— Что делать дальше?
— Идти к форту, — сказал я. — Вся надежда на то, что я или цитиане почувствуем приближение «осьминога»,
— Да-а, большая на вас надежда, — прищелкнул языком Герт. — Вон Фахел исчез, как не было…
— И все-таки мы чувствуем его. Лучшего же ничего нет.
— Мы гордимся Фахелом… — затараторили цитиане.
— Он погиб как воин, и его имя будет выбито на стене Скорби…
— Мы должны отдать ему почести…
Сарн выплеснул горючую жидкость на место, где погиб Фахел, бросил туда кубики. Взметнулось вверх оранжевое пламя. Каждый из цитиан коснулся рукой груди, лба и провел над огнем ладонью, шепча под нос какие-то слова на своем птичьем диалекте.
— Мы готовы… — произнес Сарн.
— Пора идти…
Это была странная «прогулка». Еще более странная, чем мой первый визит в ТЭФ-зону, когда я словно пробирался по минному полю и каждый мой шаг мог стать последним. Сейчас я смотрел на себя со стороны и препарировал свои чувства, боясь упустить хоть малейшее изменение. Время от времени я ощущал, что смерть дышит в спину или в ухо, и тогда приходилось корректировать маршрут. Не сколько раз об опасности предупреждали цитиане. Слава Богу, ходов и пещер становилось все больше, поэтому имелись большие возможности для маневра. Не знаю, кто шел по нашим следам, но пока нам удавалось обходить его, избегать встречи. Иногда казалось, что нас вот-вот настигнут, но мы все-таки уходили.
Мы шли по длинному коридору с гладкими и черными стенами, за поворотом метрах в ста мы увидели выход. В проеме алело слабое сияние.
— Там что-то есть, — сказал Ковальский.
— Точно, — согласился я. — Но опасности незаметно.
— Неважно. Лучше обойти это место. — У Герта вошло в привычку при обсуждении общих проблем говорить на спейслинге.
— Обратного пути нет… — затараторили цитиане.
— Казагассс толкает нас в спину…
Герт прикусил губу. Я видел, что он готов взорваться. В глубине души он не верил ни в какого Казагассса, а равно и в пользу наших судорожных перемещений, бега незнамо от кого. Он воспринимал это как театральное представление, в котором вынуждают участвовать и его. Но он прекрасно понимал, что нельзя не считаться с исчезновением Уолтера и Фахела и что смерть, похоже, действительно где-то рядом.
— Хорошо, тогда вперед, — недовольно произнес Герт. — Я пойду первым.
Когда до конца коридора оставалось метров тридцать, Герт жестом приказал всем остановиться, вытащил из кобуры разрядник и пошел вперед один. Его черный силуэт мелькнул в алом проеме и исчез. Вскоре он появился снова и махнул нам рукой, приглашая следовать за ним.
Круглый со сводчатым потолком зал подпирали шестнадцать колонн, похожих на бутылки, — они шли ровными рядами и отражались в гладком полу В середине зала возвышался трехметровый куб, от которого и исходило свечение.
— Ничего себе, — прошептал Маклин. Он подошел к кубу и провел ладонью по его поверхности. — Камень покрыт необычайно устойчивой люминокраской. С того дня, когда его поставили сюда, много времени утекло. Тогда на Земле еще не было Египта, Шумерского царства…
— Вроде внутри что-то есть. Горит какая-то искра, — вгляделся в куб Ковальский.
— Точно, — согласился Маклин.
— Я тоже чувствую, — подтвердил я. — Если собрать Круг, можно проникнуть в глубь камня.
— Этот булыжник имеет какое-нибудь отношение к твоему «осьминогу»? — спросил меня Герт.
— Не знаю. — Я сосредоточился, но ничего не ощутил.
— По-моему, не имеет.
— Интересно, могла ли цивилизация, оставившая здесь камень, оставить заодно и этого чертова Казагассса?
— Могла и оставить, — неопределенно развел я руками. — А могла и не оставить.
— Если камень не относится ни к рагнитам, ни к этому Казагасссу, зачем нам тратить время и энергию на его исследование? — осведомился Герт. — Нам вскоре потребуются все наши силы.
Я с сожалением уходил из зала. Загадка исчезнувшей цивилизации начинала всерьез занимать меня.
— Осторожно… — подали голос цитиане.
— Казагассс снова близко…
Опять пошла изнурительная гонка, замысловатое петляние по коридорам. Кто же все-таки гонится за нами, что представляет собой этот «осьминог» Казагассс? Мне подумалось, что если бы во время схватки на утесе я увидел лицо некоего таинственного противника, то получил бы ответ на этот вопрос. Мне казалось, что он — нечто неперсонифицированное. Сокрушительная мощь вроде землетрясения, которой все равно кого давить. От нее не скрыться, но, не исключено, можно научиться предсказывать эту стихию.
— Опаздываем… — тараторили цитиане.
— Он настигает…
— Нам не дойти до форта Скоулстонт…
Мы проскочили широкий прямой километровый коридор. Я двигался, с трудом поспевая за товарищами, потому что со мной творилось что-то неладное, я слабел. Петля на моей шее стягивалась все туже, и вот щупальца «осьминога» коснулись моей ноги.
— Он почти взял нас, — сдавленно прохрипел я, прислонившись к стене. — Он здесь. Не могу.
— Нечего распускать нюни! — Герт схватил меня за рукав. — Вперед!
— Не вперед! — крикнул я. — Назад!
Из коридора впереди кто-то надвигался на нас. Не дул ветер, не было слышно ни шума, ни шуршания — ничего такого, за что можно зацепиться чувствам. На нас шла тишина. В лабиринте почти не было звуков — лишь стук сердец да плеск маленького водопада в пещере, что осталась позади. На поверхности редко встретишь такую тишину. Но даже она казалась просто канонадой по сравнению с надвигающейся абсолютной, зловещей тишиной, которую можно было пощупать, она внушала не спокойствие и стремление к отдыху после долгого пути, а реликтовый, поднимающийся из самых отдаленных закоулков мозга ужас.
На этот раз приближение «осьминога» почувствовали все. И теперь никому не нужно было объяснять, что настало время бежать со всех ног. Мы неслись через какие-то слабо светящиеся коридоры, скатывались по скользким ступеням, брели по колено в воде, боясь сорваться в чернильную пучину. Наши тени метались по полу и по стенам. Дыхание у цитиан сбивалось — для них темп был слишком высокий, а мы не могли их оставить. Наконец мы очутились в большой пещере с покато идущим вниз полом, заканчивающимся площадкой, за которой зловеще чернел обрыв. В свете фонарика переливались обломки пород и темнели какие-то здоровенные булыжники, неизвестно как оказавшиеся здесь.
— Стоп, он вокруг… — встревоженно заголосили цитиане.
— Дальше хода нет…
— Мы можем попытаться переждать здесь…
— Это верно, — подтвердил я. — Настырный. И не надоело ему гоняться за нами.
— Золотой дракон, учуявший добычу, никогда не остановится, пока не настигнет ее или сам не сложит крылья, — горько усмехнулся Одзуки.
— Сколько мы еще будем от него бегать? — раздраженно воскликнул Ковальский.
— Не знаю, — ответил я.
— Через три часа «Изумрудный странник» приземлится в форте Скоулстонт. Успеем? — спросил Герт, оборачиваясь к цитианам.
— Идти недалеко…
— Успеем…
— Если Казагассс не успеет раньше…
— И тогда нам никуда не надо будет успевать…
Это, наверно, была первая, хоть и не совсем удачная, попытка пошутить со стороны цитиан.
Я присел около камня. Я устал. Очень сильно устал. Устал так, как не уставал никогда. И мое физическое состояние было ни при чем — причина совсем иная. Еще немного — и я сломаюсь, а ведь, чтобы сломать супера, надо немало потрудиться, Вспомнился мой поход в ТЭФ-зону, как я бился с псами — «убийцами» и начал овладевать Силой. Тогда мне было очень тяжело, но сейчас неизмеримо тяжелее. Псы теперь казались мне милыми шавками со слегка стервозным нравом, а их потуги взять меня совокупной психоэнергией выглядели понятными и несерьезными. Здесь же мы столкнулись с чем-то настолько невероятным и мощным, что все наши изумительные суперспособности вряд ли могли помочь.
— Наш недруг не слишком сноровист, — сказал Маклин. — Если бы я устраивал схожую облаву, то давно настиг бы кого угодно. По-моему, слухи о его величии сильно преувеличены.
— Это ты зря, — возразил я. — Почему ты думаешь, что боевому слону хочется охотиться за муравьем? Он просто наступает на него. Если же муравей чудом ускользает, то преисполняется гордостью и на всех вечеринках взахлеб рассказывает, как победил слона. И все это длится до той поры, пока муравей не попадает под другого слона и… — Я запнулся, будто получив удар в живот.
— Чувствуешь что-то? — обеспокоенно спросил Герт.
— Чувствую, — хрипло выдавил я.
— Где он? — спросил Ковальский.
— Здесь.
— Да, здесь… — поддакнули цитиане.
— Да вы что? — воскликнул Ковальский. — Ничего не вижу!
— Я же говорю — он здесь.
Странно, но опять чувствовали «осьминога» только я и цитиане.
— Деваться некуда, — произнес я через силу, будто повторяя чужие слова, приходящие со стороны. — Мы в загоне. Теперь нужно драться.
— Как драться? — спросил Герт, сжимая разрядник.
Остальные тоже изготовились к бою. Ерунда! Никакая техника, ни разрядники, ни силовые поля не могли нам помочь. И мои друзья еще не ощущали того, что уже ощущал я. И не видели того, что видел я. А видел я синее марево, похожее на дрожащий горячий воздух над разогретым асфальтовым шоссе. Не было путей отступления. Не было спасения. Не было надежды.
Все пошло кувырком. На нас с грохотом обрушилась та подбиравшаяся к нам тишина — если только такое сравнение можно применить, хотя оно единственное, которое описывает весь комплекс наших ощущений. На миг сошлись чувства, которые не могут сойтись, противоположности слились воедино. Затем ткань вещества и пространства начала как бы обламываться кусками, осыпаться, подобно штукатурке со стен старинного дома. Мир разваливался, как там, на утесе. Но в то же время пещера сохраняла свой прежний вид, ровно сияли светошарики, прикрепленные к нашим комбинезонам.
Длилось все это какую-то секунду. Затем началась расправа. Округлый булыжник метра два в диаметре вдруг превратился в шар ртути и перекатился вперед необычайно стремительно, смертельно. В этом перетекании виделись движения хищника. Герт, обладающий потрясающей реакцией, переместился на метр и упал на колени.
Затем внезапно потек и превратился в смертельную машину серебряный сталагмит. Он устремился к Хальмсу. Стоявший рядом с цитианином Одзуки сбил его с ног, отбросив в сторону, а сам мгновенно совершил перемещение. Тут рядом с ним расплылся кусок базальта и хищно потек к японцу. Герт рубанул по нему из разрядника, но таинственная субстанция поглотила заряд без видимых последствий. Я подумал, что эта дрянь безболезненно поглотит и ядерный взрыв.
Одзуки чудом уклонился от соприкосновения и упал на землю, все-таки коснувшись плечом булыжника. У меня оборвалось сердце, когда я увидел, что этот дьявольский булыжник вдруг начинает приобретать матово-белый цвет. И вдруг он неуловимо накрыл Одзуки… Японец исчез. Оборвалась серебряная нить. Одзуки предчувствовал свою смерть. Я вспомнил его слова. Слезы выступили у меня на глазах, но времени на переживания не было. Вокруг все встало на дыбы.
Мы были как куропатки, которых с близкого расстояния расстреливают охотники и которым некуда деться от зарядов дроби. Или как тараканы, которым некуда спрятаться — все щели законопачены, и остается только погибнуть под тяжелым каблуком. Мы не видели «клинков Тюхэ», не знали, куда будет нанесен следующий удар. Все зависело от реакции и быстроты движений.
Меня удивляло, что достало пока только одного Одзуки и что не пострадал никто из цитиан, которые в такой ситуации вообще были не бойцами. Впрочем, еще минута — и суперы выдохнутся, не выдержат и погибнут один за другим.
Вокруг расплывались камни на секунду-другую, а затем застывали на том же самом месте. Пока удавалось увертываться от них, но это всего лишь отсрочка. Никто ничего не может сделать.
«Никто и ничего? — задал я себе вопрос. — Да, никто и ничего не сделает, кроме… меня». Я чувствовал, что обладаю связью с этой разошедшейся безумной силой, что я могу попытаться что-то изменить. И решился на совершенно невероятный шаг.
Эх, где наша не пропадала! Когда рядом вскипел кусок стены, преобразовываясь в бледный струящийся шар, вместо того, чтобы отклониться, — а это можно было сделать, — я шагнул навстречу и обеими руками коснулся обжигающе холодной поверхности.
* * *
… Я снова стоял на знакомом берегу. Теперь там была ночь. Черное, даже более бездонное, чем в космосе, небо рассекалось молниями, внизу ревел разбушевавшийся океан, в ярости бьющийся о камни. Ветер наотмашь бил в лицо, в кожу впивались острые льдинки, я едва держался на ногах, из последних сил стараясь не упасть, не повернуться вокруг своей оси, подставляя ветру спину, не рухнуть на колени, не споткнуться и не полететь в бурлящую черную воду. Я был ничтожеством пред лицом разбушевавшейся стихии. Одинокий беспомощный человек, затерявшийся где-то на окраине звездной Ойкумены. Насколько же несоизмеримы мои масштабы с масштабами этого неуемного буйства природы, небывалой мощи, готовой разнести в пыль все преграды, которые только можно вообразить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Идти к форту, — сказал я. — Вся надежда на то, что я или цитиане почувствуем приближение «осьминога»,
— Да-а, большая на вас надежда, — прищелкнул языком Герт. — Вон Фахел исчез, как не было…
— И все-таки мы чувствуем его. Лучшего же ничего нет.
— Мы гордимся Фахелом… — затараторили цитиане.
— Он погиб как воин, и его имя будет выбито на стене Скорби…
— Мы должны отдать ему почести…
Сарн выплеснул горючую жидкость на место, где погиб Фахел, бросил туда кубики. Взметнулось вверх оранжевое пламя. Каждый из цитиан коснулся рукой груди, лба и провел над огнем ладонью, шепча под нос какие-то слова на своем птичьем диалекте.
— Мы готовы… — произнес Сарн.
— Пора идти…
Это была странная «прогулка». Еще более странная, чем мой первый визит в ТЭФ-зону, когда я словно пробирался по минному полю и каждый мой шаг мог стать последним. Сейчас я смотрел на себя со стороны и препарировал свои чувства, боясь упустить хоть малейшее изменение. Время от времени я ощущал, что смерть дышит в спину или в ухо, и тогда приходилось корректировать маршрут. Не сколько раз об опасности предупреждали цитиане. Слава Богу, ходов и пещер становилось все больше, поэтому имелись большие возможности для маневра. Не знаю, кто шел по нашим следам, но пока нам удавалось обходить его, избегать встречи. Иногда казалось, что нас вот-вот настигнут, но мы все-таки уходили.
Мы шли по длинному коридору с гладкими и черными стенами, за поворотом метрах в ста мы увидели выход. В проеме алело слабое сияние.
— Там что-то есть, — сказал Ковальский.
— Точно, — согласился я. — Но опасности незаметно.
— Неважно. Лучше обойти это место. — У Герта вошло в привычку при обсуждении общих проблем говорить на спейслинге.
— Обратного пути нет… — затараторили цитиане.
— Казагассс толкает нас в спину…
Герт прикусил губу. Я видел, что он готов взорваться. В глубине души он не верил ни в какого Казагассса, а равно и в пользу наших судорожных перемещений, бега незнамо от кого. Он воспринимал это как театральное представление, в котором вынуждают участвовать и его. Но он прекрасно понимал, что нельзя не считаться с исчезновением Уолтера и Фахела и что смерть, похоже, действительно где-то рядом.
— Хорошо, тогда вперед, — недовольно произнес Герт. — Я пойду первым.
Когда до конца коридора оставалось метров тридцать, Герт жестом приказал всем остановиться, вытащил из кобуры разрядник и пошел вперед один. Его черный силуэт мелькнул в алом проеме и исчез. Вскоре он появился снова и махнул нам рукой, приглашая следовать за ним.
Круглый со сводчатым потолком зал подпирали шестнадцать колонн, похожих на бутылки, — они шли ровными рядами и отражались в гладком полу В середине зала возвышался трехметровый куб, от которого и исходило свечение.
— Ничего себе, — прошептал Маклин. Он подошел к кубу и провел ладонью по его поверхности. — Камень покрыт необычайно устойчивой люминокраской. С того дня, когда его поставили сюда, много времени утекло. Тогда на Земле еще не было Египта, Шумерского царства…
— Вроде внутри что-то есть. Горит какая-то искра, — вгляделся в куб Ковальский.
— Точно, — согласился Маклин.
— Я тоже чувствую, — подтвердил я. — Если собрать Круг, можно проникнуть в глубь камня.
— Этот булыжник имеет какое-нибудь отношение к твоему «осьминогу»? — спросил меня Герт.
— Не знаю. — Я сосредоточился, но ничего не ощутил.
— По-моему, не имеет.
— Интересно, могла ли цивилизация, оставившая здесь камень, оставить заодно и этого чертова Казагассса?
— Могла и оставить, — неопределенно развел я руками. — А могла и не оставить.
— Если камень не относится ни к рагнитам, ни к этому Казагасссу, зачем нам тратить время и энергию на его исследование? — осведомился Герт. — Нам вскоре потребуются все наши силы.
Я с сожалением уходил из зала. Загадка исчезнувшей цивилизации начинала всерьез занимать меня.
— Осторожно… — подали голос цитиане.
— Казагассс снова близко…
Опять пошла изнурительная гонка, замысловатое петляние по коридорам. Кто же все-таки гонится за нами, что представляет собой этот «осьминог» Казагассс? Мне подумалось, что если бы во время схватки на утесе я увидел лицо некоего таинственного противника, то получил бы ответ на этот вопрос. Мне казалось, что он — нечто неперсонифицированное. Сокрушительная мощь вроде землетрясения, которой все равно кого давить. От нее не скрыться, но, не исключено, можно научиться предсказывать эту стихию.
— Опаздываем… — тараторили цитиане.
— Он настигает…
— Нам не дойти до форта Скоулстонт…
Мы проскочили широкий прямой километровый коридор. Я двигался, с трудом поспевая за товарищами, потому что со мной творилось что-то неладное, я слабел. Петля на моей шее стягивалась все туже, и вот щупальца «осьминога» коснулись моей ноги.
— Он почти взял нас, — сдавленно прохрипел я, прислонившись к стене. — Он здесь. Не могу.
— Нечего распускать нюни! — Герт схватил меня за рукав. — Вперед!
— Не вперед! — крикнул я. — Назад!
Из коридора впереди кто-то надвигался на нас. Не дул ветер, не было слышно ни шума, ни шуршания — ничего такого, за что можно зацепиться чувствам. На нас шла тишина. В лабиринте почти не было звуков — лишь стук сердец да плеск маленького водопада в пещере, что осталась позади. На поверхности редко встретишь такую тишину. Но даже она казалась просто канонадой по сравнению с надвигающейся абсолютной, зловещей тишиной, которую можно было пощупать, она внушала не спокойствие и стремление к отдыху после долгого пути, а реликтовый, поднимающийся из самых отдаленных закоулков мозга ужас.
На этот раз приближение «осьминога» почувствовали все. И теперь никому не нужно было объяснять, что настало время бежать со всех ног. Мы неслись через какие-то слабо светящиеся коридоры, скатывались по скользким ступеням, брели по колено в воде, боясь сорваться в чернильную пучину. Наши тени метались по полу и по стенам. Дыхание у цитиан сбивалось — для них темп был слишком высокий, а мы не могли их оставить. Наконец мы очутились в большой пещере с покато идущим вниз полом, заканчивающимся площадкой, за которой зловеще чернел обрыв. В свете фонарика переливались обломки пород и темнели какие-то здоровенные булыжники, неизвестно как оказавшиеся здесь.
— Стоп, он вокруг… — встревоженно заголосили цитиане.
— Дальше хода нет…
— Мы можем попытаться переждать здесь…
— Это верно, — подтвердил я. — Настырный. И не надоело ему гоняться за нами.
— Золотой дракон, учуявший добычу, никогда не остановится, пока не настигнет ее или сам не сложит крылья, — горько усмехнулся Одзуки.
— Сколько мы еще будем от него бегать? — раздраженно воскликнул Ковальский.
— Не знаю, — ответил я.
— Через три часа «Изумрудный странник» приземлится в форте Скоулстонт. Успеем? — спросил Герт, оборачиваясь к цитианам.
— Идти недалеко…
— Успеем…
— Если Казагассс не успеет раньше…
— И тогда нам никуда не надо будет успевать…
Это, наверно, была первая, хоть и не совсем удачная, попытка пошутить со стороны цитиан.
Я присел около камня. Я устал. Очень сильно устал. Устал так, как не уставал никогда. И мое физическое состояние было ни при чем — причина совсем иная. Еще немного — и я сломаюсь, а ведь, чтобы сломать супера, надо немало потрудиться, Вспомнился мой поход в ТЭФ-зону, как я бился с псами — «убийцами» и начал овладевать Силой. Тогда мне было очень тяжело, но сейчас неизмеримо тяжелее. Псы теперь казались мне милыми шавками со слегка стервозным нравом, а их потуги взять меня совокупной психоэнергией выглядели понятными и несерьезными. Здесь же мы столкнулись с чем-то настолько невероятным и мощным, что все наши изумительные суперспособности вряд ли могли помочь.
— Наш недруг не слишком сноровист, — сказал Маклин. — Если бы я устраивал схожую облаву, то давно настиг бы кого угодно. По-моему, слухи о его величии сильно преувеличены.
— Это ты зря, — возразил я. — Почему ты думаешь, что боевому слону хочется охотиться за муравьем? Он просто наступает на него. Если же муравей чудом ускользает, то преисполняется гордостью и на всех вечеринках взахлеб рассказывает, как победил слона. И все это длится до той поры, пока муравей не попадает под другого слона и… — Я запнулся, будто получив удар в живот.
— Чувствуешь что-то? — обеспокоенно спросил Герт.
— Чувствую, — хрипло выдавил я.
— Где он? — спросил Ковальский.
— Здесь.
— Да, здесь… — поддакнули цитиане.
— Да вы что? — воскликнул Ковальский. — Ничего не вижу!
— Я же говорю — он здесь.
Странно, но опять чувствовали «осьминога» только я и цитиане.
— Деваться некуда, — произнес я через силу, будто повторяя чужие слова, приходящие со стороны. — Мы в загоне. Теперь нужно драться.
— Как драться? — спросил Герт, сжимая разрядник.
Остальные тоже изготовились к бою. Ерунда! Никакая техника, ни разрядники, ни силовые поля не могли нам помочь. И мои друзья еще не ощущали того, что уже ощущал я. И не видели того, что видел я. А видел я синее марево, похожее на дрожащий горячий воздух над разогретым асфальтовым шоссе. Не было путей отступления. Не было спасения. Не было надежды.
Все пошло кувырком. На нас с грохотом обрушилась та подбиравшаяся к нам тишина — если только такое сравнение можно применить, хотя оно единственное, которое описывает весь комплекс наших ощущений. На миг сошлись чувства, которые не могут сойтись, противоположности слились воедино. Затем ткань вещества и пространства начала как бы обламываться кусками, осыпаться, подобно штукатурке со стен старинного дома. Мир разваливался, как там, на утесе. Но в то же время пещера сохраняла свой прежний вид, ровно сияли светошарики, прикрепленные к нашим комбинезонам.
Длилось все это какую-то секунду. Затем началась расправа. Округлый булыжник метра два в диаметре вдруг превратился в шар ртути и перекатился вперед необычайно стремительно, смертельно. В этом перетекании виделись движения хищника. Герт, обладающий потрясающей реакцией, переместился на метр и упал на колени.
Затем внезапно потек и превратился в смертельную машину серебряный сталагмит. Он устремился к Хальмсу. Стоявший рядом с цитианином Одзуки сбил его с ног, отбросив в сторону, а сам мгновенно совершил перемещение. Тут рядом с ним расплылся кусок базальта и хищно потек к японцу. Герт рубанул по нему из разрядника, но таинственная субстанция поглотила заряд без видимых последствий. Я подумал, что эта дрянь безболезненно поглотит и ядерный взрыв.
Одзуки чудом уклонился от соприкосновения и упал на землю, все-таки коснувшись плечом булыжника. У меня оборвалось сердце, когда я увидел, что этот дьявольский булыжник вдруг начинает приобретать матово-белый цвет. И вдруг он неуловимо накрыл Одзуки… Японец исчез. Оборвалась серебряная нить. Одзуки предчувствовал свою смерть. Я вспомнил его слова. Слезы выступили у меня на глазах, но времени на переживания не было. Вокруг все встало на дыбы.
Мы были как куропатки, которых с близкого расстояния расстреливают охотники и которым некуда деться от зарядов дроби. Или как тараканы, которым некуда спрятаться — все щели законопачены, и остается только погибнуть под тяжелым каблуком. Мы не видели «клинков Тюхэ», не знали, куда будет нанесен следующий удар. Все зависело от реакции и быстроты движений.
Меня удивляло, что достало пока только одного Одзуки и что не пострадал никто из цитиан, которые в такой ситуации вообще были не бойцами. Впрочем, еще минута — и суперы выдохнутся, не выдержат и погибнут один за другим.
Вокруг расплывались камни на секунду-другую, а затем застывали на том же самом месте. Пока удавалось увертываться от них, но это всего лишь отсрочка. Никто ничего не может сделать.
«Никто и ничего? — задал я себе вопрос. — Да, никто и ничего не сделает, кроме… меня». Я чувствовал, что обладаю связью с этой разошедшейся безумной силой, что я могу попытаться что-то изменить. И решился на совершенно невероятный шаг.
Эх, где наша не пропадала! Когда рядом вскипел кусок стены, преобразовываясь в бледный струящийся шар, вместо того, чтобы отклониться, — а это можно было сделать, — я шагнул навстречу и обеими руками коснулся обжигающе холодной поверхности.
* * *
… Я снова стоял на знакомом берегу. Теперь там была ночь. Черное, даже более бездонное, чем в космосе, небо рассекалось молниями, внизу ревел разбушевавшийся океан, в ярости бьющийся о камни. Ветер наотмашь бил в лицо, в кожу впивались острые льдинки, я едва держался на ногах, из последних сил стараясь не упасть, не повернуться вокруг своей оси, подставляя ветру спину, не рухнуть на колени, не споткнуться и не полететь в бурлящую черную воду. Я был ничтожеством пред лицом разбушевавшейся стихии. Одинокий беспомощный человек, затерявшийся где-то на окраине звездной Ойкумены. Насколько же несоизмеримы мои масштабы с масштабами этого неуемного буйства природы, небывалой мощи, готовой разнести в пыль все преграды, которые только можно вообразить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45