— предложил Боско.
— Как знаешь, — ответил Шишка.
— А что, как золотое шампанское?
— Тьфу, это вино для англичан или же для русских…
— Не скажи! В нем наверняка что-то есть, иначе оно не стоило бы так дорого!
Они раскупорили шампанское, и пробки с грохотом взлетели в потолок.
— Скажи-ка мне, а твой Бамбош не устроит нам нахлобучку, когда увидит, как мы разделали его погреб, — спросил Боско, осененный одной идеей. — Не обидится ли он, увидя, что мы с тобой стянули кое-что из его погребов?
— Не бойся, — откликнулся Шишка и засмеялся. — Наличными у него не разживешься, но касательно выпивки — он ничего не зажимает. Всяк «подмастерье», оставленный в подземелье, может пить, пока окончательно не налижется.
— Славное дельце! Ну, будем!
Выпивая, Боско оставался совершенно спокойным и превосходно владел собой.
Шишка, напротив, стал болтлив и начал петь песни.
Боско заставил его выдуть еще бутылку шампанского — время не терпит.
Когда тот дошел до кондиции, он вдруг спросил:
— А где ты здесь веселишься, когда уже более-менее надерешься?
— Хм, хм, надобно вздремнуть часок, а потом уж и продолжить…
— А может быть, лучше перекинемся в картишки? При мысли о картах Шишка, заядлый игрок, глубоко вздохнул.
— Черт побери! Вот бы разложить манилью! Одна загвоздка — для этого выйти требуется…
— Ну так в чем же дело — выскочим на часок! Несмотря на опьянение, превратившее его чуть ли не в слабоумного, бандит содрогнулся.
Запрет покидать катакомбы был категоричным, а стало быть, карался неизбежной смертью. Уж слишком хорошо знал пьяница кровожадность Бамбоша, чтобы не сомневаться — тот обязательно его убьет.
Странное, извращенное сознание — эти люди сами покорно подставляли шею под ярмо железной дисциплины, передавали в чужие руки абсолютную власть над собой, отрекаясь от собственной свободы, собственного мнения, добровольно становясь отверженными. А ведь было бы куда легче попытаться обеспечить себе почетное положение в обществе, жить, не подвергаясь таким многочисленным опасностям, обеспечить завтрашний день! Но так уж повелось… Этот люд, ведущий беспорядочную, бесчестную жизнь, никак не может постичь, взять в толк, что куда проще двигаться по прямой дороге, — напротив, он предпочитает влачить жалкое, позорное существование, полное злодеяний и ужасов.
Шишка на мгновение заколебался, но страх пересилил его страсть к азартным играм.
— Не искушай меня, — бросил он Боско. — Я предпочитаю убить несколько часов за доброй бутылочкой, а в манилью перекинуться попозже…
Боско стал настаивать, но Шишка уперся.
Потом они достигли компромисса — мол, займутся манильей, когда малость протрезвятся.
Терзаясь нетерпением, Боско вынужден был сдаться и притвориться, что проявляет все более горячую страсть к вину.
Но, дабы сохранить ясность мысли, вино он умудрялся выливать на землю и подносил бутылку к губам лишь тогда, когда в ней оставалось жидкости на донышке.
Между тем Шишка становился все более общительным, болтливым и склонным к откровенности.
Осторожно его расспрашивая, Боско узнал, что из катакомб, служащих убежищем для «подмастерьев», существует много выходов. Большинство — гораздо более доступны, чем тот, через который доставили Боско. Кроме того, у главаря был собственный выход, но его не знал никто.
Все это было замечательно, но как Боско ни упрашивал Шишку показать ему один из них, тот отказывался с пьяным упорством.
В то же время Франжен, с трудом держась на ногах, не уставал водить новичка и в продуктовый погреб, и в кладовую, где в беспорядке были свалены самые неожиданные вещи. Здесь было все: одежда, обувь, белье, музыкальные инструменты, книги, картины, посуда, мебель, всевозможное оружие.
Именно сюда «подмастерья» являлись переодеваться, экипируясь перед бандитскими вылазками в Париж, в предместья, а порой и в провинцию. В огромном подземелье громоздились вещи, добытые юными злоумышленниками во многих ограбленных ими виллах.
Непроизвольно Боско загляделся на громадную коллекцию револьверов, кинжалов, кастетов, карманных пистолетов и тростей, в которые были вделаны стилеты и шпаги.
Затем, заприметив крупнокалиберный револьвер системы «бульдог», он без всяких зазрений совести присвоил его. Поискав, нашел целую коробку патронов и, перезарядив барабан, рассовал остальные по карманам.
Шишка, заливаясь пьяным смехом, спросил, что он собирается со всем этим делать.
— Никогда не знаешь, что может случиться, — серьезно ответствовал Боско, присовокупляя к револьверу также ножище с широким коротким лезвием.
— Ладно. А теперь, ознакомившись с достопримечательностями этого жилища, не желаешь ли вернуться и выпить еще?
— Как скажешь, — согласился Боско.
Они вернулись в винный погреб, не заметив, к несчастью, что по пятам за ними ползет какая-то черная тень.
Чтобы потрафить Шишке, Боско, у которого вино уже вызывало отвращение, притворялся, что пьет, и ожидал, сжимая кулаки, что тот выполнит свое обещание. Боско настаивал на своем — выйти наружу, но алкоголик, даже будучи пьяным, все же испытывал к нему некоторое недоверие и продолжал колебаться.
— Манилья!.. Это, конечно, дело хорошее… Ты что же, так страстно любишь пиковую даму? Наверняка у тебя что-то на уме?
Не говоря ни да ни нет, Боско, распаляясь, попытался воздействовать на чувства бандита, разжалобить его. Он сказал, что должен выполнить священный долг… Что любимая его в опасности…
Шишка качал головой, отхлебывая винцо, а притаившаяся черная тень внимательно слушала разговор.
Наконец Боско не выдержал.
— Послушай, Франжен, дружище, если ты меня сейчас выпустишь, я дам тебе тысячу франков!
Тот даже вздрогнул от удивления.
— Так у тебя есть деньжата?!
— Да, у меня богатенькие друзья, они выдадут мне эту сумму.
— Тысяча франков! Да за такие башли и папашу с мамашей кокнешь!
— Значит, ты согласен?! Ударим по рукам?
— По рукам. Только дай мне еще часок — хочу, чтобы ноги маленько окрепли, да и флакон прикончить надо.
«Наконец-то, — сказал себе Боско. — Он согласился! Скоро я отсюда выберусь. Мими и Леон будут спасены!»
Именно в это время неизвестный, узнав все, что хотел, бесшумно растворился в темноте. Этот тип двигался по переходам с удивительной легкостью, изобличающей» в нем завсегдатая здешних мест. Наконец он, легко открыв какую-то дверь, юркнул в углубление в стене. Зажегши маленький фонарик, он осветил висящий на стене… телефонный аппарат. Да, телефон в недрах катакомб! Воистину «подмастерья» ни в чем себе не отказывали!
— Алло, алло! — нежным, на диво музыкальным голосом заговорил парень. — Это я, Дитя-из-Хора. А-а, это ты, Бириби? Очень хорошо. Слушай, у меня срочное дело. Боско с Шишкой выпили… И сколотили заговор… Боско — фальшивка… Скажи хозяину, что это я обнаружил измену… Что я взываю к его доброте… Да… Да… Боско хочет, чтобы Шишка выпустил его наружу… Якобы ему надо спасать друзей… Понятия не имею, каких таких корешей. Говорит: им грозит опасность. И Шишка согласился показать ему лаз… Ладно, буду за ними следить, пока ты упредишь хозяина… Думаешь, он снимет с меня наказание?.. Незаслуженную кару?.. До свиданья, мой добрый Бириби.
Франжен Шишка осушил свою бутыль не за час, а за три. Три мучительных часа, в течение которых Боско сгорал от нетерпения, проклинал пьянчугу, считал секунды по биению собственного сердца.
Наконец он задремал, потом очухался и заявил:
— Ну, а теперь будем сматываться, пошли!
Не успели они пересечь огромный зал на перекрестке подземных коридоров, как грозный окрик заставил их замереть как вкопанных.
«Все пропало!» — пронеслось в голове Боско.
Перекресток запрудила многочисленная группа «подмастерьев» с их страшным хозяином во главе. Тот сразу же заметил застывших на месте Боско и Шишку. «Подмастерья» окружили их плотным кольцом, отсекая малейшую возможность к бегству.
Главарь невозмутимо уселся в свое кресло и, не повышая голоса, приказал:
— Боско, Франжен Шишка, приблизьтесь!
Понимая, что это означает, Боско изогнулся, готовясь к прыжку. Славный парень! Зная, что обречен, он все же не желал сдаваться без боя!
У Шишки подкосились ноги.
Бамбош, видя, что ни тот, ни другой не двигаются с места, выхватил револьвер и загремел:
— Боско, Франжен Шишка, ко мне!
Затем он, не привыкший повторять своих приказаний дважды, взял ослушников на мушку.
Окружавшие их «подмастерья» инстинктивно отшатнулись. Пуля, оцарапав Боско висок, попала Шишке прямехонько в сердце.
Бамбош не успел еще выстрелить вторично, как Боско, перейдя в наступление, быстро прицелился и открыл огонь. К несчастью, бедняга владел оружием отнюдь не с той ловкостью, с какой им владеют разбойники.
Он промахнулся и, бросившись вперед, страшно закричал:
— Дорогу! И горе тому, кто меня тронет!
Зажав в одной руке нож, а в другой — пистолет и раскидывая бандитов направо и налево, пытавшихся заступить ему путь, разя наугад, Боско совершил прыжок, достойный дикого зверя.
Снова выстрелив в главаря и опять промазав, он помчался вдоль первой попавшейся галереи.
Пока несколько «подмастерьев» пустились за ним в погоню, Бамбош говорил себе:
— Живым он далеко не уйдет. Из катакомб не выйдешь, не зная их расположения. Такое под силу только нашим, тем, кто провел здесь годы и годы.
А Боско тем временем сломя голову несся по галерее, слабо освещенной все реже попадавшимися ночниками.
«Надо где-то спрятаться и осмотреться, — думал он. — Что толку наобум мотаться по катакомбам».
Однако перекрестков больше не было, подземные переходы не разветвлялись. Боско слышал своих преследователей и бежал все время вперед, теперь уже в полной тьме. Безумный беглец, которому отовсюду грозила смертельная опасность — овраги, рытвины, ямы, а главное — «подмастерья», все же двигался куда-то, а сердце его разрывалось, и слезы выступали на глазах при мысли, что он не сумел спасти своих друзей.
Должно быть, он уже далеко ушел от места сходки. Звуки, отражаемые сводами, слышались менее отчетливо. Боско попытался вернуться назад, надеясь незаметно подкрасться к бандитам. Он надеялся совершить невозможное.
Но, сделав шагов пятьдесят, попал на другую дорогу, на третью, и тут окончательно заблудился. До него теперь не доносился ни единый звук. Могильная тишина окружала бродягу. Безмолвие было тем более страшно, что вокруг царила кромешная тьма.
Он брел машинально, проходили минуты, а может быть, часы… Он не знал. Он потерял представление о времени и пространстве.
Внезапно земля ушла у него из-под ног, он почувствовал, что падает, и камнем полетел в пропасть.
ГЛАВА 30
Когда Мими, очутившись на улице Дюлон в квартире фальшивой Клеманс, поняла, в чьи руки попала, ее обуял несказанный ужас.
И тем не менее она испытала горькую радость оттого, что грязная уловка, с помощью которой ее завлекли в ловушку, оказалась клеветой.
Нет, ее горячо любимый Леон не мог предать их любовь. Жених оставался достойным ее, как и она — его.
Ей наплели, что он провел ночь с какой-то потаскушкой! Ночь накануне их свадьбы! И она, глупая, поверила, ослепленная ревностью! Вернее, решила проверить, убедиться… А никакой Клеманс-то и не было! Все оказалось ложью…
Бог мой, как же она страдала, какую ощущала безнадежность, когда так называемая Клеманс рассказывала ей все эти гадости!
Но теперь пора опомниться и бороться.
Какой бы Мими ни была отважной девушкой, но у нее все же мурашки побежали по коже, когда два подонка, обмениваясь впечатлениями, бесстыдно разглядывали ее с уверенным видом людей, которым некуда торопиться.
Костлявый, все еще не сняв всех аксессуаров женского туалета, глядел на нее не отрываясь.
— Ну что, девочка, говорил же я тебе, что рано или поздно ты придешь погостить в мою комнатенку.
— Пустите меня! Позвольте мне уйти! — пролепетала Мими.
Ее слова были встречены взрывом грубого хохота.
— Завтра отпустим.
— А может, не завтра, а послезавтра! Это зависит от… Слышь, Костлявый, кто будет первым — ты или я?
— Мне, собственно, наплевать. А тебе, Соленый Клюв?
— Мне тоже, при условии, что она и мне достанется.
— Ведь сегодня ваша свадьба, не так ли, милашка? Вот мы ее и отгуляем.
При этих словах личико Мими покрылось смертельной бледностью. Простирая к ним руки, она взмолилась:
— Пощадите меня, господа, прошу вас! Я никому не причинила зла. Я — бедная девушка, живущая трудами рук своих! Мне с большим трудом удается содержать мать-калеку!..
— Пощебечи, пощебечи, пташка, — откликнулся Соленый Клюв. — Тебе идет эта болтовня.
— Господи! Что вы хотите со мной сделать?!
— Сделаем из девицы даму! — Глаза Костлявого заблестели, он плотоядно улыбался.
— О нет, вы не сможете надругаться надо мной! Это ужасно! Пощадите!
Костлявый надвигался на нее, расставив руки. Она отпрянула от него, как от змеи, и вновь испустила горестный вопль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Как знаешь, — ответил Шишка.
— А что, как золотое шампанское?
— Тьфу, это вино для англичан или же для русских…
— Не скажи! В нем наверняка что-то есть, иначе оно не стоило бы так дорого!
Они раскупорили шампанское, и пробки с грохотом взлетели в потолок.
— Скажи-ка мне, а твой Бамбош не устроит нам нахлобучку, когда увидит, как мы разделали его погреб, — спросил Боско, осененный одной идеей. — Не обидится ли он, увидя, что мы с тобой стянули кое-что из его погребов?
— Не бойся, — откликнулся Шишка и засмеялся. — Наличными у него не разживешься, но касательно выпивки — он ничего не зажимает. Всяк «подмастерье», оставленный в подземелье, может пить, пока окончательно не налижется.
— Славное дельце! Ну, будем!
Выпивая, Боско оставался совершенно спокойным и превосходно владел собой.
Шишка, напротив, стал болтлив и начал петь песни.
Боско заставил его выдуть еще бутылку шампанского — время не терпит.
Когда тот дошел до кондиции, он вдруг спросил:
— А где ты здесь веселишься, когда уже более-менее надерешься?
— Хм, хм, надобно вздремнуть часок, а потом уж и продолжить…
— А может быть, лучше перекинемся в картишки? При мысли о картах Шишка, заядлый игрок, глубоко вздохнул.
— Черт побери! Вот бы разложить манилью! Одна загвоздка — для этого выйти требуется…
— Ну так в чем же дело — выскочим на часок! Несмотря на опьянение, превратившее его чуть ли не в слабоумного, бандит содрогнулся.
Запрет покидать катакомбы был категоричным, а стало быть, карался неизбежной смертью. Уж слишком хорошо знал пьяница кровожадность Бамбоша, чтобы не сомневаться — тот обязательно его убьет.
Странное, извращенное сознание — эти люди сами покорно подставляли шею под ярмо железной дисциплины, передавали в чужие руки абсолютную власть над собой, отрекаясь от собственной свободы, собственного мнения, добровольно становясь отверженными. А ведь было бы куда легче попытаться обеспечить себе почетное положение в обществе, жить, не подвергаясь таким многочисленным опасностям, обеспечить завтрашний день! Но так уж повелось… Этот люд, ведущий беспорядочную, бесчестную жизнь, никак не может постичь, взять в толк, что куда проще двигаться по прямой дороге, — напротив, он предпочитает влачить жалкое, позорное существование, полное злодеяний и ужасов.
Шишка на мгновение заколебался, но страх пересилил его страсть к азартным играм.
— Не искушай меня, — бросил он Боско. — Я предпочитаю убить несколько часов за доброй бутылочкой, а в манилью перекинуться попозже…
Боско стал настаивать, но Шишка уперся.
Потом они достигли компромисса — мол, займутся манильей, когда малость протрезвятся.
Терзаясь нетерпением, Боско вынужден был сдаться и притвориться, что проявляет все более горячую страсть к вину.
Но, дабы сохранить ясность мысли, вино он умудрялся выливать на землю и подносил бутылку к губам лишь тогда, когда в ней оставалось жидкости на донышке.
Между тем Шишка становился все более общительным, болтливым и склонным к откровенности.
Осторожно его расспрашивая, Боско узнал, что из катакомб, служащих убежищем для «подмастерьев», существует много выходов. Большинство — гораздо более доступны, чем тот, через который доставили Боско. Кроме того, у главаря был собственный выход, но его не знал никто.
Все это было замечательно, но как Боско ни упрашивал Шишку показать ему один из них, тот отказывался с пьяным упорством.
В то же время Франжен, с трудом держась на ногах, не уставал водить новичка и в продуктовый погреб, и в кладовую, где в беспорядке были свалены самые неожиданные вещи. Здесь было все: одежда, обувь, белье, музыкальные инструменты, книги, картины, посуда, мебель, всевозможное оружие.
Именно сюда «подмастерья» являлись переодеваться, экипируясь перед бандитскими вылазками в Париж, в предместья, а порой и в провинцию. В огромном подземелье громоздились вещи, добытые юными злоумышленниками во многих ограбленных ими виллах.
Непроизвольно Боско загляделся на громадную коллекцию револьверов, кинжалов, кастетов, карманных пистолетов и тростей, в которые были вделаны стилеты и шпаги.
Затем, заприметив крупнокалиберный револьвер системы «бульдог», он без всяких зазрений совести присвоил его. Поискав, нашел целую коробку патронов и, перезарядив барабан, рассовал остальные по карманам.
Шишка, заливаясь пьяным смехом, спросил, что он собирается со всем этим делать.
— Никогда не знаешь, что может случиться, — серьезно ответствовал Боско, присовокупляя к револьверу также ножище с широким коротким лезвием.
— Ладно. А теперь, ознакомившись с достопримечательностями этого жилища, не желаешь ли вернуться и выпить еще?
— Как скажешь, — согласился Боско.
Они вернулись в винный погреб, не заметив, к несчастью, что по пятам за ними ползет какая-то черная тень.
Чтобы потрафить Шишке, Боско, у которого вино уже вызывало отвращение, притворялся, что пьет, и ожидал, сжимая кулаки, что тот выполнит свое обещание. Боско настаивал на своем — выйти наружу, но алкоголик, даже будучи пьяным, все же испытывал к нему некоторое недоверие и продолжал колебаться.
— Манилья!.. Это, конечно, дело хорошее… Ты что же, так страстно любишь пиковую даму? Наверняка у тебя что-то на уме?
Не говоря ни да ни нет, Боско, распаляясь, попытался воздействовать на чувства бандита, разжалобить его. Он сказал, что должен выполнить священный долг… Что любимая его в опасности…
Шишка качал головой, отхлебывая винцо, а притаившаяся черная тень внимательно слушала разговор.
Наконец Боско не выдержал.
— Послушай, Франжен, дружище, если ты меня сейчас выпустишь, я дам тебе тысячу франков!
Тот даже вздрогнул от удивления.
— Так у тебя есть деньжата?!
— Да, у меня богатенькие друзья, они выдадут мне эту сумму.
— Тысяча франков! Да за такие башли и папашу с мамашей кокнешь!
— Значит, ты согласен?! Ударим по рукам?
— По рукам. Только дай мне еще часок — хочу, чтобы ноги маленько окрепли, да и флакон прикончить надо.
«Наконец-то, — сказал себе Боско. — Он согласился! Скоро я отсюда выберусь. Мими и Леон будут спасены!»
Именно в это время неизвестный, узнав все, что хотел, бесшумно растворился в темноте. Этот тип двигался по переходам с удивительной легкостью, изобличающей» в нем завсегдатая здешних мест. Наконец он, легко открыв какую-то дверь, юркнул в углубление в стене. Зажегши маленький фонарик, он осветил висящий на стене… телефонный аппарат. Да, телефон в недрах катакомб! Воистину «подмастерья» ни в чем себе не отказывали!
— Алло, алло! — нежным, на диво музыкальным голосом заговорил парень. — Это я, Дитя-из-Хора. А-а, это ты, Бириби? Очень хорошо. Слушай, у меня срочное дело. Боско с Шишкой выпили… И сколотили заговор… Боско — фальшивка… Скажи хозяину, что это я обнаружил измену… Что я взываю к его доброте… Да… Да… Боско хочет, чтобы Шишка выпустил его наружу… Якобы ему надо спасать друзей… Понятия не имею, каких таких корешей. Говорит: им грозит опасность. И Шишка согласился показать ему лаз… Ладно, буду за ними следить, пока ты упредишь хозяина… Думаешь, он снимет с меня наказание?.. Незаслуженную кару?.. До свиданья, мой добрый Бириби.
Франжен Шишка осушил свою бутыль не за час, а за три. Три мучительных часа, в течение которых Боско сгорал от нетерпения, проклинал пьянчугу, считал секунды по биению собственного сердца.
Наконец он задремал, потом очухался и заявил:
— Ну, а теперь будем сматываться, пошли!
Не успели они пересечь огромный зал на перекрестке подземных коридоров, как грозный окрик заставил их замереть как вкопанных.
«Все пропало!» — пронеслось в голове Боско.
Перекресток запрудила многочисленная группа «подмастерьев» с их страшным хозяином во главе. Тот сразу же заметил застывших на месте Боско и Шишку. «Подмастерья» окружили их плотным кольцом, отсекая малейшую возможность к бегству.
Главарь невозмутимо уселся в свое кресло и, не повышая голоса, приказал:
— Боско, Франжен Шишка, приблизьтесь!
Понимая, что это означает, Боско изогнулся, готовясь к прыжку. Славный парень! Зная, что обречен, он все же не желал сдаваться без боя!
У Шишки подкосились ноги.
Бамбош, видя, что ни тот, ни другой не двигаются с места, выхватил револьвер и загремел:
— Боско, Франжен Шишка, ко мне!
Затем он, не привыкший повторять своих приказаний дважды, взял ослушников на мушку.
Окружавшие их «подмастерья» инстинктивно отшатнулись. Пуля, оцарапав Боско висок, попала Шишке прямехонько в сердце.
Бамбош не успел еще выстрелить вторично, как Боско, перейдя в наступление, быстро прицелился и открыл огонь. К несчастью, бедняга владел оружием отнюдь не с той ловкостью, с какой им владеют разбойники.
Он промахнулся и, бросившись вперед, страшно закричал:
— Дорогу! И горе тому, кто меня тронет!
Зажав в одной руке нож, а в другой — пистолет и раскидывая бандитов направо и налево, пытавшихся заступить ему путь, разя наугад, Боско совершил прыжок, достойный дикого зверя.
Снова выстрелив в главаря и опять промазав, он помчался вдоль первой попавшейся галереи.
Пока несколько «подмастерьев» пустились за ним в погоню, Бамбош говорил себе:
— Живым он далеко не уйдет. Из катакомб не выйдешь, не зная их расположения. Такое под силу только нашим, тем, кто провел здесь годы и годы.
А Боско тем временем сломя голову несся по галерее, слабо освещенной все реже попадавшимися ночниками.
«Надо где-то спрятаться и осмотреться, — думал он. — Что толку наобум мотаться по катакомбам».
Однако перекрестков больше не было, подземные переходы не разветвлялись. Боско слышал своих преследователей и бежал все время вперед, теперь уже в полной тьме. Безумный беглец, которому отовсюду грозила смертельная опасность — овраги, рытвины, ямы, а главное — «подмастерья», все же двигался куда-то, а сердце его разрывалось, и слезы выступали на глазах при мысли, что он не сумел спасти своих друзей.
Должно быть, он уже далеко ушел от места сходки. Звуки, отражаемые сводами, слышались менее отчетливо. Боско попытался вернуться назад, надеясь незаметно подкрасться к бандитам. Он надеялся совершить невозможное.
Но, сделав шагов пятьдесят, попал на другую дорогу, на третью, и тут окончательно заблудился. До него теперь не доносился ни единый звук. Могильная тишина окружала бродягу. Безмолвие было тем более страшно, что вокруг царила кромешная тьма.
Он брел машинально, проходили минуты, а может быть, часы… Он не знал. Он потерял представление о времени и пространстве.
Внезапно земля ушла у него из-под ног, он почувствовал, что падает, и камнем полетел в пропасть.
ГЛАВА 30
Когда Мими, очутившись на улице Дюлон в квартире фальшивой Клеманс, поняла, в чьи руки попала, ее обуял несказанный ужас.
И тем не менее она испытала горькую радость оттого, что грязная уловка, с помощью которой ее завлекли в ловушку, оказалась клеветой.
Нет, ее горячо любимый Леон не мог предать их любовь. Жених оставался достойным ее, как и она — его.
Ей наплели, что он провел ночь с какой-то потаскушкой! Ночь накануне их свадьбы! И она, глупая, поверила, ослепленная ревностью! Вернее, решила проверить, убедиться… А никакой Клеманс-то и не было! Все оказалось ложью…
Бог мой, как же она страдала, какую ощущала безнадежность, когда так называемая Клеманс рассказывала ей все эти гадости!
Но теперь пора опомниться и бороться.
Какой бы Мими ни была отважной девушкой, но у нее все же мурашки побежали по коже, когда два подонка, обмениваясь впечатлениями, бесстыдно разглядывали ее с уверенным видом людей, которым некуда торопиться.
Костлявый, все еще не сняв всех аксессуаров женского туалета, глядел на нее не отрываясь.
— Ну что, девочка, говорил же я тебе, что рано или поздно ты придешь погостить в мою комнатенку.
— Пустите меня! Позвольте мне уйти! — пролепетала Мими.
Ее слова были встречены взрывом грубого хохота.
— Завтра отпустим.
— А может, не завтра, а послезавтра! Это зависит от… Слышь, Костлявый, кто будет первым — ты или я?
— Мне, собственно, наплевать. А тебе, Соленый Клюв?
— Мне тоже, при условии, что она и мне достанется.
— Ведь сегодня ваша свадьба, не так ли, милашка? Вот мы ее и отгуляем.
При этих словах личико Мими покрылось смертельной бледностью. Простирая к ним руки, она взмолилась:
— Пощадите меня, господа, прошу вас! Я никому не причинила зла. Я — бедная девушка, живущая трудами рук своих! Мне с большим трудом удается содержать мать-калеку!..
— Пощебечи, пощебечи, пташка, — откликнулся Соленый Клюв. — Тебе идет эта болтовня.
— Господи! Что вы хотите со мной сделать?!
— Сделаем из девицы даму! — Глаза Костлявого заблестели, он плотоядно улыбался.
— О нет, вы не сможете надругаться надо мной! Это ужасно! Пощадите!
Костлявый надвигался на нее, расставив руки. Она отпрянула от него, как от змеи, и вновь испустила горестный вопль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76