф.
До этого момента мне никогда не приходило в голову, что у моего дворецкого, как и у других людей, есть имя.
7
— Перед нами великая цель, — сказал мистер Клабб, вытаскивая изо рта жевательную резинку. — Мы бедные странники, вы, я и мистер Кафф, и еще молочник, только посмотрите на маленькую порцию прямо перед нами. Ее даже трудно сразу заметить. Конечно же, у нас нет ни шанса постичь ее. Но цель всегда есть, сэр: правда, которую я предоставляю вашему вниманию ради успокоения. Тост, мистер Кафф.
— Утешение — вещь искомая всеми частями человека, — провозгласил мистер Кафф, передавая своему партнеру поднос с тостами. — Самая известная часть — это его душа, которая кормится питательными бедами и неприятностями.
Меня усадили во главе стола, а по бокам расселись мистер Клабб и мистер Кафф. Подносы и тарелки перед нами ломились от еды, потому что мистер Монкрифф, обняв каждого фермера по очереди и побеседовав с ними, вынес из кухни пиршество, значительно превосходившее их запросы. Кроме нескольких дюжин яиц и, наверное, двух упаковок бекона, он выставил приготовленные на гриле почки, баранью печень, и бараньи отбивные, и полоски бифштекса, а еще чан овсянки и вязкого варева, которое он представил как «кеджери, как его представлял себе старый герцог».
Почувствовав тошноту от запаха пищи и от вида месива во ртах моих собеседников, я снова попытался выудить из них доклад.
— Я не верю в великую цель, — сказал я, — и уже столкнулся с неприятностями, превышающими потребности моей души. Расскажите мне, что произошло в доме.
— В необыкновенном доме, сэр, — сказал мистер Клабб. — Еще когда мы проезжали по дороге мимо, мы с мистером Каффом не могли остаться равнодушными к его великолепию.
— Помогли ли вам мои рисунки?
— Они оказали нам бесценную помощь, сэр. — Мистер Клабб проткнул вилкой баранью отбивную и поднес к своему рту. — Мы вошли через заднюю дверь в вашу обширную кухню или буфетную. Будучи там, мы заметили признаки присутствия двух людей, которые уже успели насладиться превосходным ужиномв сопровождении прекрасного вина и благородного шампанского.
— Ага, — сказал я.
— Следуя вашим разъяснениям, мы с мистером Каффом нашли чудесную лестницу и поднялись по ней в комнату леди. Мы осуществили вхождение в тишине, достойной самых высоких похвал, если можно так выразиться.
— Это вхождение было достойно медали, — сказал мистер Кафф.
— На кровати мы увидели две спящие фигуры. Действуя с безупречным профессионализмом, мы подошли, мистер Кафф с одной стороны, я — с другой. Мы поступили с ними так же, как и с клиентом в вашем кабинете с утра, правда, довели мы их до еще более бессознательного состояния, чем тогда, таким образом обеспечив себе дополнительных пятнадцать минут для раскладки инструментов. Мы гордимся свойственной нам аккуратностью, сэр, и, как все честные труженики, уважаем свои инструменты. Мы нагнулись и заткнули им кляпами рты в качестве временной меры. А что, тот мужчина в прошлом занимался атлетикой?
С хитрым взглядом мистер Клабб поднял брови и запил последний кусочек отбивной большим глотком коньяка.
— Я не в курсе, — сказал я. — Кажется, он играет в ракетбол и сквош.
Мистер Клабб и мистер Кафф от души веселились.
— Что-то более серьезное, чем тяжелая атлетика или футбол, как мне кажется, — сказал мистер Клабб. — Сила и выносливость. В самой высокой степени.
— Не говоря уже о замечательной скорости, — сказал мистер Кафф с видом человека, предающегося приятным воспоминаниям.
— Вы что, хотите сказать, что он убежал? — спросил я.
— Никто не избежит суда, — сказал мистер Клабб. — Так написано в Евангелии. Но вы можете представить себе наше удивление, когда впервые за всю историю нашего консультантства, — тут он хихикнул, — человек гражданского склада сумел развязать путы и освободиться от веревок, пока мистер Кафф и я занимались приготовлениями.
— Голые, как пташки, — сказал мистер Кафф, вытирая жирной рукой слезы, побежавшие от смеха из глаз. — Голые, как новорожденные ягнята. И тут выхожу я, с разогретым утюгом, который только что принес из кухни, сэр, вместе с коллекцией ножей, найденных мной точно в описанном вами месте. Я был так благодарен вам. Я присел на корточки, не заботясь ни о чем и чувствуя первый трепет в моем маленьком солдатике...
— Что? — переспросил я. — Вы были раздеты? И что это вы там несете про какого-то маленького солдатика?
— Тише, — сказал мистер Клабб с сияющими глазами. — Нагота — это мера предосторожности, чтобы не выпачкать нашу одежду кровью и другими телесными отходами, а людям вроде меня и мистера Каффа нравится получать удовольствие, упражняясь в собственном мастерстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58