Силы небесные! У той, которая однажды беспристрастно наблюдала за агонией заказанного клиента, мучительно медленно растворявшегося в баке с соляной кислотой, дрожат коленки от страха!
Это просто ненормально.
Здесь бы надобно лекарство позабористей донормила. Чтоб выпить и вырубиться, не видя снов, не ведая страхов. Но приходится довольствоваться тем. что есть, поскольку никто не должен даже случайно обнаружить, что эмоционально стабильная и психически здоровая кастелянша Раиса Данникова имеет в своей аптечке и употребляет на сон грядущий, к примеру, хлозепид. Ни-ни! Мы люди нормальные! И потому довольствуемся тем, что продается в аптеках без особого рецепта (и ни хрена потому не помогает). Ладно, хватит рассуждений! Лариса растворила в стакане сразу пяток таблеток и выпила шипучую взвесь не поморщившись. Все. В постель, в постель. В объятия сна…
Стоп.
А разве плюшевая занавеска на окне была так отодвинута? Лариса точно помнила – она плотно задергивала шторы. И… Ей чудится или в самом деле какие-то тени мелькают за окном ее жилища?
На эту тему Лариса порассуждать не успела – таблетки, как ни странно, сработали. Сон. тяжелый, похожий на забытье, на то, что с тобой происходит, когда укачивает в автобусе, снизошел-таки на профессиональную отравительницу. Лариса даже захрапела, чего с нею никогда ранее не случалось.
А из накрепко завернутого крана снова начала медленно капать вода.
…Ларисе снился удивительный сон. Вообще-то своих снов она боялась, потому что в основном это были тяжелые, клейкие, привязчивые кошмары на тему ее профессии. А сейчас ей снилось нечто совершенно сну убийцы-отравительницы несвойственное.
Будто бы она, Лариса Бесприданницева, стала двадцатилетней девушкой из приличной семьи, закончила с отличием библиотечный техникум и, гордо держа в руках красный диплом, пришла устраиваться на работу в городскую библиотеку.
Руководство библиотеки (в образе респектабельной, слегка строгой, но в целом доверительно-добродушной к молодым кадрам дамы) внимательно изучило Ларисины документы и заявило:
– Вы приняты, деточка. Трудитесь и гордитесь своей профессией. Ведь она несет людям свет знаний, без которых человеку не жить!
Лариса и принялась трудиться. Ей очень ярко снилось, как она выдает книги читателям, устраивает библиографические обзоры и занимается расстановкой книг… А потом сон чуть изменился. Лариса как бы увидела себя со стороны, стоящей в кабинете своей библиотечной начальницы. Начальница торжественно вручила Ларисе грамоту.
– За неоценимый вклад в развитие библиотечного дела! – прогудели где-то в вышине фанфары.
Грамота Ларисе была очень приятна. А вот то. что последовало за грамотой – нежные поцелуи начальства, – как-то непонятно.
– Что вы делаете? – удивилась Лариса, пытаясь защититься расписанной сусальным золотом грамотой от становящихся все более страстными поцелуев. – Разве это предписано Таблицами библиотечно-библиографической классификации?
Ответ Ларису потряс до глубины души:
– Il est impossible de retenir mon amour de toi. Je surmonterai toutes les barrieres pour un de rattouchemenl vers tes levres!
Лариса и во сне не утратила способностей к языкам, хотя ее и удивило, что библиотечная начальница объясняется ей в нежной страсти по-французски.
– Как вы можете?! – попыталась воззвать Лариса к нравственному чувству своей патронессы. – Это неприлично! Это даже противоестественно!
– Нет ничего неприличного в вожделении! Умм. Неприлично не давать вожделению выхода! Ах моя прелесссть! Какие курчавые волосики! – получила на это в ответ Лариса и непосредственно за этими словами почувствовала, что сон становится из профессионально-библиотечного каким-то разнузданно-эротическим: патронесса дала волю своим ласкам, так что Лариса даже невольно застонала. На что услышала следующее:
– Ах, детка, как ты очаровательна, ты настоящее-сокровище среди всех женщин! Я жажду слиться с тобой в экстазе! Твоя нагота… о-о… это такое зрелище ма бель!
– Ого! – Ларисе такой сон переставал нравиться. – Вы что, такие вещи со всеми новенькими, что поступают к вам на работу, вытворяете?
– Non! Tu es tellement fou la seule femme, la possession par qui je voulu!
И тут весьма вовремя, а возможно и наоборот, Ларисин сон перешел в стадию трезвого и гневного пробуждения. Она открыла глаза…
Какие уж тут библиотечные работники!
Какие уж тут грамоты за большой вклад в развитие пропаганды книги!
Черт побери!
К телу уже обнаженной Ларисы страстно приник неизвестный растелешенный мужчина, показавшийся просто отвратительным: липкий от пота, возбужденный до предела, да еще и пропитанный запахом дешевого одеколона “Султан”, который Лариса просто ненавидела!
– Да как ты смеешь, скотина! – Лариса хотела было руками провести безотказный защитный и очень болевой прием, но навалившийся на нее подлец это предусмотрел: руки Ларисы он крепко примотал какими-то дрянными шнурками к прутьям кроватной спинки. Лариса подергалась-подергалась, но поняла, что если и освободит руки, то только напрочь выкрутив их из плечевых суставов. Тогда она принялась лягаться, причем не абы как, а с учетом техники кунг-фу и айкидо. Пару раз она попала злодею пяткой в нос и раз пять – стопой в челюсть. Но оказалось, что приемы, которые уже свалили бы нормального человека замертво, этому похотливому мерзавцу были что укусы комара. Он подложил Ларисе под ягодицы подушечку, раздвинул ее намертво сведенные коленки, и тут Лариса принялась хохотать. Не нарочно, от души: очень уж получалась комичная ситуация – ее, убийцу-отравительницу, знатока боевых искусств, уже буквально начал насиловать неизвестный засранец, к тому же невосприимчивый ко всякому женскому сопротивлению. Хохотом Лариса преследовала еще пару целей: в женщину, которая от души хохочет, колыхаясь и извиваясь всем телом, трудновато, кхм. прицелиться. Да и у какого мужчины сохранится п первоначальной силе желание, когда женщина так презрительно ржет над его эрекцией? А может, и еще кое над чем…
Но этот темный тип (в комнате ведь было темно!” был какой-то уникальный в своем сладострастном упрямстве. Плевать ему было на сопротивление, на хохот, а потом и на целый поток отборного, потрясающего мата, которым поливала паразита Лариса. Так что весь акт сопровождался следующим диалогом.
– Ты, …, кобель…, куда суешь свой…!
– Mon petit bonbon! O-o-o!
– Да чтоб тебе … прищемить! Ах ты, …! Не лапай меня, …, ты не в лабазе! – вопила в ответ “моя конфетка”.
– О-о-умм! Ma brioche!
– Я тебе не булочка, жеребец похотливый! Мне твоя французская любовь на… не нужна! А ну кончай и слазь с меня! Скотина, скотина, скотина!!!
В ответ мерзавец выдыхал какие-то скабрезные французские комплименты и сравнения, двигаясь все быстрее, а Лариса отвлеченно подумала о том, что ее нежданного и нежеланного постельного посетителя явный заскок на кондитерские изделия. Потому что ее груди напоминают ему чаши со взбитыми ел инками и спелой земляникой, губы – кокосовый зефир, а ягодицы – свежеиспеченные круассаны с помадной начинкой. Забавно (было бы забавно, если б он не делал так, потому что ей уже противно морально и ощутимо больно физически. Такое впечатление, что у него член размером с брандспойт! А это не ее размер). Похоже, ее охаживает повар (но всех местных поваров она знает, ни один из них по массе не проходит!), либо мужик проголодался не только по сексу.
– Да когда ж ты уже …! – проорала разозленная Лариса, и тут ее ночной визитер резко дернулся и громко застонал.
– Все, приехали, вылазь, станция конечная, – буркнула Лариса, чувствуя себя оплеванной и растерзанной. Во влагалище будто сунули моток колючей проволоки. Но даже не это было самым поганым. Само осознание факта, что ее изнасиловали! Ее! Да еще в таком приличном месте, где собирается только гербовое дворянство! Гадость!
– Merci, – благодарно выдохнул насильник и словно стёк, как кисель, с Ларисиного тела. Только его ладонь все еще гладила ее живот…
И тут Лариса завопила благим матом.
Потому что это была не человеческая ладонь. Вообще не ладонь! Лапа.
Здоровенная медвежья лапа.
И рядом с Ларисой на постели лежал самый настоящий медведь. И глядел на орущую женщину ласковыми медвежьими глазами.
– Помогите! – Лариса не пожалела всей мощи своих легких. – Помогите-э-э-э!
К слову, это было первый раз, когда Лариса Бесприданницева кричала слово “помогите”.
И в комнате вдруг, как по волшебству, вспыхнула зеркальная люстра. И свет принялся отражаться, дробиться, ломаться в остальных зеркальных поверхностях, которыми, как уже было указано однажды, жилая комнатка младшей кастелянши прямо-таки изобиловала… И тут медведя-насильника наконец проняло. Он свечкой (при своих-то габаритах!) взвился с кровати и заревел. Но разве мог сравниться его убогий, не имеющий даже полной октавы рев с непрекращающимися пронзительными и виртуозными воплями Ларисы! Лариса вопить-то вопила, но тем не менее сохраняла полное сознание и способность наблюдать за происходящим. Благо теперь в комнате было достаточно светло… И вот чему она, Лариса Бесприданницева, оказалась хоть и не молчаливой, но свидетельницей.
Медведь метался по комнате. Кстати, он лишь поначалу и со страху показался Ларисе высоченной громадиной. Лариса пригляделась внимательнее и поняла, что высота животины вполне адекватна росту просто высокого мужчины. Причем худого мужчины. Медведь слепо тыкался во все углы, взревывая благим матом, когда в какой-нибудь зеркальной поверхности появлялось его отражение.
– Так ты не любишь зеркал, тварь! – догадалась Лариса и поняла, что теперь настал час ее мести этой зверюге за бессовестное насилие и прочую наглость. Лариса кое-как (вот теперь эти шнурки почему-то легко разорвались!) освободила руки, мгновенно выхватила из комода свое зеркальце размером с блюдце и с торжествующими воплями принялась пускать в медведя-маньяка “солнечные” зайчики:
– Это тебе за “сладкую булочку”! Это – за “взбитые сливки”! А это – за то, что ты посмел меня … своим отвратительным …! У меня от твоего … до сих пор там все чешется!
Ох, лучше бы она этого не делала! Лучше бы не разлетаться по комнате сверкающим зеркальным бликам! Потому что вспышки отраженного света, попав на медвежью шкуру, заставили ее мгновенно в этом месте запылать каким-то синеватым пламенем. В комнате завоняло паленой шерстью и горелым мясом… И как ни ярилась на насильника Лариса, но от этого жутковатого неаппетитного зрелища ей стало не по себе. А уж от следующего зрелища…
Паленый медведь, покачиваясь, замер перед кроватью на задних лапах. Поднял передние, словно потягивался после долгой спячки, и медвежье обличье стало сползать с него, как целлофановая упаковка – с подарка. Только перед Ларисой теперь стоял отнюдь не подарок, и, хотя она, прилипнув лопатками к стене, выставила перед собой зеркальце как щит, было ясно: этому все зеркала мира – тьфу.
Отвратительное существо теперь само было каким-то зеркально-бронзовым. Стояло оно на паре ощетиненных острыми серповидными наростами лап, двумя другими парами лап, похожих на вешалки для колюще-режущих пыточных инструментов, существо медленно помавало вокруг себя, словно пыталось осязать воздух. Мощное тулово напоминало покрытую бронзовой краской и слегка сгоношенную спереди и сзади цистерну, вроде тех, в которых раньше принято было развозить квас. Правда, на цистернах никогда не имелось экзоскелета, отливающего темным металлом. И никогда не было у цистерн пугающего вида трапециевидной головы, оснащенной несколькими парами челюстей, странного вида наростами на месте ушей и блестящими, как начищенная медь, округлыми здоровенными рогами. Еще на этом подобии головы имелось нечто аналогичное, ну, не глазам, а. скажем так, органам зрения. И эти органы сейчас явно уставились на оцепеневшую и уже неспособную кричать Ларису.
Существо бодренько пошевелило жвалами, пощелкало челюстями и вдруг с противным xpycтoм ломающегося хитина распустило за спиной плотные, масленно блестящие непрозрачные крылья.
“Как у жука”, – отстраненно подумала Лариса. Следующей мыслью было: “Да ведь это и есть жук! Жук-монстр! Мало того что он меня оттрахал супротив моей воли, так теперь еще, наверное, и сожрет. Тоже, не спрашивая согласия. Точно, сожрет. То-то он меня то с булочкой сравнивал, то про варенье вспоминал да конфеты… Насекомые любят сладкое…”
И, словно защищая Ларисино сознание от полного помрачения, в мозгу у нее завертелась старинная веселая детская песенка, правда, с незначительными изменениями в тексте:
Встаньте, дети, встаньте в круг!
Ты мой друг, я твой друг!
Нас сожрет здоровый жук –
Прямо сразу двух!
Никогда он не ворчал,
Не кричал,
Не рычал.
Только челюстью стучал –
Громко плакать запрещал!
Покормили мы жука,
Толстяка,
…лака!
Жрет он даже мужика
И электрика!
…К чему приплелся “электрик”.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Это просто ненормально.
Здесь бы надобно лекарство позабористей донормила. Чтоб выпить и вырубиться, не видя снов, не ведая страхов. Но приходится довольствоваться тем. что есть, поскольку никто не должен даже случайно обнаружить, что эмоционально стабильная и психически здоровая кастелянша Раиса Данникова имеет в своей аптечке и употребляет на сон грядущий, к примеру, хлозепид. Ни-ни! Мы люди нормальные! И потому довольствуемся тем, что продается в аптеках без особого рецепта (и ни хрена потому не помогает). Ладно, хватит рассуждений! Лариса растворила в стакане сразу пяток таблеток и выпила шипучую взвесь не поморщившись. Все. В постель, в постель. В объятия сна…
Стоп.
А разве плюшевая занавеска на окне была так отодвинута? Лариса точно помнила – она плотно задергивала шторы. И… Ей чудится или в самом деле какие-то тени мелькают за окном ее жилища?
На эту тему Лариса порассуждать не успела – таблетки, как ни странно, сработали. Сон. тяжелый, похожий на забытье, на то, что с тобой происходит, когда укачивает в автобусе, снизошел-таки на профессиональную отравительницу. Лариса даже захрапела, чего с нею никогда ранее не случалось.
А из накрепко завернутого крана снова начала медленно капать вода.
…Ларисе снился удивительный сон. Вообще-то своих снов она боялась, потому что в основном это были тяжелые, клейкие, привязчивые кошмары на тему ее профессии. А сейчас ей снилось нечто совершенно сну убийцы-отравительницы несвойственное.
Будто бы она, Лариса Бесприданницева, стала двадцатилетней девушкой из приличной семьи, закончила с отличием библиотечный техникум и, гордо держа в руках красный диплом, пришла устраиваться на работу в городскую библиотеку.
Руководство библиотеки (в образе респектабельной, слегка строгой, но в целом доверительно-добродушной к молодым кадрам дамы) внимательно изучило Ларисины документы и заявило:
– Вы приняты, деточка. Трудитесь и гордитесь своей профессией. Ведь она несет людям свет знаний, без которых человеку не жить!
Лариса и принялась трудиться. Ей очень ярко снилось, как она выдает книги читателям, устраивает библиографические обзоры и занимается расстановкой книг… А потом сон чуть изменился. Лариса как бы увидела себя со стороны, стоящей в кабинете своей библиотечной начальницы. Начальница торжественно вручила Ларисе грамоту.
– За неоценимый вклад в развитие библиотечного дела! – прогудели где-то в вышине фанфары.
Грамота Ларисе была очень приятна. А вот то. что последовало за грамотой – нежные поцелуи начальства, – как-то непонятно.
– Что вы делаете? – удивилась Лариса, пытаясь защититься расписанной сусальным золотом грамотой от становящихся все более страстными поцелуев. – Разве это предписано Таблицами библиотечно-библиографической классификации?
Ответ Ларису потряс до глубины души:
– Il est impossible de retenir mon amour de toi. Je surmonterai toutes les barrieres pour un de rattouchemenl vers tes levres!
Лариса и во сне не утратила способностей к языкам, хотя ее и удивило, что библиотечная начальница объясняется ей в нежной страсти по-французски.
– Как вы можете?! – попыталась воззвать Лариса к нравственному чувству своей патронессы. – Это неприлично! Это даже противоестественно!
– Нет ничего неприличного в вожделении! Умм. Неприлично не давать вожделению выхода! Ах моя прелесссть! Какие курчавые волосики! – получила на это в ответ Лариса и непосредственно за этими словами почувствовала, что сон становится из профессионально-библиотечного каким-то разнузданно-эротическим: патронесса дала волю своим ласкам, так что Лариса даже невольно застонала. На что услышала следующее:
– Ах, детка, как ты очаровательна, ты настоящее-сокровище среди всех женщин! Я жажду слиться с тобой в экстазе! Твоя нагота… о-о… это такое зрелище ма бель!
– Ого! – Ларисе такой сон переставал нравиться. – Вы что, такие вещи со всеми новенькими, что поступают к вам на работу, вытворяете?
– Non! Tu es tellement fou la seule femme, la possession par qui je voulu!
И тут весьма вовремя, а возможно и наоборот, Ларисин сон перешел в стадию трезвого и гневного пробуждения. Она открыла глаза…
Какие уж тут библиотечные работники!
Какие уж тут грамоты за большой вклад в развитие пропаганды книги!
Черт побери!
К телу уже обнаженной Ларисы страстно приник неизвестный растелешенный мужчина, показавшийся просто отвратительным: липкий от пота, возбужденный до предела, да еще и пропитанный запахом дешевого одеколона “Султан”, который Лариса просто ненавидела!
– Да как ты смеешь, скотина! – Лариса хотела было руками провести безотказный защитный и очень болевой прием, но навалившийся на нее подлец это предусмотрел: руки Ларисы он крепко примотал какими-то дрянными шнурками к прутьям кроватной спинки. Лариса подергалась-подергалась, но поняла, что если и освободит руки, то только напрочь выкрутив их из плечевых суставов. Тогда она принялась лягаться, причем не абы как, а с учетом техники кунг-фу и айкидо. Пару раз она попала злодею пяткой в нос и раз пять – стопой в челюсть. Но оказалось, что приемы, которые уже свалили бы нормального человека замертво, этому похотливому мерзавцу были что укусы комара. Он подложил Ларисе под ягодицы подушечку, раздвинул ее намертво сведенные коленки, и тут Лариса принялась хохотать. Не нарочно, от души: очень уж получалась комичная ситуация – ее, убийцу-отравительницу, знатока боевых искусств, уже буквально начал насиловать неизвестный засранец, к тому же невосприимчивый ко всякому женскому сопротивлению. Хохотом Лариса преследовала еще пару целей: в женщину, которая от души хохочет, колыхаясь и извиваясь всем телом, трудновато, кхм. прицелиться. Да и у какого мужчины сохранится п первоначальной силе желание, когда женщина так презрительно ржет над его эрекцией? А может, и еще кое над чем…
Но этот темный тип (в комнате ведь было темно!” был какой-то уникальный в своем сладострастном упрямстве. Плевать ему было на сопротивление, на хохот, а потом и на целый поток отборного, потрясающего мата, которым поливала паразита Лариса. Так что весь акт сопровождался следующим диалогом.
– Ты, …, кобель…, куда суешь свой…!
– Mon petit bonbon! O-o-o!
– Да чтоб тебе … прищемить! Ах ты, …! Не лапай меня, …, ты не в лабазе! – вопила в ответ “моя конфетка”.
– О-о-умм! Ma brioche!
– Я тебе не булочка, жеребец похотливый! Мне твоя французская любовь на… не нужна! А ну кончай и слазь с меня! Скотина, скотина, скотина!!!
В ответ мерзавец выдыхал какие-то скабрезные французские комплименты и сравнения, двигаясь все быстрее, а Лариса отвлеченно подумала о том, что ее нежданного и нежеланного постельного посетителя явный заскок на кондитерские изделия. Потому что ее груди напоминают ему чаши со взбитыми ел инками и спелой земляникой, губы – кокосовый зефир, а ягодицы – свежеиспеченные круассаны с помадной начинкой. Забавно (было бы забавно, если б он не делал так, потому что ей уже противно морально и ощутимо больно физически. Такое впечатление, что у него член размером с брандспойт! А это не ее размер). Похоже, ее охаживает повар (но всех местных поваров она знает, ни один из них по массе не проходит!), либо мужик проголодался не только по сексу.
– Да когда ж ты уже …! – проорала разозленная Лариса, и тут ее ночной визитер резко дернулся и громко застонал.
– Все, приехали, вылазь, станция конечная, – буркнула Лариса, чувствуя себя оплеванной и растерзанной. Во влагалище будто сунули моток колючей проволоки. Но даже не это было самым поганым. Само осознание факта, что ее изнасиловали! Ее! Да еще в таком приличном месте, где собирается только гербовое дворянство! Гадость!
– Merci, – благодарно выдохнул насильник и словно стёк, как кисель, с Ларисиного тела. Только его ладонь все еще гладила ее живот…
И тут Лариса завопила благим матом.
Потому что это была не человеческая ладонь. Вообще не ладонь! Лапа.
Здоровенная медвежья лапа.
И рядом с Ларисой на постели лежал самый настоящий медведь. И глядел на орущую женщину ласковыми медвежьими глазами.
– Помогите! – Лариса не пожалела всей мощи своих легких. – Помогите-э-э-э!
К слову, это было первый раз, когда Лариса Бесприданницева кричала слово “помогите”.
И в комнате вдруг, как по волшебству, вспыхнула зеркальная люстра. И свет принялся отражаться, дробиться, ломаться в остальных зеркальных поверхностях, которыми, как уже было указано однажды, жилая комнатка младшей кастелянши прямо-таки изобиловала… И тут медведя-насильника наконец проняло. Он свечкой (при своих-то габаритах!) взвился с кровати и заревел. Но разве мог сравниться его убогий, не имеющий даже полной октавы рев с непрекращающимися пронзительными и виртуозными воплями Ларисы! Лариса вопить-то вопила, но тем не менее сохраняла полное сознание и способность наблюдать за происходящим. Благо теперь в комнате было достаточно светло… И вот чему она, Лариса Бесприданницева, оказалась хоть и не молчаливой, но свидетельницей.
Медведь метался по комнате. Кстати, он лишь поначалу и со страху показался Ларисе высоченной громадиной. Лариса пригляделась внимательнее и поняла, что высота животины вполне адекватна росту просто высокого мужчины. Причем худого мужчины. Медведь слепо тыкался во все углы, взревывая благим матом, когда в какой-нибудь зеркальной поверхности появлялось его отражение.
– Так ты не любишь зеркал, тварь! – догадалась Лариса и поняла, что теперь настал час ее мести этой зверюге за бессовестное насилие и прочую наглость. Лариса кое-как (вот теперь эти шнурки почему-то легко разорвались!) освободила руки, мгновенно выхватила из комода свое зеркальце размером с блюдце и с торжествующими воплями принялась пускать в медведя-маньяка “солнечные” зайчики:
– Это тебе за “сладкую булочку”! Это – за “взбитые сливки”! А это – за то, что ты посмел меня … своим отвратительным …! У меня от твоего … до сих пор там все чешется!
Ох, лучше бы она этого не делала! Лучше бы не разлетаться по комнате сверкающим зеркальным бликам! Потому что вспышки отраженного света, попав на медвежью шкуру, заставили ее мгновенно в этом месте запылать каким-то синеватым пламенем. В комнате завоняло паленой шерстью и горелым мясом… И как ни ярилась на насильника Лариса, но от этого жутковатого неаппетитного зрелища ей стало не по себе. А уж от следующего зрелища…
Паленый медведь, покачиваясь, замер перед кроватью на задних лапах. Поднял передние, словно потягивался после долгой спячки, и медвежье обличье стало сползать с него, как целлофановая упаковка – с подарка. Только перед Ларисой теперь стоял отнюдь не подарок, и, хотя она, прилипнув лопатками к стене, выставила перед собой зеркальце как щит, было ясно: этому все зеркала мира – тьфу.
Отвратительное существо теперь само было каким-то зеркально-бронзовым. Стояло оно на паре ощетиненных острыми серповидными наростами лап, двумя другими парами лап, похожих на вешалки для колюще-режущих пыточных инструментов, существо медленно помавало вокруг себя, словно пыталось осязать воздух. Мощное тулово напоминало покрытую бронзовой краской и слегка сгоношенную спереди и сзади цистерну, вроде тех, в которых раньше принято было развозить квас. Правда, на цистернах никогда не имелось экзоскелета, отливающего темным металлом. И никогда не было у цистерн пугающего вида трапециевидной головы, оснащенной несколькими парами челюстей, странного вида наростами на месте ушей и блестящими, как начищенная медь, округлыми здоровенными рогами. Еще на этом подобии головы имелось нечто аналогичное, ну, не глазам, а. скажем так, органам зрения. И эти органы сейчас явно уставились на оцепеневшую и уже неспособную кричать Ларису.
Существо бодренько пошевелило жвалами, пощелкало челюстями и вдруг с противным xpycтoм ломающегося хитина распустило за спиной плотные, масленно блестящие непрозрачные крылья.
“Как у жука”, – отстраненно подумала Лариса. Следующей мыслью было: “Да ведь это и есть жук! Жук-монстр! Мало того что он меня оттрахал супротив моей воли, так теперь еще, наверное, и сожрет. Тоже, не спрашивая согласия. Точно, сожрет. То-то он меня то с булочкой сравнивал, то про варенье вспоминал да конфеты… Насекомые любят сладкое…”
И, словно защищая Ларисино сознание от полного помрачения, в мозгу у нее завертелась старинная веселая детская песенка, правда, с незначительными изменениями в тексте:
Встаньте, дети, встаньте в круг!
Ты мой друг, я твой друг!
Нас сожрет здоровый жук –
Прямо сразу двух!
Никогда он не ворчал,
Не кричал,
Не рычал.
Только челюстью стучал –
Громко плакать запрещал!
Покормили мы жука,
Толстяка,
…лака!
Жрет он даже мужика
И электрика!
…К чему приплелся “электрик”.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41