Ты представь только: существо, не имеющее души по определению, существо, которое само по себе бессмертно и обладает сверхъестественными качествами, уговаривает меня, смертную человеческую дуреху, не губить душу! Я ревела, как маленькая. Вот. А потом он что-то со мной сделал.
– В смысле?
– Лапку свою (а ладошки у него маленькие, худенькие, пальчики и впрямь как птичьи коготки) на голову мне возложил и говорит: “Более сим погубить себя не сможешь”. После этих слов мне показалось, будто меня что-то на атомы разнесло и обратно собрало. Боли не было, а странное только ощущение, что все яды мне теперь – как минеральная вода. Как видишь, ощущения меня не подвели. В капсуле был яд. Я даже смогла определить его молекулярную структуру, пока эту дрянь жевала. Но дай бог здоровья дедушке Мстиславу – как видишь, я жива. Что молчишь?
Лариса потерла ладонью лоб:
– Мне просто трудно в это поверить. Во все.
– А ты не верь. Воспринимай как данность. Солнце на небе светит вне зависимости, веришь ты в ею существование или не веришь. Оно есть. Так и в случае с морферами… Только в киносценарий вводить морферов не советую. Такой сценарий не пропустят.
– Почему?
– Потому что, к примеру, некоторые наши знаменитые режиссеры – не люди. И им не понравится, если кто-то об этом догадается. Тьфу, фраза прозвучала двусмысленно, но, надеюсь, ты меня поняла. Так что вводим в сценарий процесс выкачивания яла из капсулы при помощи инсулинового шприца. Выглядит по-голливудски, но наш зритель это проглотит… Лариса, ты что?
Лариса посмотрела на Веру пустым взглядом.
– Лариска! Очнись! Будешь моим соратником-сценаристом или как?
Лариса не слышала Веру. Она монотонно заговорила, словно в трансе:
– Значит, если бы я все-таки попыталась выполнить свое дело, у меня ничего бы не вышло. А ты все это время молчала об этом. И я каждую минуту сходила с ума перед этим выбором: убить или оставить в живых… Ты, наверно, смеялась надо мной, Вера, за глаза. А теперь смеешься мне в глаза.
– Вот ты дура! Опять ничего не поняла. Я же как лучше хотела. Что тебя не устраивает?! Ты подумай, перед тобой открываются перспективы новой жизни!
Лариса качнула головой.
– Верно, – собралась с духом и снова налила себе. – Так выпьем за перспективы!
Они чокнулись и выпили.
– Вот такой ты мне больше нравишься, – внимательно глядя на Ларису, сказала Вера. – Э-э, только не подумай чего! Ориентация у меня традиционная: водка, огурец, селедка!
Этим она все-таки заставила Ларису посмеяться.
– Расслабься, Ларочка. Здесь хорошо. К тому же скоро станет еще лучше. Начало Большой Охоты – это нечто феерическое! Зрелище умопомрачающее, поверь мне! И кстати, первый день Охоты завершается костюмированным балом-маскарадом. Так что продумай себе костюмчик. Времени осталось всего ничего.
– Оденусь местной горничной, – усмехнулась Лариса.
– Вот тут ты обломалась, – с удовольствием в голосе сказала Вера. – В костюме местной горничной на балу буду рассекать я. Думаю, на всех это произведет офигенное впечатление.
Открытие Большой Охоты, возможно, и не было “умопомрачающим зрелищем”, как выразилась Вера, но впечатление оно на Ларису произвело сильное.
Очень сильное.
Особенно после того, когда узнала, в чем состоит суть этой Охоты. Но это позже.
А пока она вместе с Верой, Аркадией Ефимовной и еще полудюжиной дам в костюмах и шляпках а-ля Анна Каренина (“Особо приглашенные!” – пояснила шепотом Вера) расположилась у походного шатра на возвышении, с которого открывался вид на засыпанную снегом долину, отороченную черной каймой леса. В долине уже растянулись цепочкой охотники. Собаки поскуливали, выражая нетерпение, кони пританцовывали под седоками… Но все эти доезжачие, выжлятники и борзятники, которые от охотников отличались особенными, старинного кроя, костюмами, выглядели спокойными, хотя спокойствие это было внешним и немного напускным. Напряжение ожидания передавалось всем, как ток по проводам. Лариса с удивлением отметила, что и сама она с нетерпением ждет начала действа, хотя ни охота, ни охотники ее никогда не интересовали.
Рядом с нею оказался барон фон Вымпель. Он молодецки держался в седле, хотя конь-кабардинец под ним вел себя беспокойно.
– Я привьетствовать вас, сударыни! – воскликнул фон Вымпель. – Ich hoffe mich, dass diese Vor-stellung Ihnen gefallen wird!
Лариса кивнула, но. оглядев барона, усмехнулась про себя: странно было слышать немецкую речь от человека, выряженного в белый с красным галуном полукафтан и молодецки заломленную барашковую шапку. Темно-синие штаны, заправленные в высокие охотничьи сапоги, тоже сверкали галунами, точно языками пламени. В наряде Управляющего Охотой барон выглядел великолепно. О чем ему не преминули сказать (на немецком, разумеется) Вера и две симпатичные дамы, не выпускающие из рук прелестных песцовых муфточек – вероятно, одолженных на время пребывания в “Дворянском гнезде”.
Барон принялся объяснять Ларисе разницу между доезжачими, выжлятниками, борзятниками и стременными, смешивая немецкие и русские слова и указывая плетеным арапником на вытянувшихся цепью всадников в поле. Из объяснений Лариса поняла мало. А запомнила и того меньше. Вроде бы доезжачие и выжлятники состояли при своре гончих и потому носили красные кафтаны, а борзятники и стременные соответственно состояли при борзых, которым предстояло нынче показать все свое собачье мастерство.
– Какого ж зверя собираются затравить такой прорвой собак, барон? – полюбопытствовала Лариса. – Сомневаюсь, чтоб в здешних лесах хоть зайцы уцелели.
– С зайца начинать Большой Охота? – удивился барон. – Nein! Es wird ein grosses Tier, das eigenartige Tier!
…Напрасно Лариса не придала значения словам барона о том, что зверь будет особенный.
Подмораживало. Вера подмигнула Ларисе и достала из недр своего пальто плоскую блестящую фляжку:
– А не угодно ли кому коньячку сугреву ради?
Барон отказался – он буквально через минуту давал сигнал к началу Охоты. Вера удовлетворенно кивнула и приложилась к фляге – ее версия об идиосинкразии морферов к спиртному подтверждалась. Потом передала флягу Ларисе: та лишь символически сделала глоток. И коньяк, ожегший горло, чуть не лишил ее дыхания, заложил уши. А потом она поняла, что дело не в коньяке.
Трубили охотничьи рога, и в морозном воздухе этот звук делался осязаемым, как нож, полоснувший по ладони. И громче всех трубил рог барона.
– Началось! – отведя рог от губ, завопил барон и пустил коня с места в карьер, обдав дам взметенным копытами снегом.
Лариса увидела, как собаки разноцветными пулями несутся по огромной равнине к лесу, а за ними мчатся всадники. Не было лая, криков, только ровны и гул погони стоял в воздухе.
Погони неизвестно за кем.
И тут Лариса увидела, как они появились из леса.
Да.
Это были особенные звери.
Рысь размерами с теленка, с блестящей серебряно-траурной шерстью, чудовищными лапами и страшными глазами, напоминающими два золотых блюдца с черными трещинами вдоль.
Волк, не уступающий по величине рыси, с лобастой головой, пастью, оскаленной, как бензопила, и роскошным мехом вокруг мошной шеи.
Медведь (Лариса вздрогнула), наводящий жуть даже издалека и совершенно непохожий на обычных медведей.
Лось, при появлении из леса сваливший рогами пару крепких елок…
Единорог?
Да, это был единорог. Или нечто весьма его напоминающее. Зверь бил сверкающими копытами, ревел, а его закрученный спиралью золотой рог напоминал ствол танка.
– Этого не может быть, – прошептала Лариса, и тут особенные звери совершили особенный маневр.
Они, словно сговорившись, двинулись на охотников.
– Смешались кони, звери, морферы, – спокойно перефразировала классическую фразу Вера.
– Вера, я ничего не понимаю, какая же это охота? Эти монстры просто сейчас всех перетопчут, особенно собак. И вообще, откуда здесь единорог? Или у меня галлюцинация?!
– Это не галлюцинация, это особенности Большой Охоты морферов. Хотя насчет единорога не могу с тобой не согласиться. Сколько раз просили графа не принимать этот облик, а он уперся… рогом: раз в моем гербовом поле изображен единорог, то я имею полное право…
– Погоди-погоди… Граф? Че… то есть морфер?
– Конечно. – Вера недоуменно глянула на подругу. – Неужели ты сразу не поняла? Или думала, и впрямь они будут охотиться на обычных зверей?! Какой им в этом праздник? Вот посоревноваться в беге по пересеченной местности, да еще когда три дюжины собак тебе в холку дышат, – вот это для них настоящая охота. Они охотятся друг на друга, попеременно исполняя роль то охотника, то добычи – это определяется простой жеребьевкой.
– Но… это не опасно? Вера хмыкнула:
– Опасно? Им? Пожалуй, ужинать в кратере действующего вулкана было бы для них несколько… опасновато . А это – игра, только игра, в которой все вдоволь извозятся в снегу, намаются, натешатся и проголодаются. До тех пор, пока звери не оторвутся от погони или не упадут в снег, что означает, будто они пойманы. Кстати, в старину, когда на охоте присутствовали женщины, морферы-звери моментально сдавались и падали к их ногам. После чего возникло две традиции: женщинам награждать победителей поцелуем, а потом устраивать во Дворце бал и во время танцев договариваться о более интимных наградах… Ты же помнишь, что эти существа готовы охотиться за женским полом бесконечно и ради этого любую затею густо сдабривают эротическими намеками. Большая Охота не исключение. Сначала они потренируются в силе и ловкости, а потом будут оттачивать искусство комплиментов и тайных объятий возле какой-нибудь кадки с филодендроном… Так что готовь губки, детка.
– Только не я! – резво сказала Лариса. – Хватит с меня интимных отношений с морферами. А скажи, единорог – это, часом, не граф Разбазаринский?
– Он самый. Слушай, хор-рошо идет, прямо на мастера спорта.
– Ага. А рысь – кто?
– Князь Путятин. У него на гербе рысь, обремененная куропаткой. В куропатку облекаться при такой охоте, сама понимаешь, несолидно, вот он и рысит.
– То есть они принимают облик зверей со своих гербов…
– Не всегда. Лось – животное не геральдическое, князь Мосальский это понимает, но у него на гербе звезда и дерево, поэтому приходится мужику фантазировать. Остальные – мелкие дворянчики Гундоров и Стойкий, у них и гербов-то, утвержденных Обществом Большой Охоты, нет, поэтому они и выбрали себе образы медведя и волка. Надеются победить и тем самым заслужить следующий титул и герб. И еще призы взять. Поощрительные.
– Мерси за разъяснения.
– II ne faut pas. Прости, я слишком много болтаю и мешаю тебе смотреть представление.
А “представление” было в самом разгаре. Правда, Ларисе оно напоминало не охоту, а какой-то чуть безумный чемпионат по бегу, метанию снежков и скачкам с препятствиями. Кажется, волку удалось-таки оторваться от погони и дунуть в лес (значит, он выиграл?). Единорог носился как бешеный, но собаки его одолели, и он завалился на бок, комически подняв золотые копыта: сдаюсь, мол… Следом за ним рухнули в снег медведь и рысь. Лось, то есть князь Мосальский, держался дольше всех, но и его одолели разъяренные собаки, которых, как думала Лариса, он мог бы разметать одним движением.
“Это никакой не чемпионат. Не охота. Это поддавки. Или хорошо срежиссированный спектакль, участники которого повоюют друг против друга, а потом пойдут веселиться одной компанией. Что ж… Разве это плохо? Даже забавно”.
Снова затрубили рога. Это означало окончание первого загона. Вера пояснила: морферы резвиться могут до бесконечности, а вот собаки и лошади уже выдохлись. А морферы к животным относятся прямо-таки с болезненной нежностью, холят и лелеют. Теперь собакам дадут день отдыха перед следующим этапом Большой Охоты – соревнованиями между сворами, привезенными в зону и выведенными местными заводчиками. Но это зрелище для любителей и знатоков, то есть для морферов. Дальше будут соревнования стрелков – из ружей и даже арбалетов и луков… А пока все возвращаются в имение – отдыхать, делиться впечатлениями и готовиться к балу. …Лариса отказалась от Вериного предложения “пересидеть” у нее время до маскарада и отправилась в свой домик. Чья-то добрая рука навела в нем идеальный порядок, и о том, что некоторое время назад здесь вытворял князь Ежинский, ничего не напоминало. Нежно пахло цветами – на столике стояла ваза с букетом камелий. Из-под вазы торчал уголок визитной карточки: даже не заглядывая в нее, Лариса уже знала, что и букет и карточка – очередное подношение князя Жупаева. После Суда Чести Жупаев просто засыпал Ларису этими знаками внимания, среди коих был даже опаловый гарнитур, который Ларисе не нравился, и к тому же она никогда не носила серег и браслетов. Но дело, конечно, не в гарнитуре, важен сам факт пристального внимания к скромной персоне бывшей отравительницы. То ли князь действительно влюбился, то ли просто не мог опомниться от давнего созерцания обнаженного Ларисиного тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– В смысле?
– Лапку свою (а ладошки у него маленькие, худенькие, пальчики и впрямь как птичьи коготки) на голову мне возложил и говорит: “Более сим погубить себя не сможешь”. После этих слов мне показалось, будто меня что-то на атомы разнесло и обратно собрало. Боли не было, а странное только ощущение, что все яды мне теперь – как минеральная вода. Как видишь, ощущения меня не подвели. В капсуле был яд. Я даже смогла определить его молекулярную структуру, пока эту дрянь жевала. Но дай бог здоровья дедушке Мстиславу – как видишь, я жива. Что молчишь?
Лариса потерла ладонью лоб:
– Мне просто трудно в это поверить. Во все.
– А ты не верь. Воспринимай как данность. Солнце на небе светит вне зависимости, веришь ты в ею существование или не веришь. Оно есть. Так и в случае с морферами… Только в киносценарий вводить морферов не советую. Такой сценарий не пропустят.
– Почему?
– Потому что, к примеру, некоторые наши знаменитые режиссеры – не люди. И им не понравится, если кто-то об этом догадается. Тьфу, фраза прозвучала двусмысленно, но, надеюсь, ты меня поняла. Так что вводим в сценарий процесс выкачивания яла из капсулы при помощи инсулинового шприца. Выглядит по-голливудски, но наш зритель это проглотит… Лариса, ты что?
Лариса посмотрела на Веру пустым взглядом.
– Лариска! Очнись! Будешь моим соратником-сценаристом или как?
Лариса не слышала Веру. Она монотонно заговорила, словно в трансе:
– Значит, если бы я все-таки попыталась выполнить свое дело, у меня ничего бы не вышло. А ты все это время молчала об этом. И я каждую минуту сходила с ума перед этим выбором: убить или оставить в живых… Ты, наверно, смеялась надо мной, Вера, за глаза. А теперь смеешься мне в глаза.
– Вот ты дура! Опять ничего не поняла. Я же как лучше хотела. Что тебя не устраивает?! Ты подумай, перед тобой открываются перспективы новой жизни!
Лариса качнула головой.
– Верно, – собралась с духом и снова налила себе. – Так выпьем за перспективы!
Они чокнулись и выпили.
– Вот такой ты мне больше нравишься, – внимательно глядя на Ларису, сказала Вера. – Э-э, только не подумай чего! Ориентация у меня традиционная: водка, огурец, селедка!
Этим она все-таки заставила Ларису посмеяться.
– Расслабься, Ларочка. Здесь хорошо. К тому же скоро станет еще лучше. Начало Большой Охоты – это нечто феерическое! Зрелище умопомрачающее, поверь мне! И кстати, первый день Охоты завершается костюмированным балом-маскарадом. Так что продумай себе костюмчик. Времени осталось всего ничего.
– Оденусь местной горничной, – усмехнулась Лариса.
– Вот тут ты обломалась, – с удовольствием в голосе сказала Вера. – В костюме местной горничной на балу буду рассекать я. Думаю, на всех это произведет офигенное впечатление.
Открытие Большой Охоты, возможно, и не было “умопомрачающим зрелищем”, как выразилась Вера, но впечатление оно на Ларису произвело сильное.
Очень сильное.
Особенно после того, когда узнала, в чем состоит суть этой Охоты. Но это позже.
А пока она вместе с Верой, Аркадией Ефимовной и еще полудюжиной дам в костюмах и шляпках а-ля Анна Каренина (“Особо приглашенные!” – пояснила шепотом Вера) расположилась у походного шатра на возвышении, с которого открывался вид на засыпанную снегом долину, отороченную черной каймой леса. В долине уже растянулись цепочкой охотники. Собаки поскуливали, выражая нетерпение, кони пританцовывали под седоками… Но все эти доезжачие, выжлятники и борзятники, которые от охотников отличались особенными, старинного кроя, костюмами, выглядели спокойными, хотя спокойствие это было внешним и немного напускным. Напряжение ожидания передавалось всем, как ток по проводам. Лариса с удивлением отметила, что и сама она с нетерпением ждет начала действа, хотя ни охота, ни охотники ее никогда не интересовали.
Рядом с нею оказался барон фон Вымпель. Он молодецки держался в седле, хотя конь-кабардинец под ним вел себя беспокойно.
– Я привьетствовать вас, сударыни! – воскликнул фон Вымпель. – Ich hoffe mich, dass diese Vor-stellung Ihnen gefallen wird!
Лариса кивнула, но. оглядев барона, усмехнулась про себя: странно было слышать немецкую речь от человека, выряженного в белый с красным галуном полукафтан и молодецки заломленную барашковую шапку. Темно-синие штаны, заправленные в высокие охотничьи сапоги, тоже сверкали галунами, точно языками пламени. В наряде Управляющего Охотой барон выглядел великолепно. О чем ему не преминули сказать (на немецком, разумеется) Вера и две симпатичные дамы, не выпускающие из рук прелестных песцовых муфточек – вероятно, одолженных на время пребывания в “Дворянском гнезде”.
Барон принялся объяснять Ларисе разницу между доезжачими, выжлятниками, борзятниками и стременными, смешивая немецкие и русские слова и указывая плетеным арапником на вытянувшихся цепью всадников в поле. Из объяснений Лариса поняла мало. А запомнила и того меньше. Вроде бы доезжачие и выжлятники состояли при своре гончих и потому носили красные кафтаны, а борзятники и стременные соответственно состояли при борзых, которым предстояло нынче показать все свое собачье мастерство.
– Какого ж зверя собираются затравить такой прорвой собак, барон? – полюбопытствовала Лариса. – Сомневаюсь, чтоб в здешних лесах хоть зайцы уцелели.
– С зайца начинать Большой Охота? – удивился барон. – Nein! Es wird ein grosses Tier, das eigenartige Tier!
…Напрасно Лариса не придала значения словам барона о том, что зверь будет особенный.
Подмораживало. Вера подмигнула Ларисе и достала из недр своего пальто плоскую блестящую фляжку:
– А не угодно ли кому коньячку сугреву ради?
Барон отказался – он буквально через минуту давал сигнал к началу Охоты. Вера удовлетворенно кивнула и приложилась к фляге – ее версия об идиосинкразии морферов к спиртному подтверждалась. Потом передала флягу Ларисе: та лишь символически сделала глоток. И коньяк, ожегший горло, чуть не лишил ее дыхания, заложил уши. А потом она поняла, что дело не в коньяке.
Трубили охотничьи рога, и в морозном воздухе этот звук делался осязаемым, как нож, полоснувший по ладони. И громче всех трубил рог барона.
– Началось! – отведя рог от губ, завопил барон и пустил коня с места в карьер, обдав дам взметенным копытами снегом.
Лариса увидела, как собаки разноцветными пулями несутся по огромной равнине к лесу, а за ними мчатся всадники. Не было лая, криков, только ровны и гул погони стоял в воздухе.
Погони неизвестно за кем.
И тут Лариса увидела, как они появились из леса.
Да.
Это были особенные звери.
Рысь размерами с теленка, с блестящей серебряно-траурной шерстью, чудовищными лапами и страшными глазами, напоминающими два золотых блюдца с черными трещинами вдоль.
Волк, не уступающий по величине рыси, с лобастой головой, пастью, оскаленной, как бензопила, и роскошным мехом вокруг мошной шеи.
Медведь (Лариса вздрогнула), наводящий жуть даже издалека и совершенно непохожий на обычных медведей.
Лось, при появлении из леса сваливший рогами пару крепких елок…
Единорог?
Да, это был единорог. Или нечто весьма его напоминающее. Зверь бил сверкающими копытами, ревел, а его закрученный спиралью золотой рог напоминал ствол танка.
– Этого не может быть, – прошептала Лариса, и тут особенные звери совершили особенный маневр.
Они, словно сговорившись, двинулись на охотников.
– Смешались кони, звери, морферы, – спокойно перефразировала классическую фразу Вера.
– Вера, я ничего не понимаю, какая же это охота? Эти монстры просто сейчас всех перетопчут, особенно собак. И вообще, откуда здесь единорог? Или у меня галлюцинация?!
– Это не галлюцинация, это особенности Большой Охоты морферов. Хотя насчет единорога не могу с тобой не согласиться. Сколько раз просили графа не принимать этот облик, а он уперся… рогом: раз в моем гербовом поле изображен единорог, то я имею полное право…
– Погоди-погоди… Граф? Че… то есть морфер?
– Конечно. – Вера недоуменно глянула на подругу. – Неужели ты сразу не поняла? Или думала, и впрямь они будут охотиться на обычных зверей?! Какой им в этом праздник? Вот посоревноваться в беге по пересеченной местности, да еще когда три дюжины собак тебе в холку дышат, – вот это для них настоящая охота. Они охотятся друг на друга, попеременно исполняя роль то охотника, то добычи – это определяется простой жеребьевкой.
– Но… это не опасно? Вера хмыкнула:
– Опасно? Им? Пожалуй, ужинать в кратере действующего вулкана было бы для них несколько… опасновато . А это – игра, только игра, в которой все вдоволь извозятся в снегу, намаются, натешатся и проголодаются. До тех пор, пока звери не оторвутся от погони или не упадут в снег, что означает, будто они пойманы. Кстати, в старину, когда на охоте присутствовали женщины, морферы-звери моментально сдавались и падали к их ногам. После чего возникло две традиции: женщинам награждать победителей поцелуем, а потом устраивать во Дворце бал и во время танцев договариваться о более интимных наградах… Ты же помнишь, что эти существа готовы охотиться за женским полом бесконечно и ради этого любую затею густо сдабривают эротическими намеками. Большая Охота не исключение. Сначала они потренируются в силе и ловкости, а потом будут оттачивать искусство комплиментов и тайных объятий возле какой-нибудь кадки с филодендроном… Так что готовь губки, детка.
– Только не я! – резво сказала Лариса. – Хватит с меня интимных отношений с морферами. А скажи, единорог – это, часом, не граф Разбазаринский?
– Он самый. Слушай, хор-рошо идет, прямо на мастера спорта.
– Ага. А рысь – кто?
– Князь Путятин. У него на гербе рысь, обремененная куропаткой. В куропатку облекаться при такой охоте, сама понимаешь, несолидно, вот он и рысит.
– То есть они принимают облик зверей со своих гербов…
– Не всегда. Лось – животное не геральдическое, князь Мосальский это понимает, но у него на гербе звезда и дерево, поэтому приходится мужику фантазировать. Остальные – мелкие дворянчики Гундоров и Стойкий, у них и гербов-то, утвержденных Обществом Большой Охоты, нет, поэтому они и выбрали себе образы медведя и волка. Надеются победить и тем самым заслужить следующий титул и герб. И еще призы взять. Поощрительные.
– Мерси за разъяснения.
– II ne faut pas. Прости, я слишком много болтаю и мешаю тебе смотреть представление.
А “представление” было в самом разгаре. Правда, Ларисе оно напоминало не охоту, а какой-то чуть безумный чемпионат по бегу, метанию снежков и скачкам с препятствиями. Кажется, волку удалось-таки оторваться от погони и дунуть в лес (значит, он выиграл?). Единорог носился как бешеный, но собаки его одолели, и он завалился на бок, комически подняв золотые копыта: сдаюсь, мол… Следом за ним рухнули в снег медведь и рысь. Лось, то есть князь Мосальский, держался дольше всех, но и его одолели разъяренные собаки, которых, как думала Лариса, он мог бы разметать одним движением.
“Это никакой не чемпионат. Не охота. Это поддавки. Или хорошо срежиссированный спектакль, участники которого повоюют друг против друга, а потом пойдут веселиться одной компанией. Что ж… Разве это плохо? Даже забавно”.
Снова затрубили рога. Это означало окончание первого загона. Вера пояснила: морферы резвиться могут до бесконечности, а вот собаки и лошади уже выдохлись. А морферы к животным относятся прямо-таки с болезненной нежностью, холят и лелеют. Теперь собакам дадут день отдыха перед следующим этапом Большой Охоты – соревнованиями между сворами, привезенными в зону и выведенными местными заводчиками. Но это зрелище для любителей и знатоков, то есть для морферов. Дальше будут соревнования стрелков – из ружей и даже арбалетов и луков… А пока все возвращаются в имение – отдыхать, делиться впечатлениями и готовиться к балу. …Лариса отказалась от Вериного предложения “пересидеть” у нее время до маскарада и отправилась в свой домик. Чья-то добрая рука навела в нем идеальный порядок, и о том, что некоторое время назад здесь вытворял князь Ежинский, ничего не напоминало. Нежно пахло цветами – на столике стояла ваза с букетом камелий. Из-под вазы торчал уголок визитной карточки: даже не заглядывая в нее, Лариса уже знала, что и букет и карточка – очередное подношение князя Жупаева. После Суда Чести Жупаев просто засыпал Ларису этими знаками внимания, среди коих был даже опаловый гарнитур, который Ларисе не нравился, и к тому же она никогда не носила серег и браслетов. Но дело, конечно, не в гарнитуре, важен сам факт пристального внимания к скромной персоне бывшей отравительницы. То ли князь действительно влюбился, то ли просто не мог опомниться от давнего созерцания обнаженного Ларисиного тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41