Деньги развратили его, и никакой внешний лоск или показная культура не в состоянии скрыть тот факт, что огромный золотой плод внутри прогнил, что бы там ни говорили.
Анна лежала на кровати, завернувшись в полотенце. В этот раз она была в Далласе одна. Теперь с ней не было Эда, который смог бы ее утешить; и, наверное, поэтому она вдруг начала ощущать легкое беспокойство. Она закурила вторую сигарету и принялась ждать, когда беспокойство покинет ее. Оно не проходило; ей становилось все хуже. Она почувствовала, как в груди образовался комок страха, разраставшийся с каждой минутой. Это было неприятное ощущение, из тех, которые испытываешь, когда находишься один в доме ночью и слышишь, или кажется, что слышишь, шаги в соседней комнате.
Шагов в этом городе – миллион, и она слышала их все.
Она поднялась с кровати и подошла к окну, по-прежнему завернутая в полотенце. Ее номер находился на двадцать втором этаже, и окно было открыто. Освещенный тусклыми лучами заходящего солнца, огромный город казался окрашенным в молочно-желтый цвет. Вся улица внизу была забита автомобилями. Тротуар был полон людей. Все спешили домой после работы, и при этом каждый толкался и каждого толкали. Она ощутила потребность в друге. Ей ужасно захотелось, чтобы в эту минуту можно было с кем-то поговорить. Больше всего ей захотелось пойти в дом, дом, в котором живет семья – жена, муж, дети, где есть комнаты, полные игрушек, и чтобы муж с женой схватили ее в объятия у двери и воскликнули: "Анна! Как мы рады тебя видеть! Сколько ты у нас пробудешь? Неделю, месяц, год?"
Неожиданно, как это часто бывает в таких случаях, ее будто осенило, и она громко воскликнула: "Конрад Крюгер! Боже милостивый! Да ведь он в Далласе живет... по крайней мере, жил когда-то..."
Она не видела Конрада с тех пор, когда они учились вместе в одном институте в Нью-Йорке. Тогда им обоим было лет по семнадцать и Конрад был ее возлюбленным, ее любовью, всем на свете. Больше года они не расставались и поклялись в вечной преданности друг другу, а в будущем собирались пожениться. Но потом в ее жизнь ворвался Эд Купер, и это, разумеется, положило конец любовной истории с Конрадом. Однако Конрад, кажется, и не очень-то горевал по поводу этого разрыва. А уж то, что он не был убит горем, это точно, потому что месяца через два он стал сильно приударять за другой девушкой из их группы...
Как же ее звали?
Это была крупная грудастая девушка с огненно-рыжими волосами и оригинальным именем, очень старомодным. Но вот каким? Арабелла? Нет, не Арабелла. Хотя имя начинается на "Ара"... Араминта? Да! Ну конечно же, Араминта! Больше того, не прошло, кажется, и года, как Конрад Крюгер женился на Араминте и увез ее к себе в Даллас, где он родился.
Анна подошла к тумбочке возле кровати и взяла телефонную книгу.
Крюгер Конрад, доктор медицины.
Разумеется, это Конрад. Он всегда ей говорил, что будет врачом. В телефонной книге были и служебный, и домашний телефоны.
Может, позвонить?
А почему бы и нет?
Она посмотрела на часы. Двадцать минут шестого. Она сняла трубку и назвала номер его служебного телефона.
– Клиника доктора Крюгера, – ответил женский голос.
– Здравствуйте, – сказала Анна. – Скажите, доктор Крюгер на месте?
– Доктор сейчас занят. Позвольте узнать, кто его спрашивает?
– Не могли бы вы передать ему, что ему звонила Анна Гринвуд?
– Как?
– Анна Гринвуд.
– Хорошо, мисс Гринвуд. Вы хотели бы записаться на прием?
– Нет, благодарю вас.
– Чем-то еще я могу быть полезна?
Анна попросила ее передать доктору Крюгеру номер своего телефона в гостинице.
– Непременно это сделаю, – заверила ее ассистентка. – До свидания, мисс Гринвуд.
– До свидания, – сказала Анна.
Интересно, подумала она, вспомнит ли д-р Конрад П. Крюгер ее имя по прошествии стольких лет. Хорошо бы вспомнил. Она снова легла на кровать и попыталась припомнить, каким был Конрад. Необычайно красивый, вот каким он был. Высокий... стройный... широкоплечий... с почти абсолютно черными волосами.. и еще у него было красивое лицо... энергичное, с точеными чертами, лицо одного из этих героев – Персея или Улисса. Вместе с тем это был очень нежный юноша, серьезный, воспитанный и тихий. Много он ее не целовал – разве что прощаясь по вечерам. С нежностями никогда не лез, как это делали все другие. Когда в субботние вечера он привозил ее домой из кино, то обычно парковал свой старый "бьюик" возле ее дома и сидел в машине рядом с ней, без конца говоря о будущем, о ее будущем и своем, и о том, как он собирается вернуться в Даллас, чтобы стать знаменитым врачом. Его нежелание доставить себе удовольствие и пообниматься с ней и вообще заняться всей этой чепухой бесконечно ее поражало. "Он меня уважает, – говорила она про себя. – Он любит меня". И наверное, она была права. Во всяком случае, это был приятный молодой человек, приятный и добрый. И если бы не то обстоятельство, что Эд Купер был еще приятней и добрее, она наверняка вышла бы замуж за Конрада Крюгера.
Зазвонил телефон. Анна взяла трубку.
– Да, – сказала она. – Алло.
– Анна Гринвуд?
– Конрад Крюгер?
– Моя дорогая Анна! Какой фантастический сюрприз! Боже мой! Столько лет прошло!
– Немало, не правда ли?
– Целая жизнь. Твой голос звучит как прежде.
– Твой тоже.
– Что привело тебя в наш прекрасный город? Ты надолго здесь?
– Нет, завтра мне нужно возвращаться. Надеюсь, ты не против, что я тебе позвонила?
– Черт возьми, нет, Анна. Я очень рад. Ты здорова?
– Да, все в порядке. Теперь со мной все в порядке. Но какое-то время мне было плохо, после того как умер Эд...
– Что?
– Он погиб в автомобильной катастрофе два с половиной года назад.
– Мне так жаль, Анна. Как это ужасно! Я... не знаю, что и сказать...
– Ничего не нужно говорить.
– Теперь ты в порядке?
– Все замечательно. Вкалываю как рабыня.
– Вот и умница...
– А как... как поживает Араминта?
– О, прекрасно.
– Дети у вас есть?
– Один, – ответил он. – Мальчик. А у тебя?
– У меня трое, две девочки и мальчик.
– Вот это да! Послушай-ка, Анна...
– Слушаю.
– Давай я заеду в гостиницу и угощу тебя чем-нибудь? Мне бы это доставило удовольствие. Клянусь, ты ничуть не изменилась.
– Я выгляжу старой, Конрад.
– Неправда.
– Я и чувствую себя старой.
– Может, тебе нужен хороший врач?
– Да. То есть нет. Конечно нет. Мне больше не нужны врачи. Мне нужно лишь... как бы это сказать...
– Да?
– Мне здесь немного не по себе, Конрад. Наверное, мне нужно, чтобы рядом со мной был друг. Вот и все, что мне нужно.
– Считай, что у тебя есть друг. Мне осталось осмотреть еще только одного пациента, и я свободен. Давай встретимся в баре... позабыл, как он там называется... в шесть часов, примерно через полчаса. Тебя это устроит?
– Да, – сказала она. – Конечно. И... спасибо тебе, Конрад.
Она положила трубку, потом поднялась с кровати и начала одеваться.
Она чувствовала себя немного взволнованной. После смерти Эда она никуда не ходила и тем более не выпивала с мужчиной. Доктор Джекобс будет доволен, когда она расскажет ему об этом по возвращении. Поздравлять он ее не станет, но наверняка будет доволен. Он скажет, что это шаг в правильном направлении, что это начало. Она по-прежнему регулярно посещала его, и теперь, когда ей стало гораздо лучше, его туманные замечания сделались не столь туманными и он не раз говорил ей, что ее депрессии и тяга к самоубийству никуда не денутся, пока она физически "не заменит" Эда на другого мужчину.
– Но ведь нельзя же развлечения ради заменить человека, которого любил, – сказала ему Анна, когда он в последний раз заговорил об этом. – Боже милостивый, доктор, да когда в прошлом месяце у миссис Крамлин-Браун умер попугай – слышите, попугай, а не муж, – она была так шокирована этим, что поклялась никогда больше не заводить птицу!
– Миссис Купер, – сказал доктор Джекобс, – с попугаем обыкновенно не вступают в сексуальные отношения.
– Да... но...
– Поэтому его не обязательно заменять. Но, когда умирает муж, а оставшаяся в живых жена еще деятельна и здорова, она обязательно, если это возможно, найдет ему замену. И наоборот.
Секс. Наверное, это единственное, о чем думал этот доктор. У него на уме один только секс.
Когда Анна оделась и спустилась вниз на лифте, было десять минут седьмого. Едва она вошла в бар, как из-за одного из столиков поднялся мужчина. Это был Конрад. Должно быть, он следил за дверью. Он пошел ей навстречу, нервно улыбаясь. Анна тоже улыбалась. В таких случаях всегда улыбаются.
– Так-так, – проговорил он. – Так-так-так.
И она, ожидая приличествующего ситуации поцелуя, подставила ему щеку, продолжая улыбаться. Однако она забыла, каким чопорным был Конрад. Он просто взял ее руку в свою и пожал – один раз.
– Вот уж действительно сюрприз, – сказал он. – Проходи, садись.
Бар ничем не отличался от бара в любой другой гостинице. Он был тускло освещен и заполнен множеством небольших столиков. На каждом столике стояло блюдечко с орешками, а вдоль стен тянулись кожаные кресла-скамьи. На официантах были белые пиджаки и темно-бордовые брюки. Конрад повел ее к столику, стоявшему в углу, и они сели лицом друг к другу. Официант уже стоял рядом.
– Что ты будешь пить? – спросил Конрад.
– Можно мне мартини?
– Разумеется. С водкой?
– Нет, с джином, пожалуйста.
– Один мартини с джином, – сказал он официанту. – Нет, лучше два. Ты, наверное, помнишь, Анна, я не очень-то люблю выпивать, но, думаю, сегодня для этого есть повод.
Официант удалился. Конрад откинулся в кресле и внимательно посмотрел на нее.
– Ты очень хорошо выглядишь, – заметил он.
– И ты очень хорошо выглядишь, Конрад, – сказала она ему.
И это было действительно так. Удивительно, как мало он постарел за двадцать пять лет. Все такой же стройный и красивый, как и тогда, – по правде, даже более красивый. Его черные волосы были по-прежнему черными, взгляд – ясным, и, в общем, он выглядел как мужчина, которому не дашь больше тридцати.
– Ты ведь старше меня, не так ли? – спросил он.
– Это что еще за вопрос? – рассмеялась она. – Да, Конрад, я ровно на год тебя старше. Мне сорок два.
– Я так и подумал.
Он по-прежнему изучал ее с предельным вниманием, взгляд его скользил по ее лицу, шее и плечам. Анна почувствовала, что краснеет.
– У тебя, наверное, просто замечательно идут дела? – спросила она. – Ведь лучше тебя во всем городе нет врача?
Он наклонил голову набок, так что ухо едва не коснулось плеча. Эта его манера Анне всегда нравилась.
– Замечательно? – переспросил он. – В наше время у любого врача в большом городе дела могут идти замечательно – я имею в виду, в финансовом отношении. Но вот действительно ли я первоклассный специалист – это другое дело. Мне остается только надеяться и молиться, что это так.
Подали напитки, и Конрад поднял свой бокал и произнес:
– Добро пожаловать в Даллас, Анна. Я так рад, что ты мне позвонила. Приятно снова тебя увидеть.
– И мне приятно тебя увидеть, Конрад, – сказала она, и это была правда.
Он взглянул на ее бокал. Она сразу же сделала большой глоток, и бокал наполовину опустел.
– Ты предпочитаешь джин водке? – спросил он.
– Да, – ответила она.
– Тебе нужно изменить свой вкус.
– Почему?
– Джин вреден для женщин.
– Вот как?
– И даже очень.
– Наверняка он вреден и для мужчин, – сказала она.
– По правде говоря, нет. Для мужчин он не так вреден, как для женщин.
– А почему он вреден для женщин?
– Да просто так, – ответил он. – Просто они так устроены. Чем ты занимаешься, Анна? И что привело тебя в Даллас? Расскажи мне о себе.
– Почему джин вреден для женщин? – улыбаясь, спросила она.
Он улыбнулся ей в ответ и покачал головой, но не ответил.
– Говори же, – настаивала она.
– Нет, оставим это.
– Нехорошо недоговаривать, – сказала она. – Это нечестно.
Помолчав, он произнес:
– Что ж, если ты действительно хочешь знать, в джине содержится определенное количество масла, которое выжимают из ягод можжевельника. Это делается для того, чтобы придать напитку особый вкус.
– И что же это масло делает в организме?
– Много чего.
– Например?
– Нечто ужасное.
– Конрад, не смущайся. Я уже взрослый человек.
Это был все тот же Конрад, подумала она, все такой же застенчивый, щепетильный и скромный, как и раньше. Этим он ей и нравился.
– Если этот напиток и правда делает нечто ужасное в моем организме, – сказала она, – то с твоей стороны нехорошо не говорить мне, что это такое.
Он слегка подергал мочку левого уха большим и указательным пальцами правой руки. Потом сказал:
– Видишь ли, все дело в том, Анна, что можжевеловое масло непосредственно воздействует на матку.
– Ну уж ты скажешь!
– Я не шучу.
– Чепуха, – сказала Анна. – Бабьи сказки.
– Боюсь, что это не так.
– Ты, наверное, имеешь в виду беременных женщин.
– Я имею в виду всех женщин, Анна.
Он перестал улыбаться и говорил вполне серьезно. Похоже, его тревожило ее здоровье.
– В какой области ты специализируешься?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Анна лежала на кровати, завернувшись в полотенце. В этот раз она была в Далласе одна. Теперь с ней не было Эда, который смог бы ее утешить; и, наверное, поэтому она вдруг начала ощущать легкое беспокойство. Она закурила вторую сигарету и принялась ждать, когда беспокойство покинет ее. Оно не проходило; ей становилось все хуже. Она почувствовала, как в груди образовался комок страха, разраставшийся с каждой минутой. Это было неприятное ощущение, из тех, которые испытываешь, когда находишься один в доме ночью и слышишь, или кажется, что слышишь, шаги в соседней комнате.
Шагов в этом городе – миллион, и она слышала их все.
Она поднялась с кровати и подошла к окну, по-прежнему завернутая в полотенце. Ее номер находился на двадцать втором этаже, и окно было открыто. Освещенный тусклыми лучами заходящего солнца, огромный город казался окрашенным в молочно-желтый цвет. Вся улица внизу была забита автомобилями. Тротуар был полон людей. Все спешили домой после работы, и при этом каждый толкался и каждого толкали. Она ощутила потребность в друге. Ей ужасно захотелось, чтобы в эту минуту можно было с кем-то поговорить. Больше всего ей захотелось пойти в дом, дом, в котором живет семья – жена, муж, дети, где есть комнаты, полные игрушек, и чтобы муж с женой схватили ее в объятия у двери и воскликнули: "Анна! Как мы рады тебя видеть! Сколько ты у нас пробудешь? Неделю, месяц, год?"
Неожиданно, как это часто бывает в таких случаях, ее будто осенило, и она громко воскликнула: "Конрад Крюгер! Боже милостивый! Да ведь он в Далласе живет... по крайней мере, жил когда-то..."
Она не видела Конрада с тех пор, когда они учились вместе в одном институте в Нью-Йорке. Тогда им обоим было лет по семнадцать и Конрад был ее возлюбленным, ее любовью, всем на свете. Больше года они не расставались и поклялись в вечной преданности друг другу, а в будущем собирались пожениться. Но потом в ее жизнь ворвался Эд Купер, и это, разумеется, положило конец любовной истории с Конрадом. Однако Конрад, кажется, и не очень-то горевал по поводу этого разрыва. А уж то, что он не был убит горем, это точно, потому что месяца через два он стал сильно приударять за другой девушкой из их группы...
Как же ее звали?
Это была крупная грудастая девушка с огненно-рыжими волосами и оригинальным именем, очень старомодным. Но вот каким? Арабелла? Нет, не Арабелла. Хотя имя начинается на "Ара"... Араминта? Да! Ну конечно же, Араминта! Больше того, не прошло, кажется, и года, как Конрад Крюгер женился на Араминте и увез ее к себе в Даллас, где он родился.
Анна подошла к тумбочке возле кровати и взяла телефонную книгу.
Крюгер Конрад, доктор медицины.
Разумеется, это Конрад. Он всегда ей говорил, что будет врачом. В телефонной книге были и служебный, и домашний телефоны.
Может, позвонить?
А почему бы и нет?
Она посмотрела на часы. Двадцать минут шестого. Она сняла трубку и назвала номер его служебного телефона.
– Клиника доктора Крюгера, – ответил женский голос.
– Здравствуйте, – сказала Анна. – Скажите, доктор Крюгер на месте?
– Доктор сейчас занят. Позвольте узнать, кто его спрашивает?
– Не могли бы вы передать ему, что ему звонила Анна Гринвуд?
– Как?
– Анна Гринвуд.
– Хорошо, мисс Гринвуд. Вы хотели бы записаться на прием?
– Нет, благодарю вас.
– Чем-то еще я могу быть полезна?
Анна попросила ее передать доктору Крюгеру номер своего телефона в гостинице.
– Непременно это сделаю, – заверила ее ассистентка. – До свидания, мисс Гринвуд.
– До свидания, – сказала Анна.
Интересно, подумала она, вспомнит ли д-р Конрад П. Крюгер ее имя по прошествии стольких лет. Хорошо бы вспомнил. Она снова легла на кровать и попыталась припомнить, каким был Конрад. Необычайно красивый, вот каким он был. Высокий... стройный... широкоплечий... с почти абсолютно черными волосами.. и еще у него было красивое лицо... энергичное, с точеными чертами, лицо одного из этих героев – Персея или Улисса. Вместе с тем это был очень нежный юноша, серьезный, воспитанный и тихий. Много он ее не целовал – разве что прощаясь по вечерам. С нежностями никогда не лез, как это делали все другие. Когда в субботние вечера он привозил ее домой из кино, то обычно парковал свой старый "бьюик" возле ее дома и сидел в машине рядом с ней, без конца говоря о будущем, о ее будущем и своем, и о том, как он собирается вернуться в Даллас, чтобы стать знаменитым врачом. Его нежелание доставить себе удовольствие и пообниматься с ней и вообще заняться всей этой чепухой бесконечно ее поражало. "Он меня уважает, – говорила она про себя. – Он любит меня". И наверное, она была права. Во всяком случае, это был приятный молодой человек, приятный и добрый. И если бы не то обстоятельство, что Эд Купер был еще приятней и добрее, она наверняка вышла бы замуж за Конрада Крюгера.
Зазвонил телефон. Анна взяла трубку.
– Да, – сказала она. – Алло.
– Анна Гринвуд?
– Конрад Крюгер?
– Моя дорогая Анна! Какой фантастический сюрприз! Боже мой! Столько лет прошло!
– Немало, не правда ли?
– Целая жизнь. Твой голос звучит как прежде.
– Твой тоже.
– Что привело тебя в наш прекрасный город? Ты надолго здесь?
– Нет, завтра мне нужно возвращаться. Надеюсь, ты не против, что я тебе позвонила?
– Черт возьми, нет, Анна. Я очень рад. Ты здорова?
– Да, все в порядке. Теперь со мной все в порядке. Но какое-то время мне было плохо, после того как умер Эд...
– Что?
– Он погиб в автомобильной катастрофе два с половиной года назад.
– Мне так жаль, Анна. Как это ужасно! Я... не знаю, что и сказать...
– Ничего не нужно говорить.
– Теперь ты в порядке?
– Все замечательно. Вкалываю как рабыня.
– Вот и умница...
– А как... как поживает Араминта?
– О, прекрасно.
– Дети у вас есть?
– Один, – ответил он. – Мальчик. А у тебя?
– У меня трое, две девочки и мальчик.
– Вот это да! Послушай-ка, Анна...
– Слушаю.
– Давай я заеду в гостиницу и угощу тебя чем-нибудь? Мне бы это доставило удовольствие. Клянусь, ты ничуть не изменилась.
– Я выгляжу старой, Конрад.
– Неправда.
– Я и чувствую себя старой.
– Может, тебе нужен хороший врач?
– Да. То есть нет. Конечно нет. Мне больше не нужны врачи. Мне нужно лишь... как бы это сказать...
– Да?
– Мне здесь немного не по себе, Конрад. Наверное, мне нужно, чтобы рядом со мной был друг. Вот и все, что мне нужно.
– Считай, что у тебя есть друг. Мне осталось осмотреть еще только одного пациента, и я свободен. Давай встретимся в баре... позабыл, как он там называется... в шесть часов, примерно через полчаса. Тебя это устроит?
– Да, – сказала она. – Конечно. И... спасибо тебе, Конрад.
Она положила трубку, потом поднялась с кровати и начала одеваться.
Она чувствовала себя немного взволнованной. После смерти Эда она никуда не ходила и тем более не выпивала с мужчиной. Доктор Джекобс будет доволен, когда она расскажет ему об этом по возвращении. Поздравлять он ее не станет, но наверняка будет доволен. Он скажет, что это шаг в правильном направлении, что это начало. Она по-прежнему регулярно посещала его, и теперь, когда ей стало гораздо лучше, его туманные замечания сделались не столь туманными и он не раз говорил ей, что ее депрессии и тяга к самоубийству никуда не денутся, пока она физически "не заменит" Эда на другого мужчину.
– Но ведь нельзя же развлечения ради заменить человека, которого любил, – сказала ему Анна, когда он в последний раз заговорил об этом. – Боже милостивый, доктор, да когда в прошлом месяце у миссис Крамлин-Браун умер попугай – слышите, попугай, а не муж, – она была так шокирована этим, что поклялась никогда больше не заводить птицу!
– Миссис Купер, – сказал доктор Джекобс, – с попугаем обыкновенно не вступают в сексуальные отношения.
– Да... но...
– Поэтому его не обязательно заменять. Но, когда умирает муж, а оставшаяся в живых жена еще деятельна и здорова, она обязательно, если это возможно, найдет ему замену. И наоборот.
Секс. Наверное, это единственное, о чем думал этот доктор. У него на уме один только секс.
Когда Анна оделась и спустилась вниз на лифте, было десять минут седьмого. Едва она вошла в бар, как из-за одного из столиков поднялся мужчина. Это был Конрад. Должно быть, он следил за дверью. Он пошел ей навстречу, нервно улыбаясь. Анна тоже улыбалась. В таких случаях всегда улыбаются.
– Так-так, – проговорил он. – Так-так-так.
И она, ожидая приличествующего ситуации поцелуя, подставила ему щеку, продолжая улыбаться. Однако она забыла, каким чопорным был Конрад. Он просто взял ее руку в свою и пожал – один раз.
– Вот уж действительно сюрприз, – сказал он. – Проходи, садись.
Бар ничем не отличался от бара в любой другой гостинице. Он был тускло освещен и заполнен множеством небольших столиков. На каждом столике стояло блюдечко с орешками, а вдоль стен тянулись кожаные кресла-скамьи. На официантах были белые пиджаки и темно-бордовые брюки. Конрад повел ее к столику, стоявшему в углу, и они сели лицом друг к другу. Официант уже стоял рядом.
– Что ты будешь пить? – спросил Конрад.
– Можно мне мартини?
– Разумеется. С водкой?
– Нет, с джином, пожалуйста.
– Один мартини с джином, – сказал он официанту. – Нет, лучше два. Ты, наверное, помнишь, Анна, я не очень-то люблю выпивать, но, думаю, сегодня для этого есть повод.
Официант удалился. Конрад откинулся в кресле и внимательно посмотрел на нее.
– Ты очень хорошо выглядишь, – заметил он.
– И ты очень хорошо выглядишь, Конрад, – сказала она ему.
И это было действительно так. Удивительно, как мало он постарел за двадцать пять лет. Все такой же стройный и красивый, как и тогда, – по правде, даже более красивый. Его черные волосы были по-прежнему черными, взгляд – ясным, и, в общем, он выглядел как мужчина, которому не дашь больше тридцати.
– Ты ведь старше меня, не так ли? – спросил он.
– Это что еще за вопрос? – рассмеялась она. – Да, Конрад, я ровно на год тебя старше. Мне сорок два.
– Я так и подумал.
Он по-прежнему изучал ее с предельным вниманием, взгляд его скользил по ее лицу, шее и плечам. Анна почувствовала, что краснеет.
– У тебя, наверное, просто замечательно идут дела? – спросила она. – Ведь лучше тебя во всем городе нет врача?
Он наклонил голову набок, так что ухо едва не коснулось плеча. Эта его манера Анне всегда нравилась.
– Замечательно? – переспросил он. – В наше время у любого врача в большом городе дела могут идти замечательно – я имею в виду, в финансовом отношении. Но вот действительно ли я первоклассный специалист – это другое дело. Мне остается только надеяться и молиться, что это так.
Подали напитки, и Конрад поднял свой бокал и произнес:
– Добро пожаловать в Даллас, Анна. Я так рад, что ты мне позвонила. Приятно снова тебя увидеть.
– И мне приятно тебя увидеть, Конрад, – сказала она, и это была правда.
Он взглянул на ее бокал. Она сразу же сделала большой глоток, и бокал наполовину опустел.
– Ты предпочитаешь джин водке? – спросил он.
– Да, – ответила она.
– Тебе нужно изменить свой вкус.
– Почему?
– Джин вреден для женщин.
– Вот как?
– И даже очень.
– Наверняка он вреден и для мужчин, – сказала она.
– По правде говоря, нет. Для мужчин он не так вреден, как для женщин.
– А почему он вреден для женщин?
– Да просто так, – ответил он. – Просто они так устроены. Чем ты занимаешься, Анна? И что привело тебя в Даллас? Расскажи мне о себе.
– Почему джин вреден для женщин? – улыбаясь, спросила она.
Он улыбнулся ей в ответ и покачал головой, но не ответил.
– Говори же, – настаивала она.
– Нет, оставим это.
– Нехорошо недоговаривать, – сказала она. – Это нечестно.
Помолчав, он произнес:
– Что ж, если ты действительно хочешь знать, в джине содержится определенное количество масла, которое выжимают из ягод можжевельника. Это делается для того, чтобы придать напитку особый вкус.
– И что же это масло делает в организме?
– Много чего.
– Например?
– Нечто ужасное.
– Конрад, не смущайся. Я уже взрослый человек.
Это был все тот же Конрад, подумала она, все такой же застенчивый, щепетильный и скромный, как и раньше. Этим он ей и нравился.
– Если этот напиток и правда делает нечто ужасное в моем организме, – сказала она, – то с твоей стороны нехорошо не говорить мне, что это такое.
Он слегка подергал мочку левого уха большим и указательным пальцами правой руки. Потом сказал:
– Видишь ли, все дело в том, Анна, что можжевеловое масло непосредственно воздействует на матку.
– Ну уж ты скажешь!
– Я не шучу.
– Чепуха, – сказала Анна. – Бабьи сказки.
– Боюсь, что это не так.
– Ты, наверное, имеешь в виду беременных женщин.
– Я имею в виду всех женщин, Анна.
Он перестал улыбаться и говорил вполне серьезно. Похоже, его тревожило ее здоровье.
– В какой области ты специализируешься?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113